Глава 1Девчонка, которая стояла перед ним, ещё не успела сказать слова, но уже было понятно: ни дать, ни взять гордая шотландка. Даром, что светленькая, один взгляд чего стоит – весь такой в духе «горных шотландских озёр», как подразнивали они в школе Кэролайн МакФерли. Когда он в последний раз видел МакФерли после Хогвартса, она работала в какой-то из визенгамотских комиссий. Потом – пропала, говорили, вышла замуж за ещё какого-то шотландца. А теперь перед ними стоял живой итог всей истории: девица по фамилии МакКиннон, только выпорхнувшая из-за школьной скамьи и жаждущая попасть в аврорат.
Аластор Грюм молча слушал, как остальные экзаменаторы допрашивают претендентку, изредка хмуря кустистые брови. Не допрашивают, конечно, собеседуют, но атмосфера в кабинете стояла удушливее, чем в допросной.
Девчонка МакКиннон – Марлен, что ли? – отвечала точно, без надрыва и всё время чуть-чуть улыбалась: очевидно, нервничая. «Апломба в ней хватило бы на Визенгамот», – мелькнула мысль, и Аласор вдруг вскинулся, с пугающей чёткостью осознавая, что вот, перед ним стоит дочь его однокурсницы. И добровольно просится в пекло, в самую гущу резни, о которой, холёная и гордая идеалистка, не имеет ни малейшего понятия.
– МакКиннон! – рявкнул он, едва успев поймать себя за язык, чтобы не сказать «МакФерли». Прерванная на полуслове Марлен впервые запнулась и ответила ему совсем не уверенной вопросительной улыбкой.
– Зачем вы сюда пришли? Только без сантиментов!
Она моргнула – раз, два – и выдала спокойный (на первый взгляд!) и очень лаконичный ответ:
– Я пришла драться, сэр.
Грюм знал, что его коллеги незаметно переглянулись, уточняя вердикт, и откинулся на стуле, потирая виски.
– Это не Хогвартс, девочка, – бросил он. Грубо, может быть, но видя, как подрагивают стиснутые добела в замок пальцы МакКиннон (почти МакФерли, чёрт возьми!), выдохнул с облегчением.
– Свободны.
Потом его будет журить начальство, которому нужны кадры (мясо!), но сейчас он был должен не пустить девчонку на убой.
— — — — — — — — — — — — -
В первый момент Аластор готов был придушить Альбуса Дамблдора, и ему, честно слово, было плевать, как это скажется на Ордене. На проклятом Ордене, наполовину состоявшем из желторотых юнцов, а на вторую – из профанов от мирной жизни. Пара профессионалов на всю гоп-компанию, великий Мерлин!..
«Нас передавят, как флоббер-червей на первом же рейде», – и Грюм еле сдержался, чтобы не разразиться громогласной тирадой. Вместо этого он вперил тяжёлый взгляд в слегка улыбающуюся – он готов был поклясться, что она ещё посмеивалась! – Марлен МакКиннон и сухо поинтересовался:
– По-прежнему хотите драться?
– Теперь – ещё больше, разве что, – ответила та, и Аластор поморщился, как от зубной боли, но нехотя отвернулся.
– Ты ведь понимаешь, что убивать будут не тебя, даже не меня, а этих юных идиотов? – спросил он у Дамблдора, когда после собрания они остались в неспокойном одиночестве. – Они не знают, на что подписываются, но ты-то, чёрт подери, Альбус! Ты знаешь, на что их подписываешь.
– Молодые не могут стоять в стороне, а нам нужны любые ресурсы, мы не в том положении, чтобы выбирать, – Дамблдор как-то очень по-старчески вздохнул, и Грюм чертыхнулся про себя, потому что уже перебрал все аргументы – и они были не на его стороне.
– И чем они нарвутся на врага в одиночку... Так мы хоть сможем их прикрыть, – добавил Дамблдор вполголоса.
— — — — — — — — — — — — -
«Прикрыть» – это значит вытащить из-под облавы. Раньше, чем станет слишком поздно. Убегать – не в стиле Аластора Грюма, никогда не было, но с раненым, задыхающимся Дирборном на закорках, и с ошалелой девчонкой МакКиннон в качестве прикрывающей у него не оставалось никаких шансов. Совсем никаких, принимая во внимание, что шансы пропорционально уменьшались с каждым прыжком до антиаппарационного барьера.
Такого благого мата, на который не поскупился Аластор, костеря своих невольных соратников, не слышали от него и курсанты-перваки, ещё совсем не оперившиеся. Чёртов квиддичист Дирборн и эта недоделанная аврор МакКиннон драпали от Пожирателей хуже варёных кур, бестолково спотыкаясь в самых ненужных моментах. Хотя выдержку оба при этом умудрялись сохранять, что надо, – он даже позавидовал, памятуя о начале своей аврорской карьеры.
Они практически выпали на линию огня, и Грюм оглушительно зарычал, скидывая Дирборна за ближайший мусорный бак и накрывая их плотным щитом, когда МакКиннон, бледная совершенно, рванула вперёд – «по направлению к врагу». Аластора почти оглушило последовавшим грохотом.
Дирборна они сдали на руки Венс, едва приземлились в штабе, и Аластор сразу же оттащил МакКиннон в угол, не встретив малейшего сопротивления.
– Дуракам везёт, а дурищам, как ты – вдвойне, чтоб тебя, МакКиннон, какого лысого фестрала ты устроила это художество?! Порисоваться захотелось?.. – от избытка чувств он умолк и красноречиво потряс головой. – Ладно, жива осталась... Но ещё раз чтобы я таких фокусов не видел!..
Она не ответила, даже не посмотрела, и Грюм почувствовал, что что-то было не так.
Ну, да. Выдержка-выдержкой, а запал прошёл, адреналин схлынул.
Он оценил неритмично подрагивающие плечи, упрямо смотрящий сквозь стену взгляд, и, сграбастав МакКиннон в охапку, потащил на импровизированную «штабную кухню».
– Залпом, – Аластор опустил перед ней толстый стакан с полупрозрачными стенками, на три четверти заполненный золотистым огневиски и почти впихнул ей в руку.
После третьей порции Марлен привалилась к стене и всхлипнула. Он тяжело сел напротив и потянулся за вторым стаканом для себя.
– Это была удачная импровизация, МакКиннон, – немного погодя сказал Грюм, заглотнув в себя огневиски. – В другой раз может легко не сработать, но находчивость и везение – это то, без чего тоже нельзя.
– Я их убила, – она ещё раз всхлипнула и сердито и протяжно шмыгнула носом. – А на самом деле просто перепугалась, – Марлен закрыла глаза, и в отблесках лампы видно было только, как на щеках неровно размазываются мокрые пятна.
– На войне такое бывает, – хмыкнул Аластор, но без тени желчи. – Просто бывает, МакКиннон. А ты даже не аврор – это вообще бои без правил. Привыкай.
– Может быть, вы были правы? – она приподняла опухшие веки. – Не просто так же вы меня выгнали из приёмной комиссии?
Грюм скрипнул зубами.
– У тебя были все данные. Хорошие мозги и море энтузиазма, – из этого во все времена можно было слепить всё, что угодно. Аврором быть? Да без проблем. Только ты не аврор – по духу не аврор, – добавил он с досадой. – Ты боец мирной жизни, понимаешь? А так... – Грюм махнул рукой, – перекалечит вас всех это время. Кто жив останется.
МакКиннон уперлась обеими локтями о стол, поддерживая ладонями голову, и с вниманием слушала.
– А останется? – поинтересовалась она вдруг.
– А чёрт его не знает? – Аластор пожал плечами. – Но мы ещё повоюем.
— — — — — — — — — — — — -
"А МакКиннон и правда молодцом", – с удовлетворением подумал он, пересматривая колонку свежего «Пророка». Когда её не взяли в авроры, она круто изменила сферу деятельности и подалась в журналисты. И это было как нельзя кстати, – несмотря на очевидную рискованность предприятия, Грюм не мог не признать, что в лице Марлен МакКиннон Дамблдор нашёл ценное приобретение для Ордена.
Что потянуло её в журналистику, толком Аластор не знал, но заметки выходили что надо: хлёсткие и поддерживающие боевой дух населения. И если бы, пожалуй, это не было так опрометчиво с её стороны – подписываться довольно явной анаграммой, – он бы расцеловал эту неугомонную девчонку, на пару секунд так и быть, забыв, что она дочь его старой однокурсницы. Хотя, конечно, похвалить стоило, но только сердечно отругав за неосторожное поведение.
– Гриффиндор, дурной Гриффиндор, – ворчал Грюм, нарочито сдвигая лохматые тёмные брови – с клочьями ранней седины. МакКиннон только смеялась.
– А что, Гриффиндор так уж сильно отличается от Хаффлпаффа? – поддразнила она его: помнится, девочки очень удивлялись, когда узнали, что аврор Грюм некогда закончил именно гордый «барсучий» факультет.
– Гриффиндорцы умирают первыми, – буркнул тот, неудачно брякая кружкой по столу, и все немногочисленные присутствующие как-то сразу притихли и посерьёзнели. На примятой газете всё ещё полыхала огнём колдография дома – потомственных гриффиндорцев Картрайтов, ещё пару дней назад – целителей в святом Мунго.
Это было смешно: МакКиннон, которую он когда-то не пустил на порог аврората и которая вытягивалась, как напряжённая струна, в первые месяцы их знакомства, первая же и начала звать его по имени. Глупость, в общем-то. Сам Грюм придерживался авроратских традиций и всех без исключения выкликал по фамилиям. Но «девочки» – хотя какие тут, в Ордене, к чертям, девочки, бойцы на полную ставку! – не желали с этим мириться, и вслед за Марлен как-то приучили его к незнакомому прежде «Аластор».
Они дрались уже не первый год, хоть каждый месяц казался настолько тянущимся, что в это не верилось. Грюм бессильно скрежетал зубами, когда убивали его людей в аврорате и когда в очередной раз попадали под обстрел орденцы. А «девочки» перешучивались, накладывая пахучие повязки и вливая в отмокающих бойцов зелья.
– Теперь будешь ругать нас за постоянную небдительность в два раза больше, – смеялась МакКиннон, поправляя сползший ремешок его нового глаза, и Аластор не находился, что сказать, но внутри почему-то отпускал потихоньку мерзкий паук, заставлявший без конца стоять на стрёме.
Война затягивалась, и время было не на их стороне, – это понимал Дамблдор, это понимал он сам. Молодёжь об этом не говорила, предпочитая работать и смеяться, но чувствовала: это было видно по их глазам.
Дирборн, Фенвик, Боунсы...
Их отлавливали, как загнанных зверёнышей, бессильных кутят, и Грюм был готов выть от злости и заткнутого глубоко-глубоко недовольства. Гибли молодые, необученные, так почему же, чёрт побери, ему, прожжённому, зрелому профессионалу, доводилось выживать?..
На кухне в штабе царила тишь, мертвенная, и только Марлен сидела, закусив губу, и расписывала пергамент очередной статьёй. А перед его глазами стоял – как будто он вдруг вернулся в мутную зелёную юность – сегодняшний их провал: разгромленная радиостанция, срывающимся голосом ругающийся на Патронус Поттер, шипящий на раненую руку Блэк и бледный, как смерть, и в то же время спокойный до остервенения Люпин, возводящий защитный периметр.
У них у всех была одна общая черта: у них у всех горели глаза. Не то чтобы от отчаяния или от азарта – от избытка жизни, от полноты их самих, которую они выплёскивали вокруг вёдрами, как будто пытались этим потушить разгоревшийся пожар войны.
У Марлен, прикусившей кончик пера, глаза в темноте светились ярче, чем тусклая свеча, и Грюм совсем в не свойственной ему манере опёрся на стол и стянул натирающий глазной протез.
– Аластор? – Тон у МакКиннон, как всегда, был полувопросительным, подразумевающим любую просьбу. «Что ещё я могу сделать для человечества?» – чёртов девиз этого треклятого Ордена!
Он покачал головой.
– День не задался, – коротко пояснил Грюм. – Только вы, молодые, ухитряетесь драться так, как будто живёте вечно.
«А я уже устал», – этого он вслух недосказал, но Марлен почему-то отложила перо и, подойдя, крепко обняла его за плечи.
– А мы и живём вечно, – шепнула она и коротко поцеловала его в тёмный, косматый затылок.
— — — — — — — — — — — — -
Стоявшая напротив девушка могла кому угодно казаться подростковым недоразумением с её кислотных расцветок волосами и в тон им – неприличными топиками, но Аластор Грюм хорошо знал цену этой обманчивой наивности.
– И что ты собираешься там делать? – хмуро спросил он, с ясностью вдруг вспоминая, как задавал почти такой же вопрос – сколько же лет назад это было?
– Драться, – с готовностью отозвалась Тонкс. Жизнерадостно – ой, надрать бы уши нахалке!.. А в глазах – энергии на три Ордена Феникса.
Аластор потянулся за пером.
– Завтра придёшь в то же время, – буркнул он, стараясь не поднимать на неё взгляд. – Я напишу Дамблдору. Но ничего не обещаю, ясно?!
Как будто у него хоть на секунду зародилось сомнение, втянется ли в итоге Нимфадора Тонкс в Орден.
