Глава 1По утрам на рыночной площади Маркарта пахнет мясом и свежим хлебом. Каменный город будто бы дышит царящим оживлением, впитывает в себя гомон толпы, выкрики лавочников и детские голоса. Этот город не обратился в руины, в отличие от многих других, и после замороженного Винтерхолда кажется, что он действительно живой, знает об этом и радуется. Впрочем, мало кто из местных оценил бы мои мысли. Они и так относятся ко мне настороженно, ведь я не родилась здесь. Что ж, я тоже их не люблю.
Женщины опять толпятся у прилавка Керы — кажется, там опять появились новые побрякушки. Отворачиваюсь: у меня с собой деньги только на еду. Надо выстоять очередь, а затем взбежать по каменным лестницам навстречу очередному серому дню в «Ведьминой настойке».
Я давно мечтала стать алхимиком, но лучше было бы вообще не начинать, чем учиться у Ботелы. Что бы я ни делала, она ворчит и придирается к мелочам, и хорошо ещё, если наедине. Присутствие покупателей её ни в коей мере не стесняет, а те смотрят на меня либо сочувственно, либо с презрением. Я отвожу взгляд, говорю себе, что пора бы привыкнуть. С горожанами давно всё понятно. Намного хуже, когда подобное начинается при чужестранке.
Она начала появляться в нашей лавочке совсем недавно. Заходит раз в две-три недели, каждый раз тратя такие деньги, что Ботела почти готова носить её на руках и не пристаёт с расспросами, хотя обычно треплется со всеми подряд. И вообще никак не вмешивается, когда она экспериментирует с зельями (явно наобум, даже я вижу), зато вдвое активнее цепляется ко мне.
Незнакомка никак не реагирует, хотя, клянусь Марой, она из тех, перед кем не хочется позориться. От неё веет силой, которую, кажется, можно пощупать. Возможно, это мне и чудится, но уж истинно нордскую стать и нечеловечески спокойный взгляд синих глаз замечали все. А когда к этому прибавляется внушительный клинок на поясе... Никто в Маркарте не знает её имени. Говорят, она месяц назад победила в рукопашной драке одного из местных отморозков. И, между прочим, заслужила этим всё возможное для чужестранки уважение, хотя может сама об этом и не подозревать.
Словно в ответ на мои мысли лавочник заговаривает с кем-то впереди:
— Слыхал, что чужеземка вчера учудила? Взяла и набила морду Мулушу. Как за что? Он же своим людям в плавильне продыху не давал! Кто-то давно должен был…
— Стыдно, — басит его собеседник, — что в нашем городе вершат справедливость чужеземцы.
— Сам бы и вершил, — парирует лавочник. — С тебя, кстати, сорок септимов.
— Угу… А кто-нибудь вообще знает, кто она и откуда? Почему не на родине геройствует?
Я настолько внимательно прислушиваюсь к разговору, что совершенно не замечаю, как ко мне подходят сзади. От прикосновения к плечу вздрагиваю.
— Не оборачивайся, — шепчут над ухом. — Жду тебя через десять минут в закутке у кузницы.
Я честно рассматриваю чей-то затылок перед собой, сгорая от любопытства. Незнакомец исчез так же тихо, как и появился. Наверное, прикрылся невидимостью.
В условленном месте на первый взгляд пусто, но на самом деле в глубокой тени сверкают ярко-синие глаза.
— Иди сюда, — произносит хрипловатый, но всё же женский голос. — Тебя не должны видеть.
Послушно шагаю в тень и спрашиваю первое, что приходит в голову:
— Зачем надо было так подкрадываться?
Из темноты раздаётся короткий смешок.
— Тёмное Братство пришло, Муири.
Замираю, лихорадочно подыскивая нужные слова. Я столько мечтала об этом моменте, представляла его себе, а теперь чувствую себя застигнутой врасплох. Всё же не надо было сомневаться в Матери Ночи и терять надежду. Неважно, существует она или нет — она привела ко мне своё дитя.
— Братство! — начинаю я, чтобы не затягивать паузу. — Да, конечно. Э-э-э… Сейчас соберусь с мыслями.
Ассасин тихо смеётся:
— Пожалуйста. Хотя моё терпение имеет границы.
Под пристальным взглядом невозможно не смутиться. Излагая суть контракта, чувствую себя очень неуютно, хотя жажда мести постепенно придаёт уверенности в себе. То, что со мной сделали, нельзя оставлять так. У меня ощущение, что она понимает.
— Будет сделано, — отвечает она в конце концов. — Награду отдашь на этом же месте через неделю.
В эти дни жизнь кажется намного ярче обычного. Душа поёт при мысли, что, возможно, прямо сейчас падает замертво один из предателей. Даже вечные придирки Ботелы совершенно не задевают. Старая перечница злится. Кажется, ей действительно нравилось меня уязвлять.
Снова и снова прокручиваю в голове те минуты неподалёку от кузницы. Начинаю понимать, что наверняка знаю исполнительницу своего заказа: больно уж знакомые нотки звучали в её голосе.
Считаю не дни даже, а часы. Слишком хочется проверить.
Знакомые синие глаза почти не видны в тени, но я знаю, что она там. Шагаю ближе.
— Они мертвы, — спокойно говорит она.
Киваю, не в силах справиться с голосом. Кровь стучит в висках, но желанного торжества нет. Наверное, оно придёт потом. Мне бы очень хотелось.
Протягиваю наугад награду. Ассасин, попробовав одну из монет на зуб, убирает деньги. Вертит в пальцах светящееся колечко.
— На что зачаровано?
— На алхимию. Надеюсь, вы практикуете.
Она хмыкает, но потом зачем-то благодарит. Снимает с пояса флакончик с зельем. Я хватаю её за локоть:
— Подождите! Я не могла видеть вас раньше?
Она, усмехнувшись, отнимает руку и исчезает.
Чужестранка с пронзительными синими глазами появляется только через две недели. Сбегает по лестнице и улыбается так, словно не в лавку пришла, а на светский приём.
— Милая Ботела, я опять оставлю у вас кучу денег… Что у вас есть сегодня?
— Для вас, — расцветает старая карга, — что угодно!
Не далее как вчера она в разговоре с кем-то очень нелицеприятно отзывалась о «бездонной бочке денег» у нордки и строила язвительные предположения об источнике её доходов. А сегодня лебезит. Лицемерка.
Незнакомка достаёт кошелёк, и я замечаю на её пальце кольцо. Моё кольцо. Всё-таки она. Мара, дай мне сил…
Подхожу, осторожно дотрагиваюсь до плеча:
— Прошу прощения… Мы с вами не виделись на рынке?
Она солнечно улыбается в ответ.
