Глава 1POV Bella
Детство – беззаботная пора наивности и беспечности, когда нет необходимости самому принимать серьёзные решения; когда не думаешь о проблемах, а невзгоды легко забываются при мысли о новой игрушке или даже о мороженом, которое мама купит, когда перестанет сердиться.
Но потом ты взрослеешь, и на жизненном пути сталкиваешься с неизведанным, которое далеко не всегда бывает приятным. Ты встречаешься лицом к лицу с первой ложью, с первой обидой, с первой ревностью…
А я ранее всего из житейских трудностей столкнулась с предательством. Нет, предали не меня! Напротив, я совершила это мерзкое действие, стыд за которое меня гложет до сих пор.
Мне тогда было девять, и я была, на первый взгляд, совершенно счастливым ребенком – росла в семье среднего достатка, окруженная любовью многочисленных бабушек, дедушек, теть и дядь. Хорошо и с удовольствием училась, имела множество друзей, с которыми до темноты пропадала во дворе, самозабвенно отдаваясь нехитрым детским играм.
Только одна моя мечта оставалась несбыточной – мечта о папе. Моя мама, Рене, и папа, Чарли, расстались, когда я была совсем малышкой, и все мое детство было наполнено чередой незапоминающихся мужских лиц – маминых «друзей», с которым она проводила вечера, начисто забывая, как мне казалось, о моем существовании. «Друзья» часто бывали у нас дома, но никогда не оставались на ночь и уж, тем более, не жили вместе с мамой. Я же хотела, чтобы рядом с ней был мужчина, который забирал бы меня из школы и с танцев, помогал мне делать уроки, а маме – готовить ужин. Девочки из школы именно так описывали своих пап, а для меня само это понятие оставалось уравнением со множеством неизвестных.
Но среди моих родных все-таки нашелся мужчина, которого я любила и которому доверяла – мамин сводный брат, сын бабушки Мари и канадского француза со смешным именем Жеро. Дядя Джейк, как я его называла, был полицейским, работавшим в отделе, название которого я не могла запомнить, как не пыталась.
Я обожала те дни, когда дядя Джейк приезжал к нам с мамой. Он всегда привозил с собой сладости, а в праздники всегда радовал меня забавным подарком. Но и в будни я часто звонила ему, чтобы рассказать о своих школьных трудностях и победах, пожаловаться на задиру-одноклассника или похвастаться призовым местом в танцевальном конкурсе. Дядя всегда слушал меня, не прерывая, и я чувствовала, что ему не безразлична моя жизнь, какой бы заурядной она не была.
Но именно его, моего любимого дядю, мне пришлось предать. Поверьте, я не желала этого! Но обстоятельства сложились так, что я совершила этот поступок.
Началось все совсем невинно. Однажды вечером мама сказала мимоходом, что дядя Джейк заболел. Я забросала её вопросами: мол, что случилось? Не опасно ли это? Когда он поправится? Она отмахнулась, ответив, что ничего не знает, но я не поверила ей, увидев искреннюю тревогу в её глазах.
Ночью я не могла уснуть, все думая, что могло произойти с дядей. После долгих метаний я пришла к выводу, что его ранили на работе – ведь он все время на острие атаки! Но в этот момент из гостиной послышались голоса мамы и её нового «друга» Мика. Я не разобрала всех слов, но того, что удалось услышать, хватило, чтобы повергнуть меня в глубокий шок. «Рак», «последняя стадия», «надежды на излечение нет», «жить осталось не больше месяца» – все это было слишком большим ударом для меня. Я вскочила с постели и в слезах бросилась к маме, но та, успокоив меня, сказала:
- Такое бывает, малышка. И сейчас будет лучше, если ты не будешь общаться с Джейком. Завтра мы пойдем к нему в больницу, и я хочу, чтобы ты дала ему понять, что не хочешь больше видеться с ним. Не хочешь смотреть, как он умирает. Поняла, детка?
- Конечно, поняла, – ответил за меня Мик. – Она же хорошая девочка.
Я всем своим естеством ощущала фальшь и жестокость этих слов, но страх быть «плохой девочкой» пересилил все остальные чувства, и я несмело кивнула.
- Вот и умница, – расплылся в улыбке «друг». – А сейчас ложись спать.
***
Наутро мы с мамой отправились в больницу, которая зловеще называлась «онкологический центр». Это место поражало своей чистотой и казенностью даже снаружи. Центр был возведен около тридцати лет назад, несколько раз перестраивался, и теперь являл собой два величественных, как дредноуты, девятиэтажных корпуса, стены которых были выложены когда-то ослепительно-белой, но теперь уже чуть посеревшей и потрескавшейся плиткой.
Но окна я сразу определила как новые, пластиковые, а занавески за ними были настолько чистыми и накрахмаленными, что, казалось, сожмешь её в руке – и хрустнет. Так что больница была очень и очень аккуратной и на вид вполне пристойной, совсем не такой ужасной, как та, в которой я лежала с воспалением легких в первом классе.
Облачившись в халат и бахилы, мы пошли к лестнице, по пути осматривая роскошное фойе лечебного учреждения. Город не пожалел средств на его обстановку – все было сделано по высшему уровню: стены оклеены бежевыми обоями с набивным рисунком, успокаивающими взор, на полу лежал паркет из темных пород дерева. Все материалы цвета охры и слоновой кости, покрывающие диваны и кресла в фойе, подходили к цвету стен. Окна были не слишком большими, но располагались так, что в помещении было светло и вполне уютно. Зеленые растения были повсюду, на некоторых я даже заметил цветы, а картины на стенах отображали мир и спокойствие: горные пейзажи, широкие заливные луга, поляны цветов…
Возле палаты, в которой лежал дядя, стояли двое – высокий плечистый мужчина-латиноамериканец и миниатюрная белая молодая женщина, казавшаяся даже чересчур бледной. Как только мы приблизились, эта странная парочка шагнула к нам навстречу.
- Здравствуйте, миссис Свон, – поздоровалась женщина. – Я Рената Вальмонт, а это Эрик Делко. Мы коллеги Джейка, пришли поддержать его.
- Как он себя чувствует, мисс Вальмонт?
- Он очень подавлен, – печально сказала та. – Ждал вас. Вы очень важны ему, вы и ваша малютка-дочь.
Мама поблагодарила женщину и прошла в палату. Я прижалась к её руке и скользнула вслед за ней.
Джейк лежал на постели у окна, бездумно разглядывая нехитрый пейзаж больничного парка. Увидев нас, он попытался улыбнуться, но улыбка выглядела жалко на осунувшемся бледном лице и жутко контрастировала с наполненными отчаянием запавшими глазами.
- Привет, Джейк, – мама села на стул возле кровати дяди.
- Привет, Рене, привет, Белла. Спасибо, что пришли.
Я хотела поздороваться, но слова застревали у меня в горле – слишком пугающим был вид угасшего всего за несколько недель любимого человека.
Мама и дядя говорили о чем-то, а я думала только о том, что вижу его в последний раз. Что он больше не пойдет со мной в парк развлечений, не будет рассказывать забавные истории, не поддержит меня за руку, когда я буду перепрыгивать через лужи. И при мысли об этом у меня сами собой потекли слезы.
- Ты чего плачешь, обезьянка? – спросил Джейк, заглядывая мне в глаза. – Мы ведь не навсегда прощаемся.
Мама выразительно посмотрела на меня, и я произнесла то, о чем жалела потом всю свою жизнь:
- Я не хочу больше видеть тебя, дядя. Не хочу смотреть, как ты умираешь.
Лицо Джейка исказилось в мучительной гримасе, и я поняла, что сделала ему очень больно. Словами, которые вложили в мои уста мама и её «друг», я разрушила последнюю надежду и без того несчастного человека.
- Если тебе нужны будут деньги, Джейк, я переведу их на твой счет, – сказала мама, поднимаясь. – А сейчас позволь откланяться. Идем, детка.
Я покорно ушла вслед за мамой, а перед моими глазами так и стояло лицо дяди, на котором отразилась вся скорбь мира. Только тогда я поняла, что совершила отвратительное предательство.
Две недели я думала, как мне извиниться перед дядей, и я уже готова была просить маму вновь отвезти меня к нему в больницу, чтобы рассказать о том, что я соврала.
Но наутро после той ночи, когда я решилась извиниться, в дверь позвонили. На пороге стояла та самая мисс Вальмонт, коллега Джейка. Её лицо дышало печалью и болью, а в глазах застыло неизмеримое горе.
- Все кончено, миссис Свон, – произнесла она тихо. – Он ушел…
Я в ужасе смотрела на молодую женщину, ясно осознав, что мое предательство уже никогда не будет прощено…
