Название: Как выжить? или Она
Автор: Лилиан
Бета: Наша прелес-с-сть
Рейтинг: PG-13
Герои: Драко Малфой, Блейз Забини, Гарри Поттер
Жанр: POV
Саммари: После победы Гарри Поттер над Вольдемортом на шестом курсе обучения в Хогвартсе и заключением/убийством многих Пожирателей смерти, их дети - «дети подземелий» - стали изгоями в Хогвартсе. Те, кому удалось выжить в этой войне, замкнулись в себе, превратившись в одиночек. Драко Малфой не стал исключениям… Но у него есть секрет, помогающий ему выжить на протяжение всей войны…
Посвящение: Посвящается моей сестрёнке Йелле, которая просто поразительно играла на скрипке, но, к моему сожалению, забросила её несколько лет назад.
Благодарность: Моей бете - Наша прелес-с-сть, и НатаFKе за поддержку!
Дисклаймер: Герои принадлежит г–же Роулинг.
Статус: Закончен
Как выжить? или Она
–…Убирайся с дороги, Малфой!
– Иди своей дорогой, Поттер. Я давно тебя ничего не делал, вот и не нарывайся!
От неожиданности Поттер затыкается и пристально смотрит на меня своими зелеными глазищами, а я с трудом подавляю желание дать ему по морде. Гордо подняв голову, меряю Великого Гарри нарочито усталым взглядом и ухожу. Он молча и растеряно глядит мне в след – я спиной чувствую его задумчивость.
Почему он цепляется ко мне теперь, когда всё кончено? Он знает, насколько трудно пришлось мне… всем нашим, но он не оставляет меня в покое, делает ещё больнее! А что я от него ожидал? – тут же спросил я сам себя. – Сочувствия? И сам себе ответил: - Брось, Драко, зачем оно тебе надо, ты же Малфой!
Я прибавляю шаг, понимая, что идти на уроки я сегодня не собираюсь точно. Чему нас теперешних, слишком многое переживших, могут еще научить? Я спускаюсь в подземелья, где прекрасно ориентируюсь и, не удерживаясь, перехожу на бег. Проходящие мимо немногочисленные, оставшиеся слизеринцы удивлённо смотрят мне вслед, но мне сейчас не до них.
Хочется убежать. Убежать от этой пытки, от этого мира, от милосердия Дамблдора, которого хватило только на маглов и им подобных. С каким же великим сожалением, глядя своим добрым и всёпонимающим взглядом прямо на НАС, он говорил нашему декану: «Мне очень жаль, Северус, но проверки никто из них не избежит»!
И нас увезли в Министерство, где поили сывороткой правды, третировали унизительными допросами, сводя с ума… Профессор Снейп пытался отстаивать наши права, опираясь на Свод законов, где сказано, что применение сыворотки к несовершеннолетним недопустимо, но ему «мягко и вежливо» объяснили, что должны быть задержаны ВСЕ Пожиратели.
Я хочу забыть то, что было в Министерстве, но воспоминания преследуют меня по ночам в кошмарных снах, от которых я не могу избавиться…
…Малышей заставляли сдавать родителей по одному только подозрению, что те Пожиратели. Нас же, старших, обрабатывали по полной. Самые слабые не выдержали. В Хогвартс вернулось меньше трети. С нашего курса вообще остались только я и Блейз Забини, который оказался крепким орешком. Остальные либо в другой школе, либо дома, если таковой имеется, либо в св. Мунго…
…Я внезапно обнаруживаю, что стою перед замаскированной дверью в НАШУ комнату. Мы называем ее убежищем, потому что другого у нас нет. Не гостиная, нет. Гостиную у нас отобрали так же, как и уничтожили наш прежний мир – авроры «проверили» и «обезвредили» все, что могли, на всем осталась метка Министерства. Проходя по гостиной сейчас, каждый из нас невольно ускоряет шаг, стараясь не будить злую память.
А этот мирок создали мы сами. И только мы. Сюда имеют доступ лишь несколько человек – чистокровные, настоящие слизеринцы – МЫ, и этим всё сказано. Декан знает, что мы часто бываем здесь, и одобряет. Даже подходящий пароль посоветовал:
– Кодекс чести Слизерина!
Я, зная, что там сейчас никого нет – уроки ведь! – дожидаюсь, когда часть стены отъедет в сторону, и вхожу в комнату.
Она выполнена в зеленых тонах и уютом напоминает гостиную Дома. В углу весело горит камин. Вокруг журнального столика стоят диван и несколько кресел. Напротив камина небольшой бар. Помню, как Пьюси пришлось потрудиться, чтобы снабжать нас выпивкой. Кстати, здесь есть и несколько бутылок вина из погреба Малфоев. Это уж я постарался.
Я падаю в кресло у камина и прикрываю глаза.
Оглядываясь назад, я жалею, что не погиб в войне, что не сломался во время допросов в Министерстве. Всё то, во что я верил, рушится прямо на глазах день за днём, час за часом. Весь мой мир оставляет за собой лишь воспоминания.
После моего пятого курса, когда отца посадили в Азкабан, в голове что-то щёлкнуло: «Первая ступень». После убийства матери тот же голос шепнул мне: «Вторая ступень». А после победы Поттера над Тёмным Лордом наступила «третья ступень», увидеть которую я боялся и всей душой надеялся не застать.
Но всё бесполезно. Люциус в Азкабане, Нарцисса мертва, Хозяин тоже. Хорошо, хоть профессор Снейп сумел вернуть мне часть состояния Малфоев. Правда, нищим я и так не остался бы – в наследниках Северуса Снейпа стоит одно имя – моё. Он приходится мне каким-то троюродным дядей со стороны отца, а так как вся его родня погибла, я оказался единственным «близким» родственником…
С нами, слизеринцами, обращаются, как с мусором.
Работники Министерства, забирая НАС на допрос, «случайно» забыли о том, что родители некоторых гриффиндорцев и рейвенклоцев тоже были обвинены в пособничестве Тёмному Лорду. А вот вину отца Малькольма Беддока доказать не смогли, но упекли в Азкабан без суда и следствия только за то, что он был хорошим знакомым моих родителей.
Я откидываю голову назад и смотрю на потолок, куда огонь бросает яркие блики. На мгновение зажмуриваюсь и подавляю стон.
Трудно было осознать, что теперь всё по-другому. Что на меня всегда будут смотреть как на сына Пожирателя Смерти, с гневом и ненавистью. Хорошо ещё, что не как на состоявшегося Пожирателя – получить метку я должен был, когда мне исполнилось семнадцать, совсем недавно.
Не будь я Малфоем, я не выдержал бы эти взгляды, эти перешёптывания за спиной, придирки профессоров, язвительные замечания Поттера. С ним мы явно поменялись местами – раньше я всегда начинал первый, а теперь эта честь выпала ему.
Поттер…
Золотой мальчик (нет, ему не идёт! – думаю вдруг)… Мальчик–Который–Выжил. Победитель Тёмного Лорда. Носитель ордена Мерлина первой степени. Тьфу, противно!
Как же я его ненавижу! Как мечтаю навсегда от него избавиться!
Он разрушил всю мою жизнь. Заставил меня страдать так, как никогда не страдал сам. Лишил меня отца, матери, цели в жизни, веры в Тёмного Лорда, надежды на будущее. Он сам не понимает, ЧТО натворил!
Он рад, что остановил войну. Горд, что победил Вольдеморта. Лишил НАС всего…
Я вздыхаю. Я ничего не могу сделать. Только смотреть. Смотреть, как рушиться наш мир, как мы медленно сдаёмся…
Это тяжело.
Это больно.
Это ещё больнее, чем принимать правду из уст врага.
Мы боролись за то, во что верили, но в один прекрасный день все наши мечты, все планы на будущее оказались лишь словами. Никому не нужными словами, не способными ни высушить слезы наших уставших душ, ни выправить наши искореженные судьбы.
Я не знаю, как попал в этот бессмысленный для меня фарс. Зачем страдать? Зачем жить? Зачем
пытаться продолжить жить?
Теперь я могу мечтать только об одном – уснуть и не проснуться.
Однако я знаю, почему до сих пор не сделал ЭТО, как Тед Нотт.
Из-за
Неё.
Она заставляет меня жить. Именно
Она заставляет поверить, что когда-нибудь я тоже буду счастлив. Я одержим
Ею. ОНИ не знают, что моё слизеринское, холодное сердце, безраздельно принадлежит
Ей одной. В Хогвартсе я редко достаю
Её.
Только когда мне плохо.
Как сейчас.
Слегка улыбнувшись в предвкушении встречи, взмахиваю палочкой. Я давно заколдовал
Её так, чтобы
Она появлялась рядом со мной, где бы я ни был. На журнальном столике появляется небольшой футляр. Как всегда затаив дыхание, тянусь к нему и откидываю крышку. В небольшом углублении лежит
Она.
Скрипка.
Моя страсть.
Моя… любовь? Если бы я знал, что это такое, я мог бы сказать и так.
Я бережно беру
Её в руки, с трепетом провожу пальцем по полированной поверхности, трогаю струны, которые тут же отзываются печальным эхом. Встаю и беру в правую руку смычок. Прикасаюсь им к струнам и замираю, настраивая себя, как настраиваю свою любимую скрипку. И стою так до тех пор, пока не чувствую - пора. Тогда смычок быстро дергается вверх, подчиняясь моей воле.
Из–под струн вылетают хорошо знакомые ноты, звуки, аккорды. Но в то же время я слышу свои мысли, свои чувства, воспоминания, свою боль… И надежду. И веру. И горечь…
Я играю с закрытыми глазами, но мне не нужно смотреть, чтобы видеть. Моя левая рука метается по струнам, как раненый зверь в клетке, правая резкими, но в тоже время нежными движениями водит смычком. Я не чувствую усталости, полностью отдаваясь этим восхитительным ощущениям. Они не новы, нет, но они нужны мне как воздух. С каждым аккордом, с каждым звуком в душе просыпается забытое чувство умиротворённости и счастья.
На последней высокой ноте скрипка замолкает. Я опускаю руку со смычком, но не открываю глаза, пытаясь понять, почему что-то не так. И когда слышу тихие аплодисменты, понимаю, что всё это время я был не один. Стремительно оборачиваюсь, опуская скрипку. У входа стоит Блейз. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, а потом он тихим, хриплым голосом спрашивает:
– Драко… что это было?
– Это скрипка, Блейз, – устало говорю я и убираю
Её обратно в футляр.
– Это я понял. Но почему ты не говорил, что так потрясающе играешь на ней?
– На
Ней, Блейз, – я нахожу важным поправить его, потому что никто не имеет право называть
Её так фамильярно – она.
– Прости? – он хмуриться.
– Э, ничего, – я отмахиваюсь и прошу: – Блейз, налей мне виски, пожалуйста…
Он молча кивает и идёт к бару. Я как в тумане опускаюсь обратно в кресло и с радостью принимаю стакан из рук Блейза, когда он садится рядом. Я замечаю, что у него в руке тоже стакан, и отпиваю глоток из своего.
Некоторое время мы вновь молчим, а потом я внезапно говорю:
– Ты же понимаешь, Блейз, что об этом никто не должен знать, – не спрашиваю, а утверждаю. Он рассеянно кивает.
– Конечно, Драко.
– Никто, Забини, – с нажимом повторяю я.
– Я понял. Драко, сейчас сюда ребята придут…
– И что? – я привычно поднимаю одну бровь.
– Ты не мог бы сыграть всем нашим? – Блейз просит уверенно, вскинув голову. Слизеринец, ничего не скажешь. Гордо поднятая голова, умение держать себя в руках, настороженность…
– Зачем? – я второй раз за сегодняшний день подавляю желание врезать. Только на этот раз Блейзу. Ведь только что говорил ему, что не хочу афишировать своё умение играть на
Ней.
– Потому что МЫ сдаёмся, Малфой! – резко говорит Блейз, и я вздрагиваю.
– Ты о чём? – Дьявол, я прекрасно знаю, о чём он. Знаю, и не хочу верить, что это так.
– Ты знаешь, о чём я! – Забини раздражённо фыркает и продолжает: – НАС мало, очень мало. МЫ должны выжить среди этой бессмысленности хотя бы для того, чтобы следующим было куда прийти. НАШ мир разрушают, но мы должны бороться за него. Чтобы передать его другим, тем, кто займет наше место. А все остальные… Они не верят, Драко. Они перестали верить в собственные силы. И я… перестал. Я был вынужден признаться самому себе, что всё кончено. Навсегда… Но
Она, – он сказал «
Она»? – помогла мне, Драко. Ты играл, и я поверил, что потеряно еще не всё. Я слушал и будто просыпался от долгого сна. Не знаю, как это описать. Просто, если бы ты сыграл…
– ОНИ бы поверили в себя, – закончил я и поднял глаза на Забини. – Я не знаю, Блейз. Люциус никогда не одобрял это мое увлечение. Он говорил, что волшебнику и аристократу это не надо. Я стал скрывать его. Хотя он наверно догадывался… – я прикрываю глаза. – Я никогда ни для кого не играл, – и после паузы продолжаю: – Не представляю, как бы я выжил без
Неё…
– Вот именно, Драко, – Блейз откидывается в кресле. –
Она помогла тебе, помогла мне, поможет и остальным.
Вдруг мне хочется рассмеяться Блейзу в лицо. О чём мы говорим? Как обычная скрипка может помочь на таком уровне?
Однако я не смеюсь. Во-первых, всё слишком серьёзно; во-вторых, с некоторых пор я разучился смеяться; в-третьих, я – Малфой, а Малфои не действуют, не видя смысла. Я чувствую, что Блейз прав, но переступить через гордость – это выше меня. Понимаю, что, возможно, это наш шанс, однако сам себе не могу признаться в этом. Я – Малфой. И этим всё сказано.
– Подумай, Драко. У тебя час, – Блейз встает, я бросаю взгляд на часы. И, правда – уроки уже закончились, а ужинать МЫ обычно не ходим, собираясь здесь. Забини молча выходит из комнаты, и я остаюсь один.
Я смотрю на
Неё и думаю. Думаю о том, что я не прав, что надо дать ребятам шанс. О том, что прав Блейз. Думаю, как это горько – осознавать собственную беспомощность, не видеть выхода. Думаю о том, что я и Блейз через несколько месяцев будем избавлены от этого ада под названием Хогвартс, а остальные – нет. О будущем, о том, что не знаю, что делать дальше. В конце концов, я просто гляжу на ту, что составляет мою жизнь. И благодарю
Её за это.
Я бросаю взгляд на наручные часы и вновь встаю, взяв скрипку в руки. У меня есть ещё немного время, поэтому я использую его с умом. Я вновь закрываю глаза и начинаю почти сразу.
Я неуверенно играю тихий, нежный и медленный романс. Я играл его всего раз, когда так плохо ещё не было. Но когда я начинаю играть эту мелодию, мне показалось, что она другая. Не новая, а другая.
Я не тороплюсь, в цело наслаждаясь знакомыми звуками.
Я играю, не замечая ничего вокруг.
Я играю, через музыку рассказывая о своей жизни.
О том, насколько плохо мне сейчас. О том, как мне больно. О том, о чём я не хочу вспоминать. О том, что никто не сможет понять истинного слизеринца. О том, как я не хочу обрекать ИХ на годы этого ада…
Я чувствую, как не могу остановиться. Не могу разорвать нити дурманящего чувства.
С каждой нотой становилось всё больнее где–то в глубине души.
С каждым аккордом я всё больше вспоминаю.
Вспоминаю своё вовсе не счастливое детство. Вспоминаю первый «урок» Люциуса, в лице Круцио – мне тогда было лет семь. Вспоминаю свой первый год в Хогвартсе. Вспоминаю, как я предложил Поттеру дружбу, а он оттолкнул меня.
Вспоминаю…
…И вспоминаю…
Как скрипка замолкает, я открываю глаза и чувствую на ресницы слезу. От удивления моргаю, – она падает и катится по щеке.
Я чувствую на себе чей–то пристальный взгляд и поднимаю глаза, уверенный, что это Блейз. Но мой взгляд натыкается на изумрудные глаза Поттера.
Поттер? Что он тут делает?!
– Поттер? Какого чёрта?.. – я задыхаюсь от гнева и ненависти.
– Малфой… – шепчет Поттер и тяжело сползает по стене, о которую опёрся. – Малфой…
– Поттер… – я резким шагом подхожу к нему и хватаю его за плечо. – Какого дьявола ты тут делаешь, Поттер?
Он поднимает на меня заплаканное лицо и тихо говорит:
– Прости… Прости за всё, Малфой… Я не хотел. Я хотел лишь отомстить. Но он… он убил всех, кто дорог мне… – он говорит сбиваясь и не связно.
Я с шоком смотрю на Героя–Всех–Героев. А он говорит и говорит. Я сажусь рядом с ним и, не убирая руку с его плеча, тихо говорю, и он замолкает, внимательно слушая:
– Поттер, я рос среди аристократов, высокомерных и чистокровных, жестоких и холодных, – интересно, зачем я рассказываю это Поттеру? – Я рос с твёрдым убеждением, что полукровкам и грязнокровкам в мире нет места. И никто меня не переубедит в этом. Я верил в то, чего ты меня лишил. Я не надеялся на классический «мир во тьме». Это не возможно, я понимал это. Я знал, что Тёмный Лорд проиграет. Я знал, что всё бесполезно. Я знал, что зря отец пошёл за Тёмным лордом. Я знал. Но я
верил в это.
– Малфой, я понимаю тебя… - Поттер усмехается. – Странно, сижу в подземельях с Малфоем, слушаю, как он играет на скрипке, и прошу у него прощения…
Я ухмыляюсь.
– А ты как хотел?
Мы говорим с ним ещё минут двадцать. Без сарказма, без подколов. Он рассказывает мне, как подсмотрел за Блейзом, а потом услышал, как я играю. (Да, думаю, надо будет заглушающие чары наложить). Впервые, за шесть лет, мы с ним разговариваем без ненависти, без злости. Вся моя ненависть испарилась, оставляя место пустоте. Он говорит и говорит. О Вольдеморте, о том чёртовом пророчестве, о том, как плохо ему оказывается после того, как он стал убийцей. Он говорит, что друзья (очевидно, Уизли и Грейнджер) отдалились от него, о том, как одиноко ему…
Мы говорим и говорим, и с каждым его словом я понимаю, что этот разговор изменил многое.
Поттер уходит, когда я говорю, что должны вернуться ребята. Он уходит и напоследок просит не разрушать то, что сейчас я сделал. Я, впрочем, его не понимаю. Понимаю только, что этот разговор не последний.
И ещё я понимаю, что буду играть ИМ – я помогу. Я сыграю…
