Глава 1Пленники памяти или парадокс поколений
У него была скверная память: он помнил все.
Л.Леонидов
В кабинет ворвался человек с длинными темными волосами и ярко-зелеными глазами и раздраженно воскликнул, как только дверь за его спиной с треском захлопнулась:
- Мой сын никогда не будет учиться с магглорожденными!
- И Вам добрый день, мистер Поттер, - устало сказал седовласый мужчина, сидящий за столом, даже не отрывая взгляда от пергамента, лежащего перед ним. – Так в чем проблема, мистер Поттер?
- Проблема в том, Малфой, что ты и твой гениальный учитель, директор Лонгботтом, превратили Школу Магии и Волшебства в… в… - Поттер никак не мог придумать соответствующее приличное слово, поэтому решил перейти к частностям. – Вам было мало одного квиддича? Но зачем детям волшебников играть в поло и гольф? Вы бы еще в футбол их заставили играть! Вам что, мало стандартных предметов, принятых в Хогвартсе испокон веков? Зачем волшебникам нужна биология, химия, физика, а главное, алгебра?! – на последних словах он перешел на визг. – А теперь еще и это - на Слизерине учится грязнокровка!
- Так что тебя больше всего возмущает: магглорожденный на Слизерине или алгебра? – иронично улыбнувшись, спокойно спросил Малфой.
- И то, и другое! – ответил Поттер, усаживаясь в кресло напротив. – Извольте объяснить, директор Малфой, как такое могло произойти! – угрожающим тоном продолжил он.
- Я и мой дорогой учитель, директор Лонгботтом, решили, что каждый ребенок в дальнейшем имеет право сам решать, в каком мире, маггловском или магическом, ему применять свои знания, продолжать учебу или даже жить, поэтому ввели в программу некоторые маггловские научные дисциплины, в том числе и алгебру, - официальным тоном пустился в объяснения директор, лукаво посматривая на недовольного собеседника. – А насчет первокурсника Джона Тейлора, магглорожденного волшебника, который сегодня был распределен на факультет Слизерин… Это не мое решение, это решение Распределительной Шляпы. И вы, мистер Поттер, должны понимать, что даже я, директор Хогвартса, не могу повлиять на выбор, который она сделает или сделала. Видимо, даже Шляпа чувствует веяние времени…
«В отличие от тебя, Поттер…» - так и хотелось продолжить Малфою, но он, разумеется, не сказал этого, будучи человеком вежливым, неконфликтным и обремененным властью.
Но Поттер понял, что не было сказано вслух, и, будучи человеком импульсивным, вздорным и уверенным в своей безнаказанности, вскочил с места и, размахивая руками, заорал:
- Ты! Ты - предатель крови! Ты - магглолюбец! Твои либеральные взгляды неприемлемы в чистокровном магическом обществе. И ты, помесь питекантропа и бинтуронга, не имеешь права менять вековые традиции этой школы. Здесь магия, здесь все было продумано задолго до тебя, и ты… а ты… - Поттер опять попытался подобрать цензурное выражение и таки сумел это сделать: - А ты ввел алгебру!
- Если ты, Поттер, хочешь жить в средневековье, то пожалуйста, - немного раздраженно парировал столь экспрессивный выпад директор. – На дворе 2080 год, мир ушел далеко вперед, а ты недоволен алгеброй… Алгебра непременно пригодится в жизни каждому!
- Магглорожденные не имеют права на жизнь! – не слушая логических доводов собеседника, верещал Поттер. – Я, моя дорогая жена и мой сын еще как-то смирились, что на других факультетах учатся эти недоволшебники, потому что это тоже часть традиции - должны же чистокровные дети видеть свое превосходство над ними. Но чтобы грязнокровка жил рядом с моим сыном, обедал с ним за одним столом… этого не будет никогда! Я требую, чтобы этого мальчишку сейчас же перевели на любой другой факультет. Или вообще лучше исключили…
- Поттер, если твоя первая жена, магглорожденная, - как-то незаметно для себя Малфой начал фамильярничать, - поняв, какой ты расист, шовинист и сноб, сбежала от тебя, забрав детей, которые, кстати, были не против оставить такого… - он старался говорить спокойно и по возможности не произносить нецензурных слов, - консервативного папочку, вышла замуж за магглорожденного волшебника и нарожала ему кучу умненьких детишек, и теперь твои дети называют его отцом, отказываясь общаться с тобой… то это не значит, что все магглорожденные недостойны жизни.
- Только чистокровные могут быть настоящими волшебниками! - взвизгнул Поттер. – А эти… они больше не Поттеры, они полукровки и предатели крови! У меня один сын, и он чистокровный, и чтит семью, род и чистоту крови! Если ты не уберешь этого грязнокровку со Слизерина, я… я… Мой сын ему спокойной жизни там не даст!
- Во-первых, ты только что усомнился в моих магических способностях, которые признаны обществом и подтверждены моими профессиональными достижениями. Во-вторых, ты споришь с историей, которая показывает нам, что и магглорожденные, и полукровки могут достигнуть магического совершенства и благодаря этому получить высокий социальный статус в магическом обществе. Подтверждение тому - судьба моей матери и твоего отца. В-третьих, ты только что нанес оскорбление не только своим детям от первого брака, но и своим племянникам. В-четвертых, к сожалению, я не могу изменить решение Шляпы. И главное: мой внук, который, если ты помнишь, тоже слизеринец, и его друзья возьмут под свою опеку этого мальчика и помогут ему в учебе, а также сделают все возможное, чтобы защитить его от нападок компании твоего сына.
- Малфой! Ты - предатель крови! – прошипел Поттер и стремительно покинул кабинет, не забыв громко хлопнуть дверью.
Оставшись один, директор тяжело вздохнул, с сочувствием глядя вслед разъяренному родителю. Но он был оптимистом и верил в силу здравого смысла и любви, а также умел из любого, даже самого неприятного и малосодержательного разговора выловить позитивное начало, замечательную идею или надежду на лучшее. Вот и теперь, посидев немного в раздумье, он улыбнулся и жизнерадостно произнес:
- А насчет футбола… это великолепная и перспективная мысль.
По всей видимости, этот замысел его захватил, потому что он бодро вскочил и засеменил к выходу.
- Нужно срочно поговорить с преподавательским составом по этому поводу, - с энтузиазмом сказал он и скрылся за дверью.
Некоторое время в кабинете было тихо.
- Джеймс Сириус Поттер - высокомерный расист и сноб, ненавидящий магглов и магглорожденных волшебников, призывающий к их уничтожению, – вдруг раздался голос Северуса Снейпа, так и сквозящий сарказмом. – Скорпиус Драко Малфой, директор Хогвартса - предатель крови, полукровка, лояльно относящийся к магглорожненным и всячески пытающийся отстоять их права. Гарри Джеймс Поттер, семнадцатилетний ученик Слизерина, считающий себя выше других, потому что он чистокровный внук великого героя, воспитанный в семье, отличающейся ожесточенным неприятием нечистой крови, поддерживающий идеи своего отца о необходимости истребления грязнокровок, активно несущий эти мысли в массы, по всей видимости, очередной Темный Лорд. Драко Арманд Малфой, учащийся Слизерина, активно выступающий в защиту всех угнетенных, будь то эльфы, кентавры или магглорожденные волшебники, однозначно будет вместе со своим дедом выступать на стороне света, когда Гарри Поттер-младший решит избавить мир от грязнокровок. С его-то темпераментом и стремлением к всеобщей справедливости Драко еще и возглавит отряд сопротивления. Па-ра-докс. Парадокс поколений.
Портрет Северуса Снейпа замолчал, ожидая реакции на свои слова от других портретов директоров Хогвартса, которые находились в этом кабинете. И она тут же последовала:
- Северус, мой мальчик, не нужно иронизировать, – раздался голос директора Дамблдора, а его изображение смастерило бумажный самолетик и запустило его сторону окна. Самолетик исчез с картины.
- Я согласна с вами, Северус! – с энтузиазмом поддержала разговор директор Макгонагалл с портрета. – Это весьма удивительно. Хотя, если поразмыслить, сам факт того, что Гермиона и Драко поженились и у них…
Но она не успела поделиться с остальными своими рассуждениями, так как ее перебил удивленный возглас с портрета, находящегося как раз над креслом нынешнего директора Хогвартса.
- Что вы такое говорите! – недовольно воскликнул седовласый старичок в оранжевой мантии. – Что значит - Гермиона и Драко поженились?
- Лонгботтом, завидую вашей памяти, - опережая всех, ответил ему нарисованный Снейп. - Она дает вам возможность забывать огромные фрагменты вашей жизни, а также информацию, полученную вами в качестве портрета. У вас отличная память.
- Не нужно иронизировать, Северус, - вздохнул Дамблдор, наблюдая, как его самолетик появляется то на одном, то на другом портрете. – Ты же прекрасно знаешь, что портреты отображают то состояние, в котором человек покинул бренный мир. А Невилл, к сожалению, страдал провалами в памяти и при жизни, отчего ему пришлось раньше времени передать свой пост директора Хогвартса своему лучшему ученику по травологии Скорпиусу Малфою.
- А по-моему, - недовольно пробурчало изображение Снейпа, - ему неудачно нарисовали портрет. А вкупе с его прижизненной болезнью это усугубило положение.
- Профессор Макгонагалл, скажите, что вы пошутили, – как-то жалобно произнес Невилл с портрета, глядя на Минерву. Кажется, изображение престарелого Невилла Лонгботтома, страдающего, как при жизни, так и сейчас, провалами в памяти, не обратило внимание на диалог Альбуса и Северуса.
- Ох, мистер Лонгботтом, не хотелось бы вас расстраивать, но... - тяжело вздохнула нарисованная Макгонагалл, - Драко Малфой и Гермиона Грейнджер - супруги.
- Но этого не может быть! – взвизгнул портрет Невилла. – Гермиона никогда бы не согласилась выйти замуж за этого Пожирателя смерти. Да и сам Малфой, - уже более спокойно продолжил он, - никогда бы не женился на магглорожденной волшебнице. Как такое могло произойти?!
- Вот еще один плюс вашей великолепной памяти, Лонгботтом: каждый день узнаешь что-то новое и неожиданное, - совершенно серьезно сказал Снейп.
- Не нужно иронии, Северус, - проворковал Дамблдор. - Это скорее минус: каждый день потрясения от новой и не всегда приятной информации.
- Я не понимаю, – между тем бубнил престарелый Невилл. – Ни Малфой, ни Гермиона никогда не испытывали друг к другу теплых чувств, что уж говорить о любви.
- Тут вы ошибаетесь, мистер Лонгботтом, - назидательным тоном ответила ему директор Макгонагалл, которая, в отличие от остальных портретов, с упоением наблюдавших диспут Снейпа и Дамблдора, слушала ворчание Невилла. – Драко Малфой был влюблен в Гермиону с первого курса.
- А вы откуда знаете? – с подозрением спросил Лонгботтом, недовольно уставившись на портрет Минервы.
- О, я узнала об этом первая, - воодушевленно начала она. – Это был четвертый год обучения вашего курса, мистер Лонгботтом. Надеюсь, вы помните, что в том году в Хогвартсе проходил Турнир Трех Волшебников.
- Предположим, это я помню, - тут же соврал Невилл, решив расспросить об этом замечательном событии чуть позже.
- Превосходно! - обрадовалась Макгонагалл и с увлечением продолжила. – Ночью после Святочного Бала я патрулировала коридоры с целью вернуть загулявших и заблудившихся учеников в свои гостиные, разумеется, перед этим прочитав им лекции о правилах поведения в Хогвартсе и записав их фамилии. К двум часам ночи я добралась до Астрономической башни. Я предполагала найти там какую-нибудь влюбленную парочку, но… но, поднявшись туда, я заметила Драко, стоявшего на парапете и державшегося дрожащими руками за перила. Если честно, это было ужасающее зрелище. Его парадная мантия развевалась на ветру, волосы блестели в лунном свете, кожа на руках казалась иссиня-белой. Он наклонился через перила, и я поняла, что он хочет спрыгнуть вниз. В тот момент я испытала ужас, ведь, несмотря на то, что мне не очень нравился этот мальчик, я не желала ему смерти… и понимала, что в его жизни случилось что-то очень страшное.
- Больше трети подростков в этом возрасте задумываются о самоубийстве, только треть из них делает попытку совершить его и еще меньше доводит свое действие до трагического конца, - назидательно сказал директор Дамблдор, перебив коллегу. – Причем у большей половины тех подростков, которые когда-либо думали свести счеты с жизнью, причины и мотивы сего весьма надуманы, преувеличены и проходят в скором времени. Суицидальные мысли часто связаны со склонностью обвинять себя во всем и сравнивать себя с другими.
- Да, вы правы, Альбус, - недовольная тем, что ее прервали, раздраженно заговорила нарисованная Минерва.
- И что было дальше? – не менее раздраженно спросило изображение Невилла. – Рассказывайте, пожалуйста, побыстрее, а то я начало истории забуду. Так Малфой спрыгнул с башни?
- Закономерный вопрос, Лонгботтом, - презрительно сказал Снейп. – С вашей-то отменной памятью…
- Не иронизируйте, Северус, - опять опередил всех Дамблдор. – Скорее всего, это плюс, что Невилл может некоторое время пребывать в радужных мечтах.
- Конечно, Драко этого не сделал, - громко начала рассказывать Макгонагалл. – Я остановила его и спросила: «Драко, что вы там делаете?». Он резко повернулся в мою сторону и очень агрессивно ответил: «Не ваше дело!» Я заметила его безумный и полный решимости взгляд и как можно спокойнее сказала, медленно двигаясь вперед: «Мистер Малфой, не стоит совершать непоправимых поступков. Я могу помочь вам, если вы мне скажете, что случилось». На мое удивление, он ответил: «Это все Грейнджер». В моем понимании не укладывалось, как Гермиона могла довести человека до такого состояния, поэтому я спросила: «Чем она расстроила вас, Драко?». Я хотела еще что-то добавить, но он перебил меня, зло выкрикнув: «Тем, что родилась на свет! Тем, что оказалась волшебницей! Тем, что родилась в семье магглов!». Я искренне не понимала суть проблемы, поэтому возразила: «Но, мистер Малфой, на свете тысячи магглорожденных волшебников, почему именно существование Гермионы вас так раздражает?». И это был правильный вопрос. Он, конечно, вызвал у Драко приступ агрессии, но мальчишка хотя бы отошел на безопасное расстояние от перил, а точнее подбежал ко мне и сквозь зубы, сжимая кулаки и нервно вздрагивая, сказал, что ненавидит Гермиону за то, что она посмела заговорить с ним, когда искала в поезде какую-то пропавшую жабу…
- Да, я помню! Это она мою жабу искала! – вдруг раздался скрипучий голос директора Лонгботтома.
Все портреты недоумевающе посмотрели на него.
- Неужели?! – высказал всеобщее недовольство портрет директора Снейпа. – Такое событие: поиск жабы в начале первого курса! А куда ты положил бухгалтерские отчеты за 2043 год, ты не помнишь?! Ведь все еще не могут их найти!
- Не иронизируйте, директор, - проворковало изображение Дамблдора, наблюдая, как его нарисованный бумажный самолетик летает вокруг шляпы Ньютона Саламандера. – Я думаю, потеря и поиск жабы произвели на Невилла большее впечатление, чем утеря бухгалтерских отчетов, поэтому так стойко зафиксировались в его памяти.
- Так я могу продолжить? – раздраженно спросила Макгонагалл, раздосадовано глядя на Снейпа, Дамблдора и самолетик.
- Конечно, Минерва, продолжайте, - с плохо скрываемым возбуждением ответила Иоэсса Сакнденберг, - сейчас будет мой самый любимый момент.
- Драко сказал, что ненавидит Гермиону за то, что она посмела заговорить с ним, когда искала в поезде какую-то пропавшую жабу, - повторилась профессор Макгонагалл, - и уже тогда перевернула всю его душу, и он все еще не понимает, чем именно: то ли голосом, то ли внешностью, то ли высокомерным поведением. И с этого момента он не мог прекратить думать о ней. Он думал о ней ежедневно, ежечасно, а иногда ему казалось, что и ежеминутно. Даже после того, как Шляпа распределила ее на Гриффиндор и после того, как он узнал, что она грязнокровка, и потом, когда она подружилась с Поттером и Уизли. Дальше Драко уже кричал, что ненавидит Грейнджер, потому что она заставляет его испытывать чувства, доселе ему неизвестные. Например, он впервые испытал огромный страх за жизнь человека, когда узнал, что тролль чуть не убил ее. Он первый раз в жизни был благодарен Гарри и Рону, что они оказались в нужный момент в нужном месте и каким-то чудом предотвратили эту трагедию. Он признался, что ненавидит тот страх, который заставил его пробраться ночью в больничное крыло, когда Гермиона находилась там после нападения Василиска, и держать ее за руку, пытаясь нащупать тоненькую ниточку пульса, дабы убедиться, что она жива. Он так и сказал, что не может с собой справиться, потому что потребность видеть ее каждый день, хотя бы издалека и мельком, слышать ее голос, и пусть ее слова будут преисполнены желчи и сарказма, но чтобы она говорила их ему, желание, чтобы она посмотрела на него, пусть даже с ненавистью и презрением, заставляют его говорить гадости, задирать ее друзей, смеяться над ней, чтобы хоть на минуту привлечь ее внимание. Чувство страха и желание общения с ней, по всей видимости, порождало чувство вины. Еще мистер Мафлой сказал, что Гермиона своим появлением в его жизни нарушила те строгие принципы, которым его учили родители, и что теперь он не может справиться с противоречиями, царящими в его душе. Он считал, что с ним что-то не так, что он предал свой род, своего отца, свои убеждения, свою кровь хотя бы тем, что вообще думает о ней, магглорожденной волшебнице, а иногда и мечтает, что у них есть какое-то совместное будущее. А последние слова этого его монолога я помню в точности: «А сегодня я завидовал Виктору Краму. Я просто утонул в своей зависти к нему и ненависти к Грейнджер. Он смог перешагнуть через эту ненавистную чистокровность, не обращать внимания на общественное мнение, и у него хватило смелости и настойчивости пригласить Грейнджер на бал. Она улыбалась ему, она танцевала с ним... она целовалась с ним. Это было последней каплей. Когда я увидел их… целующимися... Они целовались, вы понимаете это? А потом он вытирал ее слезы. Она плакала… А он ее утешал. Я так хотел быть на его месте. Но этого никогда не будет! Я никогда не смогу подойти к ней, никогда не утешу ее, никогда не поцелую, потому что я… трус, я боюсь быть отвергнутым и в тоже время боюсь, что она согласится, а я не знаю, что делать дальше, ведь нас никто не поймет.. Но она никогда не позволит мне прикоснуться к ней, никогда не посмотрит на меня так, как смотрела на Крама, потому что не простит, не поверит, не поймет. И потому что мы оба пленники принципов. И я не могу больше с этим жить. Очень трудно. Очень больно. Очень безнадежно. Она плакала, и это разрывало мне сердце, даже больше, чем их поцелуй… Я предатель крови, раз испытываю все эти чувства, думаю о ней постоянно, а уж тем более говорю обо всем этом вам. Зачем вы остановили меня?». Это было сказано с надрывом, губы Драко тряслись, он то и дело поправлял прическу, а, закончив говорить, сел на пол и закрыл лицо руками. Мне показалось, что он плачет. Но нет, когда я наклонилась к нему и затронула его за плечо, он дернулся и посмотрел на меня, в его взгляде было столько отчаяния, что я поспешила его упокоить. «Драко, – как можно увереннее произнесла я, - это все пройдет. Скорее всего, это подростковая влюбленность, которая со временем потеряет свою остроту. У тебя еще все впереди и на своем пути ты встретишь много прекрасных женщин, и я уверена, что они будут вписываться в систему твоих жизненных приоритетов».
- Очень умно, Минерва, - усмехнулся протерт Снейпа, - вы прямо гений педагогики и психологии.
- А что мне было делать, Северус? – недовольно ответила она. - Я была потрясена. Я… я даже не знаю, с чем сравнить мое тогдашнее состояние. Я сказала первое, что смогла придумать. Тогда мне казалось, что я поступаю правильно. А Драко просто поднялся с пола и убежал…
- Как можно было не понять из такой насыщенной и эмоциональной речи, что чувства его настоящие и вряд ли со временем пройдут? - продолжил нарисованный Снейп, при этом нервно расхаживая в пределах своей картины.
- Позже я это поняла! Буквально на следующий день, – отстаивала свою правоту Минерва. – Мистер Малфой подошел ко мне вечером. Войдя с весьма самоуверенным видом в кабинет, он высокомерным тоном заявил: «Профессор, я по поводу вчерашнего! Я, конечно, мог бы сказать, что это был розыгрыш, устроенный специально для вас, или что я был пьян или это было временное помутнение рассудка, или я мог бы вас заставить молчать, угрожая чем-нибудь отвратительным или попытаться изменить вам память, но я ничего такого не скажу и не буду делать. Да, я подтверждаю каждое слово, сказанное мной вчера. Я на самом деле думаю, чувствую и делаю все то, что сказал. Но я хотел бы попросить вас не распространяться об этом, а лучше всего просто забыть. Это только моя проблема, и я найду способ ее решить. Думаю, вы были правы и все пройдет со временем. Я обещаю, что больше не буду пытаться свести счеты с жизнью, если вы этого опасаетесь. Вчера – это был минутный порыв, и вряд ли я довел бы дело до конца. Я еще раз прошу вас забыть о том, что я тогда вам говорил. Если эта информация каким-нибудь путями дойдет до моего отца… Мне в этом случае грозит мерзкое наказание и нудная лекция длинною в жизнь, а вот Грейнджер… могу предположить, что отец может подойти к устранению этой проблемы радикально, если вы понимаете, о чем я говорю… а я не хочу этого». Последнюю фразу он прошептал. Я ему поверила и …
- Профессор, я поражаюсь, как вы можете дословно помнить слова, сказанные столько времени назад? - удивленно спросил портрет директора Лонгботтома.
- Невилл, мальчик мой, - ласковым тоном начал говорить Дамблдор, на секунду опережая Северуса, который, по всей видимости, опять хотел сыронизировать. – Мы, портреты, имеем такую характерную черту. Мы вынуждены помнить все, что происходило с нами при жизни, все, что мы видели, что слышали, что знали. Это наша жизнь. Это наше счастье. Это наше проклятие.
- Да, все портреты имеют отвратительную память, только вам, как всегда, повезло, - не удержался портрет Северуса Снейпа и таки сыронизировал.
- Невилл! - вдруг возмущенно вскрикнула нарисованная Минерва, - из всего, что я только что сказала, вас заинтересовало только это?
- Конечно, нет, - немного обиженно ответил он. – Еще... еще я хотел спросить, сдержал ли Малфой свое обещание?
- Нет, не сдержал, - раздраженно ответил за Макгонагалл Снейп. – Еще была попытка отравиться ядом. Тем ядом, которым он предполагал отравить вас, Альбус, на шестом курсе. Не правда ли, это символично?
Ни один из собеседников не понял параллели, которую провел Снейп, поэтому некоторое время все недоуменно смотрели на него в ожидании разъяснений.
- А в этот раз удачно? – с каким-то детским восторгом спросил нарисованный Невилл, которому не было дела до символических параллелей.
- Удачно то, что я предполагал такое развитие событий и тоже в нужный момент оказался в нужном месте! – ухмыляясь, ответил Снейп. – Это было как раз после того, как эта пресвятая гриффиндорская троица попалась егерям и была доставлена в Малфой-менор. Я знал, что после того, как Грейнджер подвергли пыткам, а Драко ничего не смог сделать, чтобы предотвратить это, он будет мучаться огромным чувством вины плюс переживать по поводу своего якобы предательства крови, потому что мечтал помочь ей, хотя и не должен был желать этого. Так и случилось…
- А откуда вы это знали? – с подозрением спросил Лонгботтом. – Разве вы не сдержали своего обещания, профессор Макгдонагалл?
- Нет, не сдержала, - раздраженно ответила она, пытаясь отмахнуться от бумажного самолетика, который летал на ее картине. – Я сразу же рассказала обо всем директору Дамблдору.
- Да, это так, – подтвердил портрет Альбуса, наблюдая за потугами Минервы увернуться от самолетика, - и я посоветовал ей как-то помочь молодому человеку. Я сказал, что если у Драко будет больше возможности пообщаться с мисс Грейнджер, то это увеличит шансы на то, что его любовь победит предрассудки… хотя бы в его душе.
- Ну, директору Дамблдору не грех рассказать, - добродушно согласилось изображение Невилла. - Но откуда, вы, сэр, - недоверчиво глядя на Снейпа, пропищал он, - знаете о чувствах Драко?
- Мне рассказал об этом… - портрет Северуса сделал театральную паузу, - директор Дамблдор после того, как я поведал ему о чувствах мисс Грейнджер в отношении мистера Малфоя.
- Гермиона не могла испытывать к Малфою никаких чувств, кроме ненависти и презрения! – фанатично завопил портрет директора Лонгботтома.
- Вы ошибаетесь, Лонгботтом, - спокойно парировал Снейп, - впрочем, как всегда.
- Даже если предположить невероятное и Гермионе нравился Малфой, хотя бы внешне, - не сдавался Невилл, - она бы никогда не рассказала вам об этом.
- А вот тут вы правы, на удивление. Она ничего не рассказывала мне. Я все узнал из ее писем. Мисс Грейнджер была настолько наивна и беспечна, что вела довольно откровенную переписку со своей матерью. Если раньше корреспонденция учеников была конфиденциальна, то на пятом курсе директор Амбридж задумала проверять письма некоторых учащихся с целью выявления крамольных мыслей и секретной информации.
- Это было целесообразно! – взвизгнул портрет Доллорес Амбридж, который висел в дальнем углу кабинета. – Так делают все во время угрозы установленному режиму власти.
На ее возглас не обратили внимания. На ее визги уже давно никто не реагировал, даже директор Лонгботтом…
- Разумеется, Грейнджер не делилась с родителями секретной информацией, она даже не написала им, что Дамблдора сменила на посту директора миссис Амбридж.
- Что вы говорите! - удивился Невилл - А куда делся Дамблдор?
Но никто ему не ответил, утомившись от его глупых вопросов.
- Поэтому она, - Снейп махнул рукой в сторону портрета Долорес, - ничего интересного из этой переписки не почерпнула, в отличие от меня. В первом письме миссис Грейнджер, прочитанном мной, мое внимание привлекла одна фраза: «Часто бывает, что мальчишки обижают только тех девчонок, которые им нравятся. Если он тебе по-настоящему нравится, то ты впоследствии простишь его». Тогда я даже не был точно уверен, что речь идет о парне из Хогвартса, но все равно решил проследить за развитием событий. И не зря, должен вам сказать. Из дальнейшей переписки я понял, что речь идет о Драко Малфое. Иногда мисс и миссис Грейнджер использовали его инициалы вместо безликого Он. Если кратко, то с Гермионой происходило то же самое, что и с Драко. Первая встреча в поезде в одиннадцать лет, и мисс Грейнджер тоже не могла понять, чем он тогда привлек ее внимание. Но Гермионе было сложнее. Она не сразу выяснила, почему Драко относится к ней так враждебно, почему она не может с ним заговорить, а тем более подружиться. Об этом ее предупредили близнецы Уизли. Гермиона хотела предложить Драко вместе изучить редкую книгу в библиотеке, а Джордж и Фред, как-то угадав ее желание, прочитали ей лекцию о невозможности ее общения с Малфоем. Грейнджер еще долго пришлось разбираться в особенностях социального устройства магического мира, причем самостоятельно. Я думаю, это было трудно. Нелегко понять двенадцатилетней девочке, воспитанной в совершенно другой среде, почему одни чистокровные волшебники презирают магглорожденных за их происхождение, а другие нет. Но со временем она поняла и усвоила это, да и Драко своим поведением очень помог ей утвердиться в том, что магический мир далек от совершенства. Но в то же время ее переживания были схожи с переживаниями Драко. Грейнджер тоже испытывала страх за его жизнь, так же хотела видеть его чаще и нуждалась в любом общении с ним, так же испытывала вину за свои чувства к Малфою и так же боролась с этими, по ее мнению неправильными, чувствами, находя им различные научные объяснения. Она писала матери, что больше всего ее пугает то, что все его нехорошие поступки, все отвратительные слова и действия она в результате раздумий оправдывает, а в ответ получала предположение, что Малфой ведет себя так, потому что у него нет другого выхода. Или он будет вести себя, как принято в его среде, или он будет изгнан из своего круга, а другие вряд ли примут его к себе, помня все то, что он уже натворил. Отличие одно: Грейнджер никогда не помышляла о самоубийстве, наверное, потому что она могла поговорить о своих чувствах хотя бы со своей матерью, в то время как Драко был вынужден страдать в одиночестве. Заключительным актом этой пьесы стали слова миссис Грейнджер: «Гермиона, я, конечно, понимаю, что внешне тебе понравился этот молодой человек (мне тоже всегда нравились голубоглазые блондины) с первой вашей встречи в поезде на первом курсе, и я подозреваю, что ты ему тоже приглянулась, возможно, с того же момента, но стоит ли мечтать о несбыточном? Я не очень разбираюсь в магической социальной среде, но, по всей видимости, мальчик, даже если его чувства к тебе имеют место, никогда не проявит их в положительном аспекте, просто побоявшись пойти против своих принципов, против своей семьи, может быть, даже против самого себя. Да и ты не сможешь никогда рассказать ему о своих чувствах, понимая нецелесообразность этого шага. Ведь есть большая вероятность, что в лучшем случае ты получишь отказ, а в худшем - подвергнешься еще большим насмешкам, да и твои друзья не поймут тебя, а кроме них у тебя никого нет в том мире. Поэтому советую тебе это просто пережить… Время лечит…». Что ответила ей Гермиона, к сожалению, не удалось узнать, тотальный контроль за перепиской закончился. Но, видимо, она вняла словам матери.
- И вы все это рассказывали директору Дамблдору? – возмущенно воскликнул нарисованный Лонгботтом, недовольный тем, что переписка учеников была подвергнута проверке, и постарался припомнить, что он писал своей бабушке в те времена, но так и не вспомнил.
- Безусловно. Даже цитировал, - с довольной улыбкой сказал Снейп.
- Да, это так! – тут же подтвердил портрет Альбуса. – А я рассказал об этом профессору Макгонагалл, а Северусу рассказал о том, что узнала Минерва, пообщавшись с Драко на астрономической башне, и предложил им как-то поспособствовать этой любви. Я видел в ней будущее.
- И что вы сделали… - Невилл нервно забарабанил пальцами по нарисованному столу, - для этой любви?
- О, Минерва проявила чудеса изобретательности, - с сарказмом ответил портрет Снейпа. – Она начала давать Малфою и Грейнджер совместные задания, ставить их в пару на уроках для тренировки заклинаний, назначать им совместные отработки.
- Я думала, что это их сблизит! – начала защищаться Макгонагалл.
- Вы ужасно ошибались! – усмехнулся портрет Северуса. – Ни одна совместная работа не принесла желаемых результатов. Ни один из них не смог перебороть свои предрассудки и страх быть отвергнутым.
- О, а вы, Северус, конечно же, творчески подошли к этой проблеме! – желчно отозвалась нарисованная Минерва. – Это же надо было додуматься! Профессор Снейп летом после шестого курса, - начала жаловаться она, почему-то глядя на портрет Лонгботтома, - пригласил Драко на прогулку по маггловскому Лондону и оставил мальчика одного в этом незнакомом ему мире.
- Да, я считаю, что это было гениально! – довольный собой, воодушевленно парировал директор Снейп. – Я же не бросил его на площади Пикадилли, а оставил около кинотеатра, который частенько посещает семья Грейнджер, предварительно убедившись, что они как раз находились там. И я не выпускал его из поля своего зрения, наблюдая за тем, чтобы все получилось так, как я задумал, и если бы Малфой не встретился с Грейнджер, я смог бы подкорректировать ситуацию. Но в результате все получилось так, как и было задумано. Гермиона заметила Драко, ее родители пригласили его в гости на ужин, а он согласился. И нужно сказать, что все прошло великолепно. Родители Грейнджер отнеслись к нему очень доброжелательно и ему ничего не оставалось делать, как отнестись к ним так же и тоже вести себя достойно. Сами же Гермиона и Драко то ли постеснявшись родителей, то ли решившись воспользоваться шансом, впервые пообщались без взаимных упреков и оскорблений. Я не знаю, как этот визит повлиял на нее, но Драко был впечатлен.
Ему все детство рассказывали разные страшные сказки про магглов, что это необразованные, жестокие, недалекие люди, которым чужды высокие идеалы и искренние чувства, а здесь он увидел совершенно других людей, в обществе которых он почувствовал себя свободным и счастливым. Кратковременное пребывание Драко в семье Гермионы навело его на мысль о том, что магглы из-за отсутствия у них магических способностей вынуждены работать головой, и это у них неплохо получается , а в чем-то они даже превосходят волшебников. Например, в магическом мире не было аналогов телевидению, атомной бомбе, сахару-рафинаду и инфраструктуре. Миссис Грейнджер поразила его тем, что без всякого волшебства приготовила великолепный ужин. Мистер Грейнджер обучил его азам игры в гольф, а также рассказал о некоторых других спортивных играх. Драко даже стало немного обидно за волшебников, потому что они вынуждены ограничиваться только квиддичем и плюй-камнями, и в придачу нельзя посмотреть повтор интересных моментов игры. Но больше всего эмоций Драко испытал при общении с Гермионой. Как оказалось, во время летних каникул Гермиона занимается по программе маггловской школы, а затем сдает экстерном экзамены. Соответственно, Грейнджер в результате закончит не только Хогвартс, но и маггловскую школу. Малфой немного позавидовал ей за то, что ее родители, в отличие от его родственников, предоставили ей выбор: или она заканчивает Хогвартс и реализует себя в волшебном мире, или, в случае непредвиденных обстоятельств или по собственному желанию, делает карьеру в маггловском мире. Гермиона сказала, что о том, что она параллельно учится в двух школах, она не рассказывала никому, даже своим дружкам Поттеру и Уизли. Ему очень польстило, что она поделилась с ним. Она даже показала Драко учебники, по которым занимается, и, учитывая ограниченность времени их общения, кратко рассказала ему о некоторых предметах, которые она изучала и которые ее больше всего привлекали. Малфой был поражен системой координат и молекулой ДНК. Неизгладимое впечатление произвели на него и взаимоотношения в семье Грейнджер, а также отношение к нему. Он заметил, что, как и в его семье, супруги Грейнджер относились друг к другу с большой теплотой, любовью и уважением, но, в отличие от его родителей, не были связаны никакими условностями, поэтому не были надменными и выражали свои чувства искренне. Все время, что Драко находился в их доме, Гермиона и ее родители старались не ставить его в неудобное положение, без высокомерия рассказывали ему о тех вещах, которые были ему незнакомы, и с которыми он сталкивался впервые, старались сгладить неприятные для него моменты. Например, когда он, вздрогнув от телефонного звонка, и непонимающе наблюдая за телефонным разговором миссис Грейнджер и ее коллеги, высказал недовольство таким способом связи, мистер Грейнджер терпеливо и спокойно рассказал ему о преимуществах телефонной связи по сравнению с каминной, которой он сам пользовался несколько раз для общения с дочерью. Уже тогда Драко провел параллели со своей семьей, и выводы были не в их пользу. Он понимал, что если бы Гермиона вдруг оказалась в его семье, то ей бы не было снисхождения, никто бы не стал с пониманием относиться к ее просчетам, а все бы с удовольствием указали на них.
Но, конечно, самое большое потрясение он испытал во время просмотра фильма по телевизору, когда родители Гермионы тактично оставили их наедине, а Гермиона задремала, положив голову ему на плечо. Драко думал, что это получилось случайно, я же уверен, что она сделала так специально. Представляете, бедный мальчик, - драматически всхлипнул Северус, но, услышав бормотание Дамблдора: «В сердечных делах не место иронии», он продолжил более сдержанным тоном, все же не лишенным сарказма, – был вынужден сидеть и не двигаться, боясь потревожить ее сон, бороться с желанием прикоснуться к ней… Да что стесняться-то! – усмехнулся портрет Снейпа. - С желанием завалить ее на диван и…
- Северус! – возмущенно воскликнули нарисованные Минерва и Иоэсса.
- Я не понимаю вашего ханжества, уважаемые дамы, - лелеянным голосом отозвался он. – Вы правда думаете, что подросток в период обострения гормональной активности, в то время когда его любимая девушка тесно прижалась к нему и доверчиво положила голову ему на плечо, будет думать о том, что она заснула и не узнает, чем закончился фильм, и поэтому ее надо разбудить. Думаю, его единственным желанием в тот момент было…
- Согласен с профессором Снейпом, - опять перебили на самом интересном месте Северуса. На этот раз сие злодеяние сделал портрет профессора Лонгботтома, чем вызвал негодование у одной половины портретов, которые хотели скабрезных подробностей или психологических лекций, а у другой половины - искреннее недоумение, потому как не часто они наблюдали такое единодушие Снейпа и Лонгботтома.
- И мне понятно состояние Малфоя и его желание. Эх, молодость, - Невилл на некоторое время замолчал, видимо, вспоминая какой-то эпизод из своей бурной юности. – Но откуда вы, сэр, знаете такие подробности?
- Я отлично владел легилименцией, и когда через пять часов появился в доме Грейнджеров, чтобы забрать Драко и вернуть его домой, я без усилий проник в воспоминания всех присутствующих. Родители Грейнджер даже не поняли, что к ним применили легилименцию, а Гермиона и Драко, видимо, были под воздействием чувств и переживаний и не смогли противостоять моему напору, поэтому я с легкостью погрузился в их мысли и воспоминания. А то, что чувствовал и желал Драко в тот момент… это впоследствии он рассказал мне сам. Он сказал, что многое понял, многое переосмыслил, частично пересмотрел свои взгляды и получил хоть маленькое, но удовольствие.
- Это было очень гуманно, Северус, - язвительно сказала Макгонагалл. - Вы прекрасно знали, что спустя неделю Драко будет вынужден принять Темную метку, но, тем не менее, вы подвергли мальчика такому испытанию.
- Вы не правы, директор Макгонагалл, - напыщенно сказал Снейп. – Через некоторое время после того, как Драко принял Метку, он поблагодарил меня за эту прогулку. Он сказал, что если бы не воспоминания о проведенном в гостях у Гермионы времени, он вряд ли смог бы пережить весь тот ужас, которому подверг его Темный Лорд. И, кстати, это одно из воспоминаний, благодаря которому впоследствии Драко смог вызывать патронуса… - гордо добавил он.
- Так вы хотите сказать, что после этого случая Гермиона и Малфой изменили свое отношение друг к другу и начали встречаться, а в дальнейшем поженились? – удивленно спросил портрет Невилла. – Что-то я не припомню, чтобы на шестом курсе Гермиона испытывала к нему теплые чувства. Да, она не верила, что у Малфоя есть Метка, да, она старалась переубедить в этом Гарри, но чтобы они встречались… И не нужно смотреть так на меня, профессор, - довольно улыбаясь, добавил Невилл, глядя на портрет Снейпа, - я прекрасно помню, о чем только что говорил и …
Невилл не успел закончить свою грандиозную мысль, потому что в этот момент на его картину залетел бумажный самолетик, сотворенный Дамблдором, и ему пришлось следить за тем, чтобы это бумажное изваяние не нырнуло в его кружку с чаем.
- На шестом курсе и Гермионе, и Драко было не до любовных отношений, - ответила за Снейпа Макгонагалл. – Они были заняты другими проблемами. Но я точно знаю, что она приходила в палату к Драко, когда он пострадал от заклинания Гарри, между прочим, придуманного вами, Северус, - недовольно добавила она и, не дожидаясь гневного отклика Северуса, быстро продолжила. – Она сидела у его кровати все ночи, что он был без сознания, а под утро выходила в коридор и плакала.
- Согласен! Визит Драко к Грейнджерам имел судьбоносное значение! – оповестил всех портрет Дамблдора. – Когда Драко стоял, нацелив на меня палочку, я увещевал его, чтобы он не совершал самой страшной ошибки в своей жизни, но все мои аргументы не подействовали, а как только я сказал: «Драко, она простит все, но этого никогда. Она знает, что у тебя не было выбора. Убив меня, ты лишишь жизни не только меня, но и себя, ведь ты прекрасно знаешь, что без нее твоя жизнь превратится в безликое существование», - он опустил палочку.
Филлида Спора громко всхлипнула, одной рукой смахивая слезинку со щеки, а другой - пытаясь оттолкнуть от себя самолетик, который теперь привольно летал на ее картине.
- А Гермиона как-то ночью прибежала ко мне вся в слезах и начала умолять не исключать Драко из школы, - с воодушевлением продолжил вспоминать потрет Альбуса. - Вначале я не понял, что случилось, и что такого мог натворить мистер Малфой в то время, когда он находится в больничном крыле после того, как Гарри непреднамеренно ранил его. Но оказалось, что все проще простого. Мисс Грейнджер нечаянно заметила Темную Метку на руке Драко… Не спрашивайте меня, как она ее заметила, дорогая Иоэсса, я не знаю этого. Гермиона не вдавалась в подробности, а я и не спрашивал. Она лишь просила меня, чтобы я не исключал Драко из школы, говорила, что у него, скорее всего, не было выбора и его заставили принять Метку, угрожая, например, убийством родителей. Мисс Грейнджер вкратце рассказала о том, как мистер Малфой гостил у нее дома, и объяснила, почему после этого визита ее мнение о нем поменялось в лучшую сторону. Я заверил девушку, что непременно помогу Драко и, конечно же, не буду исключать его из школы, а ее, в свою очередь, попросил никому не говорить о том, что Драко стал Пожирателем смерти.
Директор Спора, плача, с облегчением вздохнула, потому что самолетик Дамблдора наконец-то покинул пределы ее картины.
- И она сдержала обещание! – гордо сказал нарисованный Невилл. – Я точно помню, что Гермиона до последнего убеждала Гарри, что Малфой не Пожиратель, а потом, когда всё выяснилось, объясняла всем, что у него не было выбора… - он немного помолчал, а потом задумчиво продолжил. – Значит, встречаться они начали уже после окончания Хогвартса?
- Это не совсем так, Невилл!- ответил Дамблдор. - Гермиона и Драко стали встречаться на седьмом курсе. После победы над Темным Лордом Хогвартс снова открыл свои двери для учеников. Всем, кто по каким-либо причинам не закончил седьмой курс в предыдущем году, было разрешено продолжить обучение. Гермиона, Рон и Гарри, да и ты, Невилл, разумеется, изъявили желание учится на седьмом курсе.
- Как я понимаю, Малфой тоже… изъявил такое желание? – скептически спросил Лонгботтом.
- Не совсем так, Невилл, - грустно пробормотала Макгонагалл. – Драко совершенно не хотел возвращаться в Хогвартс. Он понимал, что в сложившейся ситуации здесь его ждет жизнь изгоя. Трудно быть на стороне проигравших… - философски прошептала она. - Никто не хотел, чтобы он продолжал обучение: ни его родители, ни совет попечителей школы, ни Министерство Магии, даже я сомневалась в целесообразности этого шага, но они, - директор махнула в сторону портретов Дамблдора и Снейпа, - убедили меня, что для Драко будет лучше, если он будет находиться здесь, под моим присмотром и в окружении сверстников, пусть даже негативно настроенных по отношению к нему. Я и сама понимала, что в одиночестве и изоляции Драко может ожесточиться или совершить ненужные и непоправимые поступки, а здесь была хотя бы какая-то надежда, что ему помогут как-то адаптироваться в новом обществе. Поэтому я пошла против общественного мнения, применила все свое влияние, уговаривала, просила, одни раз даже шантажировала кое-кого, и Драко Малфой был вынужден приехать в Хогвартс и продолжить обучение.
- И что вы сделали, профессор, для того, чтобы Гермиона и Драко… сблизились? – как-то презрительно спросил Невилл.
- О, директор Макгонагалл опять поступила оригинально и гениально, - воодушевленно начал говорить Снейп, мерзко ухмыляясь. – Она не нашла никакого другого способа, как закрыть этих двух вдвоем почти на двое суток в туалете Плаксы Миртл.
- Не иронизируйте, Северус, - опережая разгневанный ответ Минервы, сказал Альбус. – Она поступила правильно, а главное - продуктивно.
- А что мне оставалось делать?! – возмущенно воскликнула директор Макгонагалл. – Я осталась одна. Вы лишь требовали от меня результата. Я не так искусна в интригах, как вы, уважаемые, - она раздраженно показала пальцем на портреты Северуса и Альбуса. – И, мне кажется, я сделала все, что могла. На тот момент туалет Плаксы Миртл был одним из немногих восстановленных помещений в Хогвартсе, потому что это назойливое приведение, лишившись своего места обитания, так доставала и меня, и всех, кто принимал участие в восстановлении школы, своими причитаниями, что мы решили отремонтировать этот туалет в первую очередь. Да и наличие туалетной комнаты… для людей, находящихся в изоляции два дня, было, на мой взгляд, не лишним, – назидательно закончила Минерва.
- Я согласен, что наличие туалета, облегчает жизнь в изоляции, - удивленно сказал Невилл, - но есть и другие физиологические потребности, которые вряд ли можно было бы осуществить в туалете.
- Если вы говорите о еде и воде, мистер Лонгботтом, - официальным тоном ответила нарисованная Макгонагалл, - то я позаботилась и об этом. Я попросила Драко и Гермиону перенести несколько коробок с продуктами с кухни в туалет Плаксы Миртл, объяснив это тем, что начинается восстановление кухни, а этот туалет - самое безопасное место для хранения некоторых продуктов, потому что туда никто не заходит, и Миртл обещала проследить за сохранностью.
- И они поверили? – скептически отнесся к этому Невилл.
- Не совсем, - весело ответила Минерва. – Мисс Грейнджер тоже удивилась тому, почему продукты должны храниться в туалете, но я ответила ей примерно также, как вам сейчас. А мистер Малфой поинтересовался, почему эльфы не могут переместить эти коробки, на что я посетовала, что все эльфы заняты на восстановительных работах, которые я не могу поручить ученикам, а вот переноску коробок… с этим справятся и учащиеся. Грейнджер и Малфой, конечно, повозмущались, что им придется работать в паре, но я тогда подумала, что это лишь для отвода глаз… и по привычке.
- Это очень романтично! Два дня вдвоем в туалете, в компании с сумасшедшим привидением, с широким выбором бутербродов, – усмехнулся Снейп.
- Я старалась, как могла, Северус, - обиженно сказала Макгонагалл. – Я даже пошла против своих принципов! Я положила в одну из коробок две бутылки вина, хотя категорически против употребления спиртного подростками. Я попросила Невилла принести мне какое-нибудь растение, аромат которого усиливает чувства любви. И он не замедлил это сделать. Я поставила это растение в туалете, чтобы все получилось наверняка.
- Я помню это! – радостно воскликнул портрет Лонгботтома. – Я тогда подумал, что с помощью Ляморо Венеро вы хотите очаровать кого-то из преподавателей или волшебников, которые помогали в восстановлении школы.
- Да, я это тоже помню! – недовольно пробурчала Минерва. – И вы разболтали об этом всем, кто готов был вас слушать. Потом все мужчины от меня шарахались…
- Этого я не помню… - задумчиво пробубнил Невилл.
- Замечательная память! – в тон ему тоже пробурчал нарисованный Снейп, изо всех сил старясь не реагировать на летающий вокруг него бумажный самолетик. – Победы помню, поражения забываю. Хотя я не считаю победой то факт, что вы выбрали растение Ляморо Венеро, чтобы помочь вашему профессору очаровать мужчину, – тут Северус неожиданно махнул рукой, и самолетик благополучно покинул его картину. – От запаха этого растения воспылала чувствами только Плакса Миртл. Летала тут ночью и вопила: «Какой мальчик поселился у меня в туалете! Я его люблю и сделаю все, чтобы он остался там жить навечно. Только придумаю, как избавиться от той зазнайки, которая обижает моего мальчика!» - верещал Снейп, подражая голосу Миртл, чем вызвал улыбку у других портретов.
- Не соглашусь с вами, Северус, - даже не улыбнувшись, сказала Макгонагалл. – Со слов Плаксы Миртл, Драко и Гермиона весь день пили и ругались, пытаясь выбраться из этого туалета, а ближе к ночи, когда у них этого не получилось, решили просто дождаться, когда кто-нибудь поможет. И тут, думаю, и на них повлиял аромат этого Ляморо Венеро, потому что они не сговариваясь, придумали как избавиться от назойливого привидения, которое очень навязчиво проявляло свою любовь к Драко и ревность к Гермионе. Они могли бы убедить ее, что между ними ничего нет и не может быть, а Драко мог бы без зазрения совести обнадежить влюбленную Миртл, но они выбрали другой способ. Началось все с того, что Драко как бы в шутку сказал, что у Миртл нет шансов завоевать его сердце, так как место в нем занято Гермионой, которая неожиданно его поддержала, сказав, что не отдаст никому этого красавчика. Все начиналось как шутка, продолжалось как спектакль, закончилось реальным поцелуем. Я тогда решила, что, если бы не это волшебное растение, ни Гермиона, ни Драко не решились бы разыграть такое представление, основанное на их реальных чувствах, у Драко не хватило бы смелости поцеловать ее, а Гермиона не стала бы отвечать на поцелуй. Хотя… может быть свою роль сыграла распитая ими бутылка вина…
- Да, нам всем тогда пришлось потрудиться, - хохотнул портрет Виндиктуса Виридиана. – Все портреты и привидения Хогвартса кое-как убедили Плаксу Миртл не распространяться о случившемся между Гермионой и Драко.
- Я тоже помню, как она летала по школе и истошно вопила: «Они целуются! Он не любит меня! Он любит ее! Он уже расстегивает пуговицы на ее блузке! Лучше бы я умерла!» - сказал Амброуз Свотт, тоже пытаясь сымитировать голос Миртл, и это у него получилось лучше, чем у Снейпа.
- А почему они не могли выйти из этого туалета? – разрушил общее веселье Лонгботтом.
- О, потолок обвалился и камни завалили дверь в туалет, – продолжала веселиться Макгонагалл. – Конечно, все подумали, что это произошло из-за того, что потолок был сильно поврежден, но это я сама устроила обвал. Тогда впервые слизеринцы и гриффиндорцы объединились, целых два дня разбирая этот завал… разумеется, с перерывами на обед и сон.
- И после этого случая Гермиона и Малфой начали встречаться? – как-то нетерпеливо спросил нарисованный Невилл.
- Да, - согласилась Минерва. – В перерывах между поцелуями они о многом поговорили, признались друг другу в своих чувствах, выпили вторую бутылку вина, и Драко набрался смелости и предложил Гермионе встречаться, а она согласилась. Но по каким-то причинам они решили скрывать свои отношения. И когда мы, наконец, вызволили их из заточения, то увидели перед собой двух враждебно настроенных друг к другу подростков, которые, не переставая, ругались. Но я-то знала правду…
- А откуда вы ее узнали? – опять с подозрением спросил портрет Лонгботтома.
- О, Плакса Миртл держала нас в курсе дела! – хохотнул Армандо Диппет, весело бегая за самолетиком, который теперь летал на его картине. – Она в красках рассказывала, что происходило между молодыми людьми, цитировала их разговоры и причитала, что ее никто не любит.
- Я вспомнил! – вдруг возбужденно воскликнул Невилл.
От его возгласа все вздрогнули, а директор Диппет разочарованно вздохнул. Он уже было поймал самолетик, но Невилл своим внезапным признанием отвлек его от столь важного дела.
- В конце седьмого курса у меня была галлюцинация. Очень яркая галлюцинация, – между тем продолжил повествование портрет директора Лонгботтома. – В один из выходных я должен был встретиться со своей бабушкой в Хогсмиде. Моя бабушка не очень любила места большого скопления народа, поэтому предпочитала встречаться со мной в отдельном номере в «Трех метлах». Обычно она заказывала комнату под номером два, но, видимо, в тот раз та была занята, поэтому мне предстояло найти комнату номер девять. А так как я никогда не был дальше второго номера, я не знал, где находится эта комната. Я отправился на поиски и довольно быстро нашел ее. Я открыл дверь и вошел в номер… дальше началась галлюцинация. Мне привиделось, что на кровати, которая занимала почти все пространство комнаты… - Невилл немного замялся, - занимаются любовью Драко и Гермиона. Я стоял и смотрел, а они даже не замечали меня… так были увлечены друг другом. И я, понимая, что этого не может быть, спросил: «Бабушка, ты здесь?», надеясь, что мне все это кажется, а бабушка сейчас ответит мне, и я ее, наконец, увижу. Но она не ответила, зато завизжала Гермиона, а Малфой, посмотрев на меня, злобно сказал: «Лонгботтом, ты придурок!», потом тихо добавил: «Хотя... Я сам идиот, дверь-то закрывать надо…». Гермиона прикрылась простыней, а вот Малфой… Он встал в постели, представляете, совершенно обнаженный, затащил меня в комнату и грозно спросил: «Что ты здесь делаешь?» А Гермиона, которая так и сидела на кровати, закутавшись в простыню, раздраженно сказала: «Невилл, вообще-то культурные люди вначале стучатся, а потом уже врываются в чужие номера». Я ответил… правду: «Но я встречаюсь здесь со своей бабушкой». Малфой удивленно спросил: «Почему вы с бабушкой встречаетесь в номере, где все пространство занимает одна кровать?». «О Господи, сейчас сюда еще и его бабушка придет!» - в ужасе воскликнула Гермиона и, соскочив с постели, судорожно начала собирать вещи. Но Малфой ее успокоил: «Не суетись! – сказал он и выглянул за дверь, представляете, даже не одевшись, а потом продолжил. - Этот идиот перепутал комнаты. Скорее всего, мы в порыве страсти так хлопнули дверью, что номерок на нашей двери…немного отвалился и превратился из цифры шесть в цифру девять». «И что мы будем делать? Он же все расскажет!» - чуть не плакала Гермиона. Мне стало так ее жалко, что я решил никому ничего не рассказывать, тем более я уже тогда понял, что мне это все это только кажется. А Малфой сказал: «Мы изменим ему память!» и наставил на меня палочку. А дальше я обнаружил себя стоящим у двери девятого номера. Я постучался… и бабушка открыла дверь. Я даже не знаю, почему мне это все привиделось. Может быть, потому что я замечал раньше, что Гермиона и Малфой ведут себя по отношению друг к другу как-то необычно и мое подсознание…
- Какое подсознание, Лонгботтом! – перебил его Снейп. – Это была не галлюцинация. Это было на самом деле. По всей видимости, Драко что-то напутал в заклинании и воспоминание не стерлось из вашей памяти, а просто утратило впечатление своей реальности.
- Но вечером того же дня я рассказал Гермионе об этом моем видении, и она ответила, что такого не может быть и, скорее всего, со мной сыграло злую шутку мое… подсознание, - закончил Невилл задумчиво.
Многие портреты понимающе заулыбались. И только портрет Финеаса Блэка недовольно пробурчал:
- Мезальянс. Вопиющий мезальянс. Я всегда был против.
- А когда все узнали об отношениях Гермионы с этим… с Малфоем? – тихо спросил Невилл Лонгботтом, по сути, ни к кому не обращаясь.
- О, они скрывали свои отношения пять лет, - расхохоталась Макгонагалл. – Гермиона поступила учиться в какой-то маггловский университет и параллельно с учебой работала. А все ухаживания молодых людей игнорировала, оправдываясь сильной занятостью. Драко даже пару раз согласился встретиться с невестами, которых ему подыскивали родители, и не выказывал поначалу своего негативного отношения к затее его женитьбы на одной из них. Но, что удивительно, после того, как вроде бы все шло к помолвке, в газетах появлялся компрометирующий материал на претендентку на звание миссис Малфой. Хотя к концу 2003 года всем друзьям и родственникам мисс Грейнджер и мистера Малфоя стало известно об их отношениях. Но все молчали, дожидаясь, когда эти двое сами соизволят все рассказать. Но терпение друзей и родственников кончилось в августе 2004. Тогда слизеринцы и гриффиндорцы объединились второй раз. Друзья Драко и Гермионы решили устроить им свадьбу. Блейз Забини как-то напоил Драко, и тот рассказал ему, что хочет жениться, и его избранница не против, но обстоятельства мешают им. А Джинни Уизли выведала у Гермионы, что та хочет выйти замуж, но боится, что друзья осудят ее выбор. Ни Драко, ни Гермиона не сказали имена своих возлюбленных, но Блейз и Джинни уже давно знали, о ком шла речь. Удостоверившись в желании Гермионы и Драко соединить свои судьбы, их друзья сами организовали им великолепную свадьбу. Гарри и Блейз договорились и оплатили самый шикарный ресторан на Косой Алее, миссис Уизли и миссис Малфой составили меню праздника и приняли непосредственное участие в приготовлении блюд, Луна и Панси украсили зал, где будет проходить свадьба, Джинни и Миллисента занялись нарядами для молодоженов, ты, Невилл, и я договорились с магом, а мистер и миссис Грейнджер с маггловским священником, которые должны были обвенчать влюбленных, а Рон и Грегори Гойл привели ничего не подозревающих Гермиону и Драко в нужное время в нужное место. Рон пригласил подругу в этот ресторан якобы с целью поделиться с ней потрясающей новостью про его личную жизнь. Когда они вошли в зал ресторана, она увидела характерные украшения и удивленно спросила: «Рон, ты что, сегодня женишься?». На что Уизли немного смущенно ответил: «Прости меня, Гермиона… но это ты сегодня выходишь замуж. Нам всем, если честно, надоело ждать, поэтому сегодня здесь состоится бракосочетание мисс Грейнджер и мистера Малфоя!». Гермиона очень разволновалась и пролепетала что-то про то, что у нее нет подходящего платья, и уже позже, когда Луна, Панси и Джинни наряжали ее в свадебное платье, она расплакалась и до начала церемонии все переживала, что Драко испугается и откажется жениться на ней. Но он этого не сделал, и, когда Грегори, приведя его в ресторан, объявил ему о скором мероприятии, Драко, ни минуты не сомневаясь, пошел в комнату, где его ждал свадебный костюм, а увидев там свою мать, совсем успокоился. Церемония венчания была потрясающей, а Драко и Гермиона выглядели такими счастливыми… они и были счастливыми…
- Да, я помню! – восторженно воскликнул портрет Лонгботтома. – Я не помню саму свадьбу, но точно помню, как я переживал, что придет Люциус Малфой и испортит все веселье.
- Да, ты прав, Невилл. Все очень боялись появления Люциуса. Ему никто не сообщил о предстоящем событии, и Нарцисса предполагала потом поставить мужа перед уже свершившимся фактом. Но, как оказалось, Люциус, как и все остальные, давно был в курсе отношений его сына с Гермионой. Он не только знал об этом, но и, что важнее, был не против этого союза. И поэтому он пришел на свадьбу и очень культурно себя там вел.
- Зря вы так плохо думали о Люциусе, - усмехнулся Снейп. – Люциус очень скользкий тип. Он с легкостью меняет свои принципы и убеждения, потому что для него главное - это власть, чтобы его семья имела как можно больше влияния в обществе. И он этого добился тем, что не стал препятствовать выбору своего сына. Никто не будет спорить с тем фактом, что Люциус получил то, что хотел. В результате его сын при поддержке влиятельных друзей своей жены стал Министром Магии. Его невестка добилась неплохих результатов в маггловской политике, чем прославила фамилию Малфой и в маггловском мире. Его внук стал директором Хогвартса, его внучка знаменитым игроком в квиддич. А он сам купался в лучах их славы до конца своей жизни.
- Это мерзкий кусок бумаги запутался у меня в волосах! – вдруг взвизгнула нарисованная Долорес Амбридж. – У меня такое ощущение, Альбус, что вы мне за что-то мстите! Вчера ваша собачка, собранная из этого мерзопакостного маггловского конструктора Лего, укусила меня, сегодня это чудо-оригами попортило мою прическу. Вот только я не пойму, чем вызвала ваше неудовольствие!
- О, я смотрю, - рассмеялся портрет Снейпа, - не только Лонгботтому повезло! И у вас, миссис Амбридж, замечательная память.
Никто из портретов директоров Хогвартса не заметил, что дверь в кабинет была чуть-чуть приоткрыта.
Уже не первый раз Скорпиус Малфой, нынешний директор школы, вот так, стоя за приоткрытой дверью своего кабинета, слушал разговоры портретов бывших директоров Хогвартса. Благодаря «замечательной памяти» директора Лонгботтома и «скверной памяти» остальных портретов он узнал много нового о жизни разных людей, которые оставили свой след в воспоминаниях портретов. Конечно, больше всего ему нравилось слушать историю любви своих родителей. И сейчас, когда он в очередной раз прислушивался к обсуждению портретами его родителей, ему пришла в голову гениальная мысль. Скорпиус подумал, что, когда он покинет этот бренный мир и его изображение займет свое достойное место в кабинете директора Хогвартса, он, уже будучи портретом, сможет многое рассказать о своих родителях. Он непременно дополнит рассказ профессора Макгонагалл о заточении Гермионы и Драко в туалете Плаксы Миртл. Он расскажет, как их первый поцелуй перерос в череду нескончаемых поцелуев, как Драко, не совладав со своею страстью, прижал к стенке Гермиону и уже был готов … просто уже был готов, а она остановила его словами: «Драко, я не хочу, чтобы мой первый раз происходил в туалете. Это неэтично». Драко после этих слов понял желания любимой и здравый смысл в ее отказе, обуздал свои желания, и в тот раз они ограничились только поцелуями. Но после двух месяцев встреч Драко устроил для Гермионы поистине романтический уикенд. Он договорился с мистером и миссис Грейнджер, чтобы те пригласили его на рождество и под приличным предлогом, например, что им срочно нужно уехать в гости к друзьям, оставили их вдвоем. Пока Гермиона накрывала на стол, Драко преобразил ее спальню: шелковые простыни, лепестки роз, зеркала на потолке, волшебное растение Ляморо Венеро, которое он попросил у Невилла, на подоконнике, романтическая музыка. Он сделал все так, как она мечтала, и ему воздалось. Все это Скорпиусу много раз рассказывали родители, но, разумеется, без интимных подробностей.
Директор Малфой дополнил бы рассказ о свадьбе, а особенно о ее последствиях. Гермиона и Драко были так впечатлены тем, что их друзья устроили им великолепное торжество, что ровно через год пригласили всех, кто присутствовал тогда на их венчании, на вечеринку, и постепенно эти встречи вошли в традицию и гости приходили уже без приглашения. Безусловно, Скорпиус многое поведал бы о семейной жизни четы Малфой. Портреты директоров узнали бы много замечательных семейных историй. Например о том, как Драко молился в маггловской церкви, стоя на коленях перед статуей Мадонны с младенцем, в то время, когда его жена находилась в критическом состоянии после тяжелых родов в больнице Св. Мунго, а он, Скорпиус - пятилетний мальчишка, которому не сказали, что его мать может умереть, не понимал такого плачевного состояния своего отца и искренне радовался, что у него появилась сестренка. А может быть, Скорпиус рассказал бы о том, как на седьмом курсе он, не предупредив родителей, с позволения директора Лонгботтома, решил провести выходные дома и, прибыв в поместье через каминную сеть, обнаружил мать и отца в бассейне… где они страстно занимались любовью. Он бы посмеялся вместе с остальными портретами над своими мыслями, которые возникли у него при виде этой картины: «Не думал я, что в их возрасте можно, хочется и возможно заниматься сексом… да еще в бассейне… да еще так активно». Потом дополнил бы этот рассказ историей о своем сыне, который в первый день учебы на пятом курсе прибежал к нему в кабинет травологии, где он в то время преподавал, и взволновано сказал: «Отец, я хочу чтобы бабушка и дедушка, если у них еще раз вдруг возникнет желание посетить Хогвартс… добирались до сюда по каминной сети или любым другим способом, но только не Хогвартс-экспрессом! Мало того, что они заняли целое купе, так они еще там… в нем… занимались любовью! Я вообще не думал, что в их возрасте это возможно! И это хорошо, что в это купе зашел я, а не какой-нибудь первокурсник! Или хотя бы двери пусть закрывают!» Директор Малфой заулыбался, вспоминая, как после этого случая ему пришлось поговорить с родителями… о необходимости закрывать двери. Он вспомнил, как старался подбирать слова, чтобы не обидеть родителей, а они, слушая, не поднимали глаз и краснели, как школьники. Понимая абсурдность ситуации, ему с трудом удалось подобать финальные слова для завершения всего "грозного" монолога: «Я не знаю, что еще вам сказать. На самом деле я хочу, чтобы и я, когда мне будет столько же лет, как вам сейчас… занимался любовью в купе поезда с любимой женой. Надеюсь, такая активность передается по наследству… и моя жена не будет против такого экстрима». С этими словами он вышел из комнаты, но, задержавшись около двери, услышал недовольный возглас Гермионы: «Драко, я же говорила, что не нужно было этого делать, что кто-нибудь увидит!». «Пусть завидуют! – ответил ей муж. – А вообще эти разговоры навели меня на мысль… посмотри какой тут стол удобный». Скорпиус услышал шелест одежды, вздохи отца и стоны матери, и понял, для чего им понадобился стол. «Драко, может закроем дверь?» - простонала Гермиона. «Зачем? В нашем доме нет несовершеннолетних, да и Лонгботтом со своей бабушкой вряд ли тут появится. Раньше не закрывали, а сейчас поздно начинать». Скорпиус тогда подумал, что они неисправимы…
Директор Малфой рассказал бы, как постепенно на годовщины свадьбы его родителей приходило все меньше и меньше гостей. Вспомнил бы, как после неожиданной смерти Джинни Поттер его родители оставили свои высокие должности и уехали путешествовать по миру, объяснив это так: «Мы не знаем, сколько лет нам отмерено в этом мире, но оставшееся время мы хотим провести вместе». Непременно рассказал бы, как после смерти Гермионы отец пытался в третий раз в жизни покончить с собой, но Гарри Поттер успел вовремя его спасти. С тех пор Драко и Гарри каждый день вместе ходили на кладбище в Годриковой Впадине, где похоронены их жены и большинство их друзей, а потом шли в гости к Поттеру и до вечера играли в шахматы. И каждый день у них происходил один и тот же разговор, который Скорпиус слышал не раз. «Скажи, почему все, кто пережил с нами войну, уже мертвы, а мы с тобой все никак не отправимся к ним?» - грустно начинал кто-нибудь из них. «Может, потому что мы больше всех нагрешили и это нам в наказание… нервировать друг друга до конца наших дней» - отвечал другой. А однажды Драко неожиданно пришел к сыну и сказал: «Я не знаю, за что, но судьба наградила меня высшим счастьем. Я всю жизнь любил одну женщину, а она любила меня. Когда я умру, сынок, вы не грустите по мне, а лучше порадуйтесь… ведь это значит, что я встретился со своей Гермионой». В эту ночь Драко Малфой умер… пережив свою жену только на три года. Сейчас Гарри Поттер играет в шахматы один, думает, что он всех больше в жизни нагрешил, раз смерть не забирает его. Он утверждает, что каждый день к нему приходит кто-нибудь из умерших друзей или родственников, а Драко и Гермиона всегда приходят вместе… и они счастливы.
-Не иронизируйте, Северус! – громче, чем обычно, воскликнул портрет директора Дамблдора, от чего директор Малфой вздрогнул и вынырнул из воспоминаний.
- Я понимаю, почему Невилл помнит о том, как любил мисс Лавгуд и совершенно забыл, почему они расстались…
Скорпиус Малфой заулыбался, понимая, что сейчас портреты будут рассказывать Невиллу о его собственной судьбе. Скорпиус любил послушать разговоры портретов, хотя темы этих бесед на протяжении многих лет не менялись, но директор Дамблдор пытался всякий раз как-то оживить беседу. Например, сегодня - озорным самолетиком, который побывал на каждой картине, и коронной фразой дня: «Не иронизируйте, Северус!». А вчера Альбус развлекался конструктором Лего и фразой: «Однозначно, господа».
- Конечно, она ушла от тебя, ботаника, к какому-то маггловскому футболисту… - это профессор Снейп продолжал историю Невилла и Луны.
А Скорпиус после этой фразы вспомнил, куда он собирался идти…
«Поттера хватит удар, если мне удастся собрать футбольную команду в Хогвартсе. И это он еще не знает, что с этого года в школе можно пользоваться шариковыми ручками...» - весело подумал директор Малфой, удаляясь от дверей своего кабинета, где портреты бывших директоров Хогвартса с упоением вспоминали дела давно минувших дней…
