Глава 1Фэндом: Тетрадь смерти
Название:
Ромео должен умереть
Персонажи: Рюк, НЖП
Жанр: романс/юмор
Тип: гет
Рейтинг: PG
Размер: мини
Предупреждения: смерть персонажа. Многократная.
Саммари: Рюк вовсе не один раз "терял" тетрадь смерти в мире людей.
От автора: в какой-то мере это стёб.
«The dreams in which I'm dying are the best I've ever had
...
It's a very very mad world*»
Gary Jules
Аматэрасу** скрылась за облаком, оставив тёмное от досады небо поливать землю слезами; мир шинигами затопило серо-коричневыми красками выплеснутого вздорной богиней кофе. Солнце с самого утра было не в духе.
Рюк скучал. Запах кофе – даром что божественного – вызывал у него тошноту, а безрадостная палитра усиливала тоску, и без того присосавшуюся пиявкой. Тетрадь смерти, с таким трудом раздобытая и никем не подобранная, валялась без дела в каком-то человеческом городе. Всё шло
так – не вставало на голову, не показывало, дразня, язык, а – медленно, постепенно – складывалось в бесцветную мозаику одного-двух-никто-и-не-считает-скольких дней.
Окно в мир людей заволокло туманом. Человеческие фигурки казались серыми тенями, гонимыми куда-то ветром. Дождь хлестал их сильными струями, а они, будто тонкие картонки, промокали насквозь и съёживались, сморщивались. Рюк, устав от однообразной картины, скорчил разочарованную гримасу и отвернулся.
***
Чиаса перелистнула последнюю страницу записной книжки и тихо выругалась. По крыше беседки барабанил дождь, холод нахально устроился за спиной и касался открытой шеи ледяными пальцами. В такую погоду в сквере было неуютно, но Чиаса, не выпуская из руки карандаша с чуть обгрызенным кончиком, только сильнее куталась в лёгкий плащ. Листы ежедневника полнились мелкими, убегающими вниз строчками, а мысли – путаными, но яркими образами. Чиаса
творила.
Но вот – сгрудились, будто муравьи в банке, на последней странице напирающие друг на друга буквы; и слова, скопившись на кончике грифеля, осыпались графитовыми крошками. Записная книжка, распухшая от поглощённых фраз, с облегчением захлопнулась. Фантазия стремилась в полёт, расправляла крылья – и спотыкалась на остром краю исписанного листа.
Чиаса огорчённо насупилась: главному герою оставалось жить всего ничего, а теперь это «ничего» становилось непозволительно долгим. Драма делалась искусственной, трагедия и вовсе растворялась в деталях. Новенькие, блестящие идеи, будто монеты, ржавели и засаливались. С обложки записной книжки насмешливо глядел бородатый гном и показывал Чиасе язык.
Она бросила бессовестного гнома на самое дно сумки, выскочила из беседки и по лужам прошлёпала к дороге. Небо выдавливало из себя остатки слёз мелкой моросью. Машины в длинной пробке ползли, как разноцветные жуки, и то и дело раздражённо гудели. Чиаса остановилась у бордюра и, нелепо подпрыгивая, попыталась разглядеть здание с другой стороны улицы. Вывеска не горела, стёкла витрин безжизненно отражали небо – не работающий магазин щерился аляповатой раскраской. Чиаса разозлённо топнула – грязные брызги расписали её брюки мелким горошком – и, хмурясь, пошла к видневшейся вдалеке аллее.
Тетрадь на скамье она заметила сразу. Удивительным образом почти не промокшая, та в остальном казалась самой обычной: чёрная, без надписей***, с плотной обложкой. То ли кем-то забытая, то ли выброшенная. Но главное, тетрадь была
ничья – по крайней мере, так сказала себе Чиаса, спешно отыскивая в сумке карандаш. За то время, как она дошла до скамейки, герой успел умереть девять раз, и все версии были одинаково хороши.
– ...сердце его не билось, – трагическим шёпотом закончила она через полчаса. – Марго заплакала и, не видя ничего вокруг, подошла к окну. Она знала, что никогда не сможет забыть, – тут Чиаса оставила пропуск, потому что имени у героя ещё не было, – и искала только смерти.
Девятая концовка, пожалуй, была самой оптимистичной. Здесь у Марго оставался выбор, и Чиаса даже рассматривала возможность летаргии для главного героя – «долго и счастливо» всё же иногда затмевало очарование трагедии.
– Вот ты где. А я ведь ждал, – тихий оклик заставил Чиасу недовольно поморщиться.
– Мори, снова ты.
– Ты обещала прийти.
– Кишо, ну прости меня. Я была занята. Очень-очень, – Чиаса рассеянно улыбнулась, теребя угол тетрадки.
– В который раз. Не находишь это странным?
– Так получилось, правда.
– Мне совсем уйти? – он вопросительно взглянул на Чиасу, но та вдохновенно шептала: – И Марго услышала тихий вздох...
Кишо обиженно хмыкнул, подождал несколько секунд и пошёл в глубь аллеи.
– Нет, стой! – когда он был уже далеко, Чиаса вскочила. – Подожди, Кишо. Если не вернёшься я... я... твоим именем героя назову! А он умирает, между прочим!
Тот на секунду остановился, но не оглянулся и назад не повернул. Чиаса огорчённо вздохнула, наблюдая, как его фигура становится частью бессмысленной картины, в которую превратилась аллея. Яркими пятнами бросались в глаза выкрашенные в красный скамейки, над ними лёгким зелёным кружевом нависала листва. Мокрый асфальт блестел при дневном свете, и дрожали черными точками нахохлившиеся вороны.
Потеряв Кишо из виду, Чиаса несколько минут просто стояла, облокотившись на спинку скамьи и не двигаясь. Потом аккуратно положила тетрадь в сумку и, не глядя под ноги, побрела к дому.
***
Гото Осаму терзали дурные предчувствия. Он вовсе не был впечатлительным – профессия, вернее, ремесло не располагали – но и к внутреннему голосу порой прислушивался. А сейчас интуиция разве что не вопила только о грядущей опасности.
Осаму начал подозревать ближайшего помощника в заговоре и хотел было осторожно расспросить – но вот беда, язык парню отрезали ещё в прошлом году. Пришлось допрашивать, и, как водится, ничего не выяснилось. Выбили лишь непонятную строчку о разлитом на рельсах масле – парень был не азиатом, и Осаму решил, что речь шла о каком-нибудь иностранном обычае.
Подозрения усилились, когда один из охранников непозволительно долго отсутствовал на посту. Сходя с ума от дурных предчувствий, Осаму решил прогуляться.
***
Чиаса вытянулась на диване, отчаянно комкая плюшевого поросёнка. Тот прядал ушами в такт ударам её кулаков и пытался не выдать страха дрожанием усов, длинных, но совершенно не поросячьих. Подушки, раскиданные по полу, сочувственно и облегчённо шуршали бахромой. Вместе с Чиасой поросёнок мысленно умолял неизвестного ему Кишо позвонить как можно быстрее.
– Вот он как... значит... – Чиаса беспомощно всхлипывала. – Я... чувства проверить... а он... Марго так... делала... а вот и назову...
Она протянула руку к стоявшей у дивана тумбочке, смахнула несколько упаковок из-под чипсов и нащупала тетрадь с карандашом. Раскрыла, перелистнула, вчиталась и уверенно вписала: «Мори Кишо».
– Вот так-то!
– Да уж, теперь-то точно так, – ответил кто-то насмешливо.
Чиаса взвизгнула и зажмурилась.
– Кто здесь?
– Всего лишь бог смерти, – голос был похож на эхо в каменном ущелье: гулкое, низкое, громкое.
– Это метафора, да? Ты убийца?
По комнате прокатился оглушительный хохот, взъерошил прятавшуюся по углам тишину и отозвался дребезжанием оконных стёкол. Чиаса осторожно приоткрыла один глаз, разглядела чёрное крылато-костяное чудище и скептически прищурилась.
– Ты не похож на бога смерти.
– Это почему же?
– Бог смерти должен быть спокойным или немного печальным, но обязательно безликим. Смерть не бывает определённой... одинаковой, не знаю, – она помолчала. – Отлети, пожалуйста. Ты мне свет загораживаешь, а я ещё не везде имя проставила.
– Совсем меня не боишься?
Он выглядел немного расстроенным, и Чиаса почти честно ответила:
– Боюсь. Чуть-чуть. Но я писала о встрече влюблённых в мире шинигами, а я всегда верю в то, что пишу.
– Ты же сказала, я не похож на шинигами?
– Тебе виднее.
Бог смерти снова расхохотался.
– Зови меня Рюк. И имена разборчивей вписывай – у смерти должен быть хороший почерк.
– О чём ты?
Он несколько секунд изучающее смотрел на неё, а потом протянул:
– Инструкцию прочитай.
Чиаса хмыкнула и раскрыла тетрадь на форзаце. Витиеватые буквы высокомерно надулись, распушили хвосты-завитушки и вывели какую-то ерунду.
– Чушь. Как тетрадью можно убивать?
– Как боги смерти, – Рюк с интересом разглядывал висящую на стене картину с фруктами. Яблоки выставили жёлто-красные бочки и насмешливо приподняли листья.
– Подожди... Получается, – от испуга Чиаса заговорила совсем тихо, – получается, Кишо может умереть?
– Думаю, уже.
Чиаса метнулась к брошенной в углу сумке и выхватила из бокового кармашка сотовый. Набрала не те цифры, исправилась и дождалась-таки ленивых гудков.
– Можно Кишо?.. Что?.. Мне жаль, очень жаль, простите... Я не знала...
Она, ошеломлённая, с трудом отняла телефон от уха. Рюк оторвался от созерцания яблок и с опаской спросил:
– С собой ничего делать не собираешься? Рано или поздно, конечно, все к этому приходят, но не вот так же сразу.
– Он умер от сердечного приступа, а не от монгольской лихорадки.
– Твои фантазии невозможно выполнить. Такой болезни нет.
– Хочешь сказать, я пишу неправдоподобные романы? – Чиаса вскочила и почти замахнулась на Рюка. – Неправда!
Он приблизил к её лицу своё и широко ухмыльнулся.
– Именно так это и есть.
Чиаса испуганно отпрянула и привалилась к стене. Привычный вид комнаты так же не сочетался с присутствием бога смерти, как не сочетается книжная полка, заполненная любовными романами, со случайно затесавшимся туда детективом.
– Как же так? Я не могла убить Кишо. Теперь мне самой... Рюк! А есть способ всё исправить?
– Я его не знаю. Но, чтобы ты могла всласть пострадать, предлагаю сделку. Отдаёшь мне полжизни – получаешь глаза бога смерти. И законы твоего любимого жанра наполовину соблюдены, и имена людей со сроком их оставшейся жизни видеть сможешь.****
Чиаса хотела было возмутиться, но осеклась.
– А давай. Есть у меня одна идея...
Рюк довольно оскалился.
***
Осаму сразу решил, что девушка – странная. Шла одна, руками размахивала, бурчала что-то тихо. А когда оказалась совсем близко, уставилась на что-то над его головой, радостно вскрикнула и сказала кому-то:
– Эй, Рюк, гляди, ему всего пара часов осталась. Подходит.
Осаму ускорил шаг – сумасшедших он не любил, как и вообще всё ненормальное. Внезапно голова у него закружилась, и мир вокруг потерял чёткость. Протерев глаза, Осаму обнаружил, что стоит посреди улицы, которую давно уже прошёл. Наручные часы показывали время, на полчаса отстающее от должного.
Но не успел он толком подумать об этих странностях, как из-за дерева вышел охранник – тот самый, отсутствующий на месте – и несколько раз выстрелил.
***
– Поздравляю, ты почти угадала настоящую причину его смерти.
– А ты говорил нереально выполнить! С мафией получилось очень трагично. Он – решивший отречься от тёмного прошлого, и она – невольно приведшая к нему убийц. Нравится?
– Редкостный бред.
Чиаса свернулась клубком в глубоком кресле; Рюк, сложив крылья на манер бабочки, занял диван. На стене плясала тень планомерно уменьшающегося яблока. Назойливо гудела и мигала лампа.
– Что теперь? – Рюк зевнул. – Тетрадь по назначению использовать будешь?
– Если только для того чтобы припугнуть издателя, отказавшегося печатать моё предыдущее произведение.
– Отдай её кому-нибудь, а? Кто оценит. Хотя, должен признать, до тебя никто не додумывался убивать людей в прошлом и менять время.
Чиаса довольно улыбнулась, но тени расставили акценты по-своему и сделали улыбку зловещей.
– Не нужно сомневаться в моей фантазии.
Смешок, вырвавшийся у Рюка, затрепыхался испуганным мотыльком и поскорее растворился в шелесте занавесок.
Когда молчание стало чересчур долгим, Чиаса принялась насвистывать популярный мотив. Рюк доел яблоко и скучающе уставился на стену. Ветер заглянул в форточку, раздул шторы, но, смутившись своего игривого настроения, упорхнул обратно на улицу. Вновь разошедшийся дождь отстукивал по крыше быстрый ритм. На потолке неспешно ползала муха, то и дело срывалась в полёт и занудно жужжала.
Лампа, в последний раз мигнув, окончательно погасла. Мелодия звонка вклинилась в размеренный звуковой фон, и Чиаса нехотя протянула руку к валявшемуся рядом телефону.
– Слушаю.
Вдруг она побледнела, выпрямилась и вцепилась свободной рукой в подлокотник.
– Нет, не может быть...
Рюк заинтересованно обернулся к ней. Чиаса широко раскрытыми глазами глядела на него и качала головой.
– Кишо умер. Снова, – сказала она, отложив телефон. – Звонил его брат.
Рюк расхохотался.
– Сердечный приступ? Или всё же твоя монгольская чума?
– Ничего смешного! – Чиаса быстро достала из сумки тетрадь и теперь лихорадочно вчитывалась в строчки. – Здесь не то... здесь нет... нашла! Марго кинулась вперёд, но не успела дотянуться до его руки, и Мори Кишо сорвался и полетел вниз, – продекламировала она. – Он выпал из окна. Я неверно указала время, в тот момент одно имя уже было вписано!
– Что, снова сделка?
– Обойдёшься. Я помню имя того человека. Час назад он же был ещё жив?
Чиаса перевернула страницу и на свободное место в повествовании об очередной гибели героя вписала сегодняшнюю дату, время, отстающее от настоящего на час, и имя Гото Осаму.
***
Сам Осаму в это время неспешно брёл по старой улочке. Ему смутно помнились приглушённые выстрелы, боль, удар об асфальт. Но всё это словно было очень давно, чуть ли не в прошлой жизни. Осаму решил, что от нервов у него просто разыгралась фантазия, однако нерадивого охранника планировал уволить сегодня же.
Когда перед глазами снова заплясали расплывчатые точки, Осаму почувствовал лёгкое беспокойство. А стоило точкам сложиться в картинку его родного дома – беспокойство сменилось настоящей паникой. Осаму, не медля, отскочил в сторону, пригнулся, но выстрелов не последовало. Он опасливо огляделся и тут же – ни с того, ни с сего – почувствовал непреодолимое желание навестить серпентарий, устроенный на верхнем этаже.
Мулга или, как её ещё называли, коричневый король, свернулась на дне своего аквариума широкой лентой. Осаму остановился перед ней и залюбовался игрой света на медово-песочных кольцах. Мулга подняла голову, ударила хвостом и зашипела. Осаму открыл аквариум и схватил змею, поднёс к лицу, но тут мулга извернулась и вцепилась ему в шею.
***
Чиаса недоумённо нахмурилась. Она стояла рядом со скамейкой и смотрела вслед уходящему Кишо, Рюка поблизости видно не было. Всё вокруг казалось обыденно-серым, потускневшим. Границы растушёвывались, цвета смешивались, образуя кофейные оттенки. В существование шинигами, рисованного ломаными и кривыми чёрными линиями, не верилось.
Чиаса поднесла тетрадь к глазам и придирчиво осмотрела со всех сторон. Ничего необычного, кроме разве что шуточной инструкции, не было. В неровных, только написанных строчках, умирал безымянный герой – но, начав читать, Чиаса бросила уже на первой концовке. Рюк представился игрой воображения, а странная аннотация тетради чьей-нибудь – хотя бы того же Кишо – шуткой.
Чиаса почувствовала, что начинает злиться: из-за глупой выдумки она так разволновалась. И из-за Кишо этого тоже. Теперь он заслуживал стать героем в самой жестокой из описанных смертей. Чиаса, недолго думая, раскрыла записи на середине и заполнила ещё один пробел.
Решительным шагом, продолжая хмуриться, она пошла к дому. Каблуки стучали по тротуару, и с каждым шагом Чиаса всё сильнее вдавливала их в асфальт.
– Ну как он мог. Он же знает – я такое могу придумать, – бормотала она, теперь окончательно поверив в то, что Кишо над ней подшутил. – Он точно меня не любит.
Здания, высившиеся по сторонам, казалось, перемигивались светящимися квадратами окон, ухмылялись высокомерно и злобно. Чиаса шмыгнула носом и обиженно фыркнула.
– Ну и пожалуйста. Он ещё пожалеет.
Вдруг, уже у самого дома, каблук её зацепился за почти незаметную выбоину, и Чиаса, ободрав колени и испачкав брюки, растянулась на земле. Падение было настолько нелепым и обидным, что она чуть не расплакалась. С трудом поднялась и, припадая на правую ногу, доковыляла до подъезда. В коридоре её встретил Рюк, удобно устроившийся на комоде.
– Я уж думал совсем пропала, – проворчал он.
Чиаса неверяще покачала головой.
– Так это всё... правда?
Рюк с минуту просто смотрел на неё, а потом захохотал. Чиаса, совсем запутавшаяся, рассмеялась вместе с ним, но смех быстро перешёл в рыдания. Она попыталась вытереть слёзы и только сильнее размазала их по щекам. Рюк озадаченно потряс головой.
– Да что не так-то?
– В-всё, всё не так. Я же... считала, что это Кишо... написала...
– Опять? А знаешь, я передумал. Не отдавай тетрадь никому. С тобой забавней.
Она ещё раз всхлипнула и гордо направилась в ванную. Раздался шум воды, и скоро Чиаса – с покрасневшими, но сухими глазами – вышла в гостиную.
– Что, снова пишем? – Рюк переместился на диван. – Сделку ещё раз точно заключить не хочешь?
– Хватит с тебя, – Чиаса, устроившись на полу и положив тетрадь на колени, хмуро искала что-то в чехарде слов. – Так и есть. Запись о Гото Осаму на месте. Если бы я только тогда пролистала дальше первых страниц...
– Не пролистала бы.
Она предпочла не спорить.
– Рюк, а этот Осаму всё-таки умер от змеиного укуса или от сердечного приступа?
– Что мне будет, если я расскажу?
– Достану из холодильника ещё одно яблоко.
Он кивнул.
– От укуса. Тебе повезло наткнуться на единственного владельца редкой австралийской мулги.
Чиаса удовлетворённо кивнула.
– А Кишо в последний раз?
– Эй, так нечестно!
– Два яблока.
– Так и быть. Сердечный приступ. А что должно было быть?
– Крысы. Выращенные мутанты со стальными зубами, – Чиаса поморщилась, сходила на кухню и бросила Рюку яблоко. – Хорошо, что таких не выводят.
– М-м-м, – неразборчиво промычал тот. – Мофет быть.
Чиаса тем временем что-то подсчитывала, загибая пальцы.
– Лихорадка была – не вышло, крысы тоже, змея, падения и пистолеты – получилось. Итого три из пяти. Осталось четыре варианта...
– О чём ты там?
– Неважно. Пора снова всё поменять.
Имя Гото Осаму было вписано в тетрадь снова, на этот раз со временем, отстающим на полтора часа.
***
Теперь он перенёсся сразу в прихожую, да к тому же оказался в одном ботинке. Осаму уже не удивился, а только тяжело вздохнул: может, удастся выжить? Вспомнив о змее, он потёр шею и в тревоге прислушался к своим ощущениям – идти в серпентарий больше не хотелось.
Вместо этого Осаму, так и не сняв ботинок, прошёл на кухню. Заварил чай и сел за стол, осторожно размешивая ложечкой сахар. Ничего подозрительного и потенциально опасного рядом не наблюдалось – даже все ножи были убраны в шкаф.
Когда с грохотом обрушился потолок добротно построенного дома, Осаму успел лишь смиренно вздохнуть и подумать, что судьба и впрямь существует.
***
Дождь постепенно стихал и переходил в морось. Тучи толкались на небе, надували щёки и пытались проглотить друг друга. Чиаса подошла к скамейке, где – теперь она не сомневалась – лежала тетрадь смерти. Села, небрежно написала девять смертельных случаев, опуская все подробности. В седьмом варианте герой был наречён очень знакомым именем.
– Что ты творишь? – Рюк неслышно появился у неё за спиной.
– Что-то ты рано. Но раз пришёл, признавайся: задавило его обломками или нет?
– Задавить-то задавило, но вот зачем ты опять всё затеяла?
– Значит, уже четыре удачных концовки. Осталось проверить три. А теперь помолчи, Рюк, сейчас должен придти Кишо.
Тот обиженно отвернулся, но, разумеется, так, чтобы видеть всё происходящее.
Вскоре к скамейке быстрым шагом подошёл Кишо. Чиаса отрешённо разглядывала пихающиеся облака и даже что-то тихонько насвистывала.
– Ты снова не пришла.
– Да-да, уже в который раз, всё именно так, я знаю. А теперь скажи, что тебе это надоело и иди к дороге.
– Что?
Чиаса с любопытством посмотрела на него, слегка виновато улыбнулась и закусила губу.
– Да ты со своими романами свихнулась уже совсем, – зло процедил Кишо. – Ну это я сейчас исправлю.
Он выхватил у неё тетрадь и быстро, чтобы она не догнала, пошёл по направлению к дороге. Чиаса на миг ошеломлённо застыла и бросилась следом.
– Стой, стой же. Отдай тетрадь, ты не понимаешь! Такого не было, так нельзя!
Но Кишо только ускорил шаг. Не глядя по сторонам и не слыша предупреждающих сигналов, он выскочил на дорогу прямо перед несущейся машиной и только в последнюю секунду попытался неумело сгруппироваться.
Чиаса на ватных ногах подошла к бордюру. Переломанное тело выглядело ужасно, красные пятна на дороге казались алыми гвоздиками на могильной плите. Лицо Кишо застыло перекошенной маской, по подбородку стекала слюна, смешанная с кровью. Собравшиеся вокруг люди что-то говорили, но до Чиасы не долетало ни слова. Тетради смерти нигде видно не было.
Рюк подлетел сзади и, будто проникнувшись общим настроением, смущённо кашлянул.
– Что теперь? – тихо спросил он.
– Теперь? – Чиаса была страшно бледна, но спокойна. – Рюк, знаешь, мне не нравится смерть. Я не хочу о ней писать больше. Только бы в последний раз, спасти Кишо, но тетрадь... Сейчас её искать в толпе бесполезно. Может, потом...
Она в отчаянии махнула рукой, ещё раз огляделась – знакомая обложка нигде не мелькнула – и сквозь толпу зевак протиснулась прочь от того, что когда-то было Кишо.
Внезапно ровный гул голосов прорезал отчаянный крик.
– Смотрите, чудовище!
Чиаса мгновенно оглянулась и успела заметить пухленького человечка, не сводившего глаз с Рюка и прижимавшего к груди что-то чёрное. Рюк обернулся следом, и человечек, заметив его взгляд, пустился бежать.
– Опя-ать, – только и выдохнула Чиаса. – Если – я – ничего – не сломаю – это будет чудо!
Человечек быстро запыхался, и она, настигнув его, выхватила заветную тетрадь. Человечек растерянно заморгал, видимо, не понимая причин недавней паники, и сумбурно извинился.
– Не представляю, что на меня нашло, – бормотал он, пятясь. – Совершенно не представляю.
– Вот и замечательно, – зло бросила Чиаса, – что не представляете. Вам же лучше.
Люди, привлечённые криком, проводили её настороженными взглядами, но промолчали. Рюк обречённо вздохнул.
***
На этот раз, оказавшись в своей гостиной и почувствовав невероятную сонливость, Осаму был уверен, что всё наконец завершится. Он лёг на кровать, закрыл глаза и успел подумать, что смерть во сне – далеко не самый худший вариант, и что заговор против него не удался. Вопреки всему главная жертва скончалась сама собой и даже в своей постели...
***
Это было последнее – двухчасовое – перемещение. Чиаса захлопнула записную книжку, оборвав слово на середине. Потом размахнулась и бросила её в заросли кустов вокруг беседки. Гном на прощание состроил глазки и всё так же ехидно усмехнулся.
Чиаса выскочила под дождь и машинально направилась к дороге. Она и сама не знала, что сейчас интересовало её больше: неработающий, но и не нужный теперь магазин или же возможность удостовериться, что серую ленту дороги больше не пятнают красные брызги.
Насмотревшись на поток ползущих автомобилей, она неторопливо прошла к успевшей уже надоесть ей скамейке – попрощаться с Рюком. Он появился в ту же секунду, как Чиаса коснулась тетради.
– Может, ещё разок, а? – спросил Рюк и усмехнулся.
– Ну уж нет. Довольно. Я отказываюсь от тетради смерти.
– Твоя воля.
Он взял тетрадь у неё из рук и, расправив крылья, взмыл в небо. Чиаса замахала рукой, но уже в следующее мгновение попыталась понять кому это она машет. Потом, подчиняясь необъяснимому чувству, она села и приготовилась терпеливо ожидать чего-то неведомого.
– Вот ты где. А я ведь ждал, – Кишо подошёл неслышно.
– Прости, – Чиаса, не понимая причин, но точно зная, что поступает правильно, поднялась и обняла его. – Спасибо, что дождался, Кишо.
– Да не за что, – недоумённо, но радостно ответил он. – Знаешь, мне сон такой странный снился, будто я много раз умирал...
– Действительно, нелепо, – сказала Чиаса. – Такого не бывает. Даже в моих романах, с которыми, кстати, покончено. Я где-то умудрилась потерять все свои наработки, а восстанавливать заново так не хочется!
Девятая концовка осталась безымянной и недописанной.
***
В мире шинигами Рюка встречали как изрядно надоевшего своими глупостями, но всё же героя. Со всех сторон слышалось:
– У меня все кости заломило от этих перебоев во времени...
– Вот достанется тебе в следующий раз от Короля, Рюк, попомни моё слово...
– И где это ты таких людишек забавных всё время находишь? Кто будет в следующий раз, борец с мировым злом?..
Рюк многозначительно ухмыльнулся и устроился на своём любимом месте у окна в другой мир. Аматэрасу укоризненно покачала головой, но не смогла сдержать улыбки. Сквозь облака проглянуло солнце.
Конец
* «Сны, в которых я умираю, – лучшее, что у меня когда-либо было. Это безумный, безумный мир»
** Аматэрасу – богиня солнца в японской мифологии.
*** Тетради смерти могут быть как с надписями на обложке, так и без.
**** Автор позволил себе небольшое AU. Человек, получивший глаза бога смерти, может видеть не только настоящие имена других людей, но и срок их оставшейся жизни.
