Глава 1
Первый и, кажется, последний человек, которому верит Шерлок, это Питер. Довольно просто так говорить, когда тебе всего шесть, но он верит Питеру безоговорочно.
– Летают только птицы. У них перья и легкие кости, полые внутри.
– Я тебе что, птица? – возмущается Питер, легко зависает в воздухе, а его тень замирает на подоконнике.
– Нет, но…
– Но что?
– Такого просто не бывает.
Голос у Шерлока еще совсем тонкий, но уверенный.
Когда Питер сыплет на темные кудри золотую пыль, Шерлок послушно подпрыгивает, а тень остается на подоконнике, будто прилипшая.
– Видишь? – отплевываясь от пыли, говорит Шерлок. – Не бывает такого. Я прав.
– Не прав.
– А вот и прав!
– Спорим?
– Спорим!
– Эй, Динь, разбей! – звонко кричит Питер.
Она послушно бьет их ладошкой со словами: «Дураки!»
Питер хмурится.
– Возможно, – он трясет заснувшую тень, – я просто еще не придумал способа поднять твою очень тяжелую и упрямую голову в воздух. Ты больно взрослый. Но я подумаю.
– Посмотрим, кто выиграет, – с азартом говорит Шерлок.
– Ты у меня еще на одной ножке прыгать и петухом кричать будешь, – фыркает Питер.
– Посмотрим. Скажи хотя бы, как тебя зовут?
– А тебе какое дело?
– Уходить и не прощаться неприлично.
Питер закатывает глаза.
– Какие приличия? – но все же он называет свое имя. – Питер Пэн. А адрес – до второй звезды и до самого утра, доволен? Все, мне пора. И я еще вернусь, ты от меня так просто не отделаешься.
Одна тень падает вниз, другая взлетает с Питером.
Отяжелевшая голова сонного Шерлока опускается на подушку, его мягкие волосы треплет ветер из распахнутого окна.
***
– Еле тебя нашел! – Питер соскакивает с подоконника и с сомнением смотрит на выросшего, правда совсем не повзрослевшего Шерлока. – Ты вырос.
– А ты совсем нет, – язвит Шерлок и едва успевает опомниться. – А, галлюцинация, тебя же не существует…
– Какая еще галлюца? Фу, с тобой язык сломаешь.
Рука, которая трясет Шерлока за плечо, вполне настоящая и теплая.
– Вставай. Я придумал способ, чтобы ты полетел. Ну и руки у тебя! Как у холодной рыбы.
– Левитацию можно объяснить эффектом Мейснера, – чуть заплетающимся языком говорит Шерлок. – Полное вытеснение магнитного поля.
– Ты знаешь, где находится вторая звезда и дальше? – Питер подтаскивает его к подоконнику, заставляет сесть. И тут же отвечает сам, не давая Шерлоку открыть рта. – Там есть индейцы, и Пропащие Мальчишки, а я их предводитель, я там вообще самый главный, а еще феи и русалки, ты любишь русалок?
– Русалок не бывает.
Питер улыбается ему, не показывая зубов.
– Там есть все. Ты будешь капитаном «Веселого Роджера».
– А преступники там есть? Убийцы, воры…
– Насчет преступников не знаю, – серьезно говорит Питер. – А убийц и воров предостаточно.
– Тогда ладно, – после недолгого раздумья отвечает Шерлок. – Может, среди них попадутся настоящие.
Питер немного больно хватает его за кудри и встряхивает.
– Голова теперь у тебя в порядке, легкая, – он задумчиво смотрит на грудь. – А вот сердце…
– Сердце?
– Ну с этим мы тоже разберемся, – утешает его Питер. – Посмотри.
Шерлок поднимает глаза наверх.
За ощетинившимися антеннами и крышами домов в прорехе бархатного неба виднеются три путеводные звезды.
– Нам – до второй, а там направо, и так до самого утра. На первой – там малышей прибивает к берегу озера, вместе с письмами новых птиц. Кому мальчика, кому девочку, а кому и того, и другую…
– А на третьей что? – спрашивает такой же любопытный, как и в детстве, Шерлок.
– Ты когда-нибудь умирал?
– Умирают только один раз, а раз я живой, конечно же, нет, – незло огрызается Шерлок.
– Вот и я тоже не знаю… – Питер мечтательно вздыхает. – Что там, на третьей звезде.
– Ты хочешь умереть? – Шерлок приподнимает широкие брови, светлые, как ресницы Питера.
– Я? Да ни за что! Просто смерть – такое неизведанное и безусловно опасное приключение…
Представь, врываешься туда с «Веселым Роджером» и саблей в руке, кричишь: «На абордаж!»?
– Это называется страх смерти.
– Ты такой же зануда, как и раньше.
– Или страх неизвестности.
– Послушай меня, – Питер надвигается на Шерлока, упирает кулаки в бока. – Питер Пэн, главарь Пропащих Мальчишек и Беспризорников, никогда и ничего не боится, ясно?
– Ясно, – легко соглашается Шерлок.
Они замолкают, и проходит довольно много времени, прежде чем Питер говорит:
– Корабль прилетит или сегодня, или через семь весен, как и всегда.
– Семь?
– В прошлый раз тебе было четырнадцать, и ты спал, до тебя было не достучаться. А этот рыжий захлопнул окно, ты представляешь? Он закрыл окно!
Шерлок сглатывает, смотрит на зияющую дыру в небе, и ему немного страшно. Совсем чуть-чуть, но такого чувства ему не доводилось испытывать. Как будто он собирается куда-то падать, но знает, что еще не время. С другой стороны, если он не улетит сегодня, следующий раз будет последним.
А терять единственного человека, которому он безоговорочно верил с шести лет – он не может.
И все же…
– Хорошо, – Шерлок кивает, встает на подоконник и опирается руками об оконную раму с такой силой, что пальцы белеют. – Полетели на твою третью звезду.
– Вторую, – поправляет Питер. Веселье звенит в нем колокольчиками Динь-Динь.
Тень на подоконнике тоже отпускает руки и шатается, пытаясь поймать хрупкое равновесие.
– Неважно, – он уже готовится упасть в дыру, но кто-то больно цепляется за его плечо, и петля воздуха сдавливает горло.
Шерлок отпускает раму, однако вместо того, чтобы упасть, он открывает глаза.
Перед глазами – выбеленный пять лет назад потолок больницы, а если немного скосить глаза – на обшарпанном стуле сидит Майкрофт.
– Тебя нашли уцепившегося за подоконник, собирающегося выпрыгнуть из окна, обколотого наркотиками, – ровно говорит он, постукивая зонтом в такт словам, словно вовсе и не сидит у постели очнувшегося брата, а просто пересказывает прогноз погоды. Прогноз погоды острова Шерлок: возможен сильный ветер или штиль, точно неизвестно. На этом острове прогнозы никогда не бывают точными.
– Это ты? Это был ты, там? – Шерлок хрипит, и голос его не слушается, все хочет выскользнуть из горла сухим кашлем. – Ты взял меня за руку? Ты закрыл окно?
Майкрофт презрительно щурит глаза и предсказуемо молчит, вытянувшись на стуле так, будто проглотил собственный зонтик. На его лице ни кровинки, и оказывается, что даже когда он сидит на стуле в нескольких шагах, он все равно дальше от Шерлока, чем далекая вторая звезда. Почти совсем, как недосягаемая третья.
И уж точно дальше, чем прореха в бархатном небе и светлые ресницы Питера Пэна.
***
Питер Пэн ненавидит закрытые окна. А еще больше – задернутые шторы и хитрецов.
Несмотря на то, что Питер не всегда сдерживает свои обещания (случается, что он просто забывает их), ложь он не выносит.
Поэтому, почувствовав незнакомое жжение в груди, почти жар, он стремительно взмывает в воздух и прорывается сквозь небесную прореху в Лондон. Туда лететь не меньше суток, но жар в груди заставляет его лететь быстрее и быстрее, трепещет взволнованной птицей. Под конец он выдыхается настолько, что падает на старую лондонскую улицу, едва успев зацепиться за карниз. Ползет, срываясь, наконец находит нужное окно и опускается на подоконник.
Жар от быстрого полета и ползания по скользкому карнизу быстро спадает, декабрь дает о себе знать ознобом в кончиках пальцев. Окно не закрыто, как боялся Питер, тяжелые шторы приспущены лишь наполовину. Но кажется, что окно открыто по старой привычке, и там внутри уже давно никого не ждут. И глядя на два силуэта, Питер понимает, что каким бы бесстрашным главарем Беспризорников он ни был бы, ему иногда хочется домашнего тепла. Такого, как там, за окном захламленной и неуютной, на первый взгляд, съемной квартиры, которую эти два человека все равно считают домом. Он крадет их уют и тепло с изморози на стекле, и ему немного стыдно.
От холода так коченеет тело, что Питеру очень тяжело лететь обратно.
Когда он возвращается в Неверленд, то дрожит так, что даже знойное солнце и костер индейского племени долго не может его согреть.
«Что с тобой, Питер? Неужели тебе не хватило пыльцы, чтобы долететь обратно?» – спрашивает Динь-Динь.
– Со мной все хорошо, – отвечает беззаботный Питер и теребит на куртке место без пуговицы. – Пока я еще могу летать, мне нужно навестить еще одно место.
Динь-Динь хлопает его ладошкой по плечу со звонким: «Дурачок! Если что, я научу тебя снова».
Как и всегда.
Клочья тумана мешают свету пробиваться на остров, но Питер умело разрубает твердые лоскуты кинжалом. И ведет его простая уверенность, что в том доме для него окно всегда открыто.
Маргарет, внучка Вэнди, как раз протирает оконную раму. Старое дерево потемнело, а жестяной подоконник весь в ржавчине.
– Ты никогда не закрываешь окно, – Питер пролезает внутрь и спрыгивает на светлый ковер.
– Так уж повелось, – с тех пор, как он ее видел последний раз, Маргарет повзрослела, на лбу и в уголках глаз у нее тонкие морщинки. – Ты никогда не прилетал в Лондон зимой. Обычно у тебя уборка весной.
Питер улыбается, в полумраке мигающей лампочки блестят молочные зубы.
– Мама Вэнди рассказывала сказки и наводила порядок в их головах. И сейчас мне тоже нужен порядок.
– Ох, – смеется она, – тогда тебе нужна самая настоящая генеральная уборка.
От этого беспечного смеха жар в груди почти утихает.
***
Шерлоку двадцать восемь лет и шесть месяцев. По городу плывет томный и неуверенный июнь, а на крыше Бартса, где сейчас намного ближе к небесной прорехе, чем когда-либо, ветер пахнет звездной пылью и дождем.
Питер Пэн сидит на бетонном бортике, внимательно и напряженно выжидая.
– В следующий раз корабль не придет, – срывающимся голосом говорит он.
– Я знаю, – Шерлок смотрит на борт, где на деревянных досках едва-едва блестит позолота, стертая твердыми облаками. – И поэтому я здесь.
Очень светло из-за затянувших небо туч, и где-то совсем рядом зияет небесная брешь. Там в ряд сверкают три звезды. У Шерлока щемит в груди сладкой болью, когда он смотрит на последнюю, третью. Полустертые, почти забытые детские воспоминания мелькают где-то на периферии сознания. На второй звезде маленький Шерлок был пиратом, жестким и бессердечным. А еще там были преступники, бездомные Пропащие Мальчишки и жаркий костер индейцев.
Питеру кажется, что на этой крыше еще холоднее и бесприютнее, чем на Маронской скале. Над ними собирается дождь, на бетонном покрытии уже темнеют идеально круглые пятнышки от капель, запах свежей влаги все острее и жестче. Питер спрыгивает и встает рядом с Шерлоком. Теперь он чувствует себя так, будто в доме уже затушили камин, но чуть теплые угли еще тлеют, их не поздно раздуть. И он пытается, дует изо всех сил, кричит и возбужденно размахивает руками:
– Я тебе говорил, что если ты летишь на третью звезду, тебе придется добираться одному! Там те, кто мертвы, слышишь?
– Ты так говоришь, потому что никогда не умирал, – возражает Шерлок.
– Я знаю, – уверенно говорит Питер. – Просто знаю.
«Мы полетим туда, и там будет тепло и солнечно, мы будем лежать на Маронской скале и брызгаться на вредных русалок. Там тоже хорошо и не изучено, как раз для тебя с твоей дурацкой стекляшкой и приборами. Там большая кровать и приключения, там же… Неужели уют в твоей берлоге среди этого каменного муравейника теперь…?» – мысли тревожно путаются, срываются, он проглатывает последние слова. Но Шерлок понимает. Поэтому и опускает глаза.
– Лети домой, Питер, – тихо говорит Шерлок.
– Но ты же обещал, что тоже полетишь со мной! А как же пиратский абордаж и постройка шалашей?
Шерлок делает крохотный шаг к краю.
– Мне просто кажется, что я уже на суше, – впервые голос Шерлока звучит неуверенно. И ему снова страшно – но уже совсем по-другому. По-настоящему.
– Я улечу без тебя, слышишь, – с угрозой говорит Питер. – И ты останешься один, совершенно один, как и раньше, вот только в небе одни жесткие и холодные облака, а в эту пору года не летают орлы, ты понял? И ты бессердечный ребенок, уже бессердечный, ты превратился в него, когда коснулся ногами подоконника семь весен назад. Ты уже на второй звезде, ты уже на небе и никакая тяжесть не пригвоздит тебя к месту. Ты повиснешь в воздухе. А потом разобьешься. А водная гладь твердая, как камень, ты знаешь, как умирают альбатросы? Складывают крылья и камнем падают в воду. И погибают, разлетаются в пух и прах.
Питер говорит резко, будто хлещет Шерлока словами по щекам. А Шерлок странно бледнеет и будто растворяется, и капли то ли слез, то ли дождя застывают на его щеках.
– Мне не нужен корабль, – говорит Шерлок едва слышно и подвигается к краю так близко, что носки ботинок выступают наружу. Кажется, что дунет ветер, и он упадет. Но он стоит, а дождь бьет его по плечам и спине. – И тебя не существует. И…
– Его у тебя нет. Есть только я, – Питер хватает его за руку. – А если оно и найдется, то умрет вместе с тобой.
Шерлок Холмс никак, никак не может себе этого позволить.
Он бросает телефон прочь – как воздушный змей, с сердцем на привязи телефонной сети. Так улетала Вэнди из русалочьей лагуны. Прочь, прочь. На этот раз Шерлоку действительно страшно, но он широко раскидывает руки. Рукава темного пальто похожи на крылья птицы Нет.
Он сделал выбор.
– Несомненно. И я – тоже есть.
Питер разворачивается. Ему хочется плакать, но почему-то не получается, только жжет в глазах. Перед глазами все расплывается, и корабль исчезает в облаках. Теперь ему придется лететь на вторую звезду одному. Шерлок уже навсегда прикован к суше. Прикован, как и он – к небу.
Питер не может на это смотреть, закрывает глаза ладонями и отворачивается, съеживается, сгорбив плечи, будто он не мальчишка, а взрослый мужчина, который не хочет взрослеть. Но он слышит, слышит абсолютно все. И шорох ботинок внизу на асфальте, тяжелый крик и порывы ветра.
Шерлок ступает за грань, и последнее, что слышит Питер – это ответ человека, который нашел себя, пусть и без его помощи:
– Я уже дома.
