Последняя глава

Глава 1

Почему я не могу пошевелиться? Не могу встать, сесть. Я даже моргнуть не могу, или отвести взгляд, или хотя бы вдохнуть. Не чувствую ветер, но знаю, что он сейчас играет моими волосами. Не чувствую боли от тяжёлого булыжника, который упал мне на живот, надо бы убрать его, но я не владею своим телом.
Хочу, чтобы сейчас пахло лавандой, но я знаю, что подобное невозможно, по холодным стенам Хогвартса сейчас витает запах крови и отчаяния. Замок рушится как песочное печенье. Почему я уже не слышу этих жутких криков, которые слышала пять секунд назад? И что это был за безумный смех перед тем, как я упала?
Может.… Нет, не правда, я не могла умереть, ведь тогда мне бы было больно, а я сейчас не чувствую ничего. Я слышала крик: “Авада Кедавра!” будто со стороны, но таких криков было много. И холод. Нет, я не могла умереть. Наверное, просто сильно контужена.
Сейчас подойдёт кто-нибудь, снимет с меня тяжелый камень, придавливающий к земле и мешающий вдохнуть, возьмёт на руки и отнесёт к мадам Помфри, а она горько улыбнётся и даст мне какую-нибудь противную настойку, а когда я скажу, что ничего ещё хуже не пробовала, она с ухмылкой произнесет:
– А ты что хотела – тыквенный сок?
Интересно, как там Бон-Бон, он жив? Счастлив? С Грейнджер? Не важно. А Парвати? Надеюсь, и она жива.
Я чувствую! Да, я чувствую дуновение ветра на губах, только вот с каждой секундой это чувство всё слабей и слабей.
Вспомнилось детство и бабушка, которая, гадая мне на своих старых картах Таро, говорила, что я буду самой счастливой. Но каждый раз, как я заговаривала о том, что меня ждёт дальше, пыталась выведать, она отводила взгляд и меняла тему разговора. Моя странная бабушка, она всегда была такой. И перед тем как я уехала в Хогвартс, она сказала мне:
– Жаль, я не имею права всё изменить.
– Ничего не нужно менять, всё хорошо, – прошептала я тогда и поцеловала её в щёку, перед тем, как скрыться в поезде. Бабушка так и осталась стоять на вокзале, пока не исчезла из виду.
Кто-то с пыхтением снял с меня булыжник.
– Лаванда? – услышала я обеспокоенный голос Парвати. - Лаванда? – громче спросила она. – Проснись, ну же! – отчаянно трясла Парвати меня за плечо.
О, Мерлин! Я… я слышу! Парвати! Я жива, помоги мне!
– Лаванда, давай, очнись! – дрожал её голос. – Нам дали время, чтобы помочь раненым, битва ещё не закончилась.
Парвати!
– Сейчас, – всхлипнув, прошептала Парвати.
Она меня не слышит, я кричу, но она меня слышит. Почему? Почему она меня не слышит?
Я ничего не чувствую, но почему-то уверена, что она подхватила меня и понесла. Тихий плачь, грустные и радостные крики доносились с разных сторон. Было слышно, как ветер запутался у меня в волосах. И как тяжело шагает Парвати.
Седьмой шаг. Восьмой. Девятый.
– Гарри! Где Гарри?
Десятый. Одиннадцатый. Двенадцатый.
– О, нет! Это же Фред! Фред!..
Тринадцатый. Четырнадцатый. Пятнадцатый.
– Я… я люблю тебя и, возможно, когда-нибудь, я скажу тебе это ещё раз…
Шестнадцатый. Семнадцатый. Восемнадцатый.
– Луна! Луна! Слава Мерлину, ты жива…
Девятнадцатый. Двадцатый.
– Профессор Трелони! Профессор, Лаванда ранена, помогите, пожалуйста… – с этими словами Парвати положила меня.
Холодные пальцы профессора Трелони ощупали мне пульс.
Сейчас! Сейчас она скажет, что я жива, и они отведут меня к мадам Помфри.
Но в место этого профессор накрывает меня колючим одеялом. И я слышу как она, рыдая, выносит мне приговор:
– Она умерла. Умерла.
Парвати громко всхлипывает, её слёзы капают мне на ладонь, пробираясь через шерстяное одеяло и тонкой струйкой стекая по запястью
Не может быть. Я… я не могла умереть! Мне хочется плакать и кричать, хочется бояться и биться в истерике, только бы чувствовать что-то. Только вот я совсем ничего не чувствую. И именно это убеждает меня, что я действительно мертва.
– Вставай, Лаванда! – это был чей-то знакомый голос.
Но как я могу встать, если я умерла? Может кто-то сошёл с ума и сейчас разговаривает с моим мёртвым телом? Или сошла с ума я?
– Вставай, – повторил голос, – сейчас ты уже сможешь встать.
Я попыталась собрать все силы, хоть что-нибудь почувствовать, но безуспешно. Тогда я просто встала, пройдя сквозь одеяло.
На меня смотрел Фред Уизли и печально улыбался.
– Мы… мы приведения? – мне стало непривычно от собственного голоса, он показался мне слишком ровным, совсем чужим.
– Нет, мы – это мы. И нам нужно уходить, – ответил он.
Я оглянулась, нас никто не видел. Дин прошёл сквозь нас. Я посмотрела на тёмно-коричневое одеяло, над которым плакали профессор Трелони и Парвати.
– Не надо, – серьёзно сказал Фред, – не смотри на своё тело. И не смотри на друзей. Уйти не сможешь.
Я поспешно отвела взгляд.
– А почему ты дождался меня?
– Я смотрел на них, на мать, отца, Джорджа.… Видел их глаза.… И я не смогу уйти сам, – его лицо, ещё никогда не было настолько печальным.
Ну же, Фред, пошути, пожалуйста.
– И что мне нужно делать? – спросила я.
Фред подошёл ко мне и взял за руку, крепко сжав её.
– Посмотри на небо.
Я бросила взгляд на небо. Кажется, оно еще никогда не было таким темным. Его черноту разбавляла густая россыпь звезд и большой светящийся полумесяц. Тусклый, чуть серебристый свет луны окутывал тела мертвых и раненых, разрушенный Хогвартс и нас. Я не чувствую, но почему-то уверена, что луна меня греет.
В голову закрадывается нелепая мысль, что это последняя глава Лаванды Браун, и в ней не будет счастливого конца. Но уйти все равно хочется достойно.
– Лавандой… Пахнет лавандой, – шептала я, исчезая.
– Нет, ты что, не чувствуешь? Это же запах сена и пороха от фейерверков, – шептал, растворяясь, Фред.