a million little piecesSo I'm leaving this wary town
Please no grieving...
Три часа ночи, а мне как обычно не спалось. До депрессии я не дотягивала, но и вселенского счастья не чувствовала. Говорят, такое состояние бывает у человека, когда он чувствует надвигающееся счастье, но я не чувствовала ничего. Вакуум. В конце концов, подвешенность.
В моем одноэтажном почти развалившемся коттедже стояла гробовая тишина и стучала отбойным молотком по вискам. «Ежедневный пророк» молчал, а точнее нес всякую несуразицу больше похожую на бред сивой кобылы. Будто и нет войны. Будто всё идет как прежде.
Часто думаю о войне и моих друзьях, рискующих жизнью ради личностных выгод безумного Темного Лорда. Мне, если можно так сказать, повезло. Меня, полукровку из списка «Священных Двадцати Восьми» не затянуло в эту политическую мясорубку. Никакой метки, никакого спокойствия, никакой жизни! Пороховая бочка с вечным ожиданием взрыва. Сколько мне ещё ходить на свободе? Да и сколько ещё придется сделать всего, чтобы сберечь в себе остатки почти обескровленной души?!!
Второй бокал вина и десяток скомканных, исписанных листов пергамента со словами прощания, которым так и не суждено было попасть к адресату. Я пыталась проститься немыслимое количество раз, но такие вещи, видимо, выше моего упавшего на колени достоинства.
Стук в дверь. Открываю смело, охранных чар не приветствую. Если захотят достать, то и из-под земли откопают. Уж я - то знаю этих людей. Я и сама как они. Я и есть они. Все они во мне.
Заросший щетиной и уставший. Великая фамилия и упадническое настроение.
- Проходи, Родольфус.
Плетусь в комнату, а следом ступает лорд Лестрейндж. Парадокс. Мы с ним никогда не общались, но сейчас меня уже ничем не удивишь...
Он буквально падает на диван, а я привычно усаживаюсь в кресло. Призываю второй бокал. Выпить не предлагаю. Если захочет, сам нальет. А тишина такая же, как прежде. Тишина в течение почти целого часа.
Я в прострации, а глаза Родольфуса уставились в посеревший потолок.
- Я не пошёл, - неожиданно начал он. – Травма, Марил, травма! Я думал она останется. Нет-нет! Я на это надеялся!
Я хохотнула. Роди, как ребенок иногда, честное слово. Помоги нам, Боже!
- Что ты смеешься, Мар? Можно подумать твой разлюбимый Кэрроу лучше! Подонок конченный!
- Сама знаю, - обрываю я.
И снова тишина. И я вдруг вспоминаю, как после того случая с Эйвери мне пришлось отмываться от крови целый час. Это прикрытие с тылов, садистские наклонности, если капнуть глубже.
- Куда их сегодня закинули? – спрашиваю я.
- Всё пытаются выловить неугодного Милорду чиновника. Перешел дорогу, вот и вся история.
- Много их там?
- А ты всё его ждешь, Марил?! Долго ждать будешь! Хотя помнится, ваша троица славилась на весь Хогвардс! Эйвери, Фоули и Кэрроу! Красиво звучит, - с сарказмом протянул Лестрейндж.
- Заткнись, Роди! Ты сам-то от своей неадекватной женушки без ума. А она… Да мне ли тебе об этом говорить?!
- Да, история замечательнейшая, Мар! Я всегда догадывался, что так будет, но надеялся на обоюдное уважение. А в целом, я её изучил и вижу все её косые взгляды.
Подливаю себе в бокал, а Родольфус закуривает. Странная ночь, видит Мерлин.
- Он тебе что-нибудь хоть сказал? – почти шепотом, спрашивает Роди.
- Я полукровка, если ты забыл, - смеясь, отвечаю я. – Всё ясно, как рецепт оборотного зелья. Без слов.
- Зато у тебя спокойно. Понимаешь, я всегда смотрел на родителей и думал, вот оно как будет! А теперь посмотри на меня, Мар! Вот и вторая сторона медали.
Тяжело вздыхаю. Я подбита. Мой гость обломок субмарины. Встаю и подхожу к окну. Быстрым движением усаживаюсь на подоконник. Во рту вкус вина, а в голове всё, что я хотела написать в письме Мику, но так и не смогла.
- Вообще-то, Роди, я уезжаю. Далеко. Как можно дальше, - неожиданно выдыхаю я.
Родольфус, не говоря ни слова, медленно поднимается с дивана. Я, не отрываясь, смотрю на молодого коренастого мужчину в черной мантии и вьющимися волосами цвета вороньего крыла. Тень прошлого. Последнее живое существо в этой комнате. И я всего лишь на секунду закрываю глаза, а открыв, чувствую на своих губах теплые, сухие и такие же одинокие губы Родольфуса Лестрейнджа. И я почти умираю...
Через мгновенье Роди углубил поцелуй, а я даже не смогла сопротивляться. Ожидание чуда выморило меня, а теперь, когда его руки нежно скользили по моей талии, я почти утонула в своих же иллюзиях. Наша с ним любовь, любовь к одержимым и далеким от нас людям, убила всё хорошее и плохое в нас, оставив пустоту.
Одной рукой обхватив шею Родольфуса, а другой, зарывшись в его волосы, я обняла его так сильно, как только могла и вдруг почувствовала облегчение. Облегчение, сродни катарсису. Будто океан огромной волной размягчил высохший до корки песок.
Мы пустили пустоту в свободное плаванье, до конца ночи просидев, обнявшись на старом диване. А на утро мы вышли из дома одновременно, разойдясь в разные стороны, И только через пять дней, уже в Нидерландах, я узнала, что Родольфус Лестрейндж пойман и взят под стажу авроратом. Сроки не определены, мотивы... а мотивы, как всегда неизвестны. Миллион маленьких осколков.
