Глава 1Поначалу ей это казалось реальностью новой, чудесной, удивительной, сущей утопией. Пока это не увлекло ее в новый кошмар. С ней всегда было так: солнце, солнце, а потом - мрак.
Когда она впервые его увидела, то подумала: ничего особенного. Ее сердце не застучало чаще, ресницы не дрогнули. Она смерила его равнодушным взглядом, подумала кратко и неразборчиво, как думают второпях все, и отвернулась, потому что пялиться неприлично.
На второй день она всмотрелась в него повнимательней. Пожалуй, с ним можно в разведку, решила она снисходительно, - вполне себе ничего.
А на третий день они вдруг заговорили, и она забыла свои дурацкие мысли. Все смел легкий, ни к чему не обязывающий разговор, в голове было приятно пусто, и вся она была струной, на которой можно было играть без усилий, в одно касание ладонью. Волшебство, разве нет?
Какие-то пятнадцать минут опоздания в жизнь. Ну и что?
А впереди - она старалась это не вспоминать - ее ждал ненавистный алый зал, в который каждый день она входила, задрапированная полупрозрачной черной тканью, а выходила, замотанная в рыбацкую сетку. Но четверть часа она жила в своем новом реальном мире. Это был краткий миг для вселенной, мельчайшая частичка мига; ей казалось, что эта кража ей позволена.
Но вечером за ней пришли.
***
Она снова оказалась в этом длинном каменном коридоре. Это был тупик, мешок; она это знала и потому сразу пошла к тяжелым дверям из черного дерева. Ее встретили две раззолоченные львиные головы. Их оскал сиял злобно, выжидающе. Лязгнули металлические зубы, и она вошла в бесконечный алый зал, где на мягких стенах все в тех же львиных головах горели свечи; пошла вдоль стройных рядов роскошных бархатных кресел, что тянулись и тянулись поперек ее бесшумного шага.
Здесь царило безмолвие, здесь никогда никого не было. Зал был пуст, зал был создан для нее одной. Все что здесь было, было из-за нее, было против нее.
Впереди она видела пустую и темную сцену. Ей хотелось выйти на эту сцену и бесконечно танцевать, танцевать, все глубже погружаясь в беззвучие, нарушаемое лишь легкими кастаньетами голых пяток. Но ее шагов не было слышно. Они утопали в бархате.
Занавес был поднят. Сцена ждала ее; сцена влекла к себе, в себя, за кулисы: репетировать, играть, танцевать. Но за кулисами - она это чувствовала - таилось нечто ужасное. И все же оглянуться было еще страшнее, поэтому она шла вперед, почти бежала. Позади нее дышала алая река из расплавленного воска. Тысячи свечей позади умирали, истекая светом и удушьем. Она шла будто в парном молоке. Она задыхалась. Это была извечная ловушка безвоздушия, западня молчаливой вселенной близ Солнца. Избавь меня от этой невыносимой жары, молила она беспощадный зал, избавь, и я с радостью приму все что угодно...
Свечи вдруг погасли, и все потонуло во мраке и внезапном холоде. Она сделала шаг. Под ногами вместо ковра появился холодный паркет. Она подогнула пальцы и балериной прошла к кулисам.
Тяжелый бархатный занавес, сдвинутый вправо, не шевельнулся. Бездумно она провела по нему ладонью, потом еще, прильнула к прохладной ткани лицом.
Что-то властно заворчало и задвигалось там, в темном закулисье. Она застыла. Кто-то провел рукой по ее волосам.
С коротким криком она отскочила, задела что-то ногой, упала на жесткий, холодный паркет; звонко разбилось стекло; потом засмеялись, захохотали. Послышались рукоплескания.
Она приподнялась и обнаружила себя на сцене. Безликая толпа перед нею колыхалась в волнах аплодисментов. К ней двигались, ее забрасывали комками красного воска, кто-то рядом гулко целовал воздух.
Темнота сгущалась над нею. Что-то блеснуло далеко-далеко наверху, и она увидела перекошенные лица, кривые улыбки, скрюченные пальцы, тянувшиеся к ней...
Потом она проваливалась, и летела долго, пролетая Землю, огромную, ласковую, насквозь. Все крутилось перед ее глазами, бесконечный водоворот красного и черного не отпускал ее, хватал, подбрасывал, пожирал...
Она упала на зелень.
***
Ей приятно было рисовать музыкальные пейзажи. Она любила мягкую, нежную, открытую музыку, от которой ей хотелось грустить и быть красивой. Величайшей симфонией для нее была тишина.
Эта тишина преследовала ее по всему лесу, когда она убегала не то от него, не то от неведомого лесного чудища. Чудо, что он настиг ее, что он нашел ее среди этой тишины и уже не отпустил от себя.
Она боялась не за себя - ее история повторялась раз за разом. Она боялась за него, за то что она ввела его в этот жуткий мир, в свою потаенную вселенную, в пространство без карты, без указателей. Но теперь было поздно. Тот краткий миг развернулся и оплел их лентой Мебиуса.
И было уже невозможно что-то менять. Спектакль на темной сцене начался.
Первым на их пути стал укус. Ее укусил паук. Просто красное пятнышко на сгибе локтя, просто бирюзовая вена была надорвана и навощена ядом. Она знала, почему: их не хотели отпускать. В бескрайнем лабиринте деревьев она могла найти путь, будучи сильной. А теперь она была слабой.
Они мало что понимали, блуждая по этому лесу. Прятаться от того безликого, что поджидало их за каждым деревом, было нетрудно до определенного времени.
А потом их погнали, как зайцев. Вперед, вперед, вперед.
Алый зал был бесконечен. Это было наваждением. Наваждением, наваждением. Если повторять это чаще и громче, все исчезнет, говорила она себе. В конце концов, я здесь главная.
Эй, вы! Если я закричу, вы исчезнете!
Просвистел над головой комок алого воска. Позади смеялись. От себя не убежишь, не убежишь, громыхали ей в ответ.
Они замерли в темноте. Света не было. Свечи погасли навсегда.
Впереди была восковая река.
Они прыгнули.
Было четыре часа утра.
***
Прозвенел будильник, она яростно схватила его, отключила, не открывая глаз.
Потом лежала, не шевелясь. Было слишком тихо, чтобы вставать. Было слишком страшно, чтобы просыпаться.
Сегодня она играла во втором акте.
