Все права на мир Гарри Поттера принадлежат Дж. К. Роулинг, а это лишь безобидный фик.
– Напомни мне ещё раз: почему мы не могли аппарировать сразу на место?
Сириус на секунду отвлекается от управления волшебной лодкой, смотрит на меня и улыбается:
– Потому что я хотел показать тебе вид на остров, когда мы будем причаливать. – Он вдруг начинает беспокоиться: – Тебе не нравится наша морская прогулка? Укачивает, да? Или ты замёрзла? Вот я болван! Погоди, у меня тут где-то было одеяло...
– Не надо одеяло, – я останавливаю его движением руки. – Всё замечательно, Сириус, правда.
Он снова улыбается: той своей особой улыбкой избалованного мальчишки, у которого всегда всё получается в жизни. Я люблю эту улыбку, поэтому всё и впрямь замечательно, несмотря на то, что тело моё затекло от долгого сидения на жёсткой лодочной скамье. Но я ни за что не признаюсь в этом: ни к чему лишний раз напоминать о разнице в возрасте между нами.
Я смотрю на Сириуса, на то, как грациозно он двигается, управляя тяжёлым рулём, и меня переполняет счастье. Невзирая ни на что, он – мой, пусть и ненадолго. Наш роман не будет продолжаться вечно, не
может продолжаться вечно, но это не важно; главное, что сейчас ему хорошо со мной, а мне... Я ласкаю взглядом руки Сириуса, его широкие плечи, надёжно спрятанные под тканью походной мантии, и не могу сдержать томного вздоха. Мне тоже хорошо с ним, и как бы удивились все мои бывшие мужья, узнай они об этом.
Ах, впрочем, нет не все – Герберт ещё был жив, когда я закрутила тот роман с выпускником Когтеврана... Как там его звали?.. Уже не помню. Это не имеет большого значения: мимолётное увлечение, не более того. И мальчик был весьма мил, но, конечно, он никогда не сравнится с Сириусом.
Сириус.
Я ловлю его взгляд и, осторожно откидываясь на скамье, кокетливо склоняю голову набок так, чтобы вечернее солнце отразилось в моём ожерелье и это, в свою очередь, непременно обратило бы внимание Сириуса на всё, что находится ниже. Для верности я ещё и делаю глубокий вдох, будто бы просто наслаждаясь солёным морским воздухом.
И без того синие глаза Сириуса темнеют ещё больше. Он замирает, словно гончая, взявшая след, а затем пытается сделать ко мне шаг. Ему мешает руль, и, опомнившись, Сириус смущённо опускает взгляд.
А я смеюсь, смеюсь, как девчонка. Ах, это всегда так здорово – быть желанной.
Пару минут мы просто молчим, радуясь теплу, ветру и компании друг друга. Затем Сириус достаёт палочку и полголоса произносит одно из тех заклинаний для «управления-магическими-средствами-транспорта», которые мне никогда не понять. Его намерения, впрочем, весьма прозрачны, поэтому я отодвигаюсь в сторону, освобождая Сириусу место подле себя.
– Ты знаешь, – говорит он, усаживаясь, – в этих водах живёт морское чудовище – страшная тварь, наподобие Гигантского Кальмара в Хогвартском озере.
– Да ну, – я, будто бы в испуге, отстраняюсь. – Не может такого быть!
– Точно тебе говорю, – Сириус часто-часто кивает головой, отчего чёрные растрёпанные кудри его танцуют. – Его тут многие видели. Вот мы сейчас с тобой разговариваем, а он, может, прямо под нами!
Сириус делает страшное лицо и выбрасывает руки в стороны. Он шевелит растопыренными пальцами и издаёт булькающие звуки.
Я фыркаю и шутя бью ладнонью одно из слишком близко подобравшихся ко мне «щупалец». Сириус надувает губы:
– Вот, Гарри тоже всегда веселится, когда я рассказываю ему про Кальмара! А ведь это жуткая история, на самом деле. Когда мы учились в школе...
– Сириус, твоему крестнику всего месяц!
– Ну и что? Этот пацан очень смышлёный – весь в Джеймса. Через годик-другой его уже можно будет брать с собой на стадион. Уверен, он будет в восторге от квиддича.
Увлечённо жестикулируя, Сириус продолжает говорить о своих планах в отношении маленького Гарри, и я открыто любуюсь им. Когда-нибудь он станет для кого-то прекрасным мужем и отцом. И будет бесконечно предан.
– О, смотри, – кричит вдруг Сириус, выводя меня из сладкой задумчивости, – вот мы и на месте.
Он снова выхватывает свою палочку и чертит ею в воздухе магические знаки. Послушная его воле, лодка замедляет свой ход и останавливается, слегка качаясь на волнах. Сириус порывисто встаёт, перемахивает через скамью и делает несколько шагов к носу лодки.
– Ну, как тебе вид? Правда, здорово?
Я тоже поднимаюсь с места и, стараясь не потерять равновесия, осторожно приближаюсь к нему.
И да, открывающийся вид действительно стоит того, чтобы проделать весь этот долгий путь. В море, которое несколько минут назад было абсолютно пустым, из ниоткуда вырастают тяжёлые утёсы и скалы. На самой большой из них стоит маяк – гигантская свеча из белого камня. Она уже зажжёна, несмотря на то, что закатное солнце ещё высоко. Розовое сияние разливается по небу румянцем, а над водой стелется лёгкий туман, словно природе жарко.
Здесь красиво, но одновременно, тревожно, и меня пробирает лёгкий озноб. Сириус замечет это и кладёт тёплу руку на моё плечо.
– Тебе нравится?
– Да, – я киваю. – А мы не разобьёмся о скалы?
– Конечно, нет! – в голосе Сириуса звучит обычная самоуверенность. – Я здесь был уже сто раз и знаю безопасный фарватер к острову. Там, с запада есть удобная бухта... И потом, на лодку наложены чары. Не волнуйся – со мной не пропадёшь.
На его лице вновь появляется победная блэковская улыбка, и я ловлю себя на мысли о том, скольких же своих девчонок-подружек он вот так брал сюда на романтическое свидание? Наверняка, много. Впрочем, во мне нет ревности: по словам Сириуса, я – его первое «взрослое увлечение». И этого знания достаточно.
Сириус обнимает меня крепче и показывает свободной рукой куда-то на север:
– Жалко, сейчас опустился туман. Говорят, в особо ясную погоду отсюда виден Азкабан.
– Он же ненахождаем. И почему «жалко»? – я вглядываюсь в даль, но, понятно, не могу различить ничего. – Тебе так хочется посмотреть на тюрьму?
– Ну, – Сириус задумчиво трёт подбородок пальцами. – Там ведь обитают дементоры, а они – весьма редкие и интересные существа.
– Ага, – подхватываю я, – которые сразу бы попытались высосать из тебя воспоминания обо всём хорошем.
– Ну уж нет! – Сириус решительно поворачивается к корме, увлекая меня за собой. – Так просто я им не дамся, Розмерта. Ведь перво-наперво они захотят поживиться впечатлениями о сегодняшнем дне, а этого я допустить не могу!
О!
В моей груди что-то тёплое и радостное сжимается в тугой комок: слова приятны, очень приятны.
Но про себя я всё же украдкой улыбаюсь их наивности. Молодости так свойственно горячиться и ошибаться. Наш роман длится три недели. Из тысяч прекрасных дней, что ожидают Сириуса впереди, как может
этот стать его
самым счастливым воспоминанием?
