Посвящается моему любимому и дорогому брату, которого, к сожалению, уже нет рядом...Всего секунда, и мир рушится на глазах. В двух смыслах. Громкий грохот вызвал гомон криков. Вокруг пыль.
Я увернулся то ли от камня, то ли от куска стены. Теперь понятно, что случилось. Я слышу крик Перси. Стена рушится. Обе стены – стена Хогвартса и моя стена. Что-то оборвалось во мне. Что-то явно случилось, понимаю я, услышав крик брата. Но что я ещё не знаю.
Я, наверно, никогда не слышал такого шума, такого хаоса. Пробираюсь сквозь весь этот мусор, состоящий из руин стены, пытаюсь разглядеть что-нибудь сквозь стену пыли. А внутри поганенькое чувство, словно я на волосок от смерти. Но вот он я, я живой. Так что же это? И невольно я думаю: а где Фред? Как мы могли разминуться? Я ведь всего минуту назад его видел. Но чёртов Пожиратель смерти меня отвлек. Странно, только что я слышал его смех, а сейчас он почему-то замолчал. Что это? Неужели с Перси что-то случилось?
Я ускоряю ход и слышу рыдания. Перси, он что-то говорит, вернее, кричит, но за остальным шумом ничего не понятно. Значит, с ним всё в порядке. Наверное. По крайней мере – жив. Но факт того, что с Перси всё нормально, если можно так сказать по его крикам, заставил желудок болезненно скрутиться. Значит, произошло что-то ещё хуже, раз такой спокойный обычно Перси почти в истерике. Что же это такое?!
Я чувствовал, что они находятся где-то рядом. И Фред, и Перси, но вдруг я понял, что голоса становятся тише. Кто-то ещё был рядом с ними. С ними? С ними! Я просто ощущал, что Фред рядом с Перси. Как говорят, близнецы чувствуют друг друга лучше остальных братьев или сестер. И вообще, всех людей. И это правда. Но та ниточка, связь с Фредом, начала растворяться. Я плохо чувствовал его. Я не мог понять, что с ним. Может…
Но мои мысли прервало заклинание, просвистевшее в сантиметре над головой. Я резко нагнулся и почувствовал слабость. Что такое?
Мне оставалось только молить Мерлина, чтобы всё прошло хорошо.
Повернув на секунду голову вправо, я увидел паука размером с небольшой домик. Было бы мило посмотреть на лицо Рона, усмехнулся я про себя, но, различив в гомоне голосов и громком шуме голос и топот ног Перси, который шёл тяжёлой походкой, я пошёл быстрее.
Я увидел, что паук отлетел от трёх заклинаний, и невольно насторожился. Внутри всё ныло. Дорога была слишком долгой.
Когда я пришёл на то место, где, предположительно, должны были быть Перси с Фредом, и не нашёл их там, земля словно ушла у меня из-под ног. В меня сыпались заклинания, и я пытался отклоняться от них, хоть и неуклюже.
Почти теряя сознание, я встаю и бегу. Откуда слабость, я не понял. В глазах темнело, но я бежал и бежал. Удивительно, но ни одно заклинание тогда в меня так и не попало. Чудо? Наверное. Надо будет потом Фреду рассказать, какой я удачливый, пусть позавидует, подумал я и ухмыльнулся.
Я остановился только тогда, когда увидел еле шевелящееся тело Лаванды Браун на полу, под балконом кабинета прорицаний. Я опустился возле неё на колени. Её лицо было грязным и всё в запёкшейся крови. Одежда была порванной и пыльной, тело в ранах, порезах и синяках, но главное, она была жива. Прошептав заклинание «Оживи», я поднялся и снова отправился на поиски брата-близнеца, уже неплохо уклоняясь от заклятий.
Пауки кругом шли в мою сторону, но большинство из них падало от заклинаний. Грохот от боя великанов был ужасен. Но я вооружился только одной мыслью – где Фред? Сейчас он был мне нужен как никогда. Мы никогда не расставались с ним надолго, никогда. Даже в детстве. А сейчас меня к нему так тянуло, что я не понимал причины.
Я услышал крик. Похоже, это был Гарри. Я оглянулся, надеясь спросить у Рона, где Фред. Ведь где Гарри, там и Рон с Гермионой. Была вероятность, конечно, что они тоже были невольно разделены невидимой рукой судьбы. Оглянулся, но не увидел никого из них.
Заметив Энтони Голдстейна, я побежал к нему.
– Энтони, ты видел где-нибудь Фреда?
– Я… – он отбил заклинание Пожирателя и послал ответное, – я его…
Я выкинул руку вперёд и послал заклятие в того Пожирателя, что атаковал Энтони. Тот, не выдержав двойного напора, повалился на землю.
– Уф! Нет, не видел, – ответил он, пытаясь парализовать ближнего паука.
Я, чертыхнувшись, побежал дальше.
Я увидел Перси, который как метеор мчался за Пожирателем смерти. Пожирателем оказался Августус Руквуд. Поравнявшись со мной, Перси на секунду отвлёкся от преследуемого и выпучил глаза, которые моментом наполнились слезами. Судорожно стёр слёзы рукавом мантии и с ещё более ожесточённым лицом повернулся к Пожирателю, выкрикнув заклинание. Моё сердце ёкнуло, и я даже не позаботился о том, чтобы помочь брату. Вместо этого я кинулся бежать что было сил в противоположенную от Перси сторону.
Пробежав опустевший и разрушенный коридор, я неожиданно для себя споткнулся и упал. В ладони впились камни, порвав кожу и показывая кровь. Я, вздохнув, сел, опустошённый и усталый. Но мысль о глазах брата и каком-то странном и тягучем ощущении не покидала меня. Подняв взгляд от рук, я увидел за нишей маленький кусочек ботинка. И вот тогда-то сердце заныло ещё больше.
Я уже чувствовал, отчётливо чувствовал, что сейчас моя жизнь сломается. Если только я загляну за нишу, всё изменится. Глаза заполнились слезами, безотчётными и горячими. Отчего это, я не понимал до сих пор. Пошатываясь, подполз к нише и долго просидел возле неё, не в силах посмотреть, кто же там, за этой тканью.
Я с огромным усилием поднял руку и, схватившись за ткань, повис на ней. Рыданья вырывались из моей груди, и вскоре всё моё лицо стало мокрым, как земля, когда тают снега и ручьи стекают с гор.
Да что же я плачу? Вдруг это какой-нибудь Пожиратель смерти, а я убиваюсь тут из-за него.
Я усмехнулся, подумав о выражении лица Фреда, если бы он слышал это. Я вздохнул и нормально сел на пол. От этого движения маленький уголок ткани отодвинулся, и я увидел что-то рыжее, мелькнувшее прежде, чем лоскуток опять скрыл это. Сейчас я почувствовал то же ощущение, которое испытывал когда-то в детстве. Тогда мы вместе с Фредом заколдовали Перси, находясь на втором курсе, вне школы, и думали, что нас исключат и отберут волшебные палочки навсегда. Тогда мы с замиранием сердца стояли под дверью родителей, где находился и Перси тоже, и ждали приговора. Ждали письма из Министерства магии, боясь лишний раз дыхнуть, а тем более двигаться. Но всё обошлось. Письмо не пришло, и нас не исключили. Мы тогда не знали, что никто, кроме родителей и Перси, не знал об этом, потому что в доме, где есть совершеннолетние волшебники, Министерство не может определить, была ли это магия несовершеннолетнего.
Но сейчас чувство было сильнее, острее и сжимало все внутренние органы. На горло давил комок, не давая не то чтобы глотнуть, но и вздохнуть.
Я закрыл глаза и зашёл за нишу, медленно и неуверенно. Всего миг, и я вижу себя, улыбающегося, глаза широко раскрыты, и грудь не вздымается. Я остолбенело встал, а позже опустился на пол, рядом с собой. И понял, что это «с собой», оказывается, не совсем так. Это не я. А что же это? Может, заколдованная ниша? Иллюзия, к примеру.
Я всё ещё в ступоре и, выйдя за нишу, отдёргиваю ткань. На иллюзию, галлюцинацию, мираж или как вы там захотите это назвать, похоже не было.
Фред. Фред, Фред. Фред. Фред. Фред! В голове только одно слово, одно имя, одна мысль, один человек, одна жизнь.
– ФРЕД! – я падаю на колени и сжимаю его плечи, трясу его и трясу, а он всё такой же… Неживой…
Крик, я захлёбываюсь в слезах, и вправду, захлёбываюсь, а прежде я и не думал, что такое возможно. Голова Фреда болтается из стороны в сторону, и только нечаянно ударив его головой о стену, я просто прижимаю его к себе. И кричу. Снова. Снова. Снова и снова. Ему на ухо.
Фред бы сейчас пошутил, сказав, что от моего крика великаны в горах Шотландии поподскакивали с мест. Но это «бы» убивало.
Смотреть в глаза, которые вроде и смеются, но в них уже нет ничего родного, ничего живого, ничего вообще, – это самое страшное на свете.
Кто-то бежит в мою сторону. Уже только в мою. Нас – уже нет. Разомкнул руки, и тело упало на пол. Бью стену, пол, всё, что находится рядом, с такой ожесточённостью, с такой силой, с какой не бил никогда и никого. Было бы жалко. А сейчас всё окружающее было врагом. Кроме Фреда. Слёзы застилали всё, но только его тело в моих глазах было настолько чётко… его веснушки, как мои, его улыбка, как у меня, но его глаза… лучше бы глаза его расплылись от слёз моих в моих же глазах. Взгляд у нас, к моему непередаваемому сожалению и огорчению, был уже очень разным.
Я не хочу ничего видеть и слышать, и мне всё равно, кто бы это ни был. Пусть хоть сам Волдеморт, я пошлю его ко всем чертям, не дав такой возможности Гарри.
Не смотря, нащупываю палочку в кармане и вытягиваю руку в ещё пустой коридор. Опять начинаю крепко прижимать к себе тело брата и с безумством шепчу ему на ухо:
– Фред! Дыши, слышишь, дыши! Это очень надо! Так надо, понимаешь? Всё неправильно, и ты будешь самой большой задницей, если сейчас же не задышишь! Ну же, давай!
Чья-то рука обхватывает моё плечо, и я чувствую, как кто-то грузно опускается возле меня.
Нет, пожалуйста, не надо всхлипывать мне в ухо, я умоляю! Мне от этого в сто раз хуже становится!
Я отталкиваю Перси от себя и пытаюсь потащить тело Фреда в коридор. Неважно потом куда, главное, что мы уйдем от всего этого, что мой брат будет везде со мной, хоть и неживой. Я не расстанусь с ним, нет!
– Джордж… Фред… Джордж! Куда ты тащишь Фреда?! Положи его обратно! – кричит на меня Перси, всё ещё продолжая сидеть на полу возле ниши.
Я молча продолжаю тащить Фреда. Его ноги и наполовину сползшая мантия волокутся по земле, собирая под себя некоторые обломки камней и прочей ерунды. Мне всё равно. Главное - Фред, вот он, он у меня в руках, рядом.
– Джордж! – орёт Перси и, соскочив, дёргает меня за плечо.
Я не удерживаю равновесие и прямо с телом Фреда валюсь на пол.
– Что ты делаешь?! – с болью и досадой бормочет Перси и опускается рядом с нами. Со мной.
Я без конца говорю себе, что Фред мёртв, я остался один, теперь нет нас, только я, но до сих пор не осознаю. Нет.
Мы смотрим с Перси друг другу в глаза долгое время, слёзы тихо скользят по щекам, и гробовое молчание. Гробовое молчание – вот что это такое, теперь я понимаю. Только шумы войны звучат громче некуда. Но у нас теперь своя тишина.
– Ты должен сказать «прощай», Джордж…
В ответ молчанье, боль, слезы, отчаянье.
– Он должен спокойно уйти, пойми…
Тишина.
– Джордж… Я… Правда, мне тоже тяжело, но мы должны это сделать, ты же знаешь… Так будет лучше…
Ничего такого я не знаю. К чему все эти глупые утешения и мысли, «что будет лучше»? Фред живой – вот это было бы лучше, а не отпустить! Он сам ведь не захочет уходить, он всегда со мной, и так вот лучше.
Какого черта Перси решил, что оттого, что ему «тоже трудно», мне станет легче?! Горело бы всё это ярким пламенем!
– Фред ушёл, услышь меня, Джордж… Он… Мёртв… – я не понимаю, как он может произносить слово «мёртв» по отношению к Фреду? Как?! Это словно предательство. Так нельзя, ведь он… Нет!..
– Джордж, очнись! Всё продолжается! Война в разгаре! Это только начало! Мы не знаем, кто будет следующим: Рон, Джинни, папа, я или… ты! Но, если мы так и будем сидеть, никому лучше не станет, пойми же ты! Поэтому ты должен осознать всё скорее и помочь остальным! Джордж!
Я никак не отреагировал на его пламенную речь, и он затих, но, зная Перси, могу сказать, что это было ненадолго.
– Ни мама, ни папа ещё не знают… – тихо произнёс Перси через время, и слезы ещё больше хлынули из его глаз.
Я сильнее сжал в своих руках тело Фреда и зажмурил глаза. Осознал. Стоны и рыдания вырвались из меня, а лицо стало мокрое, хуже, чем когда стоишь под душем.
– Фред… – я слышу чей-то женский удивленный голос и дальше всё как отрезано.
***
Не знаю, сколько времени прошло, что произошло, где я и где Фред. Просто темнота, глаза плотно закрыты, а лицо всё ещё влажное.
Осмеливаюсь приоткрыть глаза – всё очень туманно и противно. И чёртовы звуки возвращаются медленно, но верно. Не знаю, что со мной, но мне уже всё равно, я больше нигде не чувствую себя в безопасности.
Лучше бы я не приходил в себя и глаз не открывал, так было намного лучше.
Плач. Мамин плач, папин, Джинни и Перси. Я различаю их голоса, вернее, рёв, из остального шума. Опять темнота, но звуки, к сожалению, не убавляются.
Заставляю себя подняться и подойти к своей семье и Фреду. Иду на ощупь, на память, на чувства. Тут вдруг кто-то невысокий заключает меня в объятия. Мама. Открываю глаза. Лучше бы я это не видел. Никогда я не знал, что глаза могут столько боли выражать. Любимые мамины глаза. Папа смотрит в небо и чуть ли не кричит, держа свою руку на лбу у Фреда. Джинни дальше всех, забилась в угол, тихо плачет, держа своё маленькое сердечко. Перси сидит прямо возле Фреда, держа его руку и уронив голову на свои колени, и временами подвывает. Наша семья не вся в сборе.
Я чувствую мамину холодную ладошку у себя на щеке, она словно изучает меня, пытаясь объяснить себе, что умер лишь один её сын, и плачет.
– Мам… – надломленно и хрипло произношу я, и новый поток рыданий завладевает мною.
Похоже, мама только и ждала, когда я приду в себя. Она, наверное, лучше всех остальных понимает, что эта потеря труднее всего даётся мне.
– Фред… Ты… Он… – тут ко мне пошатываясь подходит папа и замирает. Не знает, что сказать, сделать, и, по-моему, он вообще ничего сейчас не понимает.
Больше всего сейчас мне жалко Джинни. Она ещё такая маленькая. Маленькая для всего: страданий, боли, слёз, войны, потерь и смерти. Как бы мне хотелось, чтобы она ничего вот этого не видела, не убивалась так. Она ведь ещё совсем малышка, моя маленькая сестрёнка.
Я целую маму в висок, мягко отстраняюсь, обнимаю папу и направляюсь прямиком к Джинни. Пусть кто-нибудь другой будет сильным для всех, а я же буду опорой только для своих милых дам: мамы и Джинни.
Я как можно тише подхожу к ней, словно боясь спугнуть, хотя за всем этим шумом она и не услышала бы моих шагов.
– Джинни… – медленно опускаюсь возле неё и обнимаю её содрогающееся тельце.
Она открывает глаза, кидает на меня взгляд и отшатывается. Мотает головой и причитает: «Нет, не может, не может, не так». Я её понимаю. Она горюет по своему любимому высокому, худощавому, рыжему брату-затейнику, который умер, и вдруг он оказывается просто рядом. Живой мертвец.
– Джинни, не бойся, я буду рядом. И Рон с Перси тоже. Мы все рядом, да? Теперь уже ничего плохого не случится, правда, – я поднимаю её голову за подбородок, и она смотрит на меня с такой тоской и болью, что я понимаю: никто его не заменит, как никто не смог бы заменить Билла или Чарли. Я чувствую свою вину перед всеми, я виноват, что мы не выбрались из «ямы смерти» вместе с Фредом. Я оставил его на обед Костлявой старухе. Я дурак, я виноват!
Джинни всхлипывает и прижимает свою голову к моей груди. Я ощущаю, как дрожат её зубы, её руки и вообще всё её тело. Холод её рук чувствуется даже через одежду, но и на улице, и в школе жара, это отнюдь не от погоды.
Фред. Я знаю, что должен подойти к нему. Но мне смертельно не хочется этого делать. Всё это время, с тех пор как я очнулся, я пытался не смотреть на него. Потому что настолько резало сердце, что ничем потом этого не заживить. Просто невозможно! Прошло всего ничего времени, а я уже безумно по нему скучаю, словно целых десять лет не видел. Что же будет, если только за час такое случилось? Что будет через месяц или год?
Я на секунду прижал к себе Джинни ещё крепче и, поцеловав её волосы, встал. Медленно и неуверенно начал идти к брату. Подхожу к его изголовью и лишь тогда опускаю на него взгляд. Тело Фреда совсем остыло, стало каменно-холодным на каменном и холодном полу Большого зала. Как бы это комично звучало, если он не был бы мёртвым. Я это прекрасно осознал, лучше некуда.
Опять невольно падаю на колени и начинаю рыдать, как никогда прежде. Разве возможно так плакать? Так горевать? Испытывать настолько адскую боль, что все, что хочется сделать, – это запустить себе в сердце нож?!
Я в забытьи. Сквозь пелену слышу крик Билла и плач Флёр. Рядом со мной падает тело, похоже, это Билл. Заставляю себя открыть глаза. Так и есть. Он на коленях, как и я, рыдает и кричит что-то бессмысленное, что я и понять не в состоянии. Медленно, очень медленно протягивает свои руки к лицу Фреда и, обхватив, прижимается к нему лбом.
Мерлин, останови это всё, я умоляю! Я что угодно сделаю, только, пожалуйста, прекрати всё это!
Я и сам не заметил, как начал подвывать. Замечаю, шум вокруг меня увеличился. Это ещё один поток плача. Слегка успокоившихся людей потревожили Билл и Флёр.
Уже минуту спустя вижу, как Джинни, словно силком, тащит своё тело ближе к брату, как мама падает возле Фреда и кладёт ему голову на грудь, а папа подходит к ней сзади и гладит её по голове, заливаясь слезами. Перси плача стоит возле Флёр, которая спрятала голову на груди у Билла.
Оглядываюсь. Все плачут, абсолютно все. Сейчас лишь замечаю, что вокруг столько трупов, что становится страшно. Справа вижу Люпина. Я уже слышал, что его убили, но от этого не становится легче самому увидеть его тело. Сердце вновь сжимается. Нет! И Тонкс мертва! Как же теперь будет малыш Тедди, он ведь совсем крошечный?!
Я опять закрываю глаза и мотаю головой. Пытаюсь отогнать от себя только что увиденное, но умиротворенные и спокойные лица Люпина и Тонкс никак не хотят уходить. Я сам не понимаю, как всё это вижу и слышу, как ещё могу всё это замечать.
Опять открываю глаза и бесцельно смотрю вперед. Ли Джордан стоит неподалёку от Фреда и плачет, временами поглядывая на него. Вижу в проёме дверей Гарри, Рона и Гермиону. В какой-то момент во мне проснулась такая жгучая ненависть к Гарри и жажда хорошенько ему врезать! Но злость уже через секунду улетучилась, когда я понял, что он тут совсем ни при чём. Даже наоборот, спасибо ему, что он помогает магическому миру жить нормальной жизнью, а не в рабстве у Волдеморта, или, того хуже, не оказаться на небесах, как Фред.
Фред. Слёзы опять градом текут у меня по лицу. Они когда-нибудь остановятся?
Рон подходит к Перси и обнимает его, а Гермиона – Джинни. Не хватает только Чарли. Ну, пусть хоть один член нашей семьи не будет в этом аду…
***
Время тянется так медленно, как улитка ползёт в гору. Сколько дней уже прошло? Десять? Двадцать? Нет, всего лишь час…
Что ж, слёз, как мне кажется, уже ни у кого не осталось. Во мне лично точно. Сижу возле Фреда, крепко держа его ледяную руку. Оглядываю зал. Мама, временами шмыгая, помогает миссис Помфри оказывать помощь уже немногим нуждающимся людям. Папа с Перси обходят зал, что-то спрашивая у некоторых учеников и преподавателей. Билл, Гермиона, Флёр и ещё несколько ребят молча пытаются хоть как-то навести порядок в школе, ремонтируя что-то то там, то здесь. А Джинни с Невиллом и Чарли выходят из Зала. Глаза у всех красные и опухшие от слез.
Я обреченно вздыхаю и перевожу взгляд на своего братика-близнеца. Никогда я не видел его таким бледным, даже когда он болел. У него на щеках всегда играл лёгкий румянец. Глаза уже закрыты, что к лучшему, трудно смотреть в родные неживые глаза. Он сейчас определённо красивее обычного. Так странно… На губах до сих пор едва заметная улыбка. Как ужасно! Я до сих пор слышу его смех…
– Фред, ты как?.. – глупый вопрос.
– Я надеюсь, ты никогда не держал на меня зла, если только не тогда, когда я подлил тебе в тыквенный сок наше ещё новое изобретение – «черненный эликсир», - в ответ тишина.
– Я… я надеюсь, что тебе не было больно... когда ты…
– Да… Я вот теперь думаю, что мне делать с магазином, тогда как тебя уже… нет… навряд ли я его продам... но ведь без тебя он уже… нет…
– Знаешь, я уже и не знаю, о чём с тобой поговорить.
– Нет, правда, со мной всё в порядке, я просто…
– Ты ведь понимаешь, я не смогу не разговаривать с тобой даже спустя несколько лет.
– Ведь ты часть меня…
– Ты мой кусок…
– Ты – это я…
– Этого не изменить. Ты всегда останешься мной, а я тобой останусь.
– Только, пожалуйста, навещай меня почаще… – удивительно для себя я опять заплакал. Уже не так горько, но всё ещё с болью.
– Прости, не хотел… – прошептал я и начал вставать.
Утерев слёзы, я решил, что должен помочь остальным, работы вдоволь, а я сижу тут, как безвольный овощ, и нюни распускаю. Тогда как уже даже мама с папой, родители Фреда, пришли в себя и занялись работой. Ноги затекли, я сделал несколько неуверенных шагов и остановился. Вдруг послышался громкий топот, доносившийся со стороны леса, и раздался усиленный голос Волдеморта:
– Гарри Поттер мертв. Он был убит при попытке к бегству. Он пытался спасти свою жизнь, пока вы тут погибали за него. Мы принесли вам его тело, чтобы вы убедились, что ваш герой мертв. Битва выиграна. Вы потеряли половину бойцов. Мои Пожиратели смерти превосходят вас числом, а Мальчика-Который-Выжил больше нет. Воевать дальше не имеет смысла. Всякий, кто продолжит сопротивление, будь то мужчина, женщина или ребенок, будет убит, и то же случится с членами его семьи. Выходите из замка, преклоните предо мной колени, и я пощажу вас. Ваши родители и дети, ваши братья и сестры будут жить, все будет прощено, и вместе мы приступим к строительству нового мира.
В замке воцарилось молчание. Никто не мог поверить в такое, это просто невозможно! Гарри никогда бы так не поступил, он бы никогда не попытался убежать! В животе заныло, пожалуйста, только не ещё один труп, нет, уже достаточно! Мы так настрадались и не можем проиграть эту войну, это незаслуженно!
Все тихо, словно боясь потревожить тишину, начали выдвигаться на свет, к выходу из школы, к Гарри, чтобы убедиться самим в том, что он…
Тишину разрезал крик МакГонагалл и смех Беллатрисы Лестрейндж. Я прибавил ходу и выглянул из-за плеча Невилла: Гарри неподвижно лежал на руках у плачущего Хагрида.
Моя нижняя челюсть невольно «съезжает» вниз и так и остается. Негодование и разочарование полностью заполняют меня, и камень на душе становится ещё тяжелее.
Со всех сторон начинают кричать имя Гарри и проклятия в сторону Пожирателей смерти. И снова тишина. Невилл вырывается вперед и выкрикивает заклинание, направив палочку на Волдеморта, но тот с лёгкостью отбивает его. Мерзкий смех заполняет всё вокруг. Отвратительно. Моя голова невольно опускается.
В следующую секунду произошло столько всего и так быстро, что я едва успевал понять. Я хотел помочь Невиллу, но ноги приросли к полу. Через несколько секунд, увидев, как он отрубил голову змее, я успокоился. Крик Хагрида, великаны и Грох, атака Пожирателей, которых гнали стрелы кентавров – всё это заставило меня отступать, отражая заклятия, летевшие в сантиметрах от головы.
Я пробрался в правую сторону Зала, ближе к Фреду. Споткнулся, упал и вставать не собирался, было всё равно. Почти. Но тут ко мне подскочил Ли и подал руку. Едва заметные улыбки появились у нас на губах – вот, это парень, что будет для меня опорой. Я невольно бросаю взгляд за спину Ли и, оттолкнув его в сторону, отражаю заклятие Пожирателя.
– Спасибо, – говорит Джордан и вытягивает палочку в сторону Яксли.
– Давай, – говорю я, и мы начинаем надвигаться на него.
Когда он оказался на полу, я, не думая, крикнул заклятие, от которого тот лишился чувств.
– Свяжем? – спросил Ли.
– А может… – чуть ли не через всю комнату пролетел Уолден Макнейр. – С каких пор Пожиратели научились летать? – Джордан хмыкнул и кивнул в сторону. Я посмотрел, куда показывал Ли: папа и Перси одолели Толстоватого, а в нескольких метрах от них пробежала чета Малфоев, ищущих своего сына.
Я поднял взгляд и, разрази меня гром, чуть было не потерял сознание. Сердце остановилось, когда я увидел Аваду Кедавра, летящую в Джинни, и с бешенной скоростью забилось, когда оно пролетело в дюйме от неё. Мама что-то закричала и начала атаковать Беллатрису Лестрейндж. Я начал пробираться к ним и не мог позволить никому лишить меня ещё одного дорогого мне человека.
– Джордж, сзади! – закричал что есть мочи Ли.
Всего секунда, и я лечу на пол от заклинания.
Чувствую чью-то руку у себя на груди, вздох и несколько шлепков по лицу. Нехотя открываю глаза.
– Я думал, я умер, – мямлю я, глядя на Джордана.
– Не надейся, не отдам я второго, – с облегчением вздыхая, отвечает мне он.
– Мама! – я вскакиваю на ноги и пытаюсь отыскать её взглядом. Почти никто не сражается, многие лежат на полу, большинство из них Пожиратели. Меня заполняет бешенство. Пусть только эта тварь что-нибудь сделает с мамой, и я за себя не ручаюсь!
Бесцеремонно расталкиваю всех на своём пути к центру Большого зала. Каким же путь показался долгим! Нет, мамуль, держись! Проклятая Лестрейндж!
– ...мамочка отправится вслед за Фреддичкой? – услышал я голос Беллатрисы, и боль нахлынула с новой силой.
– Я убью её! – рык сам вырвался из моего горла, и я ускорил шаг, чуть не переходя на бег, если здесь такое было возможно.
– Ты больше никогда не тронешь наших детей! — выкрикнула мама и, как бы в ответ на смех безумной сторонницы Волдеморта, пустила в неё заклятие, от которого смех застыл на её губах.
Я с облегчением вздохнул и стал искать взглядом всех своих, чтобы убедиться, что с ними всё нормально. Но кровь в который раз застыла у меня в венах: палочка Волдеморта была направлена в сторону мамы. Моей мамы! Его лицо, если этот блин можно так назвать, было искажено яростью. Я закричал, но мой голос потонул в снова зародившемся шуме. Я хочу произнести заклинание, но передо мной столько людей, что оно не долетит до цели. Какого чёрта я остановился?! Только бы успеть, только бы успеть! Я не могу позволить маме умереть!
Я опять кричу, но голос снова не долетает до маминых ушей. НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА, НЕТ!
– Протего! – откуда не возьмись появился Гарри, целый и почти невредимый, а мама отступила в толпу, к папе.
Выдох, я опустился на пол, на душе стало как никогда легко.
– Спасибо, – прошептал я и, на секунду замешкавшись, снова вскинул голову. Гарри! Гарри жив!
– Фред, смотри… – я с радостью посмотрел назад, но… его сзади не оказалось и никогда не окажется снова…
Я почувствовал себя нормальным, почти счастливым, когда увидел Гарри, и чуть снова не умер от горя, когда не увидел Фреда. Я потерялся, опять потерялся от горя и боли. Это оказалось неожиданным…
***
– И всё-таки мы выиграли эту войну! Сколько людей отдало свои жизни, но… Мы всё же это сделали. Спасибо, Фред! Ты отдал свою, и это сильно… – прошло уже две недели, я сидел у могилки Фреда.
– Честно, я злился на Гарри, и сейчас мне очень стыдно, очень… Он маму спас. Спас нас всех, а я… Дурак я, в общем…
– Ну кому мне рассказать об этом всём, как ни тебе?
– Я Анджелину видел, когда Волдеморт пал и мы выносили твоё… У неё глаза заплыли, а когда она меня увидела… Фред, ты ей очень нужен, а мне… А мне ещё больше…
– Меня не понимают, когда видят у тебя на могилке. Все думают, что я сам с собой разговариваю. Но ведь это не так. Я отчетливо слышу твой голос у себя в голове. И так правильно. Наша связь непрерывна, помни об этом, Фред…
***
– Фред, я знаю, ты не обидишься, я думаю, будет правильней, если я женюсь на Анджелине. Она достойна отличного парня, но ты, к сожалению, с ней быть уже не сможешь, – моего голоса боль не покидает.
– Ты всегда был лучше меня, но она заслужила хотя бы такого шалопая, как я.
– Ты не против?
– Спасибо… Поверь, она никогда тебя не забудет…
***
Сегодня прошёл год и сорок семь дней после смерти Фреда, восемнадцатое июня. Я стою в белой рубашке, а в руках у меня черная мантия. Смотрю в отражение в зеркале, и мне кажется, что передо мной Фред, а не я.
– Ну что, вот и настал этот чудесный день. Почти год я всё время был один, если не считать редких вечеров с Анджелиной. Нет, те, что с тобой, не считаются, Фред, мы и так постоянно вместе, ведь ты мой кусок, - я улыбнулся Фреду в зеркале.
– Мне кажется, что теперь, братик, моё горе заканчивается, я начну новую жизнь, и так одиноко жить больше не буду.
– Здесь, на моём месте, должен был стоять ты. Извини, Фред...
– Анджелина и вправду чудо. Я не сомневаюсь, что мы будем жить с ней счастливо. Да и ты дал согласие.
– Знаешь, она мне всегда нравилась, но, кажется, её интересовал только ты. Я и не надеялся, что она на меня когда-нибудь посмотрит как на парня, даже если мы с тобой похожи как две капли. Ирония судьбы…
– Я волнуюсь, да. И, кажется, мне пора. Не унывай, она в хороших руках, честно. Ну, пожелай мне удачи… К чёрту!
***
Второе мая, двухтысячный год. Мы с моей дорогой женой и прекрасным сыном Фредом II сидим в нашем небольшом и, тем не менее, уютном домике у камина.
– Это наше счастье, – мои губы были растянуты в широчайшей улыбке.
– Хей, малыш, взгляни на папочку, – мягко сказала Анджелина, гладя малыша по смуглой щёчке.
– У нас получился прекрасный малыш, – проворковал я, приобняв свою жену и поцеловав её в висок.
– Не то слово, – счастье было у неё и в голосе, и в глазах.
– Люблю тебя, Анджелина, – говорил я от нас двоих. Я чувствовал, как трепещет от счастья внутри меня душа Фреда, и это радовало безмерно.
– И я люблю… Ммм… Тебя… – она запнулась.
– Нас.
– Вас. Спасибо, Джордж, – она взяла мою ладошку свободной рукой и приложила к щеке.
Полночь. Анджелина и Фред II мирно спят. А я не могу. Сегодня важный день. Я иду говорить с Фредом на улицу, чтобы не разбудить свою маленькую семью.
– Ты счастлив?.. И я тоже счастлив. Я не думал, что после того, как ты ушёл, смогу стать таким счастливым…
– Это очень мило с твоей стороны, что ты позволил мне жениться на Анджелине. Ты сделал меня счастливым, –
говорил я, смотря на луну.
Та ночь длилась очень долго. Мы разговаривали с Фредом всю ночь. Обо всём. Обо всём, что можно было, и даже этого нам было мало. Нам мало будет целой жизни, чтобы говорить, чтобы быть вместе…
***
– Сегодня первое апреля две тысячи четвертого года. Дорогому Джорджу исполняется двадцать шесть лет. Давайте мы его поздра-авим! – пропела Джинни, заходя в гостиную.
– Вау! Новая колдокамера? Ну-ка, покажи!
– Джордж, отстань, я буду сегодня снимать твой день рождения! Празднуй давай, – хихикнула Джинни.
– Happy Birthday to you, Happy Birthday to you… – запела Анджелина, занося торт в гостиную, и все её тут же подхватили: - Dear George! Happy Birthday to you! Задувай свечки, любимый!
– Да, хорошо. Нет, стоп, стойте! А где второй торт? – я засуетился, но мама успокоила, махнув рукой в сторону стола. – А, тогда и вправду всё хорошо.
Я задул свечки, и все захлопали в ладоши.
– Спасибо, спасибо всем! Мы вас всех очень любим! – я говорил опять от нас двоих и знал, что все это понимают.
Прекрасно отужинав и повеселившись на славу, все разошлись домой, вручив свои подарки.
– Джордж, я оставляю свечки на торте зажжёнными, пойдём спать.
– Конечно, спасибо. Иди, я сейчас подойду.
Когда Анджелина ушла, я сел на стульчик у торта.
– Ну, Фред, твоя очередь задувать. Конечно, ты задуешь потом, я просто хотел сказать… С днём рожденья тебя! С днём рожденья нас, братик! Спокойной ночи!
Вот уже пятый год Джордж оставляет свечки на торте Фреда зажжёнными. Волшебные свечки не тухнут сами по себе или от ветра, но все четыре года они гасли. Как? Это неизвестно. Ну, а в этом году Фред II достаточно созрел, чтобы понять, насколько это важно для его отца, и, боясь, что свечи не погаснут, он сам потушил их, вместо его Дяди Фреда, которого он никогда не знал, но любил, как папу...
Джордж же прожил оставшуюся жизнь за них двоих, за себя и за Фреда...
Оставившие этот мир всегда живут возле нас, они всегда в наших сердцах… 
