Глава 1Гарри чувствует, как от страха сжимается желудок, потому что когда спокойная и уравновешенная Гермиона просит его срочно встретиться с ней и Роном в магловском кафе это вряд ли говорит о чем-то хорошем. Рон выглядит не менее напуганным и с тревогой смотрит на жену, которая с момента их прихода сюда пять минут назад так ничего и не произнесла.
- Я умираю, - вдруг говорит она будничным тоном и, отвернувшись к окну, принимается наблюдать за спешащими куда-то прохожими.
Рон на несколько секунд застывает с недонесенной до рта чашкой кофе. Окаменевшие мышцы не слушаются, мысли путаются и на то чтобы опустить чашку на стол уходит минуты полторы. Фарфор касается поверхности стола с гулким стуком, услышав который вздрагивает Гермиона.
Гарри же ловит себя на том, что в голове у него абсолютная пустота. Ни единой мысли. Когда смысл сказанного подругой, наконец, доходит до него он сжимает руки в кулаки под столом с такой силой, что белеют костяшки пальцев.
- Я знаю об этом уже год, прошла все возможные курсы лечения, но ничего не помогает. У меня осталось не больше двух месяцев.
Голос Гермионы на удивление спокойный. Все пять стадий осознания смерти она прошла, кажется, за полчаса, которые прошли после произнесения диагноза и до ее возвращения домой в тот же день. Сейчас она думает, что, возможно, виной всему война, которая подорвала и нервное и физическое ее здоровье. Тогда все это было незаметным, главное, что выжили, но сейчас, в сорок пять, Гермиона ощущала всю тяжесть и опустошение, которые должны были придти к ней в восемнадцать.
Рон закрывает лицо руками. Голова разрывается от череды образов прошлого, настоящего и будущего. Он видит их с Гермионой свадьбу так, будто это было вчера, видит как забирает ее с крошечной Розой на руках из роддома, видит как они провожают Хью в Хогвартс, как танцуют на выпускном дочери. Но к этим образам примешиваются и кажущиеся сюрреалистичными, невозможными, неясные видения похорон. Из глубины перепуганного сердца он слышит собственный дрожащий голос, произносящий в последний раз слова любви.
- Господи, - произносит он вслух глухим шепотом.
Не сразу он связывает ощущение тепла на своей руке с прикосновением Гермионы. Прикосновением, призванным ободрить и поддержать. Рон переплетает свои пальцы с ее и словно в первый раз замечает какое хрупкое у нее запястье. Конечно, он замечал, что она похудела, но связывал это с постоянными задержками на работе и строил грандиозные планы на отпуск. Планы, которые рухнули сейчас, накрыв его с головой осознанием собственной ничтожности в мире, где не будет Гермионы.
- За этот год я так устала быть сильной. Теперь мне нужно, чтобы вы были сильными за меня, мальчики.
Ее голос чуть дрожит, но она вымученно улыбается, потому что обращение «мальчики» по отношению к разменявшим пятый десяток взрослым мужчинам уже давно неуместно. Гарри пытается ответить на ее улыбку. Он проводит рукой по редеющим волосам и нервно пытается ослабить узел галстука. Единственная мысль, которая бьется сейчас в его голове, о том, что так не бывает. Они и так хлебнули за свою жизнь столько, что хватило бы на сотню человек, за что им еще и это испытание?
В последний год Гермиона так часто устраивала ужина, на которые приглашала всех друзей, кого только удавалось собрать. Гарри думал, что она тоскует по длинным факультетским столам Хогвартса, а оказывается, Гермиона уже тогда прощалась, зная, что времени у нее не так уж и много. Помимо шумных сборищ школьных товарищей она устраивала тихие посиделки у камина, куда приглашала только Гарри и иногда Джинни, которая никогда не показывала вида, что ее это обижает. Она всегда знала, что никогда не сможет стать частью Золотого Трио и за столько лет, кажется, уже с этим смирилась. Эти вечера были наполнены веселыми и грустными воспоминаниями, взрывами негромкого смеха и минутами молчания. Гарри с отвращением по отношению к самому себе думает, что он должен был догадаться.
- Почему ты не сказала мне?
Голос Рона полон плохо сдерживаемой злости и обиды.
- Вначале не хотела волновать, думала, что смогу с этим справиться, но на этот раз я переоценила свои силы. А потом, когда для врачей и целителей все стало понятно, я подумала о том, что хочу как можно дольше прожить так, будто ничего не произошло. Ты думаешь, Рози стала бы устраивать свадьбу, если бы знала, что я больна? А я так хотела увидеть ее в белом платье.
Гермиона уже не сдерживает слезы. Она не проронила ни одной слезинки по поводу своей болезни за этот долгий год, но теперь, будто переложив тяжесть своей ноши на плечи Рона и Гарри, она почувствовала, что может, наконец, сдаться.
Рон молчит, придавленный своей собственной слепотой и нежеланием замечать ничего вокруг. Все это время Гермиона нуждалась в его поддержке, а он отказывался видеть мелочи, которые, так или иначе, сложились бы для него в очевидную картину происходящего. Он терял ее день за днем, продолжая ходить на работу и тратя вечера, на встречи с друзьями в баре.
- Прости меня, Рон. Я хотела как лучше…
Гарри под столом наступает носком ботинка на ногу друга, заставляя того очнуться и прервать поток извинений. Рон крепче сжимает тонкие пальцы жены, подносит их к губам и целует, шепча при этом бессвязный ласковый поток утешений и просьб о прощении. Гермиона протягивает вторую руку Гарри, и он осторожно берет ее руку в свою, боясь навредить.
- Все в порядке. Теперь все будет в порядке, - сквозь слезы улыбается Гермиона.
Гарри чувствует, как щиплют глаза подступающие слезы и усилием воли заставляет себя улыбнуться и кивнуть, несмотря на то что каждый из низ троих понимал, что в порядке уже не будет никогда.
***
Рози встречает известие о болезни матери шумной истерикой и обвинениями в том, что она должна была сказать ей все раньше. А Гермиона не может перестать мысленно улыбаться тому, как дочь все-таки похожа на Рона характером. Ей не тревожно за Рози, она уверена в том, что воспитала дочку достаточно сильным человеком, чтобы она смогла все это пережить, но ей боязно за Хью, который слушает ее, стоя у окна с идеально ровной спиной и сцепленными за спиной руками.
- Замолчи, Рози! – негромким, ровным голосом приказывает он, спустя полчаса рыданий сестры.
И Рози отчего-то послушно обрывает саму себя, продолжая лишь изредка судорожно всхлипывать. Гермиона вздрагивает от звука голоса сына и его тона и чувствует, как в ответ на ее движение крепче сжимает ее руку Рон. Они сидят на диване в гостиной, в то время как Рози сидит, закрыв лицо руками, в кресле напротив. Хью опускается на ковер у ног матери, положив голову ей на колени. Гермиона чувствует, как сердце щемит от нежности. Кажется в последний раз Хью так сидел у ее ног и позволял ей перебирать его волосы лет пять назад, до того как решил, что он слишком взрослый для всех этих нежностей. Сейчас ему семнадцать, он уже выше Рона и Гермионе кажется, что если он вытянет ноги, то легко достанет до противоположной стены.
Рози перебирается со своего кресла на диван и, забравшись на него с ногами, прислоняется лбом к плечу матери. Она винит себя в том, что пропустила половину участившихся семейных ужинов в этом году, потому что была слишком занята обустройством своей собственной семейной жизни, но легкий прикосновение губ матери к ее волосам дает ей понять, что она на нее совсем не сердится.
***
Когда Гермионе становится трудно вставать с постели, она прощается с детьми, запрещая им приходить и навещать ее. Рози и Хью несмотря на полное несогласие, уважают ее решение, потому что понимают, что меньше всего матери хочется, чтобы они запомнили ее слабой и беспомощной. В то же время и по той же причине Гермиона заранее прощается с Джинни и с еще несколькими близкими друзьями, позволяя остаться рядом с ней только Гарри и Рону.
Гарри молча, не спрашивая разрешения ни у Джинни, ни у Рона с Гермионой перебирается на диван в их гостиной, чтобы быть ближе. Он также как и Рон стискивает зубы, смотря на то как бледнеет с каждым днем, словно растворяясь в постели, так на кого они привыкли рассчитывать с одиннадцати лет. Но даже сейчас они находят в себе силы вспоминать забавные истории и бесконечно устало, но искренне смеяться, лишь бы не дать Гермионе раствориться в боли, сводящей ее с ума. Когда перестают помогать обезболивающие заклинания Гарри одевшись в мантию-невидимку крадет из городской больницы морфий. И каждый раз увеличивая дозу он переглядывается с Роном, чтобы убедиться в том, что тот понимает как близок конец.
Рон кивает и в конце концов перестает отходить от постели жены больше чем на пять-десять минут в день. Гарри приносит ему еду, но и сам перебирается с дивана в гостиной, на неудобное кресло в спальне Гермионы. За эти бесконечные две недели он едва ли отправляет Джинни больше пары строк, но совершенно не задумывается об этом. Джинни, дети, работа – все это кажется блеклым, не таким уж важным на фоне смерти той, которую он привык считать частью себя наравне с Роном. Они уже давно не были тремя разными людьми, они были единым целым, связанным общими мыслями, переживаниями и воспоминаниями. Гарри не может себе представить жизнь после Гермионы, жизнь без нее.
***
- Честно говоря, я была бы рада попрощаться и с вами, чтобы вы тоже не запомнили меня такой. Но вы ведь ни за что бы меня не оставили, - с трудом улыбается Гермиона.
Теперь даже каждое движение губ и век дается путем неимоверного усилия воли, потому что сил не осталось совсем.
- Ты всегда будешь для меня самой красивой на свете.
У Рона воспаленные глаза, холодные руки, которые так разительно отличаются от горячей сухости кожи Гермионы, и разом потускневшие волосы. Гарри уже давно небритый, с потерявшими былую зелень глазами рассеяно протирает очки носовым платком и едва заметно улыбается, потому что знает, что если перестанет улыбаться и отвлечется от чистки очков, то точно не сможет сдержать слезы. А плакать сейчас никак нельзя. У него еще будет на это время. Время, которого у Гермионы осталось ничтожно мало.
***
Приближение смерти чувствуют все трое. Гарри поднимается с кресла, что вколоть Гермионе еще морфия и ужасается, понимая, что от прежней подруги в женщине, лежащей на постели, не осталось ничего.
Гермиона открывает глаза и с трудом сосредотачивает взгляд на Гарри. Говорить она перестала два или три дня назад, потому что сил больше не осталось. Но Поттер знает ее едва ли не лучше самого себя, поэтому угадывает ее желание по выражению глаз. Он осторожно касается плеча задремавшего Рона и тот вглядевшись в лицо жены читает в нем тоже, что увидел Гарри.
Рон плачет взахлеб, прижимаясь лбом к ладони жены. Гарри осторожно, боясь причинить лишнюю боль, касается губами ее щеки, достает из ящика тумбочки еще три ампулы морфия и оставив их на постели тихо выходит из комнаты. Снаружи он прислоняется лбом к двери и, наконец, позволяет слезам, которые душили его на протяжении полутора месяцев, вырваться из ноющего сердца.
***
Похороны Рон не запоминает. Все, что он помнит, это крепко держащая его за руку Рози и положивший ладонь ему на плечо Хью. Гарри же наоборот помнит все отчетливо, о чем жалеет, потому что меньше всего на свете ему бы хотелось помнить темный гроб и стук земли о деревянную крышку.
Когда Рон и Гарри остаются на кладбище одни уже светает. Им казалось, что поток желающих попрощаться не иссякнет никогда, но наконец Джинни уводит рыдающую Рози и бледного до невозможности Хью за собой, оставляя осиротевших друзей одних.
- Это неправильно, - произносит Рон.
Гарри вопросительно смотрит на него, не уверенный точно, о чем говорит друг.
- Она не должна была умирать первой. Я, ты, кто угодно, но только не Гермиона, - поясняет Рон.
В его голосе столько искреннего непонимания, которое переполняет и Гарри. Он согласно кивает, отстраненно разглядывая надгробие.
- Джинни, наверное, злится, что ты жил у нас все это время.
Гарри неопределенно пожимает плечами. Куда больше Джинни его волнует вопрос о том, как они с Роном справятся без Гермионы. Как Рон справится.
- Ты знаешь, я хочу сказать спасибо, за то что ты был со мной. Я бы не выдержал один.
Голос Рона обрывается, когда Гарри молча обнимает его. Рон цепляется за его плечи и плачет без слез, не понимая, как он вообще сумел выдержать этот день.
- Я всегда буду рядом, если я буду тебе нужен, - говорит Гарри.
- Я знаю. Гермиона сказала мне, что у меня останешься ты.
Гарри поднимает сухие глаза в небо и одними губами шепчет: «Я буду по тебе скучать».
