ОсколкиДжин Грейнджер изо всех сил прижалась к груди своего мужа – ни слова утешения, ни слезы не приносили облегчения. Лишь пустота ставшего вдруг плоским живота да налитые молоком груди подтверждали, что все произошедшее правда… Что счастливая молодая семья, с нетерпением ожидающая первенца, оказалась раздавлена горем. Долгожданная малышка родилась мертвой, и мир обрушился, погребая под своими обломками все надежды на счастье.
Из-за шторки, отделяющей вторую роженицу, послышался пронзительный детский плач, который становился все настойчивее. Но медсестра не спешила подойти. Да и вряд ли у нее была такая возможность, потому что сегодня, казалось, все решили рожать именно в этой небольшой больнице на окраине Лондона, и персонал сбивался с ног, пытаясь быть одновременно в нескольких местах.
А ребенок продолжал плакать, пробуждая в душе Джин Грейнджер недобрые чувства к нерадивой мамаше, которая даже не желала ценить своего счастья – возможности прижать к груди маленького человечка, плоть от плоти своей. Ребенок плакал, и обломки рухнувшего мира на плечах показались вдруг незначительным мусором, который обязательно нужно было отряхнуть, для того чтобы сделать шаг навстречу… Чему? Джин и сама не смогла бы ответить на этот вопрос, просто знала, что если не поможет ребенку, то уже никогда в жизни не сможет простить себя. Шаг. И вот уже клеенчатая ширма отлетела в сторону, а гневные слова так и не вырвались наружу, застыв ледяным комом где-то в горле.
На кровати лежала миниатюрная молодая девушка с каштановыми волосами. Возможно, в другой ситуации ее можно было бы даже назвать симпатичной, но сейчас при взгляде на ее мертвенно-белую кожу и синеватые губы становилось просто страшно. Девушка прерывисто дышала, лицо ее было покрыто испариной, а расплывающееся по простыне кровавое пятно ясно показывало, что крови она к этому моменту потеряла уже более чем достаточно, чтобы переступить тонкую грань, разделяющую мир живых и небытие.
В колыбельке плакал голодный малыш, и Джин Грейнджер, как завороженная, приложила его к налитой молоком груди. На лице у нее появилась какая-то отстраненная нежность, и весь мир ее сосредоточился на требовательных губах младенца. Она не заметила ни того, что ее муж побежал за врачом, ни того, что девушка внимательно смотрела на нее широко раскрытыми карими глазами.
* * *
Джин
Малышка перестала плакать, и в этой оглушающей тишине послышалось довольное причмокивание. Ее решили покормить, эта мысль наполнила мою измученную душу умиротворением и заставила открыть глаза. Возле моей кровати стояла молодая женщина, на несколько лет старше меня, которая с нежностью смотрела на мою дочурку, осторожно прижимая ее к груди. При беглом взгляде ее можно было принять за мою старшую сестру – такие же непокорные волосы и мелкие черты лица. Вот только глаза у нее были синими.
Краем уха я слышала, как какой-то мужчина, скорее всего ее муж, зовет на помощь врачей. Значит, они добрые, им можно будет доверить малышку после моей смерти. На спасение я не рассчитывала – магловская медицина сильно уступала магической, но я сама решила рискнуть и не обращаться в больницу святого Мунго. Даже если это и ставило под вопрос мою жизнь.
Просто в Мунго он нашел бы меня сразу. Узнал бы о ребенке, а что потом? Разве приняла бы его аристократическая семья незаконнорожденного младенца? Семья, так гордящаяся своей чистотой крови и благородством. И плевать на то, что я тоже, в общем-то, чистокровная волшебница, просто мой счет в Гринготтсе всегда был мизерным, да и поместьем мой дом вряд ли назовешь. А в их кругу это главное. Главное – долг перед семьей, договорные браки между благородными семействами… А такие мелочи, как любовь, — это никому не нужная ересь, которую лучше всего оставить плебсу. И вот таким людям решать судьбу моего ребенка? Нет. Пусть лучше воспитывается у маглов, они будут ее любить. Они полюбят ее так, как любила бы ее я… У нее будет тепло и семейный уют, вместо холодного этикета и едва скрытого презрения.
Мою руку прокололи иглой – странный у маглов способ останавливать кровотечение, но вдруг поможет? Вдруг мне не придется оставлять свою дочь в чужих руках? И она сделает свои первые шаги на моих глазах, скажет первое слово мне, и я смогу подарить ей всю нерастраченную любовь и нежность, которая накопилась во мне за всю жизнь? Ей, моей любимой малышке, которая никогда не будет ни в чем нуждаться. Я не обращала внимания на суетящихся врачей – я смотрела на женщину с моей малышкой на руках и ее мужа. Красивая пара. Грустная пара. Мне не составило большого труда прочесть их мысли – они только что потеряли ребенка, девочку. Бедные. Если бы я только могла им помочь. Только вот силы у меня становилось все меньше и меньше, и не только магической. Казалось, каждый вздох отнимает у меня жизнь.
Хотя нет, не показалось, — мысли усталого немолодого врача все расставили по местам. Надежды у меня не было, и только врачебный долг и клятва какому-то непонятному богу приказывали ему проделывать все эти бессмысленные процедуры, пытаясь удержать утекающую сквозь пальцы человеческую жизнь. Спасибо тебе. Ты добр. Ты благороден. А теперь уйди. Потому что мне перед смертью нужно сделать очень важное дело – позаботиться о судьбе моей дочурки. И только потом уже можно будет окунуться в манящий поток, уносящий меня туда, где в нетерпении собралась вся моя семья. И, надеюсь, тот мир будет гораздо добрее этого.
С большим трудом я достала из-под подушки волшебную палочку…
* * *
Мистер и миссис Грейнджер смотрели в отчаянии, как врачи пытаются спасти эту незнакомую девушку. Она спокойно позволяла им делать все что нужно, и на лице ее не дрогнул ни один мускул. Да что там, лицо ее уже было похоже на посмертную восковую маску, на которой жили одни глаза. Девушка очень внимательно рассматривала Джин Грейнджер и своего ребенка, спокойно уснувшего у нее на руках. Несколько раз взгляд останавливался на ее муже и враче, и казалось, что девушка принимает какое-то решение.
Как только врач и медсестра покинули палату, спеша на помощь к другому пациенту, девушка выхватила из-под подушки палочку и произнесла несколько слов. Они напоминали латынь, которую чета Грейнджер изучала в медицинском колледже, но понять их значение в данной ситуации не представлялось возможным.
— Подойдите, — с трудом выговорила девушка, — у меня осталось слишком мало времени.
Джин внимательно посмотрела в глаза мужу и, увидев там безмолвное одобрение, подошла к девушке почти вплотную, стремясь не задеть капельницу. Ее муж стал рядом с ней, внимательно наблюдая за девушкой.— У меня нет родни, а отец малышки о ней не знает, — девушка перевела дыхание, было видно, что каждое слово дается ей с большим трудом.
– Я прошу вас воспитать ее как свою родную дочь.
Молодые супруги переглянулись. Этот ребенок мог стать их спасением, в особенности после приговора врачей, и он так доверчиво спал на руках. Вот только в результате бюрократической волокиты малыша вполне могли отдать другой бездетной семье. Но если бы это было возможно… За такую возможность не грех отдать многое…
— Вы будете ее любить, я знаю.
— Да, но… — в голосе Джин Грейнджер боролись надежда и сомнение.
— Все будут считать, что это ваша дочь, а мой ребенок умер при родах. Это не бред, — девушка внимательно посмотрела им в глаза. – Я волшебница. И дочь моя будет волшебницей, не удивляйтесь, когда она сможет делать то, что другим никогда не удастся. Просто отдайте ей тогда мою палочку и эту книгу. Возьмите под подушкой…
Мистер Грейнджер аккуратно достал из-под подушки небольшую рукописную книгу. Он бы посчитал все происходящее горячечным бредом умирающей, вот только наклеенная на обложку фотография нескольких детей на фоне старинного замка была живая. Малыши приветливо махали руками и улыбались, и среди них было легко узнать уменьшенную копию лежащей на кровати девушки.
Пока ее муж удивленно рассматривал живую фотографию, Джин Грейнджер круглыми от удивления глазами смотрела на перо, которое самостоятельно писало что-то на свернутом пергаменте. Нет, такого просто не может быть! Не может! Но это невозможное происходило прямо у них на глазах, делая подозрительно похожими на правду слова этой умирающей девушки.
— Назовите ее, как посчитаете нужным, — шептала девушка, — просто второе имя поставьте Джин, как у меня. Пожалуйста…
— Меня тоже зовут Джин, — пробормотала миссис Грейнджер.
— Так даже лучше, не возникнет ненужных вопросов. В письме написано о волшебном мире, прочесть его сможете только вы. Книга только для Джин. И палочку отдайте моей малышке, когда у нее начнутся выбросы магии. И если вдруг этого не произойдет до одиннадцати лет, то лучше не рассказывайте ей ничего, ведь в мире маглов тоже довольно интересно…
Девушка слабела на глазах. Черты ее лица заострились, а голос становился еле слышным. Мистер Грейнджер снова позвал врача, и прибежавшие медики оттеснили молодую чету с ребенком на руках в сторону. В ту секунду, когда глаза умирающей потухли, малышка громко расплакалась…
* * *
Люциус
Сегодня целый день тяжело дышать. Такое впечатление, что кто-то безжалостной рукой взял сердце и медленно, с наслаждением, сжимает пальцы. Почему так? Вызова от Лорда сегодня не было, да и не слишком он в последнее время жаловал Малфоя, предпочитая общество Белатриссы и Северуса. Пускай. Люциус в последнее время понял, что ему не доставляет удовольствия пытать и убивать маглов, грязнокровок и всех прочих, которые перешли дорогу Темному Лорду. Возможно, это поднимала голову аристократическая брезгливость, а может, жило где-то в глубине души сострадание к чужой жизни.
Джин сказала бы так. Она всегда верила в самое лучшее в человеке. Джин Эверет. Мое самое большое сокровище в жизни. Женщина, которую я возложил на алтарь пресловутого «долга» перед семьей. Временами я жутко завидую сестре Нарциссы – Андромеде Тонкс. Она ведь смогла пойти против воли семьи и связать свою жизнь с человеком, которого любила. Возможно, она была сильнее меня, а может быть, просто не являлась наследницей чистокровного рода. Я никогда не узнаю ответа, потому что никогда не задам вопрос.
Тиски на сердце опять сжались… Джин, я так и не смог тебя найти. Узнать, что у тебя все хорошо – единственное, что я прошу у судьбы. Просто узнать. Посмотреть издалека на твою жизнь и вернуться в гулкий холод Малфой-менора, к Нарциссе, к нашему еще не рожденному ребенку. Вернуться в привычную и устоявшуюся жизнь, которую я выбрал сам. Подчиниться семейным правилам и постараться жить дальше.
Без тебя.
* * *
Чету Грейнджер все поздравляли с новорожденной. Как и сказала странная девушка, назвавшая себя волшебницей, все были уверены, что эта малышка их дочь до такой степени, что Джин иногда казалось, будто мертвый ребенок и вердикт врачей о дальнейшем бесплодии привиделись ей в каком-то кошмарном сне. И только палочка, книга с живой фотографией, да так и не прочитанное письмо говорили о том, что все случившееся – правда. Как же сильно молодой матери хотелось уничтожить эти доказательства и поверить вместе с остальными, что эта малышка в колыбели ее родная дочь, а волшебники всего лишь сказка для маленьких детей. Ну, кто в нашем мире верит в волшебство? Как легко так поступить. Забыть все произошедшее и окунуться в обычную жизнь – магловскую, как сказала девушка. Девушка, очень сильно любившая свою дочь. Девушка, которая верила им. Вот так просто предать ее доверие Джин Грейнджер не могла.
— Джон, сделаем так, как она просила? – миссис Грейнджер внимательно всматривалась в карие глаза своего мужа. Она не хотела принимать окончательного решения, не посоветовавшись с ним.
— Мне тоже с трудом верится во все происходящее. И проще было бы сделать вид, что ничего не было, — он с любовью взглянул на жену и малышку, хоть и не родную по крови, но уже такую любимую. – Но ведь проще – не всегда правильно. И я не уверен, что наша дочь поймет нас, когда обо всем узнает.
— Дорогой, ты хочешь все ей рассказать?
— Наверное, лучше не делать из произошедшего секрета. Если наша девочка вырастет с мыслью, что мы ее очень сильно любим и ее родная мама ее очень любила, но не смогла остаться с ней, то она спокойно воспримет эту ситуацию. Мы ведь сможем хорошо воспитать ее.
— А ее отец? Вдруг он захочет найти и отобрать нашу дочь?
— Джин сказала, что он ничего о ребенке не знает. Если он не искал свою девушку столько времени, значит, не так уж она ему и была нужна.
— Ты прав, дорогой, — улыбнулась Джин Грейнджер, укладывая дочку в очаровательную розовую коляску, — пойдем домой.
* * *
Нарцисса
Люциус вернулся. Из библиотеки едва слышно доносились его шаги и негромкий холодный голос, отдающий распоряжения домовым эльфам. Еще несколько минут, и он войдет в детскую, улыбнется мне и будет долго с любовью смотреть на спящего Драко. И пусть в нашей семье нет воспетой поэтами любви, пускай у нас обычный договорной брак, принятый во всех аристократических семьях, – мы уважаем и понимаем друг друга. А еще в колыбельке спит наш первенец, наша гордость, наш любимый малыш. Разве это не счастье? Разве нам нужны какие-то лишние переживания? Разве наши семьи не сделали все правильно?
Мой муж вошел в детскую и отстраненно улыбнулся, но по его льдисто-голубым глазам, блеснувшим в свете свечей, я поняла. Что его поиски опять ни к чему не привели. Мы не говорим на эту тему, но я знаю, что он ищет Джин Эверет. Ищет просто для того, чтобы удостовериться, что с ней все в порядке. Как бы Люциус ее ни любил, против воли семьи он никогда не пойдет. И, кроме того, у него же есть Драко!
Как бы мне хотелось, чтобы он нашел любовь всей своей жизни – счастливую жену и мать. Да, именно так. Я абсолютно не желаю зла девушке, похитившей сердце моего мужа. Пусть у нее все будет хорошо, пусть она будет счастлива и любима, и тогда Люциус успокоится. И не будет в нашей жизни призрачных теней прошлого…
Мой муж склоняется над колыбелькой и счастливо улыбается. Он действительно любит сына – не потому, что он наследник рода, и не потому, что малыш практически копия отца. Нет. Он просто очень любит нашего Драко. И это наполняет мою душу безграничным теплом. Все хорошо. И никакие потрясения не смогут пошатнуть наш уютный мир.
Хорошо, что в последнее время вызовы к Темному Лорду стали редкостью, а значит, никакая опасность со стороны аврората нам не грозит. Да и не знают они о Темной Метке. В любом случае Лорд гораздо сильнее всех остальных, и скоро это станет понятно даже самым недалеким волшебникам. И тогда, после окончательной победы чистокровных, в магической Британии наступит установленный порядок.
А пока я просто рада, что моего мужа вызывают так редко. Рада, что у нас счастливая семья.
* * *
Джин Грейнджер
Гермиона Джин Грейнджер. Красивое имя для малышки, так считают все наши знакомые. И все при этом повторяют, как девочка похожа на меня, вот только глаза карие, отцовские. Я с ними соглашаюсь. Наша дочь действительно похожа на своих родителей, и хотя ей всего полгода, этого трудно не заметить. Там, в больнице, я не заметила, насколько мы с Джин похожи. Словно она моя младшая сестра. И, как всегда, при мысли о Джин теплеет на душе. За прошедшее время мы ни разу не пожалели о принятом решении, и я верю, что никогда не пожалеем потом. Книга и палочка лежат в серванте. Сверху все еще не прочитанное письмо. Не злись на меня, я прочту его немного позже. Можно я немного привыкну к своей девочке и перестану видеть в тебе соперницу? Ты ведь знаешь об этом? Не обижайся, пожалуйста, просто дай мне немного времени… А знаешь, мы с Гермионой сегодня сходим на твою могилу, и я расскажу ей о твоей доброте и храбрости. Ну и что, что девочка еще слишком мала, чтобы что-то понять. Просто в следующий раз, когда она станет постарше, мне будет легче объяснять. Ты ведь согласна со мной, Джин?
Эта идея возникла в моей голове спонтанно. Возможно, кто-то назовет это глупостью. Возможно, это и есть глупость… Просто иногда мне кажется, что Гермионе не полгода. Ее глаза слишком осмысленны для своего возраста. Или это во мне говорит материнская гордость?
Пора собираться. Погода сегодня совсем не зимняя, в воздухе уже явно чувствуется запах весны…
И если у ворот кладбища кто-то и обратил внимание на молодую женщину с ребенком, то просто оставил свое удивление при себе.
— Посмотри, Джин, как наша Гермиона подросла, — прошептала я очень тихо, подходя к неприметному надгробию, ничем не выделяющемуся среди многих ему подобных. Но это только на первый взгляд.
На могильном камне лежали две роскошные белые розы. Но это было еще не самое странное, хотя розы в феврале… К неподписанному надгробию? Раньше не подписанному. Сейчас на сером камне были высечены золотистые буквы
«Джин Эверет. 16.07.60 – 19.09.79»
А над надписью расправил крылья небольшой белый орел. Значит, ее звали Джин Эверет. Теперь я знаю не только имя, но и дату рождения. Дату смерти я знала всегда. Спасибо тому, кто сделал надпись. И за розы ему спасибо…
И тут меня словно ледяной водой окатили. Джин говорила, что у нее не осталось никого из родственников, и лгать перед смертью не имело никакого смысла. Значит, эту надпись мог сделать только один человек. Значит, он ее все-таки искал. И нашел…
Я нервно оглянулась по сторонам и поспешила покинуть кладбище. Встреча с отцом Гермионы не входила в мои планы. Сегодня же прочитаю письмо. Ты ведь объяснила мне, почему не захотела оставить малышку с отцом. И, надеюсь, подскажешь, что же мне теперь делать.
* * *
Нарцисса
Сегодня Драко разыгрался… Магические летающие погремушки доставляли море радости и вызывали счастливый смех. Ему уже месяц, а мне кажется, что он гораздо старше. В его глазах уже давно нет той голубоватой младенческой мутности. Они у него льдисто-голубые, копия отцовских, и очень смышленые. Временами я так и жду, что он прямо сейчас скажет первое слово. Улыбаюсь собственным мыслям. Так, наверное, думают все молодые матери.
Люциус вернулся. Сейчас он войдет в детскую и будет с улыбкой смотреть на нашего сына. Вот сейчас, только отдаст распоряжения домовым эльфам.
Мой муж входит в комнату и совершенно равнодушным взглядом смотрит на меня. Мысленно он не здесь, не в Малфой-меноре… И так он в эти мгновения похож на своего отца, холодного и бесчувственного Малфоя-старшего, что мне становится страшно.
— Я нашел Джин, — голос у Люциуса абсолютно безжизненный, — она умерла при родах полгода назад. Ее дочь родилась мертвой. Она похоронена в магловской части Лондона.
Никаких эмоций в голосе. Никаких эмоций на лице. Никаких эмоций в глазах. Страшная и безжизненная кукла, стоящая посреди детской и не видящая ничего перед собой.
— Меня вызывает Лорд, — так же равнодушно бросил чужой человек с внешностью моего мужа и в ту же секунду воспользовался портключом.
Я, окаменев, сидела в кресле. Воспитанная аристократка не может захлебываться слезами и крушить все в этой комнате. А как же мне хотелось это сделать. Хотелось безумной фурией носиться по замку, выплескивая в крике и слезах весь свой страх, но я продолжала сидеть в кресле с ровной, как палка, спиной и гордо поднятым подбородком. Я – аристократка. Я не могу позволить себе выражать эмоции подобно невоспитанным плебеям.
Что ж в тебе такого было, Джин Эверет, что твоя смерть в мгновенье ока лишила жизни моего мужа, оставив миру лишь пустую оболочку? Ты, наверное, сильно веселишься там, на небесах, наблюдая все происходящее? Хотя нет. Я не права. Ты никогда не была жестока, Джин. Я не очень тесно с тобой общалась, но ты всегда была добра и справедлива. Ты ведь ушла из жизни Люциуса еще до нашей помолвки. Сама ушла – ничего не требуя, не пытаясь поломать вековые устои, не пытаясь бороться. Ты поступила так, как считала правильным. Но зачем ты умерла? Почему не вышла замуж? Не родила детей? Неужели ты так любила моего мужа, что решила пожертвовать всем ради его ребенка? Это ведь его ребенок… Его и твой… Ваш с ним…
Я с детства знала, что выйду замуж за Люциуса, наши семьи давно об этом договорились, и, естественно, перед свадьбой он бы расстался с тобой, своим глупым юношеским увлечением. Чувство долга нам, аристократам, прививается с младенчества. И мы бы стали счастливой семьей. Но ты умерла. И забрала с собой душу Люциуса. Теперь его пустую оболочку держит в этом мире только долг перед семьей. Теперь Драко не его любимый и долгожданный сын – он всего лишь наследник благородной и чистокровной фамилии. Никакой любви – просто долг.
Я крепко прижимаю к груди притихшего сына и чувствую, как наш уютный и счастливый мир рассыпается холодными льдистыми осколками. Безжизненными и льдисто-голубыми. Цвета фамильных малфоевских глаз.
