Тошнота

Глава 1

Czymże ja biedna zawiniłam,
Że mi się nie chce żyć w kraju, o który walczyłam...

Jacek Kaczmarski, Pięć głosów z kraju. Lament[1]



Кофе отдавал пылью. Библиотекарша скривилась, без особой радости подумав о предстоящей чистке кофеварки – очередном деле, которое невозможно сделать при помощи палочки. Женщина кликнула «Сохранить» и оторвала взгляд от клавиатуры. Она установила компьютер, когда начинала работать в библиотеке, двадцать пять лет назад. Сама идея тогда казалась еретической, но в те времена библиотекарша многое могла себе позволить, и ей не улыбалось по примеру предшественников часами разыскивать нужные книги или рисковать, применяя Акцио – сталкиваясь с магией пропитанных чарами томов, манящее заклинание иногда давало эффект, близкий к локальному урагану.

В библиотеке было жарко и душно, густой и неподвижный воздух прилипал к губам и затруднял дыхание, как вата. Библиотекарша посмотрела в окно с надеждой, что гроза, висящая в воздухе вот уже несколько дней и вызывающая сильнейшую мигрень, наконец-то начнётся. Послышались отдалённые раскаты грома. На часах было четыре пополудни. До закрытия библиотеки оставался ещё час, однако женщина уже не ожидала новых читателей – не в такую погоду, когда одежда липнет к телу, а ванна с ледяной водой становится лучшим другом человека. Все возвраты уже были расставлены по своим полкам, каталоги актуализированы, последний час обещал сонное спокойствие. Если бы не жара, это было бы даже не лишено приятности. Женщина вытащила из сумки газеты. Пробежалась по страницам «Ежедневного Пророка».

Грамматическая дискриминация
- Культура зависит от языка, а язык дискриминирует эльфов, – считает Профессор Гринграсс, лидер Лиги Освобождения Эльфов. – Пока «эльфы» склоняются, как «чайники» и «утюги», нет ничего удивительного, что и отношение в обществе к ним соответствующее.
Гринграсс добивается официального проведения языковой реформы, заключающейся в нормировании склонения существительного «эльфы». В результате, литературной нормой было бы признано употребление конструкции «двое эльфов» вместо использующейся до сих пор формы «два эльфа».
- Я думаю, что более насущной проблемой является отсутствие законодательного запрета на вывешивание в помещениях отрубленных голов эльфов, - говорит мисс Аманда Прингл, специалистка в области Прав Эльфов. – Увы, этот варварский обычай всё ещё пользуется популярностью.
- Если сами эльфы этого желают, то нет оснований, чтобы им препятствовать, – возражает Профессор Гринграсс. - Это было бы новым проявлением дискриминации, очередным запретом, навязанным эльфам людьми. Подобные идеи имеют целью затушевать действительно болезненные проблемы. Как бы чувствовала себя мисс Прингл, если бы она функционировала в грамматике подобно чайнику?

Не наломать дров без доказательств! – кричал заголовок на третьей странице.
Несмотря на то, что имя Драко Малфоя уже неоднократно было очищено от обвинений в пособничестве Сами-Знаете-Кому, Рональд Уизли до сих пор не успокоился и продолжает обвинять его в бесчисленных преступлениях.
- Давайте не будем ломать человеческие судьбы, не имея неопровержимых улик, – апеллирует Доминциус Кнот, Министр Магии. – Выдвинуть обвинения легко, однако необходимо представлять себе последствия, к которым они приведут. Истина ведь всегда находится где-то посередине. Слова, подобные тем, которыми разбрасывается мистер Уизли, необходимо долго взвешивать, ибо с их помощью можно легко сломать жизнь невиновного…
«Ежедневный Пророк» напоминает, что в момент победы над Сами-Знаете-Кем молодому Малфою не было ещё и двадцати лет, и он находился под гнётом тяжелейших семейных обстоятельств, поскольку его отец в тот момент как раз был заключён в Азкабан. Не существует никаких веских доказательств его сотрудничества с Сами-Знаете-Кем…

Библиотекарша отложила газету, физически ощущая, как её рот наполняется горечью.
- Сломать жизнь невинному… Да ты хоть знаешь, что это значит, «сломать жизнь», Кнот? – прошептала она. – Никто не зарится на его богатства, никто не требует засадить его в Азкабан… Но вот кто-то отважился сказать правду – и пожалуйста, ему уже ломают жизнь!

Она вгляделась в почти неподвижное, суровое лицо Рона на колдографии. Ему не нужны были «неопровержимые улики», ему хватало памяти о той ночи.

- Он впустил Пожирателей в Хогвартс. Это не доказательство? Долбаная газетёнка! – скомканная газета полетела в мусорную корзину, а библиотекарша принялась за следующую. С первой страницы «Магических Новостей» сквозь неё полусонно смотрела Полумна Лавгуд.

Героиня доносительства?
Существуют обоснованные подозрения, что Полумна Лавгуд, бывший член Армии Дамблдора, участница боя в Отделе Тайн, во время которого Вольдеморт впервые объявился на публике после своего таинственного возвращения, в действительности всё это время тайно сотрудничала с Пожирателями Смерти. Неужели нетривиальный образ жизни, благодаря которому ещё в школе её знали как «Полоумную Лавгуд», был лишь мастерски наложенным камуфляжем?
- Она поддерживала постоянный контакт с неким Кроуффордом, который был агентом Вольдеморта, – сообщает Деннис Криви, исследователь архивных документов периода Второй войны. – Её присутствие в здании Министерства той ночью могло даже быть связано с появлением там Вольдеморта, а тем самым – послужить причиной гибели Сириуса Блэка.
- Генри Кроуффорд был известным экспертом по морщерогим кизлякам, – сбивчиво пробует оправдаться Полумна Лавгуд. – Мы встречались, когда я писала статью о них. А Вольдеморт появился раньше, во время Турнира Трёх Волшебников. Когда мы прилетели в Министерство, он уже там был…
- Если подозрения подтвердятся, это будет очень печальной новостью, – говорит Доминциус Кнот, Министр Магии. – Очередным свидетельством того, как мало мы знаем своих друзей и сколь легко человек поддаётся искушению власти и могущества…

Библиотекарша побледнела и оперлась о стол, почувствовав накатившую волну слабости. Лицо Полумны, как всегда, хранило отстранённое выражение, а её большие глаза смотрели куда-то в пространство. Часы пробили пять. Женщина подняла голову и механическими движениями начала складывать бумаги. Её взгляд зацепился за свиток пергамента, исписанный золотыми буквами, красивым витиеватым шрифтом:

Имеем честь пригласить
Мисс Гермиону Джин Грейнджер

На торжество, посвященное 30-летию
Победы над Тем – Чьего – Имени – Нельзя – Произносить – Вслух
Торжественный приём состоится в субботу 24 мая в 18 часов
В Королевском Замке в Туун Эйчн[2]

Рефлекторно она бросила взгляд на календарь. 24 мая. Завтра. За окном загрохотало. По стёклам забарабанили первые капли дождя.

***
Умытая дождём суббота была прохладной и солнечной. Гермиона Грейнджер смотрелась в зеркало. Чёрное, местами уже полинявшее платье. Серебряных прядей в волосах стало больше, чем каштановых. Лицо, покрытое сеткой морщин, опущенные уголки губ и синяки под глазами. С горечью она подумала, что выглядит старо. Старо и бедно.

Королевский Замок в Туун Эйчн представлял собой массивную, свежеотремонтированную постройку и совершенно точно не имел никакого сходства с древней резиденцией властителей Шотландии. Вездесущие золото и мрамор вызывали у Гермионы отторжение и, хотя она сама себе с трудом в этом признавалась, ощущения стеснения и потерянности, из-за чего она ещё выше поднимала задрапированные потёртым бархатом плечи. В этих интерьерах, среди пышных мантий элиты и наимоднейших костюмов журналистов, она ощущала себя ещё старее и ещё беднее. Её обходили стороной куртуазные приветствия, ритуальные поцелуи и искусственные возгласы радости, которыми обменивались известные и уважаемые. Никто не заговаривал с ней о модном в этом сезоне маггловском театре. Мода на магглов была «в тренде» вот уже несколько лет, и ничто не указывало на её скорый упадок. Волшебники покупали недвижимость в маггловских районах, ходили смотреть маггловское кино и страстно спорили о маггловской политике, обнаруживая при этом дремучее в ней невежество. Гермиона выискивала взглядом Рона и краем уха слышала доносящиеся до неё обрывки разговоров.

- Как жаль, что вас не было! Гениальное произведение, оно показывает мир магглов в абсолютно новом ракурсе…
- Господин профессор, что за приятный сюрприз! Я думал, что вы до сих пор во Франции…
- Слыхал про эту Лавгуд? Что думаешь?
- Да ладно тебе, этот Криви, по ходу, такой же маньяк, как Уизли. Эти люди просто одержимы ненавистью.
- Уизли живёт исключительно местью, - присоединился третий собеседник. – У него было тридцать лет, чтобы простить, а он до сих пор лелеет в себе ненависть ко всему миру…

Гермиону передёрнуло. Тридцать лет, чтобы простить… Перед её мысленным взором встала Нора, когда они вместе туда примчались. Побледневшее лицо Рона, когда он увидел сорванную дверь, висящую на одной петле. Скрип этой двери был одной из немногих вещей, которые намертво въелись в её память с той войны. Мерное и мерзкое поскрипывание в гробовой тишине, отзывающееся зубной болью, сверлящее мозг на медленных оборотах, ритм, которому в ту минуту подчинялся ток их крови… С той ночи в Англии был только один Уизли, и в нём мало что осталось от Рона.

Два молодых журналиста пробежались по ней равнодушными взглядами.
- Сышь, а это кто?
- Какая-то недооцененная революционная фурия, бабка магбританской демократии.
- Может, Сам её порадует медалькой, я слышал, он, типа, сегодня на раздаче…
Журналисты прошли дальше, и их разговор стих. Гермиона замерла. Она была на грани обморока от унижения.

- Дамы и Господа, сердечно приглашаем проследовать в конференц-зал, где состоится торжественная часть, – раздался усиленный голос. Гермиона задушила в себе порыв к немедленному бегству и снова принялась высматривать Рона. Его нигде не было.

- Я вас слушаю, - остановил её на входе в конференц-зал лакей в ослепительно белой мантии. Она с удивлением посмотрела на него и попробовала обойти стороной.
- У вас есть приглашение? – мужчина деликатно, но недвусмысленно преградил ей дорогу. За её спиной раздался смешок.
- Я Гермиона Грейнджер.
- У вас есть приглашение?
Жар ударил ей в лицо. Сзади кто-то нетерпеливо засопел и она заметила, как лакей посмотрел поверх её плеча извиняющимся взглядом. Смешки становились всё громче. В конце концов, она откопала на дне сумочки смятый пергамент. Лакей заглянул в свой список.
- Грейнджер, Грейнджер, - бормотал он сам себе под нос.

- Не позорься, парень, - сзади вдруг раздался знакомый голос. – Если ты не знаешь, кто такая Гермиона Грейнджер, то ты даже к такой работе профнепригоден.

Лакей побледнел. Гермионе необязательно было оборачиваться, чтобы узнать, кому принадлежит этот полный ядовитого сарказма шёпот.

- Прошу меня простить, профессор Снейп. Конечно, проходите, пожалуйста, мэм.

Гермиона быстро вошла в зал. Она знала, что Снейп был оправдан по всем пунктам обвинения – судьи поверили, что он «неумышленно причинил смерть профессору Дамблдору, находясь под действием заклятия Империус». Знала, что общественное мнение это проглотило, а главред «Пророка» так и вовсе лепит из него героя Второй войны. Но в полной мере осознала всё это лишь тогда, когда уловила интонацию неподдельного уважения в голосе лакея. Уважения, какого, по-видимому, не заслуживала она сама.

Она помнила рассказ Гарри о той ночи, помнила, как сама не могла поверить, что Снейп оказался предателем.

- Гермиона, ну я ведь знаю, как выглядит заимперенный, верно? – нетерпеливо перебил тогда её возражения Гарри и сходу перечислил все симптомы. Гермиона знала о ненависти, которую Гарри испытывал к Мастеру Зелий. Но знала также и то, что, в отличие от Рона, Гарри всегда очень осторожен в своих суждениях.

- Уважаемые собравшиеся! – открыл заседание Доминциус Кнот. – Имею честь и удовольствие поприветствовать вас на торжественном заседании, посвящённом крупнейшему, важнейшему и прекраснейшему для магического сообщества Британии событию, дню, который изменил ход нашей истории,…

Гермиона перестала слушать. Кноты, сначала старший, а теперь и младший повторяли речь слово в слово на каждую годовщину: «…дню, когда навсегда сгинул Вольдеморт…»

Дню, когда погиб Гарри Поттер… Гермиона научилась вспоминать Гарри без печали. Они знали, что он погибнет, задолго до того, как это случилось. И Гарри тоже это знал. И даже, казалось, в каком-то смысле смирился с этим. Последний вечер они провели вместе, все втроём, а на следующий день Гарри пошёл на смерть и …

- …Снейп, - голос Кнота прервал её воспоминания, и она с удивлением посмотрела на министра. – Легко разбрасываться обвинениями, однако давайте не будем забывать, что истина всегда посередине, - продолжал Кнот. – Профессор, помимо многочисленных заслуг, которые он имел перед Орденом Феникса, неоднократно был обвинён в предательстве и коллаборации. Эти обвинения не были подкреплены никакими доказательствами, зато имеется множество свидетельств того, что он рисковал своей жизнью на службе Ордену. Поэтому сегодня Северус Снейп награждается Орденом Мерлина Первой Степени!

Снейп поднимался на сцену. Он почти не изменился, лишь кое-где в чёрных волосах появились редкие серебряные нити. Гермиона стояла на ватных ногах. Платье в мгновение пропиталось ледяным потом. Превозмогая усиливающуюся дурноту, Гермиона попыталась протиснуться сквозь толпу в направлении выхода. Она чувствовала, что если не вырвется отсюда немедленно, то в следующую минуту свалится с ног и её вывернет прямо на сверкающие плиты красного мрамора. Лакей окинул её раскрасневшееся, опухающее лицо презрительным взглядом. Гермиона добежала до туалета, борясь с рвотными позывами. Долго стояла, согнувшись над унитазом, не обращая внимания на брызги желчи, летящие на плитку, пятнающие чёрный бархат. Наконец, она выпрямилась. Её первой мыслью было сбежать отсюда как можно быстрее. Но прежде она должна была кое-что выяснить.

В этот раз лакей смотрел на неё с неприкрытым отвращением. Это её не тронуло – она представляла, как, должно быть, выглядит. Пурпурное, блестящее от пота лицо, растрёпанные космы седеющих волос, осквернённое платье…

- Скажите, пожалуйста, есть ли в вашем списке мисс Полумна Лавгуд и мистер Рональд Уизли.
- Я не имею права предоставлять подобную информацию.
- Последний раз повторяю свой вопрос по-хорошему, - процедила Гермиона, выхватывая палочку.
Лакей побледнел. Из-за закрытых дверей зала донёсся гул аплодисментов.
- Нету, - ответил он. – Уизли и не было, а Лавгуд сказали вычеркнуть.



________________
[1]Чем же, бедная, я провинилась:
Не хочу я жить в краю, за который билась…
Яцек Качмарски, Пять голосов с Родины. Плач.
[2]Туун Эйчн (Dùn Èideann) – гэлльское название Эдинбурга, употребляется в оригинальном тексте – прим. пер.