Как нужна любовь твоя / Mир Гарри Поттера

Глава 4

Не ждала, не звала -
Как с огнём играла я.
Как сказать, что отдать -
Только ты прости меня.

Анжелика Варум «Ты и я»

Первые всполохи солнца стали озарять улицу, по которой шла Гермиона. Легкий ветерок играл её кудряшками. Сейчас она однозначно понимала, что могло повлиять на директора, почему он тогда сдержался и не поставил её на место. Но ведь всё было достаточно ясно уже тогда. Неужели она была настолько слепа?

Первое Рождество после войны в полупустом возрожденном Хогвартсе нельзя было назвать самым радостным моим праздником. Бродя по коридорам, я каждый раз вспоминала что-то связанное с нашими авантюрами. Практически каждый закоулок замка был памятным. Здесь мальчишки спасли меня от тролля. А тут я увидела в зеркале василиска. В этом классе напустила на Рона стайку трансфигурированных птиц, когда он завел роман с Лавандой.

Я вспоминала всё это и будто прощалась с моим рыжиком. Как ни странно, не было такой невыносимой боли, как тогда, когда он бросил нас с Гарри во время поиска крестражей. Я сама удивлялась этому. Но кривить душой не хотелось – мир не рухнул. Когда же я перестала жить Роном и всем, что с ним связано? Или я никогда не дышала этими отношениями? Но как же тогда всё то тепло, что хотелось дарить ему, вся ласка, нежность, любовь? Или это было лишь увлечение?

Не было ощущения потери чего-то жизненно-необходимого. Но внутри была пустота. Вот раньше я была нужна Рону, а теперь – никому. И я могу быть хоть семи пядей во лбу, но всё равно нет того, для кого я была бы единственной и неповторимой – самой-самой! Наверное, что-то во мне не так…

Эти выводы ещё больше подавляли. Я была бессильна что-либо изменить. И слезы сами наворачивались на глаза.

Однажды с такими совершенно деморализующими мыслями я сама не заметила, как оказалась на вершине Астрономической Башни. Она продувалась всеми ветрами, а я была без теплой мантии, но в настолько растрепанных чувствах, что не заботилась о возможности простудиться. Я стояла возле того проема, из которого выпал Дамблдор, смотрела в ясное ночное небо и оплакивала свою одинокую долю.

Когда слева от меня вдруг раздался знакомый голос директора, я лишь вздрогнула от неожиданности:
- Это становится какой-то плохой традицией, мисс Грэнджер: я уже не в первый раз встречаю Вас в самых неожиданных местах всю в слезах. Что привело Вас сюда?

- Тот же вопрос могу адресовать и Вам, профессор, - сдерживая всхлипы, проговорила я.

- Вы не находите, что у меня есть достаточно весомые поводы предаваться здесь меланхолии? – заметил зельевар почти без иронии.

- Возможно, - ответила я. – Что ж, не будем мешать друг другу рефлексировать, сэр.

- Вы так и не ответили на мой вопрос, мисс Грэнджер, - настаивал профессор. – Что привело Вас сюда?

- Ощущение собственной ненужности и непонимание, как что-либо исправить.

Профессор хмыкнул:
- Почему-то с начала времен людям свойственно преувеличивать свои беды. Ведь даже в Вашем случае наверняка речь идёт о так называемой ненужности кому-то конкретному, но не всем окружающим. Однако экзальтированные барышни предпочитают считать, что не нужны никому, если только какое-то ничтожество не сумело оценить их. Несчастная любовь со слезами и страданиями… - зельевар презрительно скривился. - Как это банально, мисс Грэнджер!

- Рон вовсе не ничтожество! – вспыхнула я. «Это я-то экзальтированная барышня?!» – Он хороший, добрый парень. Просто, наверное, я не заслуживаю счастья. Не приложила никаких усилий, чтобы удержать его. Не пошла на компромисс. Я думала лишь о себе…

- О, да! – закатил глаза Снэйп. – И именно поэтому Вы рыдаете сейчас из-за человека, который предпочел Вам одну из пустышек, не обремененных интеллектом!

- Что? Откуда Вы знаете? – я удивленно уставилась на директора.

- Я видел его в компании полувейлы на Диагон-аллее, - недовольно буркнул он. – Неужели у рыжего недоразумения хватило наконец мужества сообщить Вам правду?

- Нет, я случайно услышала разговор Гарри и Джинни…

Профессор что-то прикинул в уме:
- Уж не тогда ли, когда собирались замерзнуть у озера?

- Именно тогда, - еле слышно прошептала я и отвернулась от профессора. Обида и боль вновь накатили, слезы полились из глаз.

- Почему Вы плачете, мисс Грэнджер? – после небольшой паузы спросил профессор. – Вы так любите его? Вы действительно хотели провести с этим человеком всю оставшуюся жизнь?

- Это не Ваше дело, директор! – резко ответила я. Но зельевар, словно не замечая, продолжил:
- Стать его служанкой, родить ему десяток рыжих детишек и посвятить жизнь тому, чтоб вовремя ублажать всех по очереди?

- Хотела! Хотела!! Хотела!!! – сорвалась я на крик.

- Неужели Вы настолько не имеете гордости, что готовы простить даже унизительную измену? – в голосе Снэйпа слышалось неподдельное удивление.

- А разве Вы не простили бы матери Гарри чего-то? Разве не приняли бы её с ребенком от ненавистного Поттера, если бы она пришла к Вам? – зло прокричала я в лицо слизеринца. Слезы катились по щекам, но глаза мои пылали гневом. «Да кто дал ему право задавать мне такие вопросы? Судить меня???»

- Лили никогда не обманывала меня! – кажется, Снэйп тоже начал злиться. – И не играла мной! Не ставила мне ультиматумы. Не заставляла меня быть кем-то, кем я не являюсь! Только идиот, вроде Уизли, мог решить запереть такую выскочку, как Вы, дома – быть прислугой и няней! Разве любящий человек будет ломать хребет своей любимой и навязывать ей то, что противоречит всей сути её!?

- Т.е. по-Вашему, профессор, я не способна любить, иметь семью, заботиться о муже и детях? – я совершенно перестала себя контролировать и смотрела на директора испепеляюще.

- Я не это имел в виду, - как-то резко сменил тон зельевар и продолжил почти спокойно. – И Вы прекрасно понимаете, что если человек хоть немного Вас знает и желает видеть счастливой, он должен быть готов к тому, что Вы будете покорять неизведанные высоты в Высшей магии, разрабатывать сложнейшие лекарственные зелья или защищать права каких-нибудь сирых и убогих. С Вашей жаждой познания рамки домохозяйки чрезвычайно тесны! Вот и подумайте, по кому Вы льете слезы? По человеку, который не смог оценить Вас по достоинству? По человеку, которому сытный ужин и теплая постель ценнее всех открытий мира? По человеку, который, не задумываясь, обманул Вас и заставил пожелать отгородиться от всего мира?

- Я не собираюсь замыкаться в себе, - возразила я, но уже не так пылко и уверенно.

- И именно поэтому Вы проводите праздники в Богом забытом замке – вдали от родных и друзей? – съязвил Снэйп.

Мне нечем было ответить на эту «шпильку» - профессор был прав. И прав во всем. Разум и ранее подсказывал мне, что у нас с Роном очень мало общих увлечений и стремлений. Но я думала: если есть чувства, всё остальное не так важно. Так учили любимые книги… Но жизнь оказалась сложнее романов.
Я почувствовала, что промерзла. Казалось, холод из души начинает сковывать всё тело. Вероятно, директор заметил, как я поежилась. Он снял свою тяжелую мантию, подбитую мехом, и накинул мне на плечи, укутывая.

- Вы совсем продрогли, мисс Грэнджер. Думаю, на сегодня Вы достаточно предавались унынию и самобичеванию, - слова профессора были злыми, но почему-то не ранили. Как будто внутренне я уже согласилась с ним и позволяла говорить со мной без фальшивого соблюдения норм приличья. – Пойдемте, я провожу Вас до гриффиндорской гостиной, пока Вы не заблудились в бесконечных коридорах и не продолжили втаптывать чувство собственного достоинства в грязь.

Мы дошли до Портрета Полной Дамы, не проронив ни слова. Я вернула ему мантию, посмотрела в глаза и тихо произнесла:
- Спасибо, профессор.

- За мантию? Мне было нетрудно…

- Спасибо за всё, - оборвала его я, резко развернулась и скрылась за портретом.

На следующий день я аппарировала в Нору и застала за праздничным столом все семейство Уизли, включая Гарри – почти мужа Джинни - и Габриэль – девушку Рона. Все словно онемели. Рон, мило ворковавший со своей зазнобой, вытаращил на меня глаза и резко побледнел. Вид у них был такой, будто каждый прикидывал, каким заклинанием и в кого я сейчас шарахну. Эта «картина маслом» меня несказанно повеселила. Я усмехнулась, обвела всех взглядом и обратилась к Рону:
- Нам нужно поговорить.

- Гермиона! Может быть, ты присоединишься к нам, а после ужина вы поговорите? – словно вспомнив законы гостеприимства, спросила миссис Уизли.

- Благодарю, - вежливо отказалась я. – Но мне не хотелось бы нарушать Ваше семейное уединение.

Шпилька вышла практически в снэйповской манере и произвела эффект разорвавшейся бомбы. Рон поперхнулся, Гарри виновато уставился в пол, на глаза Джинни навернулись слёзы.

- Рон, я не отниму много твоего времени, - настаивала я. – Давай выйдем в сад.

Теперь уже не мой рыжик вышел за мной в полуобморочном состоянии. Мерлин знает, что он там себе нафантазировал, но не услышал от меня ни проклятий, ни истеричных воплей и не увидел слез. Я лишь насмешливо посмотрела на того, о ком плакала ещё вчера, и спокойно сказала:
- Я не обижена, что у нас ничего не вышло. В конце концов, в жизни бывает всякое. Я даже не обижена, что ты променял меня на эту красивую пустышку. Возможно, она – именно то, что тебе нужно. А я найду того, кому нужна лишь такая, как я. Но я вряд ли смогу простить то, что после стольких лет ты настолько не уважаешь нашу дружбу! Ты обманул меня. Ты подорвал мое доверие к самым близким – Гарри и Джинни, ведь они наверняка тебя покрывали. И даже духу сказать мне правду у тебя не хватило. Мне вообще удивительно, как я могла мечтать связать свою жизнь с таким человеком.

Рональд Билиус Уизли даже не нашелся, что ответить.

- Прощай, Рональд. Будь счастлив и, что бы ни случалось в жизни, будь мужчиной: умей отвечать за свои поступки! – с этими словами я аппарировала к воротам Хогвартса.

На душе было удивительно легко и спокойно, будто за последние месяцы я сделала что-то самое верное и стоящее.