POV Джеймса Сириуса ПоттераЗа окном раздражающе капает дождь, крупные, но редкие капли бьют по карнизу, а у меня такое чувство, будто все это происходит в моей голове. На часах – половина третьего ночи, и вот уже минут сорок, как я безнадежно пытаюсь уснуть.
С момента похорон мамы прошло уже почти полгода, но с этим нам, наверное, никогда не дано свыкнуться. После того, как в сорок один ее убил рак головного мозга, Альбус поклялся, что найдет лекарство от этой неизлечимой болезни. С тех пор я практически перестал видеть брата, который и до этого был затворником.
После того, как был вколочен последний гвоздь в крышку маминого гроба, Лили словно обезумела. Прямо на кладбище, возле свежей могилы, усыпанной сотней живых цветов, она бросается на грудь отцу с воплями: «Ты убил ее! Это ты во всем виноват!» Многочисленные Уизли только понимающе качают рыжими головами: как же, девочка только что похоронила мать, ее срыв вполне понятен и оправдан. Тогда я, сжимая сестру в успокаивающих объятиях, впервые осознаю, что она очень сильна для своих четырнадцати, сильна физически, но не морально.
Что чувствует наш отец, только что потерявший жену? Возможно, претензии Лили и были обоснованными: отец постоянно уходил из дома с рассветом и возвращался только после десяти вечера, предоставив матери вариться в это время в собственном соку. Пока он сражался с бесконечной преступностью, мама седела с каждым днем, не зная, увидит ли своего мужа живым еще когда-нибудь. Расшатанные нервы подкосили ее и без того ставшее хрупким здоровье, и спустя двадцать лет совместной жизни с народным героем ее не стало.
В тот же день отец впервые сильно напивается. Я вижу его слезы, неустанным потоком льющиеся из затуманенных алкоголем глаз, пьяно глядевших куда-то сквозь меня. Когда-то большой и светлый дом, построенный отцом для матери, превращается в его персональную тюрьму. Нашу общую тюрьму. Жить в этом доме становится просто невыносимо, словно он утрачивает душу. С мамой из дома уходит свет и тепло, и мы постепенно привыкаем к этой новой, давящей жизни.
Я переворачиваюсь на своей кровати и поудобнее устраиваю пухлую подушку, набитую лебяжьим пухом. Из соседней комнаты раздаются приглушенные рыдания сестры, она тоже не спит. В последнее время нам вообще редко удается как следует выспаться.
Утро, как и все предыдущие, ничего нового и тем более хорошего не обещает. Я спускаюсь с роскошной лестницы в гостиную, провожу рукой по перилам из красного дерева и морщусь – на ладони остается слой пыли. Ищу взглядом сестру, четко зная, что она уже не спит, возможно, даже и не ложилась. Она сидит на диване и сосредоточенно штопает мои спортивные штаны, протершиеся на колене. Рыжие волосы собраны в неряшливый пучок, выбившиеся пряди постоянно лезут ей в глаза, отчего она раздражается и дует на них. Рядом в кресле-качалке сидит отец и смотрит на Лили грустными глазами, скрытыми темными стеклами очков.
Внезапно Лили швыряет свое шитье в сторону, раздраженно поджимает губы и цедит:
– Надоело! Я не домовой эльф, чтобы заниматься этим!
– Отдохни, милая, скоро придет мама и все сделает. Иди к себе, солнышко, поиграй или почитай. А потом мы все вместе отправимся в лес за грибами.
Отец живет в своем собственном мире, в котором его жена жива и вот-вот войдет в арочный проем, ведущий из прихожей в гостиную, вот уже несколько месяцев. Просто однажды он проспал на работу, а за завтраком изрядно удивился, почему Джинни его не разбудила. Просто течет себе время, а он сердится, спрашивает нас, где же Джинни, а ее все нет и не будет. А он ждет. Нам страшно видеть отца таким. Беспомощным, больным. И никакое лечение не помогает – он просто отказывается возвращаться к нам, уже почти взрослым и самостоятельным детям.
Я помню то время, когда мы действительно ходили в лес, надеясь отыскать там грибы на ужин. Отец совершенно не разбирался в этом, поэтому однажды мы притащили с прогулки целую корзину поганок, изредка разбавленных боровиками и маслятами. У мамы чуть обморок не случился, и с тех пор в кухне на каминной полке неизменно лежал справочник грибника.
Но тогда мне было всего шесть, а Лили и того меньше. Ей было три.
Одиннадцать лет жизни Гарри Поттера просто канули в лету. И мы не знаем, что нам с этим делать. Ему же, судя по всему, это только нравится. Ведь он уверен в том, что его любимая жена Джинни жива.
Иногда я даже завидую состоянию отца. Судя по всему, после его сумасшествия я был негласно избран главой семьи. Но что мог мальчишка, который только неделю назад стал совершеннолетним, которому через месяц возвращаться в Хогвартс, а на попечении у него отец, впавший в детство, а еще младшие брат и сестра? Да, нам ничего не стоит нанять для отца сиделку, да, Гермиона Уизли неоднократно порывается стать ею лично, да, бабушка Уизли делает все для того, чтобы мы не оставались голодными… Вообще на отсутствие родственников жаловаться нам не приходится. Иногда их бывает даже слишком много. Вот только все они как-то рьяно занимаются своими делами в последнее время. Есть еще Тедди Люпин, который намеревается отложить свою свадьбу с кузиной Викторией из-за болезни отца, но этого уже я сам не допущу. С Тедди мы в прекрасных отношениях, и вставать поперек его личного счастья я не позволю никому, даже своему отцу, который так в нас всех нуждается.
Лили с каменным выражением лица все же доводит дело до конца, и в результате на моих тренировочных брюках красуется неровный грубый шов. Отсутствие мамы чувствуется во всем, особенно в таких бытовых мелочах. Когда до завершения остается только закрепить нить, Лили шипит и сует в рот уколотый палец, из которого капелька за капелькой сочится кровь. Карие – материны – глаза не выражают ничего, кроме злобы на весь мир за загубленную жизнь. Я только устало отворачиваюсь, не желая и дальше портить себе и без того отвратительное настроение гримасой на прелестной мордашке сестры. Тонкие нежные пальчики Лили Поттер созданы для того, чтобы держать сигарету, но не иглу. Лили курит с двенадцати, причем в последнее время прямо в гостиной, перед носом бесконечно чихающего некурящего отца. Лили вообще растет какой-то феминисткой, у нее даже постоянного круга общения нет – всех парней, среди которых были и старшекурсники, она послала далеко и надолго. Она уверена в том, что всем им нужна только слава ее отца, а не она сама. Она тот еще циник, поэтому лично для меня ее вспышка на кладбище во время похорон стала легким потрясением.
С Альбусом проще. Он хотя и замкнут в себе после того, как в школе его распределили на Слизерин, но человечности еще не утратил. Как-то слишком быстро он сдружился с неким Малфоем и больше никого к себе не подпускает. Мечтает стать целителем и спасать жизни людей, которые не смогли уберечь от костлявых лап Смерти его мать. Он всегда был славным мальчишкой, он лучше всех остальных родственников ладит с каменной Лили, наверное, потому, что никогда не пытается залезть к ней под шкуру.
Я же за последние полгода этой новой жизни постепенно теряю все свои интересы. Когда-то дышать не мог без квиддича – прошло, обожаю трансфигурацию и ЗОТИ, но теперь посещаю лишь те предметы, где никак выделиться не могу. Одного я не могу лишиться точно – отца. Не станет его, не будет и меня, не будет и нашей семьи. Никогда бы не подумал, что всего один человек может быть целым связующим звеном. Такой, видимо, и была Джинни Поттер, моя мать.
Без особого интереса я полулежу на диване и листаю свежую газету. «Пророк» выдвигает самые невероятные идеи насчет того, куда же пропал Гарри Поттер, и не связано ли это исчезновение с его профессиональной деятельностью. Репортеры ломятся к нам в дом чуть ли не каждый час, целители из Мунго присылают специалистов, и порой мне с трудом приходится сдерживаться, чтобы не выкрикнуть роковые слова «Авада Кедавра» прямо в наглые рожи, лелеющие надежду нажиться на нашей семье…
Раздается каминный вызов. Я лениво поворачиваю голову, чтобы увидеть перед собой молоденькую волшебницу в светло-лиловой мантии. Она даже красива, если бы не это пугающее выражение на ее ухоженном личике: оно светится какой-то фанатичной страстью, но в то же время пытается казаться заботливым. Я чертыхаюсь про себя. Вчера снова забыл поставить блок на камин, из-за чего теперь вынужден стереть этому недоразумению память, иначе…
– Доброе утро, – жеманничает незваная гостья, сверкая белоснежными зубами. – Мое имя Клэр Браун, меня прислали из больницы святого Мунго… – быстро окидывает оценивающим взглядом недовольно морщащегося отца – снова не Джинни. – Я должна провести осмотр мистера Гарри Поттера и решить…
– Никому вы ничего не должны, – рассерженно шипит Лили, исподлобья глядя на посетительницу. Такая манера общения у нее со всеми, кто по ее мнению не заслуживает уважения. В это число вхожу и я. – Убирайтесь, иначе мы будем вынуждены применить силу.
– Ах, что ты можешь сделать, глупенькая девочка, находящаяся под Надзором, – заливается Клэр Браун. Лили краснеет на глазах, после чего хватает со стола ножницы и запускает ими в гостью. Кажется, не только отцу пора на обследование. Впрочем, я ведь уже говорил, что моя сестра немножко неадекватна?
Клэр ловко уворачивается от летящего в ее сторону колюще-режущего предмета и склоняется над отцом, который совершенно не к месту выдает:
– Вы подруга Джинни? Проходите, садитесь, моя жена немного задерживается, но скоро будет. Моя дочь сделает вам чаю…
Глаза Клэр распахиваются и напоминают круглые галеоны. Рука ее с аккуратными ногтями неосознанно тянется к сумочке из искусственной крокодильей кожи, из которой торчит очень хорошо известное всем, кто знаком с пронырливой журналисткой Ритой Скитер, Прытко Пишущее Перо… Реакция у меня на редкость отменная. Я вскидываю палочку, из которой вырывается голубой слепящий свет, и вскоре перед нами уже стоит противная старуха в тесной лиловой мантии, с длинными острыми ногтями ядовито-желтого цвета и выкрашенными в белую краску волосами. Годы идут, а Рита остается верна себе и своему стилю. Когда-то Гермиона рассказывала о том, что эта журналистка – незарегистрированный анимаг. Видимо, до сих пор не удосужилась оформить лицензию, раз решилась на дешевый маскарад с Оборотным зельем…
Глаза Риты торжествующе щурятся, а мой Обливиэйт лишь разбивается о каминную решетку, за которой уже исчезла старая аферистка.
***
Уже послезавтра нам всем возвращаться в Хогвартс, а я так до сих пор и не придумал, что же делать с отцом, который все чаще и чаще зовет маму, даже во сне. Хотелось плюнуть на школу, плюнуть на все на этом чертовом свете, увезти отца, брата и сестру из этой идиотской страны, в которой снова все перевернулось вверх дном. Всей магической Британии теперь известно о том, что герой войны находится в состоянии бреда, проще говоря, свихнулся от тоски по жене и чувства вины. Разумеется, чертова Рита умудряется обрисовать в своей гнусной статейке все совершенно наоборот. Упоминает даже Лили, которая якобы пичкала отца какой-то психотропной гадостью.
Теперь всюду, куда бы я ни пошел, меня сопровождают сочувственные взгляды и шепотки. Круг тех, кого у меня руки чешутся прикончить, расширяется. Я гляжу в когда-то яркие зеленые, а сейчас мутно-болотные глаза отца и задаюсь единственным вопросом: и это все? Нужно было пройти кровавую войну, выйти из нее победителем только ради того, чтобы через двадцать с лишним лет Жизнь, взятая взаймы у Смерти, закончилась…
Я привожу отца на кладбище, к могиле матери, похороненной рядом с его родителями в Годриковой Впадине. Приходится скрывать его мантией-невидимкой… Видит Мерлин, сколько мне пришлось доказывать этим идиотам целителям, что никуда я отца сдавать не собираюсь. Лили снова пропадает у какой-то сомнительной подружки вот уже вторые сутки, и это означает, что мне снова придется мотаться по всему Лондону, разыскивая ее. Я знаю, что снова найду ее в каком-нибудь клубе или, того хуже, притоне. От Ала толку никакого, и это выводит из себя. Каждый справляется со стрессом, как умеет. Мне сложно их винить, но так легче.
Надпись на обветренном могильном камне гласит: «Джиневра Молли Поттер, 11.08.1981 – 27.02.2022». Просто и лаконично, никаких изречений из Библии, так отец захотел. Мама верила в Бога, бесконечно молилась ему, ожидая отца с его рейдов. Отец благодаря этим молитвам остался жив… но сама мама – нет.
Мои глаза сухие, хотя лучше бы я ревел, как девчонка. Мне надоело копить боль в себе, она разрывает меня, рвется наружу. Но, измельченная, постепенно оседает, словно пыль на перилах лестницы нашего дома-тюрьмы.
Могила матери как будто светится, служит нам маяком в этом царстве мертвых. Калитка старого кладбища лишь тоскливо скрипит, когда я, осторожно поддерживая отца под руку, толкаю ее. У могилы кто-то был. Я бросаю быстрый взгляд на надгробие моих бабки и деда и замечаю вазу с белыми орхидеями, точно такими же, как и на могиле матери. Затем оглядываюсь и замечаю хрупкую фигуру девушки, неспешно удаляющуюся в сторону церкви. Понятия не имею о том, кто она и что здесь делает. Рядом со мной раздаются тихие всхлипы отца – я знаю, что он смотрит на могилу своей жены и не может поверить глазам.
– Нет… нет… – судорожно шепчет он, до боли стискивая мою руку. – Джинни…
По моей щеке наконец-то скользит слеза. Пробую ее на вкус и понимаю, что это простая вода. С неба срывается последний летний дождь, мокрые волосы липнут к лицу, но слез все нет. И не будет.
– Грибной дождь… – шепчет чей-то незнакомый голос рядом. Мне даже не нужно оборачиваться, чтобы понять – рядом со мной стоит та самая незнакомка, что принесла цветы на могилы моих родных. Мне даже неинтересно, кто она такая. Она просто стоит рядом, и я почему-то киваю.
– Да… Грибной.
Отец слышит мои слова и, наверное, поворачивается ко мне, явно не подозревая, что я не могу его видеть. В его голосе больше ни капли боли, только любовь и гордость.
– Смотри, Джейми, на улице грибной дождь. Давай порадуем маму и принесем ей немножко грибов из леса?
Мама любила возиться с грибами безо всякой магии. Ее руки после них были какими-то буро-коричневыми, но это того стоило.
Незнакомка стискивает мою свободную руку. По ее щекам тоже катятся слезы. Я усмехаюсь, потому что почти не сомневаюсь в том, что под ее не к месту летней панамой скрываются рыжие волосы.
