Когда умер Седрик Диггори- Она что, верит россказням «Ежедневного пророка»? – спросил Гарри. – Думает, Дамблдор старый дурак?
Симус поднял на него взгляд.
- Да, что-то в этом духе.
Гарри ничего не сказал…
…Он забрался в кровать и хотел уже задернуть полог, как вдруг Симус спросил:
- Слушай-ка… А что, собственно, случилось в тот вечер, когда… Ну, ты понимаешь… Когда погиб Седрик Диггори, и все такое?
…
© Дж. Роулинг
Гарри прикусил губу и уставился на свои ладони. Ему было тяжело на душе, тошно от вечных шепотков за спиной, от неискренности и безжалостного любопытства сверстников. Ему хотелось только, чтобы его оставили в покое. Но в этот момент, к нему пришло мрачное озарение. «Они не отстанут», - понял он, поднимая взгляд на Симуса, в чьих глазах были и страх, и любопытство одновременно. «Они будут или допрашивать меня вот так, снова и снова, или будут обзывать лгуном и сумасшедшим, пока не услышат от меня всей правды». У него не было на это сил. Они хотят правду? Пусть подавятся.
- На третьем задании, где-то через полчаса после начала, я услышал крики, откуда-то слева. Кричала Флер. Тогда я подумал, что она попалась какой-нибудь зверюге, но теперь-то ясно, что это ни при чем. Я хотел попытаться найти её, но крики прекратились, и я потерял направление. Пришлось заново использовать заклинание компаса и идти дальше, к центру лабиринта.
По пути мне попалось довольно мало препятствий, это меня еще тогда удивило. Как будто для меня специально расчистили дорогу. Я всего-то пару раз набрел на соплохвоста, антигравитационный туман, который заставляет тебя думать, что мир перевернулся, и сфинкса. Я несколько раз пересекался с Седриком, но мы условились в таком случае на ближайшей вилке расходиться в разные стороны, чтобы все было честно. Так что, когда я услышал его голос за живой изгородью, я бы ничего такого не подумал – мало ли, он случайно встретил Крама. Но Седрик говорил странные вещи – спрашивал, мол, что ты делаешь, ты что, с ума сошел? А потом Крам сказал «круцио».
Гарри побледнел, вспоминая нечеловеческие крики второго Хогвартского чемпиона. Симус, Дин (переставший притворятся, что не слушает) и Невилл, присевшие на соседние кровати, дружно пооткрывали рты.
- Вот урод кривоносый! – возопил Дин, возмущенно вскакивая. Его аж трясло от негодования. Гарри, тряхнув головой, чтобы прогнать воспоминания, одернул его.
- Сядь, Дин, дай договорить.
Тот нахмурился, переглянулся с Симусом, но послушался. Невилл сидел неподвижно, глядя на Гарри огромными глазами.
- Я закинул в изгородь пару бомбарда и пролез через дыру. Крам стоял над Седриком, наставив на него палочку, и глаза у него были затуманенные. Империус, - пояснил Гарри для непонимающих однокурсников. Те нахмурились пуще прежнего, но прерывать не стали. – Я его оглушил и связал, а потом послал в небо искры, чтобы его забрали. Седрик был в шоке, конечно, но в остальном – цел, так что мы опять дошли вместе до развилки и разделились. Видимо, мне повезло, и я выбрал более короткий путь до центра, но его как раз и охранял сфинкс. Я разгадал ее загадку, а там до кубка оставалось всего несколько поворотов. Я прошел последний, и увидел его впереди, а еще я увидел Седрика, бежавшего к нему с другой стороны. Он был так увлечен кубком, что не заметил подкравшегося к нему с боку акромантула. Седрик увернулся от его челюстей в последний момент, и я попытался отвлечь его, но у меня получилось слишком хорошо – восьминогий гад забыл про Седрика и кинулся на меня. Я наслал оглушалку, но у этих тварей слишком толстая шкура, так просто не завалить. Он схватил меня жвалами за ногу и поднял метра на три, а потом Седрик чем-то в него попал, и он меня уронил. Я упал спиной, и с земли нацелил палочку ему в брюхо, где меньше брони. Мы с Седриком ударили в него одновременно – и он рухнул. Плохо только, что я лежал почти под ним, и мне эта махина сломала ногу.
Гарри на полминуты прервался, чтобы перевести дух. Одноклассники смотрели на него как завороженные, Симус все еще немного скептически, Дин – хмуро, Невилл – испуганно, но решительно, словно уже смирился с тем, что будет только хуже, и решил идти до конца. Отдышавшись, Гарри отвел взгляд, и продолжил тихим, хрипловатым голосом.
- Седрик… Знаете, он был самым что ни на есть Пуффендуйцем. Вместо того чтобы бежать к кубку, он кинулся ко мне, стал уговаривать, что, мол, раз уж я спас ему жизнь, я заслуживаю победы больше, чем он. Я не хотел его слушать… Если бы я его послушал… - Гарри зажмурился, сжал кулаки, сдерживаясь, старательно не поддаваясь нахлынувшему чувству жуткой, кошмарной несправедливости.
- Нога меня не слушалась. Седрик повел меня к пьедесталу, на котором стоял кубок. Я хотел, чтобы он взял его. Он хотел, чтоб его взял я. И тут, мне пришла в голову идея… Почему бы нам не… взять кубок… - он пытался продолжать, пытался заставить свои голосовые связки работать, но понял, что не может сказать больше ни слова. Тут, к его ужасу, из его глаз неукротимым, бурным потоком хлынули слезы, и он зарыдал, закрыв лицо руками, зарывшись пальцами в волосы, громко и отчаянно, как не плакал с тех пор, как тетя Петунья сказала, что его родители уже давно умерли и никогда, никогда за ним не придут. Было стыдно расплакаться на людях, но в то же время волна горя, страха и вины поднялась в нем так высоко, что он уже не мог удержать ее, да и не хотел.
Мальчишки, испуганные таким внезапным срывом, замешкались на несколько долгих мгновений, растерянно переглядываясь. Потом Невилл встал, подошел к Гарри, сел рядом и притянул к себе. От этого простого жеста в Гарри что-то снова треснуло, задрожало и разлетелось на куски. Он внезапно почувствовал себя слабее котенка, и его тело, словно само по себе, расслабилось в объятиях друга. Его все еще душили рыдания, но боль, мучившая его с того страшного дня, уходила, вытекала со слезами, вырывалась со стонами из груди, а доброта Невилла заполнила его благодарностью, которую он никогда не смог бы выразить словами. Вскоре он почувствовал, как прогибается матрас, и его с разных сторон окружили еще две пары рук. Они все держали его крепко, надежно, и Гарри казалось, что только их руки не дают ему провалиться в бездну отчаяния, образовавшуюся в его душе.
Гарри не знал, сколько прошло времени. Может, час, а может, и десять минут – для него время странно исказилось, теряя четкие рамки. Он знал только, что в какой-то момент, к ним присоединился Рон, а потом его рыдания стали стихать, постепенно превращаясь в редкие всхлипы, а потом прекратились совсем. У него горело лицо – он был уверен что, посмотри он сейчас на себя в зеркало, увидел бы, что его щеки краснее, чем когда-либо. В голове пульсировала несильная, но упрямая боль. В остальном, его словно выжали – хотелось пить, хотелось спать, а от истерики осталась только апатия. Наконец, он пришел в себя достаточно, чтобы поднять глаза.
Дин сидел рядом, со стаканом воды в руках, и тут же протянул его Гарри. Симус, сидящий перед ним скрестив ноги, так и не убрал теплой ладони с его плеча. Невилл, обнимавший его со спины, даже не думал его отпускать, и Гарри был этому очень рад, поскольку сомневался, что сможет сидеть самостоятельно – настолько он был вымотан.
- Гарри, ты это… Прости. Вот. Что сомневался в тебе, - неуклюже пробормотал Симус. – Тебе не обязательно дальше рассказывать, я тебе верю. И спрашивать не буду. Ну, то есть, если ты не хочешь…
Гарри взглянул на него устало. И вправду, верит, понял он, и надежда вспыхнула в нем горячей искоркой. Он задумался (усталость искажала мысли, и они ползли в его сознании медленно-медленно, как жирные гусеницы, вызывая почти физическое ощущение трения в мозгах). Закрыл глаза, осушил все, что оставалось в стакане.
- Мы взяли кубок одновременно. Решили, пусть это будет победа Хогвартса. Кубок оказался порталом. Он перенес нас на кладбище.
Невольно, Гарри сделал драматичную паузу, на деле переживая заново то, что чувствовал в те первые минуты. Мальчишки ждали, пока он продолжит, сидя неподвижно, погруженные в его речь, словно это они сами оказались на кладбище Литл-Хэлтона, и теперь ожидали в любую секунду увидеть опасность, затаившуюся среди могил.
- Мы были растеряны, дезориентированы. Я, к тому же, едва мог идти. Мы успели только достать палочки, как мой шрам вспыхнул, как будто к нему приложили горячую кочергу. Совсем как на первом курсе, когда Квирел пытался меня задушить… - услышав это, Дин и Симус шокировано переглянулись, но перебивать не стали. Невилл только нахмурился. – Не помню, говорил я вам или нет, но этот шрам – не просто отметина. Это как антенна. Между мной и Волдемортом (мальчики дружно дернулись) есть какая-то связь. На нашем первом курсе, на уроках Квирела у меня всегда болела голова, а потом оказалось, что Волдеморт овладел его телом, чтобы добраться до филосовского камня. Не знаю, почему, но я всегда чувствую, когда он рядом. И там, на кладбище, я понял что он очень близко. Я пытался что-то сказать, предупредить Седрика, но не успел.
Гарри зажмурился на минуту, потирая веки, пытаясь взять себя в руки. Как ни странно, новообретенная солидарность с однокурсниками придавала ему сил. Как бы тяжело ни было говорить, он чувствовал, что хочет помочь им понять, хочет их понимания. Почему-то это стало для него очень важно.
- Там был Питер Петтигрю, тот же ублюдок, который продал моих родителей Волдеморту. Я был парализован болью, не мог пошевелиться, только смотреть. У Петтигрю в руках был кулек – я не сразу понял, что в нем. Он шел прямо к нам, когда я услышал голос Волдеморта. Он сказал «Убей лишнего». Петтигрю поднял палочку и…
Гарри затрясло. Он не заплакал, на это не было сил, но все его тело сотрясало от чистого ужаса того, что он видел. Ему не нужно было поднимать взгляда чтобы знать, что остальных мальчиков трясет не меньше – их дрожащие, потные ладони сжимали его собственные.
- Я… я был в шоке, наверно. Следующее, что я помню – Петтигрю привязывает меня к надгробию и затыкает мне рот какой-то тряпкой. Он оставил меня висеть там, а сам начал готовить ритуал – притащил здоровенный котел, развел огонь под ним, произнес несколько заклинаний, я не расслышал каких. Потом он зажег пламя под котлом, и ждал, пока он нагреется. Из него посыпались искры, и быстро повалил пар. Потом Хвост взял в руки тот сверток и развернул, – воспоминание было настолько тошнотворным, что ладонь Гарри сама собой полетела ко рту, словно пытаясь удержать внутри его праздничный ужин. – Это был Волдеморт, просто у него не было нормального тела, поэтому он выглядел как… как… что-то вроде чешуйчатого, деформированного младенца с ободранной кожей. Хвост бросил его в котел. Помню, как я молился, пусть он утонет. Но Петтигрю уже начал свой ритуал.
В глазах у всех четверых мальчишек стояли слезы. Слушать эту историю оказалось не многим проще, чем рассказывать, но они уже не могли подвести Гарри, бросить его наедине со своими кошмарами, поэтому они не сдвинулись с места.
- Он нес какую-то чушь про кость отца, потом плоть слуги… Петтигрю отрезал себе руку! Сам! Господи… - Гарри зажмурился. – Потом подошел ко мне с ножом, порезал мне вены на левой руке. Там где у Пожирателей темная метка, - он немного подтянул широкий рукав своей мантии, показывая неровные отметины, с тех пор заметно побледневшие, но по-прежнему легко различимые. Друзья, невольно проследившие за его руками, опять переглянулись, думая об одном и том же – если у них и оставались какие-то сомнения в правдивости его истории, то теперь у них не было выбора, кроме как верить каждому пугающему слову.
- Он собрал немного моей крови в склянку и вылил в котел. Видимо, на этом ритуал закончился, потому что через пару секунд, из котла встал силуэт – мне не было видно из-за пара. Он вылез, и голосом Волдеморта потребовал мантию, потом палочку. Тогда я понял, что этот дегенерат таки получил свое тело. Начиная с этого момента, я уже не верил, что выйду оттуда живым.
- Он созвал Пожирателей смерти через метку на руке Хвоста, а потом оставил его на земле, скулить над обрубком. Они стали появляться, один за другим. Какое-то время он говорил с ними, наказывал за то, что они не искали его все эти годы. Потом хвастался им, как хитроумно заманил меня в ловушку. Он вообще любит долгие, пафосные речи, не в первый раз замечаю…
- Его почему-то заклинило на мысли, что он должен всем доказать, что по сравнению с ним я ничто. Ему мало было просто убить меня, нет, ему нужно было меня унизить. Он наложил на меня круциатус, всего на минуту, но мне этого хватило по горло. Потом приказал Хвосту освободить меня и вернуть палочку. Дождался пока я встану, завел песню про дуэльный этикет – как будто мы на равных, наверно чтобы пожирателям было нагляднее. Каким-то заклинанием заставил меня поклониться, а потом сразу опять наложил круциатус, на этот раз совсем ненадолго, достаточно только, чтобы я покатался по земле у него в ногах. Ему это казалось очень забавным, по-видимому.
- Я встал, кое-как. Помню, как думал, что, если уж все равно умирать, нет смысла доставлять безносому гаду лишнее удовольствие. Он спросил, хочу ли я, чтобы он проклял меня еще раз. Я промолчал, мне надоело быть послушной марионеткой. Он наложил на меня империус. Я его сбросил. Волдеморту это не понравилось, и он хотел было угостить меня еще одним круцио, но на этот раз я был готов и отскочил, спрятался между могильных камней.
Гарри опять замолчал, пытаясь собраться с мыслями, и Симус, все это время сидевший с открытым ртом, в безмолвном шоке помотал головой и взмахнул палочкой, чтобы заново наполнить для него стакан водой. Гарри благодарно кивнул и сделал пару глотков. У Невилла были огромные глаза. Остальные ребята сидели тихо, почти не дыша, захваченные в плен его речью. Они чувствовали, что конец уже близок, и не знали, чего ожидать. Как ему удалось вырваться из лап темного лорда, да еще и прихватить с собой тело погибшего товарища? Как так вышло, что после всех этих невероятных злоключений, он сидит здесь, в этой самой спальне, рядом с ними, и может даже рассказать им об этом?
Тут, впервые за весь вечер, лицо Гарри просветлело. Теперь, когда ему пришлось вернуться мыслями в тот ужасный день, он вспомнил, что в нем было и нечто хорошее, нечто невероятное. Он прикусил губу, обдумывая, стоит ли делиться этим с однокурсниками. Что ж, раз начал…
- Я знал, что не смогу прятаться вечно. Волдеморт все говорил, и по его голосу было очевидно, что он приближается ко мне, точно знает, где я. Тогда я подумал – все, конец. Если останусь сидеть за камнем, он просто разнесет его на куски, застанет меня врасплох – не очень достойная смерть. У меня не было никакого плана, никакой надежды. Только гордость. Поэтому я резко вышел из-за камня, направил на него палочку. Не знаю, почему мне это первым пришло в голову, наверно просто потому что я знал что, что бы я ни делал, Волдеморта мне не задеть. Мы произнесли заклинания одновременно, я экспеллиармус, он аваду. Но потом, потом произошло что-то странное.
- Когда лучи заклинаний встретились на полпути, я ожидал, что авада пересилит экспеллиармус и ударит прямо в меня. Вместо этого, лучи слились, объединились. Между нашими палочками оказалась протянута золотая, сияющая нить.
- Что было потом… я даже не знаю, как и объяснить… Палочка тряслась у меня в руках, и с Волдемортом было то же самое, но я не смог бы отпустить ее, даже если б попытался – она как будто приклеилась к рукам, – Гарри, ушедший мыслями в прошлое, выглядел, в поразительном контрасте с предшествовавшим этому истощением, одухотворенным, и даже почти улыбался. Ему стало легче дышать, и друзья это заметили, тоже немного успокаиваясь. Худшее позади.
- Потом я услышал песню феникса. Вы когда-нибудь ее слышали? – спросил он, и ребята дружно помотали головами. – Это даже не совсем звук, скорее чувство, которое похоже на звук. Надежда, радость, восхищение… не знаю. Все сразу. Волдеморта так и скрючило от нее. Я думал, что это Фоукс, феникс Дамблдора, прилетел мне на помощь – такое уже было один раз, но нет.
- Наши ноги оторвались от земли, и какая-то невидимая сила перенесла нас прочь от могильный камней, на свободный островок пространства. Пожиратели растерялись, кинулись за нами, но Волдеморт запретил им вмешиваться – и ему было страшно, он понимал, что происходит, не больше меня. Когда мы снова оказались на земле, связь между палочками стала меняться. На ней стали появляться… бусины света. Они скользили по нити между нами, и когда они приблизились к моей палочке, она задрожала так сильно, что я испугался, как бы ее не вырвало у меня из рук. Я подумал, может, если направить этот странный эффект обратно, на Волдеморта, это даст мне преимущество, и сосредоточился на том, чтобы мысленно толкать бусины к нему. Когда ближайшая бусина подошла к его палочке вплотную, она вдруг влилась в нее… Когда я спросил у Дамблдора, позже, он сказал, что это было эффект приори инкантатем. Из палочки Волдеморта стали появляться серебристые силуэты – эхо его заклинаний, в обратном порядке. Сначала появилась серебристая рука – я забыл сказать, после того как пожиратели прибыли к нему, Волдеморт показательно наградил Хвоста за помощь в своем возрождении, подарил ему серебряную руку вместо той, которую тот отрезал… Потом, после нескольких других заклинаний, стали появляться тени людей – людей, которые были убиты этой палочкой. Сначала Седрик, потом старик магл, которого я видел во сне, потом женщина – не уверен точно, но, по-моему, это была та самая берта Джонкинс, сотрудница министерства, которая пропала тем летом, не вернулась из отпуска. Их было все больше и больше… Тени окружили нас с Волдемортом, они поддерживали меня, просили не сдаваться, не разрывать связь. Волдеморту они шептали оскорбления и угрозы.
- Представьте себе мой шок, когда я увидел две тени, вышедшие из его палочки, и узнал их. Это были мои родители. Они подлетели ко мне, заговорили со мной. Сказали что… - Гарри опять плакал, но на этот раз эму было все равно, – они гордятся мной. И что отвлекут Волдеморта, когда связь будет разорвана, задержатся, окружат его, дадут мне время. Седрик попросил, чтобы я вернул его родителям. Потом удерживать связь стало совсем нереально, я резко разорвал ее и побежал туда, где осталось его тело. Через пару секунд пожиратели очухались и стали кидать мне вслед проклятьями, но Волдеморт совсем обезумел от ярости и крикнул им, что хочет убить меня сам. Это меня и спасло.
- Я успел добежать до Седрика, но чтобы вернуться в Хогвартс мне нужен был кубок, единственный портал. Волдеморт уже вырвался из окружения теней и бежал за мной, и я увидел, как он поднимает палочку, но в последний момент вспомнил, что я волшебник и мне не нужно быть рядом с кубком чтобы достать до него. Я выкрикнул акцио – на мое счастье, это короче, чем авада кедавра. Когда Волдеморт произнес свое заклинание, и на меня пошла зеленая вспышка, портал уже был активирован и уносил нас прочь.
- Мы приземлились у входа в лабиринт. Остальное вы знаете. Или нет. Стоп, я не рассказал про Крауча. – Гарри нахмурился. По сравнению со всем остальным, случившимся в тот вечер, разговор с Бартемиусом младшим не казался настолько уж значительным, поэтому для Гарри воспоминание о нем уже стало расплывчатым и неясным. Трудно было вспомнить подробности.
- В общем, если коротко, у нас в учителях в прошлом году был не настоящий Аластор Грюм, а самозванец под оборотным зельем. На самом деле это был Барти Крауч младший, сын мистера Крауча, которого много лет назад посадили в азкабан как пожирателя смерти, – видя вытянувшиеся лица однокурсников, Гарри закивал. – Да, я тоже сначала не поверил. После того, как портал перенес меня ко входу в лабиринт, профессор Дамблдор не хотел выпускать меня из виду, но Грюм не послушался его и повел меня в замок, в свой кабинет. Там он стал задавать странные вопросы. Спросил, как Волдеморт принял пожирателей, которые к нему вернулись? Я сказал ему, что у Волдеморта в замке есть сообщник, и он этому совершенно не удивился. Потом он завел пространную речь о величии Волдеморта, что те пожиратели, которые бросили его, не достойны его милости, или что-то вроде того. Он наставил на меня палочку, а потом сказал, что он и есть тот сообщник, и что он убьет меня и Волдеморт его наградит. Он выглядел совсем сумасшедшим, и если бы в комнату не ворвались профессора с Дамблдором во главе, он бы точно меня прикончил.
Невилл стал бледнее простыней. Он вспомнил, как разговаривал с Лже-Грюмом, признался ему в своих страхах, взял у него учебник по Гербологии. Гарри, смотревший на него, подумал о том же.
- Помните, в лабиринте мне как будто расчистили путь? Так и было. Под веритасерумом Крауч признался, что весь год тайно помогал мне с турниром: подсказал Хагриду показать мне драконов, подсказал мне, как справится с первым заданием, помог Седрику с загадкой золотого яйца, потому что знал, что он мне должен, и попытается вернуть долг. И тебе, Невилл, он дал книгу, в которой упоминались жабросли, в расчете на то, что ты дашь ее мне. Тебе не в чем себя винить, не тебя одного обманули и использовали. Даже Дамблдор его не заподозрил – слишком все было правдоподобно. Крауч держал настоящего Грюма под империусом в собственном чемодане, чтобы отрезать его волосы для оборотного и расспрашивать обо всем. Он знал все его привычки и отлично играл свою роль.
- Ему целью в Хогвартсе было обеспечить, что в конце турнира я буду первым, кто коснется кубка. Это он положил мое имя в кубок под видом четвертой школы. Это он напал в лабиринте на Флер и наложил Империус на Крама, чтобы заставить его вывести из строя Седрика. Это он превратил кубок в портал, ведущий на кладбище.
- Но, Гарри, если Дамблдор поймал Крауча, то почему его не осудили? Почему никто не знает, что сам-знаешь-кто вернулся? – спросил Симус. Ему все лето пришлось слушать гневные тирады матери о некомпетентности Дамблдора и никчемности Поттера. Странно было осознать, что она, и большая часть волшебного мира, настолько ошибались.
- Министру Фаджу это было невыгодно. Он присутствовал на последнем задании и слышал, как я сказал, что Волдеморт вернулся. Когда ему сообщили, что в замке, под охраной преподавателей, находится пожиратель смерти, который может это подтвердить, он пожелал увидеть это своими глазами. Я не знаю точно, было это намеренно или случайно, но Фадж привел с собой дементора в качестве охраны, и, стоило им войти в комнату, где держали Барти, дементор применил к нему поцелуй. Все произошло так быстро, что профессор Макгонагал не успела ему помешать.
- После этого Фадж решил, что раз других свидетелей нет, нужно меня дискредитировать, добиться того, чтобы мне никто не поверил. Поскольку профессор Дамблдор был готов защищать меня, он включил и его в свою пропаганду. Отсюда все газетные статьи и дурацкие шутки про нашу неадекватность.
Спальня мальчиков погрузилась в тяжелое молчание. Взгляд Гарри упал на часы. 03.15. Спать хотелось неимоверно. После всех эмоциональных всплесков и откровений ему казалось, что он сможет проспать несколько суток.
Они еще долго сидели рядом, молча все обдумывая, поддерживая друг друга. И, даже когда глаза Гарри стали закрываться, а остальных одолела зевота, им не пришло в голову вернуться в собственные постели.
Утром все пятеро Гриффиндорских пятикурсников не явились на завтрак.
