Глава 1Гарри рассказывал, долго и почти безэмоционально – устал. О том, что видел в Визжащей хижине, о том, как Волдеморт решил избавиться от Снейпа, о том, что показали ему воспоминания, переданные профессором в роковые минуты. Голос Гарри был тих, слова иногда звучали неразборчиво, как проваливались куда-то, но Гермиона слышала его прекрасно, возможно, лучше всех других слушателей, в полном молчании внимавших рассказу об истинном героизме Северуса Снейпа. Потому что слушала сердцем. И, в отличие от других, не удивлялась ни капли. Она всё это если и не знала наверняка, то где-то в глубине души всегда считала профессора Снейпа достойным человеком, иначе никогда не… не полюбила бы этого странного, внешне неприятного, несправедливого, ужасного человека… Да, теперь, в эту минуту, Гермиона просто и спокойно сказала себе: «Я его люблю», разрешила это сказать. И всё встало на свои места. Её прежние волнения, страхи, сомнения, невозможность примириться с собственными опасными чувствами или хотя бы разобраться в них. Как можно любить ЭТОГО Снейпа?! Как вообще можно думать о нём с симпатией и приязнью, как можно мечтать о… таком, откровенном, стыдном?.. Теперь, когда Гарри рассказал, как все эти годы на самом деле обстояли дела, кем в действительности всегда был профессор Снейп, теперь Гермиона поняла: она полюбила настоящего Северуса; интуицией, сердцем почувствовала, что достойнее мужчины и мага трудно найти, хотя все и всё говорило против: «Не смей! Даже не думай! Ты, глупая девчонка, фантазёрка и мечтательница, сошла с ума и просто выдумала себе того, кого не существует. Брось эту сомнительную, вредную иллюзию!» Она попыталась бросить, приложила к этому много усилий, убеждала себя, что может быть счастлива с Роном, что любовь, наконец, вообще – не главное в жизни… И у неё это почти получилось. Если бы не этот трагический случай со Снейпом, если бы не разоблачение его тайны… Сейчас Гермиона будто отпустила пружину внутри себя: всё правильно; её любовь – не выдумки, не сомнительное наваждение, не каприз и слабость духа и тела, с которыми надо бороться, которые следует душить; любить Северуса Снейпа – не позор, не ошибка, в мире нет мужчины лучше… Только жаль, как же жаль, нестерпимо, до боли в сердце жаль, что он об этом не знает…
Гарри рассказывал и рассказывал, говорил сумбурно, ему явно надо было выговориться. Ведь и его отношение к Снейпу было сложным; сейчас, перед друзьями, он как бы беседовал с самим Снейпом, извинялся перед ним, что-то объяснял, в чём-то упрекал, как это бывает с близким, небезразличным тебе человеком. И Гермиона понимала друга, как никто другой. Только в отличие от прочих слушателей — Рона, Луны, Невилла, всех Уизли и других, сгрудившихся вокруг Поттера, она едва заметно улыбалась рассказу Гарри. Потому, что теперь легко и уверенно могла говорить себе: «Я его люблю. Я люблю Северуса Снейпа».
А он сейчас лежал за стеной, за этой белой тяжёлой дверью, в палате интенсивной терапии Мунго. Бледный, неподвижный, подобие человека. Весь в паутине капельниц и всевозможных медицинских трубок, в слабом затуманенном свечении магического купола, под самыми мощными лечебными чарами; между жизнью и смертью. Потому, что он – самый сильный и сумел не умереть, когда Волдеморт приказал своей змее убить его, но вот сил жить у него не хватает – слишком много их потратил в последнее время… Кома, магический шок, надёжных методов лечения не существует, яд Нагайны медленно выводят из организма, но повреждена аура волшебника, буквально растерзана в клочья, посему колдомедики не дают никаких гарантий. Склоняются скорее к печальному исходу, тянут время…
Он жив – это главное. А гарантии… Любовь – самая весомая гарантия!.. Даже если любит только один…
Гермиона извинилась и вышла в туалет. Там долго смотрела в зеркало. На себя. Потом на отражение улицы, играющей в окне весенней листвой, на кусочек синего майского неба. Всё встаёт на свои места…
* * *
— Госпожа директор. Могу я поработать с библиотекой профессора Снейпа? С личной библиотекой. Составлю каталог, разберу рукописи. Жаль, если его работы пропадут.
— О, мисс Грейнджер, похвальное стремление. Уважаемый профессор Снейп обязательно выздоровеет, — лицо Минервы Макгонагалл было очень решительно, но в глазах стояли слёзы, — и тогда его работы очень пригодятся нам всем. Они в любом случае пригодятся… — Опустила она взгляд.
— А можно мне получить доступ и к домашней библиотеке профессора, ко всем бумагам?
— Думаю, что это можно устроить…
Гермиона несколько дней не выходила из дома Снейпа. Даже ночевала на его старом диване. Изучала все его последние работы. Потом ещё дольше возилась с рукописями и книгами в кабинете Снейпа в Хогвартсе. Разобрать его писанину было почти невозможно. Но Гермиона, похоже, справилась. Кто же, если не она?..
Теперь всё вставало на свои места.
*
**Она уже почти час наблюдала за профессором Снейпом, который азартно изучал кипу книг в Запретной секции библиотеки. Такого воодушевления Гермиона никогда не видела на его обычно бесстрастном, порой даже злобном лице. Сама она пыталась писать эссе по Трансфигурации, получалось скучновато, да и декан Слизерина, всё время то мелькавший между книжными полками чёрной молнией, то что-то быстро записывавший на и без того заполненных мелким убористым почерком пергаментах, то надолго замиравший и пялившийся в потолок невидящим взглядом, отвлекал её от домашнего задания. Наблюдать такого Снейпа было странно. И Гермиону сжигало любопытство. Улучив момент, когда профессор после очередной «мёртвой» паузы резко отмер и понёсся искать ещё один фолиант к стеллажам, огороженным от учеников, она быстро встала, бочком подбежала к его столу и заглянула в записи. Ничего не поняла: схемы, формулы, кружочки, странные символы, расчётные таблицы – белиберда! А в центре стола – испещрённый множеством мельчайших пометок и рисунков на полях лист какой-то рукописи, не очень древний. Гермиона пригляделась: написано, кажется, на германском языке, но не на немецком, чернила немного выцвели, рукописи явно больше ста лет; прочитать текст она не сумела, но вот на титульном листе, отложенном в сторону, разобрала название и имя автора: «Den lille Pige med Svovlstikkerne. Hans Christian Andersen». Андерсен, «Девочка со спичками»? Известная святочная сказка про маленькую продавщицу спичек, замёрзшую до смерти в канун Нового года. Каждый раз, когда девочка зажигала спичку, чтобы согреться, перед её глазами вставали светлые видения — удивительные новогодние угощения, красивая ёлка с игрушками, покойная бабушка в образе чудесной феи. Утром девочку нашли замёрзшей, с коробком сожжённых спичек, и никто не знал, что той ночью исполнилось самое заветное желание малышки: она вознеслась с любимой бабушкой туда, где светло, тепло и радостно, где нет ни голода, ни холода, ни страха… «Чирк! Как спичка вспыхнула, как ярко она загорелась! Девочка прикрыла её рукой, и спичка стала гореть ровным светлым пламенем, точно крохотная свечечка. Удивительная свечка!»…
Гермиона, зачитавшись, едва успела отскочить от стола профессора – тот появился неожиданно, как обычно хмурый, очень задумчивый. Она быстро вернулась на своё место и до закрытия библиотеки так и не смогла придумать, к чему Снейпу понадобилось конспектировать и подробно изучать маггловскую сказку. Странный он, однако…
*
В тот вечер она дождалась, пока в библиотеке никого не останется, и спряталась за портьерой. Так просто. Перед закрытием библиотекарь прошёлся по рядам и не заметил никаких нарушений. Лязгнули замки; Гермиона вышла из своего укрытия и от души отчихалась – неистребимая библиотечная пыль не поддавалась никаким колдовским уборкам… Ей непременно надо было попасть в Запретную секцию, чтобы прочитать одну редкую книжку по Защите от тёмных искусств, редкую и, как говорили, опасную. Но разве это имеет значение? Без этой книги она никогда не напишет на должном, достойном Гермионы Грейнджер, уровне реферат на тему «Куриные яйца и яйца других птиц в сеансах чёрной магии и тёмномагических ритуалах; безопасные приёмы использования яиц, как методы индивидуальной защиты волшебника».
Защиту Запретной секции она прошла без особого труда – опыт имелся, книжку отыскала не сразу, но да, вот она. Так, взять с полки максимально осторожно, осмотреть на предмет опасностей, найти нужную главу… Гермиона только раскрыла старинный, потёртый, но с виду совершенно безопасный фолиант на середине, как вдруг из него раздалось оглушительное шипение, переходящее в запредельный свист, мелькнули какие-то ядовито-оранжевые глаза и клацнули зубы. Ещё раз, вонючий шершавый язык ударил Гермиону в лицо (показалось?!), снова клацанье невидимых зубов – и буквы перед её глазами стали прыгать, повылетали из книги мелкими чёрными мухами, а в голове разлилась боль. Нарастая стремительно, боль стала ужасно сильной, Гермиона, хотя и знала, что надо соблюдать тишину, закричала, схватилась за лицо, почувствовала что-то липкое и горячее – и упала. Куда? В пучину, где не было воздуха, ни глотка…
Её трясли, болтали, кидали куда-то, боли больше не было, тела не было вообще, только что-то всё время вытекало изо рта, из носа, из глаз, то ли кровь, то ли жизнь; Гермиона попыталась задуматься над этим, но не смогла. Мельком, короткими нечёткими кадрами она различала то появляющееся, то исчезающее в чёрно-красном тумане лицо профессора Снейпа. Вот это видение! Мужчина из её грёз обнимает и хочет поцеловать? Нет, он что-то злобно шипит, зажимая ей горло. Перестань, отпусти! Не смей! За что ты меня душишь?
«Вот же, не девушка, а недоразумение! Ведьма, называется! Сама не ведает, что творит! Грейнджер! Не дёргайтесь! Иначе истечёте кровью! Хватит лягаться и кусаться! Маленькая лохматая поганка! Суёшь свой нос в самое пекло! Кто тебе разрешил трогать эту книгу?! Бестолочь! Сейчас. Подожди. Немного потерпи. Грейнджер! Да что же это?! Чёрт! Гермиона! Девочка, нет!!!»
Она полетела. Стало легко и не страшно. Что-то держало её внизу, но с каждым мгновением всё слабее и слабее. Дышать расхотелось, а захотелось взмахнуть невесомыми руками и унестись куда-то очень далеко…
Чирк!
Этот звук словно сбил её на лету. Чирк – и она увидела маленький огонёк, который разгорался так ярко, что затмил весь свет вокруг. Чирк – и Гермиона, ощущая чудовищную боль и ужасное жжение в лице и неподъёмную тяжесть во всём теле, лежит на коленях… у кого-то на коленях… Её поднимают, в уши врывается шум, голоса… Очнулась она в больничном крыле, директор Дамблдор лично пришёл её отругать и снял обидно высокое количество баллов с Гриффиндора… Что же произошло в Запретной секции библиотеки, как профессор Снейп спас её, почти уже лишившуюся жизни, Гермиона так и не могла припомнить.
*
Вот теперь она умирала по-настоящему. И сама просила Смерть прийти за ней. Пленённая егерями, доставленная в мэнор, Гермиона до последнего не унывала: мало ли опасностей и страшных испытаний они преодолели с Гарри и Роном. И на этот раз обойдётся, не может не обойтись! Всё будет хорошо, только нельзя расслабляться и падать духом!.. На этот раз не обошлось. Круциатус Беллатрисы Лестрейндж и то, как та «развлекалась» с Гермионой после, когда они остались наедине, выпытывая историю о мече Гриффиндора и просто получая удовольствие от пыток живого человеческого тела, заставили несгибаемую Герми молить Смерть избавить её от мук, которые невозможно было терпеть, не лишившись рассудка. А рассудок мисс Грейнджер боялась потерять больше жизни…
И Смерть, кажется, услышала её. Белла устала; разочарованная частыми обмороками жертвы и её упорным нежеланием кричать от боли, она пообещала продолжить позже и ушла. Долго было темно, тихо и очень больно. Тишина стала абсолютной – сердце Гермионы замолчало. Вот и хорошо. Потом пришла Смерть. Она присела рядом и погладила Гермиону по спутанным, пропитанным кровью волосам. Приподняла ей голову и приложила к губам мокрую тряпицу. Гермиона пить хотела, но не смогла. Дышать она тоже хотела, но сил на это не осталось. Смерть что-то сказала ласково и печально, почему-то голосом Северуса Снейпа, и легла за её спиной, накрыла Гермиону своими чёрными крыльями. Или белыми? Какая разница…
«Что же ты, девочка? Разве можно сдаваться? Держись. Живи!»
Чирк!
Снова?! Знакомый звук. Словно зажгли спичку. И тот же, что она уже однажды видела, маленький огонёк. Он разгорелся в темноте, на него было больно смотреть даже через сомкнутые веки. И эта боль взорвалась в теле мощнее, чем сотни Круциатусов! Боль жизни сильнее боли смерти в миллионы раз! Гермиона, судорожно глотая воздух, распахнула глаза и услышала стук своего сердца. И подумала, что можно ещё немножко потерпеть и побороться. Умереть она всегда успеет!..**
* * *
— Герми, ты завтра не хочешь дежурить у Снейпа?
— Нет, Гарри, у меня нет времени. А что говорят врачи?
Молчание в ответ.
— Гарри, мне надо уехать, улететь. К родителям, в Австралию.
— Зачем?! А Рон? И… вообще… Что это значит?
— Рон? Рон поймёт, если он друг, то поймёт, я постараюсь ему объяснить.
— Что объяснить?
— Сейчас я тебе не могу ответить.
— А когда?
— Не знаю, надеюсь, что скоро. Я буду очень стараться и торопиться. Времени мало, поэтому я и должна уехать. Крайний срок – к Рождеству. Полагаю, что так. Дольше он, наверное, не сможет ждать.
— Герми? Что с тобой? Ты стала разговаривать, как Полумна. Оригинальничаешь? Я ничего не понимаю, почему тебе надо лететь в Австралию? Именно сейчас?
— Да, именно сейчас. Здесь меня всё время отвлекают и не дают работать.
— А мы? А Снейп, мы же договорились дежурить у него. Да что с тобой?!
— Гарри, я приняла решение. Вернусь к Рождеству. Больше ни о чём меня не спрашивай. Я… люблю одного человека и делаю это для него. Всё, что могу, жаль, что так мало. Пообещай мне, что вы не позволите отключать Снейпа от аппаратов и магической поддержки? Пообещай!
— Да о чём ты вообще, Герми?!
Упрямый взгляд из-под волнистой каштановой чёлки.
— Ну, хорошо, обещаю, — Гарри растерянно пожал плечами. – Но я ничего не понимаю.
Гермиона чмокнула его в щёку:
— Спасибо. Главное, что я теперь понимаю всё.
Она и правда понимала. Теперь понимала. Что любит. Что любила всегда, с самого детства любила этого странного, невыносимого человека, только боялась себе в этом признаться. Потому, что любить Северуса Снейпа – это нечто совершенно невозможное… И понимала, что профессор Снейп создал редкие, уникальные артефакты: особые спички. Как известно, любая маггловская сказка – не ложь и даже не простая выдумка. Во вселенной каждое слово имеет материальную или магическую подоплёку. Снейп изобрёл спички, которые, похоже, исполняют самое заветное желание. Две штуки. Но собранных им редких, уникальных ингредиентов должно было хватить на три. Две спички он потратил, дважды спасая Гермионе жизнь. Зачем, почему? Испытывал ли он к ней хоть какие-то тёплые чувства или просто дорожил жизнью юной волшебницы, своей ученицы? Какие и чьи желания хотел исполнить изначально? Собственные? Вернуть с того света Лили? Или что? Гермиона не хотела об этом задумываться. Боялась. Сейчас главное – это изготовить по рецепту и заготовкам Снейпа третью спичку. И подарить ему жизнь. Другого желания у мисс Грейнджер не было. А подумать над тем, что, как, да почему, она сможет потом.
* * *
Шесть месяцев, даже больше, пролетели незаметно? Они тащились, как самые медленные улитки по стеклянной колючей крошке, оставляя за собой кровавый след. Они показались Гермионе целой жизнью, странной, сложной, трудной, с бессонными ночами и постоянной, непрекращающейся, воистину адской работой в лаборатории и с записями профессора Снейпа, которую выдерживаешь только потому, что стремишься к цели. К важной, единственно важной цели.
Она летела в Лондон. Из Сиднея. На маггловском самолёте, не на метле же, право слово. Почти четырнадцать тысяч миль. Самолёт попал в тропический шторм — было ощущение, что летели сквозь водопад, ещё была снежная буря… много-много облаков… Гермиона испытывала настоящую эйфорию. В дорожной сумке, которую она ни на миг не выпускала из рук, лежали переработанные рукописи Снейпа и запаянная магией коробочка…
* * *
— Рон, вы с Герми поговорили?
— Да, Гарри. Она сказала, что любит другого. И сейчас, вернувшись, повторила то же самое.
— Это так странно. Ты в порядке?
— А что поделать? Она мне дорога, и я желаю ей счастья. И… мы в любом случае друзья. Всегда были и всегда будем.
— Да, прав, только это всё странно.
— Герми знает, что говорит. Я не буду ей мешать.
— А… кого она имеет в виду? Она же ни с кем не встречается?
— Понятия не имею, Гарри. Полагаю, это очень достойный парень, если его любит Гермиона Грейнджер.
* * *
— Ты уверена, что хочешь дежурить у Снейпа сегодня?
— Конечно, Гарри. Я пропустила полгода, теперь наверстаю.
— Но сегодня Рождество, мы могли бы отметить вместе, Джинни будет рада, а завтра дежурь на здоровье. Его состояние без изменений. Целители хотят после праздников отключать Снейпа от аппаратов, это тяжело, но, наверное, они правы – надежды нет никакой, всё испробовали.
— Надежда есть всегда, — светло улыбнулась Гермиона. – А Рождество я проведу здесь, в его палате.
— Почему ты улыбаешься?
— Я тебе завтра расскажу, хорошо, Гарри? С наступающим Рождеством!
* * *
Эта ночь — особенная, сказочник был прав. Рождество соединяет быль и сказку, вымысел и реальность, сплетает мир магов с миром магглов, делая его одним единым общим миром людей; всего на несколько часов, пока сияют рождественские звёзды…
Я могу ошибаться и всё делать неверно. Слишком сложное колдовство должна я совершить, самое важное в моей жизни, и слишком мало времени у меня было на его подготовку – что такое полгода на разработку артефакта, на подобные которому Великие волшебники тратили десятилетия? Может быть, спичка не сработает, и получится, что я полгода потратила напрасно, провела вдали от любимого всё это время, когда была так нужна ему. Когда он был так нужен мне… Каждое утро, просыпаясь над нескончаемыми рукописями, чертежами, формулами и лабораторными опытами, я подольше старалась не отпускать от себя сладкие будоражащие сны: ощущения его рук, сильных, ласковых, надёжных, которые так ни разу и не погладили меня, не обняли… его губ, горячих, властных, нежных, вкуса которых я никогда не пробовала… Реальными в моих видениях были только его глаза, чёрные, как сама тьма, и ясные, как сама любовь, которые много раз смотрели на меня, но вовсе не с тем выражением, о каком мне мечталось… Северус, любимый Северус, смогу ли я когда-нибудь сказать тебе эти слова в надежде быть услышанной?..
Ты лежишь под тонкой простынёй; восковая фигура, мумия, живой мертвец; гудят реанимационные аппараты, гудит магический купол, светятся тускло лечебные амулеты. Смотреть в твоё лицо очень страшно. Потому, что таких безжизненных лиц не может быть у тех, кого мы любим…
За окном – сказочная ночь, сказочные звёзды. Хочу верить в сказку, верю! Для тебя!
— Вы узнаёте меня, профессор? Мой голос? Это Гермиона Грейнджер. Чёрт! Что я несу?!
Надо успокоиться. Взять себя в руки. Слёзы мне ничем сейчас не помогут, плакать буду потом, от радости или от горя, потом. Сейчас выпью немного чаю, холодного, просто прочищу горло, заклинания придётся читать сложные, ничего нельзя перепутать или неверно произнести.
Подхожу к тебе и беру твою иссушенную, очень лёгкую руку. Грею. Целую запястье. Потом целую тебя в колючую сухую щёку, в лоб, касаюсь твоих губ.
— Ты узнаёшь меня, любимый? Приготовься, пожалуйста, мне понадобится твоя помощь. Так же, как и всегда, мне без тебя не обойтись. Сейчас я зажгу спичку, ту самую, и загадаю желание. Я загадаю, чтобы ты жил. Да? Договорились? Если всё получится… Нет! КОГДА всё получится, ты откроешь глаза и скажешь мне что-нибудь, приятное или резкое, можешь поругать меня, сколько угодно. А потом я помогу тебе встать, и мы пойдём гулять и любоваться снегом. Или дождём, или звёздами. На земле есть много всего, чем можно любоваться. Я буду держать тебя за руку, а ты… Ты просто будешь рядом. О чём ещё я могу мечтать? Ты готовил эти спички для себя, надеюсь, что теперь, на этот раз, твоё желание совпадёт с моим.
Поправляю Северусу подушку и гибкие трубки медицинских аппаратов; снимаю с заветной коробочки магическую печать. Начинаю ритуал, заклинания трудные, но память не подводит – всё выучила дословно и повторила много раз. Откладываю волшебную палочку в сторону, сейчас она мне не помощница. Сейчас будет совсем другое колдовство, сказочное.
Достаю спичку. Руки дрожат. Дышу глубже, успокаиваюсь.
— Я люблю тебя, Северус. – И разжигаю спичку.
Чирк!
………………………………………………………………………………….
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/80378695.jpg (арт от jozy)
