Глава 1Мелисса Гойл нетерпеливо переступает с ноги на ногу и щурится осеннему солнцу. Рядом стоит строгая мать, и только это удерживает девочку от того, чтобы начать нервно кусать губы. Мелиссе одиннадцать, для нее мир официальных приличий — сущая скука, она еще не слишком хорошо умеет держать лицо, и отец на нее за это сердится. Говорит, что она — настоящая леди, а настоящим леди не пристало перекатываться с пятки на носок, и смеяться слишком громко не пристало, и уж тем более — грызть ногти или кусать губы. Мелисса старается, правда старается, но нет-нет, да и закусит губу, задумавшись. И тогда отец нахмурит брови, а мама посмотрит так строго, что хочется сквозь землю провалиться.
А вообще, родители у Мелиссы хорошие. Строгие, конечно, и со своими стариковскими странностями, но хорошие. И Мелисса у них — принцесса. Самая настоящая. У нее всегда было все самое лучшее — платья, куклы, ельфы-домовики, сладости, книги... За родителями Мелисса будет скучать. Без них в Хогвартсе первое время будет, наверное, непривычно. Но девочке хочется в школу, ей так хочется в школу, как только может хотеться вырваться наконец из-под родительского крыла в одиннадцать лет. В школе будет новая жизнь. В школе будут друзья.
У Мелиссы нет пока друзей, но у нее есть старший брат. Грегори скучный и неразговорчивый, Грегори не любит смеяться и играть с Мелиссой тоже не любит, но это потому, что он слишком взрослый. А еще — совсем недавно Грегори приняли в очень важную организацию. Его туда повел папа, и вечером они вернулись домой, и Грег хвастался татуировкой на руке. На татуировке — череп и змея, и Мелиссе она не понравилась. Но папа сказал, что это очень почетно — иметь на руке такую татуировку, и что Грегори теперь часть очень мощной организации, которая борется за лучшее будущее. Поэтому Мелисса братом гордится — он ведь занимается таким важным делом!
Мелисса пухленькая и смешливая, у нее черные вьющиеся локоны и карие глаза, у нее волшебная палочка — дуб и драконьи сердечные струны! — в кармане новенькой мантии, у нее родители самые лучшие на свете и брат, который для нее построит лучшее будущее. Хотя — куда уж лучше? Мелиссе для полного счастья не хватает только друзей.
А друзья будут уже скоро-скоро — поезд отправляется через десять минут.
— Ты уж присмотри за ней в школе, Грегори, — говорит мама, целуя Мелиссу в пухлую щечку.
— Мам, ты же понимаешь, я буду занят... — бубнит брат, а мама только вздыхает:
— Конечно, понимаю, сынок. Но если все-таки выпадет свободная минутка — проследи, чтобы с ней все было хорошо.
— Прослежу, — кивает Грег угрюмо, а Мелисса обнимает на прощание маму, подает ручонку отцу для церемонного поцелуя, улыбается радостно на его прощальные слова:
— Будь умницей, принцесса!
И взрослая жизнь становится еще на шажочек ближе.
* * *
Грег, конечно же, оставляет ее в первом попавшемся пустом купе и убегает заниматься своими сверхважными делами государственной важности. «Ну и ладно, — думает Мелисса, — без него даже веселей будет. И бубнеть никто над ухом не станет. Хорошо!»
За окном сменяются ландшафты, сентябрьское солнце светит ярко-ярко, и девочка щурит глаза, вглядываясь в высокое спокойное небо. Одной ехать скучно, и она уже думает выбраться из купе навстречу приключениям и друзьям, но тут друзья сами приходят к ней. Дверь открывается с легким шорохом и в купе заглядывают две растрепаные головы. Взрослый смуглый парень смотрит на нее добрыми, но немного грустными глазами и говорит:
— У тебя тут не занято? — Мелисса энергично мотает головой — нет, мол, не занято, располагайтесь со всеми удобствами и чувствуйте себя, как дома. — Можно с тобой моя сестренка поедет? Она первый раз в Хогвартс в этом году, как, похоже, и ты.
Сестренка — худенькая и угловатая — зыркает сердито на брата и скрещивает руки на груди. Одета девочка странно — в брюки и рубашку, совсем как мальчишка, и Мелисса заинтересованно склоняет голову к правому плечу, повнимательнее разглядывая ее.
— Конечно, можно! — говорит только, не отрывая взгляда от своей новой знакомой. — Меня Мелисса зовут, а тебя?
— Игритт, — говорит она, и оказывается, что голос у нее сиплый, как будто простуженый. Парень смотрит на сестру взволновано, приседает возле нее на корточки, щелкает шутливо по носу:
— Не грусти, малая! Видишь, не сама ехать будешь!
— Дин, я не хочу, чтобы ты туда шел, — угрюмо говорит Игритт и цепляется тоненькими ручонками за шею брата.
— Ну, чего ты? Все будет хорошо, я тебе обещаю. А ты поговори тут с Мелиссой пока. В школе увидимся!
И парень выходит из купе, плотно закрыв за собою дверь. Игритт взбирается на сидение и утыкается унылым взглядом в небо за окном.
— У меня тоже старший брат есть. Только он не такой, как твой. Но я им все равно горжусь. Он за лучшее будущее борется, — говорит Мелисса, и соседка по купе переводит на нее взволнованный взгляд зеленых глаз:
— И мой тоже борется, — кивает. — Только я переживаю за него очень. Лучше бы ему не показываться в школе в этом году. Я-то маленькая, мне-то точно ничего не сделают, а вот Дину, наверное, достанется.
— Почему ему должно достаться? — удивленно округляет глаза Мелисса. — Папа говорит, что это очень почетно — будущее строить. Что это геройство.
— Ага, — кивает Игритт, зыркая исподлобья. — Но лучше быть живым и невредимым обычным парнем, чем мертвым героем.
«Странная какая-то эта Игритт», — думает Мелисса и пожимает плечами. Ну и пусть. Ведь она — ее первая подруга, первая сверстница, с которой можно вот так просто поговорить. А то, что она похожа на нахохлившегося от холода воробышка — это ничего. Так даже интересней.
— А почему ты в штанах? — Игритт переводит взгляд на свои потрепанные джинсы и отвечает:
— Ну, так удобно же.
— Мама говорит, что девочка должна носить только платья, — задумчиво тянет Мелисса.
— А моя мама вообще ничего не говорит по поводу моей одежды. А в платьях неудобно по деревьям лазить.
— А ты лазила по деревьям?! — от восхищения и восторга Мелисса даже слегка подпрыгивает на седушке. Собеседница только пожимает плечами:
— Конечно. Меня еще папа обезьянкой из-за этого называет.
— А мне на деревья нельзя. Эльфы смотрят зорко, и если бы только такое увидели... ой, могу себе представить, какую взбучку мне мама устроила бы. Зато я на лошадях ездить умею.
— Шууутишь, — приходит время удивляться уже Игритт. — А где же ты лошадей нашла?
— А что их искать? У нас дома конюшня, — улыбается Мелисса и волосами встряхивает, словно лошадка гривой. — А ти приезжай ко мне на каникулы, Игритт. Я тебя научу кататься, если захочешь.
Девочка-воробышек сразу смурнеет, и в глазах-изумрудах плещется такая горькая тоска, что даже яркое солнце, кажется, меркнет.
— Дожить бы до этих каникул, — говорит Игритт тихо.
— Конечно, доживешь! Тебе же только одиннадцать лет, люди так рано не умирают, — уверенно тянет Мелисса, но ответом ей служит только угрюмый и какой-то совсем недетский взгляд. Девочка задумывается на мгновенье, чем бы порадовать свою новую подругу, потом лезет в карман мантии и достает оттуда шоколадную лягушку: — Хочешь?
— Хочу, — кивает Игритт и добавляет тут же: — Обожаю шоколад.
— А я вот не очень люблю. Но мама полные карманы напихала, когда в школу отправляла.
Игритт жует шоколад, Мелисса смотрит на Игритт. «Она странная, но хорошая», — решает про себя. И еще решает, что очень хочет дружить с этой грустной, но такой светлой девочкой. Решает, что, наверное, это судьба свела их вместе в этом купе, и теперь они просто обязаны дружить до конца жизни. Вот только...
— А ты будешь со мной дружить, Игритт? — спрашивает взволнованно Мелисса, и соседка перестает жевать и начинает пристально всматриваться в ее обеспокоенное лицо. Медленно-медленно переводит она взгляд с тщательно завитых мамой локонов на тоненькую золотую цепочку с кулоном-змейкой, потом на новехонькую шелковую мантию и останавливает его на дорогих замшевых туфельках. На личике, перепачканом шоколадом, застывает сомнение:
— А ты не предашь?
— Что ты! — пугается Мелисса. — Не предам ни за что на свете!
Глаза Игритт в одно мгновение проясняются:
— Тогда буду, конечно!
— До конца жизни?
— До конца!
И Мелиссе кажется, что то самое лучшее будущее, за которое борется ее брат, уже наступило.
* * *
Большой зал справляет неизгладимое впечатление. Смотришь вверх — а потолка нет, только россыпь ярких звезд на темном покрывале неба. И вокруг — свечи зажженные летают! Не то, чтобы Мелисса никогда не видела летающих свечей. Дома, в поместье, часто свечи летали, но не в таком же количестве! И все вокруг — сверкает, искрится, столько света, столько шума и галдежа. И столько народу сидит сейчас за столами факультетов! Мелисса в жизни своей столько людей не видела. Поэтому она идет вперед, разинув рот и крепко ухватившись за руку Игритт, и не успевает воспринимать информацию. Подруга, кажется, тоже поражена замком до глубины души, но смотрит на все почему-то с опаской. Странная ты, Игритт! Смотри, звезда упала! Ну как можно этому не удивляться? Как можно этому не радоваться?
Строгая женщина вызывает их, перепуганных первокурсников, к табурету и надевает на голову старую потрепанную шляпу. Мелисса даже пугается немного — а как же ее красивые локоны? Мама же все утро старалась, чтобы дочь была сегодня в школе самой красивой! А тут шляпу напялят по самые глаза, так и вся прическа испортится.
— Ты что, совсем не переживаешь? — шепчет взволновано в ухо Игритт. — А вдруг шляпа не найдет для тебя факультета?
— Ну что ты! И меня будет факультет! Самый лучший! — уверенно говорит Мелисса и ступает навстречу судьбе.
Когда шляпа касается головы, куда-то вдруг пропадает весь шум-гам Большого зала, все заглушает громкий приятный голос:
— Здравствуй, Мелисса, здравствуй... Доброта, наивность, склонность к капризам, избалованность, заносчивость... но в то же время — большие способности, усидчивость, сострадание... Куда же тебя отправить-то, Мелисса Гойл?
— На самый лучший факультет! — как можно громче думает девочка. — На Слизерин!
— Пусть будет так, малышка. Пусть будет так... — и уши снова затапливает шум, и шляпа кричит что есть мочи на весь зал:
— Слизерин!
Мелисса слазит с табурета, показывает Игритт большой палец и топает уверенно к старшему брату, которого заметила издалека. Конечно, его сложно не заметить.
И только когда она усядется рядом с Грегори за стол своего самого лучшего факультета, только когда бросит взволнованный взгляд на толпу еще нераспределенных первокурсников, тогда заметит, что Игритт, ее зеленоглазый колючий еж, идет медленно к табурету. Она увидит, как подруга взбирается на него, и как на глаза ей падает старая шляпа. Несколько мгновений проходят в напряженной тишине, а потом зычный голос катится залом, отбиваясь от стен:
— Гриффиндор!
Мелисса смотрит удивленно на сутулую спину и худющие руки, на копну растрепаных черных волос, она смотрит на свою подругу, которая идет к противоположной части зала и садится за стол рядом с высоким пареньком, в котором узнает ее брата. Игритт бросает ей через зал грустный взгляд и пожимает плечами: мол, ничего не поделаешь — а глаза у нее влажные.
Мелисса видит это все, и ее изумлению нет предела. Игритт должна была попасть на ее факультет! Ведь они решили до конца жизни дружить! А как же теперь?
Она слышит звон приборов, и шорох мантий, и гул перешептываний студентов. Она слышит голос профессора, объявляющего следующего первокурсника и даже отзвуки его шагов. А еще она слышит четкий, пропитанный ядом и презрением, голос своего брата:
— Грязнокровка...
* * *
— Странно это все, правда? — спрашивает Мелисса у Игритт, пока они вдвоем топают полутемным коридором к кабинету Защиты от темных искусств.
— Что именно? — спрашивает девочка-воробышек, повернув голову к подруге. Гриффиндорский и слизеринский шарфы сплетаются.
— Профессор Керроу вчера на уроке говорила, что есть разница между чистокровными волшебниками и маглорожденными, — Игритт напрягается мгновенно, она натянута, как струна, что вот-вот лопнет, но Мелисса не обращает на это внимания. — Что чистокровные волшебники лучшие, а маглорожденные — как опухоль в теле магического сообщества. Я потом пришла в гостиную и у брата спросила, правда ли это. Он говорит — правда. А мне почему-то не верится.
— Почему это? — буркает сердито Игритт, поглубже засовывая руки в карманы. — Так и есть. Маглорожденные и полукровки — опухоли, и их нужно удалять. Это сейчас во всех газетах пишут.
— Я не читаю газет, — растерянно тянет Гойл, совсем не прилично шмыгнув носом.
— Зато я читаю, — огрызается девчонка и хмурится. — Ты же чистокровнее некуда, Мелисса. Тебе это в голову с самого детства вдалбливали. Ты должна понимать.
— А я не понимаю. И ничего мне не вдалбливали. Меня просто... любили. Ведь есть же среди маглорожденных и хорошие люди. А профессор Керроу говорит, что они все — паразиты и портят нашу жизнь. Не дают построить лучшее будущее.
— Я полукровка, Мел, — выдыхает Игритт, а в голосе — отчаянья целое море. — Вас ведь учат таких, как я, презирать и использовать. Ты слизеринка, у тебя отец Пожиратель Смерти, и брат тоже. Почему ты со мной дружишь?
— Ты чего, Игритт? — пораженно шепчет девочка в ответ, покраснев то ли от обиды, то ли от растерянности. — Ты чего? Мы же поклялись в поезде, ты что, забыла? Мы дружить будем до конца жизни! А кровь... кровь у всех у нас одинаковая. Красная.
Игритт улыбается несмело и сжимает сильнее руку подруги.
Они так и входят в кабинет — держась за руки. Садятся на свою третью парту у окна и молчат. Зачем говорить еще что-то? Самое главное уже сказано в коридоре.
Когда начинается занятие, в помещение входит профессор Керроу. Мелиссе хочется рассмеяться, когда она его видит — уж больно суровый профессор похож на свинку: сам полный, глазки маленькие, нос пятачком. Но смеяться страшно — профессор злой, он сам не улыбается никогда, и другим улыбаться не разрешает. Говорит, что к его предмету все доложны относиться предельно серьезно.
— Сегодня мы будем говорить об одной из самых мощных и самых величественных ветвей магии. Заклинания, о которых пойдет речь, обладают огромной силой, они могут помочь вам подчинить, усмирить, заставить говорить правду. Они помогут вам сделать человека кротким, словно послушный котенок, помогут выйти победителем в споре и получить желаемое... — голос у профессора Керроу монотонный и тихий, и Мелиссе хочется лечь на парту и подремать часок. А вот Игритт сидит, напряженная, боясь пошевелиться, следит испуганными глазами за черной мантией профессора и, кажется, пытается слиться со стеной. — Вы, к сожалению, еще слишком малы, чтобы осилить сотворить это заклинание самостоятельно. Но я не могу лишить вас удовольствия наблюдать, как его используют старшекурсники. Сегодняшнее наше занятие пройдет в соседнем кабинете, там, помниться, когда-то работал дуэльный клуб, и места там куда больше, чем здесь. Прошу, пройдите за мной.
Ученики послушно следуют за профессором в коридор, а потом входят в просторный кабинет, где их уже ждут семикурсники. Мелисса находит взглядом брата, что стоит у стены рядом со своим неразлучным другом Винсентом, и машет ему радостно рукой, улыбаясь на все свои тридцать два зуба. А еще она видит брата Игритт — теперь она знает, что его зовут Дин — и пробует улыбнуться и ему, но тот не отрывает взволнованного взгляда от сестры.
— Сегодня мы будем наблюдать действие заклинания Круциатус. Профессор Керроу на вчерашнем занятии рассказала вам о разнице между чистокровными волшебниками и грязнокровными ворами. Вы уже знаете о той ужасающей ситуации, которая сложилась в наше время. И все благодаря Министерству, которое много лет сквозь пальцы смотрело на оккупацию маглами волшебного сообщества. Заклинание Круциатус поможет вам поставить на место грязнокровного выскочку. И для демонстрации этого крайне полезного заклинания нам потребуется мишень, — профессор недобро сощуривается и останавливается возле Игритт, которая стоит, не двигаясь и втянув голову в плечи, и не решается поднять на него глаза.
Амикус Керроу наклоняется к девочке и тихо и почти ласково шепчет ей на ухо:
— Мисс Томас, будьте добры, выйдите на середину кабинета.
И Мелиссе кажется, что всю ее опутали ледяными веревками. Холод затапливает ее всю, накрывает все тело, и она не может двигаться, не может говорить, не может топнуть сердито ногой в дорогой замшевой туфельке, не может крикнуть профессору о том, что все происходящее — ошибка, страшная, холодящая душу ошибка. Они не могут причинить Игритт вред, они не могут!
— Оставьте ее в покое! — истошно кричит где-то в другой стороне аудитории Дин, пока Игритт медленно выходит в центр круга. — Оставьте ее! Ей одиннадцать лет, изверги! Возьмите лучше меня! Возьмите меня!!!
Но крик парня обрывается резко, и он замирает, повинуясь действию заклинания Петрификус Тоталус, что так легко слетело с палочки профессора. И Мелисса понимает, что защитить Игритт она тоже не может.
— Потише, мистер Томас. Вы мешаете учебному процессу, — ухмыляется Керроу криво и обводит жадным взглядом старшекурсников. — Кто же продемонстрирует нам свои умения? Может быть, Вы, мистер Лонгботтом?
Высокий крепкий парень смотрит на учителя так, словно увидел его впервые.
— Вы хотите, чтобы я пытал Круциатусом одиннадцатилетнюю сестру моего друга у него на глазах? — спрашивает, презрительно и удивленно приподнимая брови.
— Да, я этого хочу, — хриплый голос профессора разрывает ледяную тишину, окутавшую Мелиссу, он врывается в ее уши пронзительным воем, и ей хочется зажмуриться, ущипнуть себя, проснуться — нет, нет, не может быть, не может быть, это все страшный сон, это невозможно, только не с ней, только не с ней...
— Если Вы и вправду думаете, что я это сделаю, Вы — старый больной маразматик, — говорит парень, и в глазах учителя вспыхивает настоящая ярость, он взмахивает палочкой резко, и голос его срывается на визг:
— Круцио!
Парень падает на пол, и его тело выгибается дугой, он с такой силой прикусывает губу, что с уголка рта начинает стекать тоненька струйка крови. Первокурсники, испуганно охнув, делают шаг назад.
— Ну что вы, не надо бояться, — говорит профессор Керроу, не отрывая взгляда от извивающегося парня на полу и не опуская палочки. — Это всего лишь урок для него. Урок вежливости.
Игритт тоже смотрит на семикурсника с гриффиндорским галстуком, смотрит испуганно, загнанно и обреченно. Она смотрит на то, как он молотит кулаками по холодному каменному полу, как приглушенно рычит, с последних сил сдерживая крик боли, смотрит, как безумно вращаются глаза, ища помощи. Она смотрит на это все, маленькая, худая девочка с копной непослушных темных волос и невозможными зелеными глазами, и думает, что еще несколько мгновений — и то же сделают с ней. И ручки сами по себе стискиваются в кулачки, а коленки начинают дрожать от страха. Неужели это настолько больно?
— Кто продемонстрирует всем свои умения? Кто готов поднять палочку и наочно показать разницу между чистокровными волшебниками и грязнокровными выродками? — говорит профессор, все еще не снимая гриффиндорца с прицела.
— Я это сделаю, — басит вдруг уверенно Грег и ступает шаг вперед. Словно сквозь пелену Мелисса видит, как старший брат, который обещал построить для нее лучшее будущее, поднимает палочку, направляя ее на маленькую беззащитную девочку.
И только когда напряженную тишину аудитории разрывает отчаянный вопль Игритт, только когда она изломанной куклой падает на пол, не в силах устоять на ногах, только когда Мелисса видит на щеках подруги слезы, холод и оцепенение отпускают ее, и она выбегает вперед, повисает на руке у Грегори, отчаянно крича:
— Нет, Грег, не трожь ее, не смей ее трогать! Она мой друг!!!
Грегори Гойл опускает палочку и смотрит на младшую сестру так, словно следующий Круциатус будет предназначен ей.
* * *
— Ты не должна с ней дружить!!! — орет он, тряся ее, словно нашкодившего котенка. Мелисса не плачет, она ревет, всхлипывая в голос, а сильные руки брата снова встряхивают ее — маленькую тряпичную куклу. — Не смей больше с ней общаться!!! Не смей, слышишь?!
— Ну почему? — выдавливает из себя сквозь рыдания, бьет маленькими кулачками брата что есть мочи, но он словно не замечает ее потуг.
— Она уродка! Как ты не понимаешь?! Ты опозорила меня сегодня перед всем курсом! Она не такая, как мы!
— Ты сделал ей больно, — заливается Мелисса, яростно сверля брата взглядом, и горячие слезы обиды и страха опаляют, текут ручьем по милому полненькому личику принцессы. — Это ты урод!!!
Она изворачивается и пробует убежать, скрыться за ближайшим поворотом, но Грегори настигает ее за несколько шагов, хватает за руку, разворачивает лицом к себе и шипит, не скрывая злости и ярости:
— Если ты хоть слово ей скажешь, я за себя не ручаюсь.
Мелисса зыркает на него злобно сквозь пелену слез, вырывает руку и бежит. Бежит что есть мочи, заливаясь слезами, бежит, чтобы спрятаться. Не надо ей ихнего лучшего будущего, и теперешнего такого не надо. Уж лучше было никогда не приезжать в эту школу, жить с мамой и папой, быть ихней доченькой-цветочком, девочкой-лапочкой, маленькой принцессой...
Мелисса бежит, не оглядываясь, залетает переходы, малькают перед глазами угрюмые сварливые портреты, и она ныряет в один из проходов, мчится по нему, не обращая внимания на сбитое дыхание и боль в ногах. Туфельки совсем не созданы для пробежек наперегонки с собственной болью. А тоннель ныряет все ниже и ниже, стены все ближе и ближе подкрадываются к девочке, а потолок словно хочет раздавить...
И когда проход заканчивается, Мелисса с удивлением понимает, что находится уже не на территории замка, он мерцает огнями за ее спиной, а впереди — только далекие отблески Хогсмита.
Сентябрьский холодный ветер треплет темные кудряшки.
* * *
— Не делай такого больше, хорошо? — говорит Игритт тихо. — Они сделают больно и тебе.
Они сидят на берегу Темного озера, сидят, не двигаясь и не смотря друг на дружку. У Игритт глаза пустые, обреченные, у Мелиссы — серьезные, растерянные. Ветер гоняет опавшую листву, а небо хмурится — того и гляди, начнется дождь. Девочки поплотнее запахивают мантии и прячут носы в шарфы — гриффиндорский и слизеринский.
— Не далай такого больше, — повторяет воробышек, дрожа от холодного ветра. — Пообещай, что не сделаешь. Я не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня.
Мелисса поворачивает голову к подруге, она набирает побольше воздуху в грудь, скрещивает решительно ручонки на груди и говорит уверенно:
— Вам нужно бежать отсюда.
В зеленых глазах Игритт появляется далекий, невнятный огонек надежды.
* * *
Она ведет их уже знакомым переходом, ступает во главе их маленького отряда. Она поворачивает в нужных местах, уверенно чеканит шаг. И сердце в груди стучит спокойно и размеренно — она все делает правильно. Она спасает сейчас их — брата и сестру, единственных друзей, которых она узнала за свою недолгую жизнь. Единственных людей, которые никогда не смотрели на нее, как на принцессу.
Мелисса дышит глубоко, она понимает — с каждым шагом для этих двоих спасение все ближе. И кто знает, может быть, когда-нибудь они еще встретятся, и Игритт приедет к ней в гости в поместье, и она научит ее кататься на лошадях. Да что там — она подарит ей лошадку, гнедую, молоденькую, чтобы ездить вместе на прогулки. А если им удастся сбежать из-под опеки эльфов-домовиков, то, возможно, Мелисса и на дерево какое-нибудь взберется.
Но сейчас главное — покинуть территорию замка, покинуть ее как можно скорее, и тогда у этих двоих появится то, с чем они уже попрощались. У них появится шанс. Шанс на еще один день, еще один шаг, еще один вздох. Шанс на жизнь.
Они выходят на свежий воздух, и Мелисса вздыхает облегченно — добрались. Теперь Игритт и Дину — вправо, к лесу, а оттуда можно уже перемещаться куда-угодно. А ей — обратно, в замок, пока брат не заметил ее отсутствия. Но ничего, если кто-то заметил, можно сказать, что была у профессора Керроу, отрабатывала наказание за срыв урока.
Они стоят друг напротив друг дружки, две маленькие девочки, худющая и полненькая. Они смотрят друг дружке в глаза, и в одних — океан любви, в других — океан признательности. Игритт ступает несмело шаг навстречу, обнимает тонкими ручками подругу за шею, прижимает к себе так сильно, как только может, зарывается холодным носом в кудрявые темные волосы, шепчет горячо на ухо:
— Спасибо огромное. Спасибо. Спасибо. Спасибо.
И кажется, что это «спасибо» застряло рефреном у нее в голове, и что других слов сейчас не подыскать, их нет, их выдул вечерний ветер осени.
— Мы еще обязательно увидимся, — говорит уверенно Мелисса, обнимая подругу в ответ. — Я точно знаю.
Игритт кивает головой и не разрывает объятий.
— Нам пора, — тихонько говорит Дин, нервно оглядываясь по сторонам и стискивая в руке волшебную палочку.
Игритт снова кивает и делает шаг назад. Она смотрит в глаза своему другу — настоящему, верному, нежданному. Брат берет ее за руку, и они разворачиваются и идут к лесу. Мелисса не может не смотреть им в след. И кажется, что надо бы спешить назад, в замок, надо бежать к брату в гостиную, но девочка все еще стоит недвижно и смотрит в спины уходящим друзьям. Так странно — они знакомы-то всего ничего, несколько недель, а они ушли — и без них стало как-то безумно холодно.
Так холодно, что руки начинают дрожать, и Мелисса опускает на них удивленный взгляд. Ведь на улице всего-то сентябрь, а температура, кажется, даже ниже ноля. И что это за отчаянье и страх, заполонившие так внезапно душу?
Они летят к ней, черные плащи. Один, два, три... десятки, десятки их летит к ней, и Мелисса не успевает понять толком, что происходит, но в ушах почему-то звучат вопли Игритт и рычание брата. И радости с каждым мгновением становится все меньше и меньше... Мелисса понимает — она уже никогда не будет счастлива. Ужас, леденящий, ядовитый ужас разливается внутри, опаляет внутренности, и на нее падает отчаянье, обреченность, страх, боль, паника. И бежать некуда, и нет сил на этот побег... А через мгновенье становится уже все равно.
Где-то недалеко бьется в стальной хватке брата Игритт, бьется, вопя от ужаса и пытаясь вырваться, но Дин держит сестру крепко, ему хватает одной руки, чтобы удержать ее, в другой он зажимает палочку, подпитывая своей магией серебристого вепря, разгоняющего дементоров вокруг них. Дин взрослый, он понимает, что стражей слишком много, одного Патронуса не хватит, чтобы сдерживать их всех, тут выбор прост — либо они с сестрой, либо маленький колобочек Мелисса Гойл. И для него выбор очевиден.
Игритт захлебывается криком, царапается и брыкается, она рвется назад, к подруге, которой уже не видно за безумным мельтешением черных плащей. Игритт маленькая, она плачет вголос и зовет подругу по имени, она еще не понимает, что у них нет другого выхода. Дин понимает, что сестра его, наверное, никогда не простит. Но лучше уж не прощает, но дышит.
Он прижимает ее к себе крепче, поворачивается резко вокруг своей оси и аппарирует.
Мелисса Гойл безучастно смотрит недвижными глазами в тяжелое хмурое небо.
* * *
Кейтилин Гойл выкинулась из окна собственной спальни в первую же ночь после того, как узнала о том, что ее младшую дочь поцеловал дементор.
Через три дня после того, как нашли тело его сестры, Грегори Гойл впервые убил.
Война только начиналась.
