Глава 1Вокруг него кипел и не думал кончаться бой. В мутном свете, в мерцающих кадрах, в мелькающих и пропадающих лицах друзей и врагов.
Ему не оставалось ничего кроме как драться – отчаянно и почему-то никак не в силах прекратить борьбу, уже не чувствуя собственного тела, не улавливая собственных мыслей. Война преследовала его, обступала, душила страхом и гневом, утягивала в омут, накрывала тенью.
Лица стирались, и уже не видя лиц, он слышал только нарастающий гул, шум, давящий со всех сторон, заполняющий всё его существо, почти до физической боли.
Всё схлынуло разом, и в лицо дохнуло воздухом, как чем-то давно забытым, и тело вдруг налилось тяжестью, когда он попытался дёрнуться.
– Очнулся, – прошептал кто-то вдали. – Позовите, кто-нибудь...
Очнулся? Внезапная тишина, перемежаемая лишь глухими отдалёнными звуками, пугала его, сбивая с мысли. Он ещё раз дёрнулся, не осознавая, что происходит, но кто-то удержал его.
– Ремус. Ремус! – пробился сквозь помехи встревоженный голос. Знакомый.
– Всё кончилось, – ему на лоб легла прохладная рука, и он с усилием разлепил веки.
Палата. Рядом маячили два силуэта. Он напряжённо сощурился, пытаясь разглядеть их.
Страх, панический, рвущийся наружу, охватил его не до конца пришедшее в норму сознание.
– Дора? – прохрипел он, пытаясь дотянуться до сидящей фигуры.
– Дора жива. Она поправляется. Лежи.
В расплывающемся мире наконец появились очертания.
– Лежи, – повторила Андромеда Тонкс, мягко проводя ладонью по его лбу. – Тедди в порядке. Всё будет хорошо.
Он сглотнул – попытался сглотнуть, но в горле пересохло, и мышцы как будто не слушались.
– Гарри?.. – Ещё один вопрос, который требовал ответа.
– Мы победили, – к нему приблизилась вторая фигура, и Ремус узнал взъерошенного, бледного, но улыбающегося Поттера. – Война окончена. Вольдеморт мёртв.
Люпин закрыл глаза, чувствуя, как на него вновь наваливается тишина.
Война кончилась.
— — — — — -
Дора лежала в соседней палате, – об этом ему рассказала в следующий раз, когда он очнулся, Андромеда. Им обоим повезло, но Дора, вымотанная недавними родами, ещё толком не пришла в себя, хотя опасности для жизни, как уверяли целители, уже не было.
Когда его впервые пустили в её палату, Дора спала – и на секунду внутри что-то ощутимо бухнуло вниз под натиском старого страха.
– Вам нехорошо? – участливо осведомилась целитель – совсем ещё девочка, – не понимая, почему он так припал к косяку. Ремус опустил взгляд и с усилием мотнул головой.
– Я справлюсь, – он бы попытался улыбнуться, но словно разучился. – Правда. Пожалуйста... Я вас позову, если что-то случится, спасибо.
Целитель, смутившись, улыбнулась, и исчезла в коридоре.
Кто-то по забывчивости отставил к дальней стене стул, и Люпин так и опустился на пол у койки собственной жены. На колени – как раз, чтобы быть на одном уровне.
– Дора, – одними губами произнёс он, как будто боясь, что она не очнётся, не откликнется на его зов.
Она пошевелилась лишь через долгих десять секунд, и Ремус почувствовал, как, неуёмное, сердце заколотилось где-то в горле.
В её глазах, настоящего, искрящегося серого цвета, плескалась жизнь, и это казалось самым невероятным чудом всего мира.
– Ты не сердишься на меня? – спросила Нимфадора, касаясь кончиками пальцев его щеки и глядя на него с такой сосредоточенностью, как будто от ответа зависело наступление конца света.
Он прижал её ладонь к губам, осторожно перебирая тонкие пальцы. Кажется, тогда Ремус впервые ощутил, как по впалым щекам его стекают слёзы.
– Рем... – Дора потянулась к нему, требовательно подтягивая его голову ближе. – Мы ведь живы?..
Спрашивала она или утверждала? Он поднял замылившийся от нахлынувших слёз взгляд и увидел, как она улыбается.
— — — — — — -
– Сиди! – остановила Люпина Андромеда, когда он рванул было на кухню. – Сиди. Я всё принесу. Успеешь ещё побегать. А пока – выздоравливайте оба.
Андромеда выхаживала их с Дорой обоих с редким усердием: без лишнего сочувствия, без вздохов и ворчания, но с неизменной твёрдостью и внутренней улыбкой.
Они почти не говорили о прошедшей битве, но во всех движениях миссис Тонкс чувствовалось сдержанное облегчение: своей ненавязчивой заботой она говорила, что была рада их возвращению. Но даже во взгляде Андромеды Люпин иногда ловил глубоко спрятанный страх, что происходящее окажется сном. Он чувствовал то же – особенно, когда смотрел на всё ещё соблюдающую постельный режим Дору, и был благодарен миссис Тонкс за её молчаливую поддержку.
Тедди был, пожалуй, единственным во всём доме, кто не чувствовал никаких перемен. И улыбался – маме, папе, бабушке, приходящим гостям и целому огромному миру. И в этом было что-то правильное, что ещё не вполне осознавал сам Ремус, но что невольно заставляло его улыбаться в ответ.
Жизнь как будто остановилась, отдыхая от бешеной скачки, замерла в междувременьи, как если бы прошлое вдруг кануло в небытие, а будущее... О будущем Люпин старался не задумываться.
– Поставь там у вас на подоконник, – Андромеда вручила Ремусу вазу с пухлой охапкой цветов. – Доре всегда нравилась сирень. Пусть у вас хоть весна в комнате будет.
«Весна?» Он поймал себя на внезапной мысли, что уже давно наступил май. Густые гроздья сирени качнулись от лёгкого ветерка, обдав его волной терпкого аромата.
В комнате в закатных лучах, пробивающихся сквозь тюлевые занавески, царило ощущение тёплого покоя, вызывающего какое-то ностальгическое чувство.
Тедди тихо гулил рядом с лежащей на боку Дорой. Та, хихикая, щекотала сыну маленькие розовые пятки и ерошила топорщащийся ёжик переливающегося разными цветами младенческого пушка.
Ремус тихо, чтобы не помешать им, водрузил вазу на положенное ей место и оглянулся: розоватые лучи скользили по голым плечам и открытой спине Доры, высвечивая острые лопатки, и окрашивали её в последнее время натуральные русые волосы в самые причудливые цвета.
Он прилёг на свой край постели, наблюдая, как постепенно затихает в материнских объятиях Тедди.
– Когда он спит, он похож на тебя, – прошептала она таинственно и почему-то торжественно. – Когда вырастет, будет таким же.
– От меня он и так унаследовал имя и фамилию, так что пусть будет, как ты, – таким же шёпотом отозвался Люпин, осторожно целуя сопящего сына в маленький лобик.
Нимфадора придвинулась к нему, легонько боднув мужа в плечо.
– Не беспокойся, ему хватит наследства от нас обоих, – она зевнула и, пристроившись рядом, закрыла глаза.
Маленький Тедди, словно соглашаясь, дёрнулся, ткнувшись головой в отцовскую грудь. Скрипнуло окно, и ветер, ворвавшись в комнату порывом, дохнул сиренью, и вновь воцарилась тишина.
– Дора, – Ремус нащупал её ладонь, – я тебя люблю.
Она сжала его руку и сонно улыбнулась.
– Очень, – добавил он тихо после недолгого молчания.
За окном цвёл май.
На сей раз бесконечный.
