Глава 1— И что у нас? — Гленда Брэннан Портман, старший суперинтендант, вышла на посыпанную мелким гравием дорожку и задумчиво огляделась по сторонам. — А тут мило... могло бы быть. Цветочки всякие растут.
Небольшой сад возле приюта Святой Димфны действительно выглядел вполне уютным местом. Дорожки, аккуратно отделённые от клумб невысокой, всего по колено, регулярно подстригаемой зелёной изгородью, не имели, казалось, какой-либо планировки — здесь явно поработал талантливый ландшафтный дизайнер. Цветы на клумбах, по меткому определению миссис Портман, действительно были «всякими»: по крайней мере, госпоже старшему суперинтенданту они знакомыми не показались. Впрочем, Гленда понимала, что она кое-как умеет отличать от прочих вереск, розы, ромашки, гвоздики и тюльпаны, а ещё очень хорошо разбирается в ядовитых растениях Великобритании. Ядовитых и используемых при изготовлении наркотиков здесь не оказалось — уже хлеб.
Детектив Альберт Уонделл прикоснулся кончиками пальцев к шляпе. Утончённый джентльмен из старинного рода. Гленду всегда удивляла его способность часами работать среди крови и всякого дерьма, валяющегося в мусорных баках, а затем выйти к начальству, благоухающим дорогим одеколоном и с белоснежными манишками. Ладно, манишки были белыми не всегда, но в значительном проценте случаев. Причём вкалывал Альберт на совесть. Какой-то фамильный секрет, не иначе.
— Труп — кстати, здравствуй — лежит в западной части сада, возле ограды. С улицы не видно, нашла санитарка, сопровождавшая другую больную на прогулку. Миссис Патрисия Хольсмит, сорок восемь лет, работает здесь санитаркой девятый год, до того работала в больнице Святого Иосифа, добрая католичка, почти как ты, только жалоб на неё не поступало никогда. Все характеристики положительные, в предположительное время убийства находилась дома с мужем и младшей дочерью. Через двадцать три минуты после обнаружения трупа миссис Хольсмит уведомила начальство и полицию.
— А почему так долго? — Гленда смерила взглядом расстояние от больничной ограды — бетонной, с мозаикой из разноцветных ракушек — до трёхэтажного каменного здания, построенного сразу после войны. — Телефон у них в холле, насколько я понимаю. И вообще, в наше время все ходят с мобильниками.
— Только не миссис Хольсмит. Она несколько консервативна. Время понадобилось на то, чтобы транспортировать обратно в палату и успокоить пациентку, жаждавшую продолжить прогулку. Сесилия Хорн, сильная задержка психического развития на фоне поражения центральной нервной системы. Умственная отсталость с детства, а ещё она с трудом ходит. Любит гулять, на труп не обратила ровным счётом никакого внимания, её больше интересовали отцветающие астры. Психушка, чего ты хочешь...
— А кто наша потерпевшая?
— Джейн Доу, — хмыкнул Альберт. Поймал недоумённый взгляд начальства, пожал плечами: — Доставлена с ливерпульской автострады. Стояла там, глазела по сторонам. Синдром Дауна, глубокая умственная отсталость, вдобавок, не понимает английского. По некоторым косвенным данным и антропобиометрической экспертизе удалось установить, что она из Восточной Европы. Белая, славянка. Не чешка и не полячка — этих языков она тоже не знает. Следы физического насилия в детстве. Множественные.
— Может, из экс-СССР?
— Может... Её направили сюда, поскольку следственные действия по розыску родных и близких не дали результатов. Приют муниципальный, содержится на деньги коммуны и нескольких церковных приходов, так что всё законно. Мы, кстати, пришли.
— Альберт, я не слепая, — Гленда сделала ещё несколько шагов и пожала протянутую чёрную лапищу.
Напарник детективу Уонделлу попался колоритный — двухметровый чернокожий громила с перебитым в молодости носом и маленькими, вечно прищуренными глазами. Классический кошмар белого расиста. Райли Хоуп стал подданным Её Величества в шестилетнем возрасте, а в семнадцать уже был известен в мире бокса — но избрал другую карьеру. Впрочем, внешность и специфический опыт детских и юношеских лет позволяли ему легко втираться в доверие к не отличающемуся добронравием контингенту.
Вместе Альберт Кристиан Фицуильям Уонделл и Райли Мозес Хоуп составляли незабываемую парочку. И — что было куда важнее — прекрасно друг к другу относились. Альберт с удовольствием поглощал приготовленные Райли куриные ножки и читал тому лекции по истории британского искусства, взамен обогащаясь знаниями о правилах подпольных собачьих боёв и способах собрать бомбу из найденной на свалке дряни. У Райли появились хорошие манеры и привычка время от времени (в основном в день получки) захаживать в дорогие рестораны и шокировать тамошних завсегдатаев правильной речью в сочетании со знанием французской кухни и внешностью отморозка. Альберт же на досуге коллекционировал образчики татуировок различных этнонациональных банд.
— Привет, Глен. Как дочь?
— Как все тринадцатилетние. Музыка, после которой уши надо сдавать в ремонт, влюблённость в шестнадцатилетнего капитана школьной футбольной команды и... в общем, она хорошая девочка. Просто гормоны есть гормоны.
— Это точно, — ухмыльнулся Райли.
— Иногда я жалею, что после тринадцатилетия невозможно сдать детей в какую-нибудь машину по выращиванию и получить их оттуда, скажем, двадцатилетними, хорошо воспитанными студентами колледжей. «Скажи нет наркотикам» и всё такое. Ладно, что тут? Эксперты, я смотрю, уже закончили работу.
— Жертву здесь называли Марией. С фамилией они думать не стали, так что Мария Доу. Женщина, белая, возраст приблизительно двадцать пять — тридцать пять лет, точнее указать сложно по причине различного рода проблем в детском анамнезе. Здешние врачи вслух удивляются тому, что она вообще выжила и дожила до нынешнего возраста. Синдром Дауна с большинством сопутствующих черт: плоское лицо, аномальное укорочение черепа, достаточно короткие конечности в сочетании с укорочением пальцев, поперечная ладонная складка. Предварительная экспертиза показала, что женщина задушена тонким проволочным бельевым шнуром — знаете, такие в супермаркетах продаются, где-то по двенадцать шиллингов за пять метров. Сейчас ребята ищут в больнице что-нибудь похожее. Убийство совершено в промежутке с шести утра до половины седьмого. Здесь встают достаточно поздно, но Мария всегда была ранней пташкой.
— Больных выпускают без присмотра погулять в саду? — подняла бровь Гленда. Райли взглянул на Альберта, тот кивнул:
— Некоторых. Тех, кого врачи сочли безопасными для себя и других. Муниципальный приют всегда привлекает психиатров с экспериментальными методиками исцеления. Зарплата невысока, зато никто не требует с пеной у рта немедленных результатов и не спрашивает документацию на каждый чих пациента. Марию считали милой и безопасной, у неё, как здесь принято говорить, была крайне положительная динамика. Она охотно шла на контакт, улыбалась незнакомцам, брала их за руки, с удовольствием показывала свои рисунки...
— Тем не менее, от убийцы она пыталась сбежать, — заметил Райли. — Поглядите на положение тела.
— И подол её платья, — подхватила Гленда, — он мокрый от утренней росы. То есть, жертва бродила возле кустов — типа вон тех, с острыми листьями. А ещё обратите внимание на тапок: земля, прилипшие травинки... Дорожки здесь регулярно чистят, этой грязи неоткуда взяться, если Мария ограничивалась чинной прогулкой по садовым тропкам.
— Хорошо, — Райли задумался, — она гуляла, как обычно, затем увидела кого-то и побежала. В процессе обронила левый тапок — его нашли возле тех кустов — и, по сути, проломила живую изгородь. Тем не менее, убийца настиг её и задушил. Она не защищалась, не нападала на своего убийцу, только пыталась освободиться от шнура, хваталась за него руками, пыталась стащить с шеи, царапала себя. Думаю, под ногтями жертвы мы найдём лишь её собственную кожу. Можем сделать какой-нибудь предварительный вывод?
— Она не боялась незнакомцев, — Гленда потёрла лоб, размышляя, — а как вела себя с людьми, которых успела узнать и запомнить?
— Играла с ними, — мрачно сообщил Альберт.
— Например, в догонялки? — осведомился Райли.
— Быть может. Надо уточнить.
В наступившей тишине детективы задумчиво поглядели друг на друга.
***
— Так есть у вас видеокамеры в саду или нет? — Гленда потихоньку начинала терять терпение.
Исайя Майерс, невысокий лопоухий начальник охраны, больше похожий на студента, потерявшего одновременно первую любовь и флэшку с дипломным проектом, снова замялся. Однако ему на выручку неожиданно пришла пробегающая мимо медсестра:
— Они же вчера вечером из строя вышли! Я помню, охранник говорил.
— Увы, — покачал головой Майерс, — такое случается часто. Понимаете, видеокамеры очень старые, они раньше стояли в бутиках, а теперь списаны оттуда и подарены приюту Святой Димфны благотворителем. Мы муниципальное заведение, любой сэкономленный шиллинг важен...
— Итак, вы утверждаете, что видеокамеры вышли из строя, правильно?
— Увы...
— Причём, только в саду, так?
— К моему величайшему сожалению, да. Однако, боюсь, вы неверно меня поняли.
Гленда вспомнила некоторых убийц-расчленителей, осуждённых на пожизненный срок, и испытала к ним внезапный прилив сочувствия.
— Что именно я неверно поняла?
— Видеокамеры не выходили из строя.
Человек способен пережить даже сильное психологическое давление, напомнила себе Гленда. В конце концов, она мать дочери-подростка, дослужившаяся до старшего суперинтенданта! Если сейчас напасть на допрашиваемого, многолетние труды пойдут прахом.
Очевидно, Исайя Майерс шестым чувством ощутил состояние собеседницы, поскольку поспешил разъяснить:
— Проблемы возникли на центральном пульте. Оттуда всё время идёт приказ на отключение видеокамер. Мы муниципальное заведение, мы не можем позволить себе вызывать ремонтников не в порядке общей очереди. Вроде бы, должны приехать сегодня, во второй половине дня.
— Когда возникли... проблемы?
— Вчера вечером, в семь часов двенадцать минут, — мистер Майерс, казалось, был счастлив возможности точно ответить на вопрос.
— У кого имеется доступ к центральному пульту?
— Эээ... у всех, как я полагаю. Разумеется, под присмотром охранника.
— Сколько охранников сидит возле центрального пульта?
— Один, как правило. Ещё туда часто заходят санитары, иногда волонтёры...
— То есть, я правильно поняла, что в комнате может в любой момент времени находиться от нуля человек до толпы народа? — Гленда с трудом сохраняла спокойствие.
— Вообще, конечно, да. Хотя «толпа» — это так неопределённо...
— Видеокамера, показывающая центральный пульт, имеется?
— Зачем? Здесь же всегда кто-то есть! Это лишний расход видеокамер, лучше мы поставим ещё одну в коридор на третьем этаже. Поймите, мы же муниципальное заведение, мы не можем...
У Гленды создалось чёткое впечатление, что начальника охраны руководство приюта выбрало из числа бывших (или действующих) пациентов. Для экономии. А что, они ведь муниципальное заведение, они не могут и всё такое.
— Хорошо. Мне нужен список охранников, особо выделите тех, кто дежурил в ночь убийства и непосредственно перед ней, в момент, когда отключились видеокамеры. О, Альберт, здравствуй! Как дела? — похоже, никогда ещё приход детектива Уонделла не радовал Гленду столь сильно. Надо попить успокоительные: работа в психушке и дочь-подросток чересчур расшатывают неподготовленную психику.
— Труп увезли на вскрытие. Детектив Хоуп работает с руководителем волонтёров, составляет список тех, кто контактировал с Марией Доу. Я поговорил с главным врачом и медсёстрами, а лечащий врач Марии, доктор Томас Лайам Тэлбот, готов принять вас, мэм.
В присутствии посторонних Альберт становился невыносимо официальным. Гленда кивнула.
— Отлично, тогда я к нему, а ты выясни у мистера Майерса подробности вчерашнего дежурства. У них тут видеокамеры по всему саду отключились.
В глазах Альберта зажёгся хищный профессиональный огонёк, а Гленда про себя извинилась перед коллегой, но выносить это «может быть, корова, а может быть, собака» она больше не могла.
Оставалось надеяться, что доктор Тэлбот окажется хотя бы чуточку более вменяемым, чем его пациенты.
***
— Марию все здесь любили. Я до сих пор не могу понять... — доктор Тэлбот, круглолицый румяный крепыш, устало потёр переносицу. Гленда профессионально-участливо кивнула.
«Её все любили»... Сколько раз старшему суперинтенданту Портман доводилось слышать эти слова? Иногда их произносил убийца, иногда — родственники, готовые ещё вчера собственноручно разорвать покойника на куски. Но теперь бедолага мёртв, и его положено любить.
Традиция такая, чтоб её...
— Можете рассказать о Марии? Какой она была? Я имею в виду, рассказать с учётом особенностей её психического состояния. И с учётом того, что ваш собеседник не слишком хорошо разбирается в психиатрических терминах.
— Понимаю, — Томас Тэлбот выдавил улыбку. — Она поступила к нам измождённая и физически, и морально. Её умственное развитие, пожалуй, сопоставимо с развитием очень умного животного. В Великобритании для Даунов это уже редкость, но, видимо, там, где она жила, никто толком не занимался с ней. Она даже ложку в руках держать не умела.
— Ребёнок-маугли?
— Не совсем. Маугли обычно сторонятся людей; Мария к посетителям и персоналу тянулась всей душой. Она умела одеваться, пальцем чистить зубы, застёгивать пуговицы, даже кое-как завязывать шнурки на ботинках. О липучках на обуви она, кстати, не имела ни малейшего представления.
— Иными словами, кто-то учил её заботиться о себе?
— На примитивном уровне, разумеется, но да. Ещё она была в состоянии подметать двор — это выяснилось, когда наш дворник оставил метлу и ушёл ненадолго: Мария тогда гуляла и сразу же продолжила работу. Похоже, её часто использовали в качестве неквалифицированного работника.
— Ею кто-нибудь интересовался?
— Разве что полиция, — покачал головой доктор Тэлбот. — Ну и ещё волонтёры. Понимаете, мы дали объявление о ней в газеты. Появилось много желающих забрать её домой, однако кто она такая, так никто и не сказал.
— Вы не торопились её отдавать, правильно?
— Во-первых, я считаю, что здесь ей будет лучше. У неё есть компания, она получает и врачебный уход, и душевную поддержку. А во-вторых, этого не рекомендовала делать полиция. Видите ли, по приезду в приют Мария сразу же прошла полный врачебный осмотр. Выяснилось, что она не девственница, а состояние её влагалища позволило предположить, что её регулярно насиловали. Не пытаясь подготовить — вы понимаете, что я имею в виду, верно? Мария не очень любит раздеваться перед врачами-мужчинами, но, раздевшись, сразу же укладывается на кровать и раздвигает ноги. И плачет. То есть, плакала, извините меня.
Гленда заставила себя казаться спокойной:
— Чего ещё не любила Мария?
— Шкафов, — немедленно отвечал доктор Тэлбот. — Шкафов, сундуков, любых маленьких и тесных каморок. Мария кричала, увидав любой шкаф, кричала и заливалась слезами. Даже пыталась сопротивляться, если кто-либо хотел её подвести к шкафу или чулану. А ей это совершенно несвойственно: воля к сопротивлению у неё крайне мала. Я бы даже сказал, сломана. У лиц с синдромом Дауна это встречается нечасто — таковы особенности их психики, но тем мучителям и палачам, у которых ранее жила Мария, удалось её выдрессировать.
Лицо доктора налилось гневной кровью. Усилием воли он взял себя в руки:
— В последнее время нам удалось немного ослабить эту реакцию. Но полностью она не исчезла. Даже большие коробки вызывали у Марии дрожь и истерику.
— Ясно... А что она любила делать?
— Рисовать. Кто-то явно научил её держать в руках кисть. Вам показать её рисунки?
— Думаю, да.
Доктор Тэлбот достал толстую папку с надписью «М. Доу» и протянул Гленде. Та раскрыла. Буйство и смешение красок, предпочтение явно отдавалось красной, жёлтой и грязно-синей. На последнем рисунке чётко были видны мышиные уши.
— Это из «Микки-Мауса», — усмехнулся доктор. — Мария обожала тёплые, добрые истории. «Тома и Джерри», скажем, она не любила. В последнее время увлеклась Телепузиками и «Маленькими пони». Вот тут, кстати, видна лошадка.
С точки зрения Гленды, нарисованный Марией Доу пони напоминал скорее гибрид табуретки с паровозом, но спорить госпожа старший суперинтендант не стала. Взамен она произнесла:
— Я отнесу это нашим психологам. И было бы здорово просмотреть ваши собственные заметки, вы ведь писали о прогрессе...
— Разумеется! Я отдам всю историю болезни. В последнее время Мария уже понимала несколько десятков обращённых к ней английских слов, могла знаками выразить собственные желания, проявить симпатию к человеку, отказаться от предложенной игрушки — последнее, кстати, делала очень редко.
— Она научилась разговаривать?
— Толком нет. Издавала односложные звуки, но понять было можно. Очень чутко реагировала на интонации обращавшегося к ней человека, с дружелюбными людьми, что естественно, общалась охотнее. Освоила ложку, пользовалась ею с удовольствием — правда, могла начать выливать ею краску на бумагу. Она так играла, понимаете?
— Да, конечно.
— Возможно, впоследствии понадобится задать вам ещё несколько вопросов. Вы работаете здесь в соответствии с указанным в холле расписанием?
— Да-да, разумеется, — доктор Тэлбот внезапно сощурился и отвернулся. Плечи его пару раз дрогнули. Преувеличенно ровным голосом психиатр спросил:
— Вы ведь найдёте того, кто это сделал?
— Мы приложим все усилия, — сказала Гленда совершенно искренне.
На пороге кабинета её уже поджидал Райли Хоуп. Детектив задумчиво помахивал вырванным из блокнота листком бумаги.
— Список волонтёров. Глен, ты должна взглянуть. Третья позиция.
Гленда моргнула — на миг показалось, что зрение её подвело. Но нет, каракули Хоупа она давно уже научилась читать, словно напечатанную крупным шрифтом Библию.
«Кларисса Марион Портман».
— Ваша дочь часто здесь бывала, — добавил детектив извиняющимся голосом. Затем откашлялся: — Но есть и хорошая новость. Она точно не убивала Марию Доу. Я только что звонил экспертам. Конечно, ребята не обрадовались — их работа ещё не завершена — но кое-какие новости сообщили. Мы ищем человека, неплохо развитого физически и примерно на десять-двенадцать сантиметров выше, чем ваша дочь.
— То есть, метр семьдесят четыре — метр семьдесят шесть? — автоматически уточнила Гленда.
— Именно так, босс.
***
— Я не ве-е-е-ерю-у-у-у-у!! — нос Клариссы покраснел и распух, тушь размазалась по щекам, и Гленда в который раз подавила естественный порыв взять платок и вытереть всё это безобразие. Но сейчас она выступала, скорее, в роли детектива, а не в роли любящей матери.
— Она была хорооооооо-шаяяяяааа!
— Конечно. Ты бы не стала тратить время на что-то иное, дорогая.
Кларисса подозрительно шмыгнула носом.
— Ты раньше никогда не хвалила меня за то, что я делаю.
«А вот это — явное преувеличение!» — хотела было сказать Гленда, но сдержалась. Всё-таки насколько проще быть следователем, чем мамашей! Семейный скандал вместо допроса сейчас явно нежелателен, так что для пользы дела обиду следует проглотить.
— Клерми, солнышко, я горжусь тобой, хотя, возможно, мне не всегда удаётся выразить это достаточно ясно. Но сейчас я расследую убийство человека, который, насколько я поняла, тебе был небезразличен. Кто-то убил Марию Доу, понимаешь? И у меня в её окружении внезапно возник агент под прикрытием. Ты, дорогая. Понимаешь?
Вообще, внезапное увлечение дочери волонтёрской деятельностью в психушке Гленду серьёзно озадачило. Конечно, она регулярно проверяла одежду и комнату Клариссы Марион на следы наркотиков (да, дочь была не в курсе, и Гленда не собиралась ей рассказывать), а компьютер — на наличие в нём порнографии и подозрительных бой-френдов (таковыми казались абсолютно все, но выключив мать и включив детектива, ничего криминального Гленда обнаружить не могла, как ни старалась). Но волонтёр от церковного прихода? Что-то в жизни дочери Глен явно упустила.
— Я что... ты думаешь... я что, правда могу тебе помочь? Ну, то есть, в расследовании, — глаза Клариссы высохли. Серьёзно, пора заняться ребёнком всерьёз. Такая неуверенность в себе наверняка имеет под собой причину.
И заняться не «когда будет время», а в ближайшие же дни. Не отрываясь от расследования убийства Марии Доу, конечно.
Когда при этом расписании спать и встречаться с любовником, Гленда решительно не понимала. Что ж, видимо, любовнику придётся дать отставку.
— Я уверена, что сможешь, дорогая.
«В конце концов, вариантов у меня немного».
— Понимаешь, в тебе я не сомневаюсь. Ты — мой родной человек, ты не станешь мне лгать. В остальных я не уверена.
«Ты солжёшь мне в тысяче мелочей, но это неважно».
— Хорошо, — Кларисса покусала губы, выпрямила спину и расправила плечи, — спрашивай.
Гленда снова подавила желание прежде всего отправить дочь в ванную комнату. Если девочка готова к сотрудничеству — не стоит упускать момент. Мирные разговоры с Клариссой в последнее время стали слишком редкими...
— Для начала, кто привёл тебя в эту больницу, к Марии?
— Думаешь, кто-то из прихода? — Гленда пожала плечами так безразлично, как только могла. Кларисса кивнула: — Да, понимаю, ты должна отработать все версии. Кстати, а ты не думала, что это я?
— Не думала. Ты бы совершила убийство другим способом.
— То есть думала, да?
Ну что сделаешь с этой девчонкой?
— Убийство Марии Доу, Клерми. Давай не отвлекаться от темы. Кто познакомил тебя с ней?
— Рольф Винтерхэт, руководитель приходской благотворительности, точнее, её молодёжного сектора. Это не он, мам, он такой красавчик и лапочка!
«Ага, то есть, футболист уже в далёком прошлом...»
— Но тут надо рассказать, как я с Рольфом познакомилась и вообще попала в эту церковь. Понимаешь, Оскар — это парень из футбольной команды, я с ним крутила, чтобы... ладно, неважно, зачем — он хороший христианин. И он предложил сходить с ним в церковь Святой Клементины, это на Броуд-стрит, и я пошла. Думала, скучища будет редкостная, но нет, они замечательные ребята...
Кларисса Марион раскрывала матери свою душу, а та сидела, слушала — в конце концов, именно этого она и добивалась — и думала, как же мало ей известно о собственной дочери. И как же ей невероятно повезло, что парень повёл малышку Клерми в церковь, а не, скажем, к байкерам.
— ... и вот так я пришла в приют Святой Димфны. Поначалу страшно было — ну, психи же — но потом я выяснила, что тут нет буйнопомешанных, нет каких-нибудь маньяков и всё такое. Они такие же люди, как мы, только страдающие, понимаешь? У нас в параллельном классе учится мальчик с синдромом Дауна, но он почти нормальный, а Мария...
— Да, я знаю. Ей нелегко пришлось в детстве.
— Ага, а потом какой-то маньяк привёз её в Англию и убил! А она даже не сопротивлялась! Она была беспомощна перед ним, а он этим воспользовался!
— Она пыталась бороться, дорогая. Пыталась сбежать от него. Согласно её медкарте, у неё на кистях рук усталостные переломы, такие бывают, когда долго бьёшь кулаками и ладонями в закрытую дверь.
— Тогда понятно, почему Мария так боится... боялась шкафов, — ахнула Кларисса. — Её там запирали!
— Возможно, ты права. Кроме того, она ведь попала каким-то образом в Британию, верно?
— Мы пытались прокручивать ей разные записи. Ну, на разных языках, понимаешь? Но она реагировала всегда одинаково — улыбалась и брала за руку.
— Записи на русском крутили?
— Да.
— Что ж... возможно, она просто не понимала приветливой речи на родном языке.
Кларисса широко распахнула глаза:
— То есть, на неё всё время только орали?
— Я видала и такое, дорогая.
«Вообще-то, и ещё похуже, но тебе об этом знать не обязательно».
— Знаешь, мам, ты у меня, оказывается, просто золото!
«Любопытный вывод».
— Спасибо. Кто ещё вместе с тобой занимался Марией? Опиши мне их.
Кларисса задумалась:
— Так... ну, доктор Тэлбот, ты с ним наверняка уже виделась, так? — она дождалась кивка матери и продолжала: — Сиделками у неё были миссис Лопес Суарес и мисс Тонг. К мисс Тонг Мария относилась особенно хорошо, хотя она со всеми ладила. Из волонтёров — мистер Карильо, он племянник священника в церкви Святой Клементины. Сын сестры, кажется. Ему около двадцати пяти, учится, кажется, на врача, но точно не на психолога, один из лидеров благотворительного движения в церкви. Немного вспыльчивый, не слишком красивый, но, в целом, хороший человек. Ещё Адель Бобкинс, но Мария у неё не основная подопечная, просто Адель бегает по всем больным. Ей около тридцати, не замужем, в доме штук пять кошек, она про них всем уже уши прожужжала. Думаю, ей бы самой не помешал хороший психолог.
— Какого она роста?
— Чуть пониже меня. Пухленькая такая...
— Не подходит. Дальше.
— Пол Критчби. Ему пятнадцать, высокий, худой, красит волосы в чёрный цвет и любит порассуждать о пришествии Апокалипсиса. Милый, наверное, но не в моём вкусе. Всё. Ну, время от времени приходили другие волонтёры, да, но основных я тебе назвала.
— Хорошо, дорогая. Теперь сосредоточься. Ты стала последним волонтёром, занимавшимся Марией?
— Нет. Последним был Пол.
— Мария знакомилась с ним, как обычно? Брала за руку, глядела в глаза?
— Да.
— Кого-нибудь из волонтёров Мария боялась?
— Нет, что ты! Хотя... Знаешь, был случай. Мы гуляли с ней в саду. Ну, то есть, я, мисс Тонг, Адель, Мария и ещё двое больных. На каждой сиделке по пять-десять больных, но некоторые из тех, кем занимается мисс Тонг, лежачие, а один точно не любит гулять, у него боязнь открытого пространства. Я играла с Марией в мяч — ей нравилось ловить, если несильно кидаешь, и швырять в ответ. Тоже несильно, так что всё было в порядке. Внезапно она замерла и сказала: «Бу!»
— Прости?
Кларисса старательно вытянула губы и повторила:
— «Бу!» Мария всегда так реагировала, когда видела шкаф или что-то в этом роде. Но откуда в саду шкаф? Я подумала, что, может, рабочие что-нибудь тащат в приют, обернулась, но там никого не было. А Мария тем временем выронила мяч и закрылась руками. До конца прогулки она была вялая, грустная и не желала играть. Мы, разумеется, сообщили об этом доктору Тэлботу.
— Когда это было, дорогая?
— Дней десять назад... Нет, двенадцать. Точно, двенадцать дней назад, мы как раз за день до того ходили в кино с Оскаром. Ты не сердишься, мам? — взгляд Клариссы стал настороженным. Гленда постаралась как можно более спокойно улыбнуться:
— Ты молода и привлекательна. В твоём возрасте естественно ходить в кино с мальчиками. А Оскар, судя по твоим рассказам, вполне приличный молодой человек. Если хочешь, приведи его как-нибудь к нам. Обещаю не устраивать допросов. Но вернёмся к Марии. Сколько времени она ещё продолжала вести себя так, словно видит шкаф?
— О, недолго. Мария вообще склонна быстро забывать неприятности. Прогулка уже подходила к концу, на обед давали что-то вкусное, так что за обедом Мария уже и не вспоминала ни о чём таком.
— Понимаю. Хорошо, дорогая, ты сказала, что за спиной у тебя никого не было. Совсем никого — или кто-либо, привычный взгляду? Другие больные, персонал...
— А, как в детективах, да? С ума сойти, оно и вправду работает! Я-то думала, чушь... Так, — Кларисса сосредоточилась, — другие больные точно были. Персонал... нет, вроде бы, нет. Ну, по крайней мере, не припомню. Ещё там были волонтёры от других организаций — человека два или три. Но они вообще не обращали внимания на Марию!
— Среди этих волонтёров был мужчина выше среднего роста, достаточно неплохо физически развитый?
Кларисса прижала ладони к щекам, размышляя:
— Там было двое мужчин, — сказала она наконец. — По-моему, оба выше среднего роста и вполне себе ничего такие. Ну, я имею в виду, не жиртресты и не задохлики.
— Замечательно, дорогая! Ты чертовски нам помогла.
— Думаешь, один из них убийца?
Гленда рассеянно кивнула, набирая на мобильном телефоне нужный номер:
— Райли? Мне нужны списки всех волонтёров. И отдельно — список волонтёров-мужчин, приходивших к больным двенадцатого числа в первой половине дня.
***
Мистер Тадеуш Скадовски, судебно-медицинский эксперт, смахивающий на довольного жизнью, но всё равно смертельно бледного Дракулу (Кларисса пришла бы в восторг, мелькнуло в голове у Гленды), оторвался от компьютера и всем своим видом показал, что теперь, с приходом госпожи старшего суперинтенданта, он совсем не так доволен жизнью.
— Ещё пятнадцать минут — и ты всё могла бы прочесть сама, — проворчал он.
— Ничего, ты потратишь десять минут и расскажешь мне всё, что я хочу знать, — парировала Гленда.
— А потом ещё пятнадцать на дописывание отчёта? Ну, спасибо! Ладно, слушай: смерть наступила в промежутке от десяти до двадцати минут седьмого. Бельевой шнур, как я и говорил раньше. Преступник захлестнул им шею жертвы и тянул за концы, пока Мария Доу не испустила дух. В общем, всё заняло не слишком много времени, полагаю, он управился за минуту. Перебил гортань, чем сильно ускорил смерть потерпевшей. Что следует отметить: этим же или очень похожим шнуром жертву уже раньше связывали. Есть следы на костях запястий, лодыжек и на голенях потерпевшей. Срок — примерно за пару месяцев до убийства. Ну и раньше.
— Тэд, ты точно родился и вырос в Великобритании? Иногда мне кажется, что ты говоришь по-английски с чудовищным акцентом. Я правильно понимаю, что потерпевшую регулярно связывали бельевым шнуром, и последний эпизод случился приблизительно два месяца назад?
— Именно это и написано в моём отчёте, мэм. Ровно этими самыми словами. А устно я объясняюсь похуже, чем ораторы в Палате Лордов, уж прости. Иначе давно бы женился на пэрской дочке и мелькал в светских новостях.
— Ты умрёшь не от скромности, Тэд. Ты умрёшь в результате убийства, совершённого каким-нибудь разъярённым детективом. Продолжай. Я имею в виду, продолжай про Марию Доу, а не про дочку пэра.
— Слушаюсь, хотя я бы предпочёл про дочку. Детектив Хоуп сказал, что потерпевшая любила играть со знакомыми людьми... ну, не знаю. Я бы сказал, что бежала она от убийцы всерьёз: сильно оцарапалась о ветки живой изгороди. Но что любопытно: в желудке у жертвы достаточно свежее печенье и неплохая доза снотворного. При этом печенье подобных видов в больницы обычно не поставляют: оно с кучей красителей и ароматизаторов, вполне себе аллергенно.
Гленда уставилась на судмедэксперта:
— Погоди, я совсем сбита с толку. Значит, Мария Доу с утра вышла на прогулку, увидала неизвестного... или знакомого, взяла у него печенье со снотворным, а затем поторопилась удрать?
— Версии здесь выдвигаешь ты, моё дело — подкинуть тебе фактов. На левом запястье у жертвы явные следы от пальцев: кто-то сильно сжимал ей руку. Судя по расположению отметин, я бы поставил на мужчину.
— Время образования отметин?
— Примерно совпадает со временем убийства, может, на несколько минут раньше. Отметины абсолютно точно прижизненные. Что ещё тебе следует знать, — эксперт внезапно помрачнел, — примерно пару месяцев назад её регулярно насиловали. И это длилось долго. Я бы сказал, чертовски долго.
— А точнее?
— Я не волшебник, хотя в Хогвартс попасть бы не отказался. Им там не помешал бы курс судебной патологоанатомии, учитывая разгул преступности, описанный мисс Роулинг... Всё, всё, возвращаюсь к делу. Судя по состоянию влагалища, могу предположить, что изнасилования начались ещё до наступления совершеннолетия потерпевшей. Подонки!
— Согласна, — Гленда глубоко вздохнула и медленно выдохнула. — Сколько ей лет, Тэд, не знаешь?
— Я бы сказал, что лет двадцать пять — двадцать семь. Жизнь изрядно её потрепала, но кости и внутренние органы редко врут.
— Да, выглядела значительно старше своих лет. Страна происхождения?
— А может, кролика в шляпе, мэм? Пломбы на зубы ей поставили уже здесь, в приюте. Они свеженькие. А там на девчонку всем явно было наплевать. Несколько не слишком правильно сросшихся переломов рёбер, перелом плечевой кости, отметины на костях лопаток — в детстве её лупили почём зря. Отметок на черепе тоже хватает. Но её не били ничем специфическим, таким, что без вопросов позволяет определить страну. Восточная Европа, судя по внутренним органам, сформировавшимся при достаточно скудном питании, но на тамошних рационах. Следы психотропных, достаточно мощных, но чересчур старые, чтобы определить страну происхождения. В последний год её жизни она принимала сильное снотворное, но оно производится в Индии и завозится к нам целыми кораблями.
— Рецептурное?
— Представь себе, да. Название я написал в отчёте. Собственно, достаточно сильное привыкание к снотворному объясняет, почему Мария сумела немного побегать от убийцы. А тот, видать, разозлился... впрочем, версии — не моё дело. Это всё, больше тебе из меня не выдавить. За другими сведениями обращайся, пожалуйста, в Хогвартс.
— Спасибо, Тадеуш. Передам от тебя привет профессору Дамблдору.
— Учитывая, что он умер — не слишком торопись. Я понимаю, портреты там живые и разговаривают, но всё же прояви разумную осторожность. Иначе кого мне тут ещё останется изводить?
— О, Тэд, у тебя масса подопытных!
Гленда покинула кабинет Тадеуша Скадовски, еле заметно улыбаясь. Однако улыбка моментально слетела с её лица, стоило зазвонить мобильнику.
На связи был Райли Хоуп.
***
— Вот списки, — чернокожий детектив помахал нетбуком. — Двенадцатого в приют заходило семь волонтёров-мужчин подходящего возраста. Но мы с Альбертом сверили записи и выяснили, что двое из этих семи приходили и в день, предшествующий убийству. Вот они, голубчики: Эрик Арнольд Пинглс и Морис Александр Форстер. Оба имели дело с техникой, Пинглс до сих пор работает программистом.
— А Форстер?
— О, этот сменил много работ, нигде подолгу не задерживался. Был механиком, специалистом по бытовой технике, прошёл курсы программистов, некоторое время трудился в приёмной врача-невропатолога...
Гленда почувствовала волнение.
— Мария Доу была накачана снотворным, Райли. Тэд полагает, что в приюте ей такого не давали. Вот отчёт о вскрытии, ознакомься.
— Правильно полагает, — в глазах у Райли Хоупа мелькнул хищный огонёк. — Вот у меня список назначений для Марии Доу. Никаких снотворных, она и без того отменно спала, если рядом с кроватью горел ночник.
— Ладно, я пошлю людей проверить, покупались ли в последнее время лекарства по бланкам с подписью врача... как там его?
— Антуана Лежье. Потом наш красавчик Форстер подвизался в руководстве небольшой художественной студии, организовывал выставки. А затем получил неплохое наследство и отправился путешествовать — угадай, куда?
— В Восточную Европу?
— Бинго! Чехия, Польша, Украина, Россия. Вернувшись, снова погряз в искусстве, сейчас устраивает выставку работ современных художников-неоавангардистов в Лондоне. Слушай, а что такое неоавангардисты?
— Понятия не имею. Мне в искусстве больше по душе эпоха Возрождения. Итак, у нас есть подозреваемый.
Мобильный Райли внезапно заиграл Шуберта.
— О, Альберт чего-то накопал! Да, слушаю... ничего себе! Понял, хорошо. Ты куда сейчас? Точно даст? Дядя? Н-да... в общем, буду ждать, давай!
Щёлкнув по кнопке отбоя, Райли обернулся к Гленде и широко ухмыльнулся:
— Берти опрашивал персонал больницы. Пинглса не было на прогулке, он предпочитает заниматься лежачими больными. Там есть один старичок, дальний родственник Пинглса, который без него отказывается принимать ванну. В общем, Эрик двенадцатого был занят всю первую половину дня. Берти почесал к дяде-судье за ордером на обыск дома подозреваемого.
— Сбрось ему отчёт судмедэксперта, чтобы дядя стал посговорчивей.
— Есть, босс!
Минуты тянулись медленно. Гленда сидела, смотрела в окно на хмурое, затянутое тучами осеннее небо и размышляла о Марии Доу.
— Дамы и господа, подъём! — Альберт ворвался в дверь, размахивая вчетверо сложенной бумажкой. — У нас есть ордер. Гленда, ну поживей!
С момента допроса Исайи Майерса детектив Уонделл разговаривал с начальством подчёркнуто вежливо и вообще всячески демонстрировал, насколько обижен. Разумеется, соблюдая все формальности — всё-таки Альберт оставался истинным джентльменом и не мог третировать даму грубыми методами. Но сейчас все разногласия были забыты.
Беленький двухэтажный домик в пригороде был как две капли воды похож на своих собратьев — приветливо выглядевшая, посыпанная песком дорожка, ведущая у небольшой уютной террасе. Яблони и вишни в маленьком саду, уже пожелтевшие, но всё ещё шелестящие листвой. Аккуратно подстриженный газон. Ни следа беды.
— Соседи что, не слышали её? — недоумённо поглядела на коллег Гленда.
— Не думаю, — поморщился Альберт. — Вряд ли она выходила из дома. Должно быть укрытие, где её держали. Может, обыщем сад?
Райли помотал головой:
— Вряд ли. Тут ни у кого нет погребов, вряд ли этот козёл хотел отличаться от прочих людей. Он держал её в доме.
— Ломимся или подождём? За подозреваемым уже выехали — дядя настолько впечатлился историей Марии Доу, что дал согласие и на личный досмотр мерзавца. Полагаю, ему не повредит. А у Форстера наверняка есть ключи, — Альберт вопросительно взглянул на начальство. Гленда решительно сжала губы:
— К чёрту. Высаживайте дверь. Думаю, прокурор и твой дядя нас простят.
***
Они обшарили весь дом, но не обнаружили ни малейших следов подвала. В жилище Мориса Форстера имелись две кладовки, но они были забиты всяким хламом.
— Тут что-то не так, — поразмыслив, Райли вернулся к платяному шкафу в гостевой спальне и критически оглядел его. — Размеры не совпадают... О. Вот оно.
Он с усилием потянул за едва заметный выступ, и задняя стенка шкафа отошла, освобождая проход.
— Добро пожаловать в Нарнию, ребята.
На Нарнию место, куда они попали, было похоже меньше всего. Разве что если предположить наличие в сказочной стране совсем не сказочных тюрем. Комната в длину едва достигала четырёх метров, а по ширине не превышала трёх. Узкая койка с грязным матрацем, одно узкое зарешёченное окно под полком, свисающая с потолка лампочка. Альберт пощупал стену и нашёл выключатель.
— Ничего себе...
Гленда, не мигая, глядела на развешанные по комнатушке рисунки. Чёрное, всюду чёрное. Клубящиеся чёрные и тёмно-серые линии на тёмно-фиолетовом фоне. И дыра, будто художник протёр бумагу кистью. Дыра в форме стоящего возле окошка белоснежного огромного холодильника с мощным запирающим устройством на двери.
Альберт подошёл к нему, распахнул дверцу и приглушённо выругался — грязно, отчаянно, совсем не так, как подобает джентльмену. Полок не было. Совсем. Зато изнутри куда лучше просматривалось несколько дырок, просверленных в верхней стенке для подачи воздуха.
— Чёртов маньяк. Видать, запирал её, когда ждал гостей. На двери следы, видите? — почти прошептал Райли.
— Вижу, — глухо отозвалась Гленда. — Изнутри. Она била в дверь ногами.
— Похоже, и руками, — голос Альберта звучал ровно. Спокойно. Нормально. Наверное, тоже стоило бы выругаться, чтобы не вести себя, как перепуганная девчонка.
— А ещё головой, — Райли тоже подошёл, щёлкнул фотокамерой, а затем снял с дверцы тёмно-каштановый волос.
— И всё зря, — процедила Гленда. — Её не выпускали. Дверь закрывалась, свет выключался...
— Потом она засыпала, думаю, — сказал Альберт.
— Потом, — эхом откликнулся Райли. — Да. Потом.
— И к ней приходили чудовища, — Гленда чувствовала, что срывается, но ничего не могла с собой поделать. — Кричали ей: «Бу! Бу! Бу!»
— Тише, — Альберт повернул голову к окошку. — Слышите?
К дверям дома подъезжало несколько машин.
***
— Она была... необыкновенной, — пальцы Форстера, казалось, жили своей собственной жизнью: мяли и теребили что-то невидимое. — Я увидал её и её рисунки на сайте одной русской благотворительной организации. Я влюбился, просто влюбился, понимаете? Она была чудесной, гениальной!
— И вы привезли её сюда и заперли в одиночной камере, — Гленде казалось, что спокойный, равнодушный голос, которым она сейчас разговаривает, режет ей глотку. Профи не должны вопить на подозреваемых и вцепляться им в волосы. Профи этого делать нельзя, иначе доказательства откажутся принимать в суде. Объявят «недопустимым давлением на подозреваемого».
Когда ты приходишь работать в полицию, то отращиваешь себе маску человека делового и непрошибаемого. Ты годами пестуешь эту маску, она прирастает, и временами тебе уже трудно пробиться из-под неё. Так рушатся семьи, так происходит выгорание...
Но когда человек берёт в полицейском профессионале верх — получается ещё хуже.
— В камере? Да вы не видели, где и как она жила до этого, как с ней обращались! Я был с ней ласков, я любил её, а она — меня!
— Однако она убежала, — Альберт тоже был профессионально-безразличен. Райли обещал подойти позже, сменить кого-нибудь. Кому окажется тяжелей.
— Галя была любопытна, — пожал плечами Форстер. — Высунула нос на улицу, увлеклась птичкой, кошечкой... А потом её у меня украли!
Итак, жертву звали Галя. Гленда уже привыкла к Марии Доу, но Галя... что ж, тоже неплохо.
— Под кражей вы имеете в виду, что Галю поместили в приют и оказали профессиональную помощь?
— Я имею в виду то, что сказал! Её украли! Вы не понимаете, ни черта не понимаете... Вы видели её рисунки?
— Да, — при воспоминании о мешанине чёрного и дыре в центре ватмана Гленду замутило. А Форстер, наоборот, испытал приступ воодушевления:
— Они уникальны, бесподобны! Вы представляете, сколько бы они стоили потом?
Альберт с непередаваемым выражением на лице — джентльмен-коллекционер выясняет подробности у другого джентльмена — уточнил:
— Вы имеете в виду — после её смерти?
— Да зачем, — махнул рукой Форстер, — хотя... после смерти действительно вышло бы дороже. Дауны не слишком-то долго живут, знаете ли. Я заботился о ней, она рисовала, мы любили друг друга, и всё было хорошо. А затем Галя попала в чёртов приют и с ней сотворили страшные вещи!
— Какие именно?
— Не знаю, чёрт подери! Таблетки, мультяшки... Она стала обычной, понимаете? Обычным дауном, недалёкой дурочкой, калякающей разноцветными красками на любой поверхности всякую муть. Микки-Маус, видали? Пони, чёртовы пони! Вместо той прелести, которую она рисовала у меня!
Альберт вскочил, коротко кивнул Гленде и выбежал из комнаты для допросов. Парой мгновений спустя туда зашёл Райли. Свежий взгляд, хорошо...
— Вы поэтому убили Галю? Из-за того, что она изменилась? — голос Гленды стал вкрадчивым, взгляд — понимающим. У Райли плохо получалось играть роль «хорошего полицейского», а значит, это нужно брать на себя.
— Нет. Да. Не совсем. Я нашёл её там — нет, я знал, что она там, но долгое время не мог попасть к ней. Страшная, непростительная ошибка, мне нужно было вытащить её оттуда как можно скорее! Но я боялся, а Галя привыкла к этой новой жизни, будто к наркотикам. Она отказалась уходить, отказалась вообще общаться со мной! Словно это не я, а какое-то чудовище! Словно я не был так долго, так невыразимо долго, её единственным другом, её самым любимым человеком!
«Ты чудовище, скотина, бука из шкафа!» — хотелось кричать Гленде, но вместо этого она кивала, сочувственно улыбалась и продолжала ласковым голосом задавать вопросы:
— Вы записались волонтёром, так?
— Именно! Хотел к Гале, но там, видите ли, была заполнена квота. Но я заходил к ней в комнату — там они не запираются, а так, на защёлочку. Что это за защита такая? Всякие психи могли обидеть мою Галочку!
— Да уж, — неприязненно фыркнул Райли Хоуп, — на вашем холодильнике, куда вы её запирали, засов покруче.
— Ну ведь не мог же я её показывать кому ни попадя! Коллеги по работе и моя девушка начали бы задавать дурацкие вопросы. Я делал это для общего блага. Галя понимала, она была мне даже благодарна.
— Я понимаю, — Гленда ещё раз улыбнулась. — Итак, вы побывали у Гали в комнате, увидали её новые рисунки и поняли, что вашу возлюбленную испортили.
— В точку! Тогда я начал наблюдать за ней, стараясь быть незаметным. Галя волновалась, когда видела меня. Она у меня была такая непосредственная, не могла сдержать чувства... Я узнал, что она, оказывается, пристрастилась гулять по утрам. Что ж, иногда я и сам мог бы ей это устроить, не каждый день, разумеется... Улучив момент, я вывел из строя видеокамеры. Нет, в этом приюте определённо не на уровне служба безопасности!
— Согласна с вами. Вы увидали Галю на прогулке... что было дальше?
— Дал ей печенье. Её любимое. Здесь её наверняка ничем подобным не баловали. И хотел накинуть ей на руку поводок, чтобы больше не потерялась. А она бросилась бежать, словно это вовсе не я! Знаете, некоторая строгость в общении с недоразвитыми людьми необходима. Галя заслуживала наказания...
— Вы перестарались, — мрачно поглядел на Форстера детектив Хоуп. А Гленда почувствовала, что больше не может.
— Продолжим завтра. Уведите его.
***
— Похороны Марии... то есть, Гали послезавтра. Придёшь? — Кларисса уже не плакала. Так, иногда шмыгала носом.
— Я постараюсь, дорогая.
— Вы ещё не выяснили, как она очутилась в Британии?
— Полагаю, Форстер дал на таможне взятку. Мы сейчас выясняем, — Гленда чувствовала себя усталой, вымотанной и разбитой.
— Мам... — Кларисса нерешительно взяла мать за руку, заглянула в глаза. На мгновение сердце Гленды пропустило удар. — Ты будешь очень злиться, если я после школы стану психиатром?
«Стало быть, мечты о футбольной карьере и о звезде рок-музыки уже позади».
— Солнышко, — Гленда присела рядом с дочерью, тихо усмехнулась, — когда-то, в далёком прошлом, моя мать была категорически против того, чтобы я шла в полицию. Потом мне стукнуло двадцать один... и всё случилось так, как случилось. Теперь она мной гордится.
— То есть... — Кларисса смешно наморщила брови и недоумённо поглядела на мать.
— То есть, если ты решишь выбрать дело своей жизни — не оглядывайся на меня. Иди своей дорогой и настаивай на своём. Почему-то я думаю, что у тебя получится, дорогая. Ты у меня... сильная.
— И упрямая, как ослица, — хмыкнула Кларисса. Гленда широко ухмыльнулась:
— Не без того.
— Слушай, — брови дочери снова нахмурились, — а откуда берутся такие вот Морисы Форстеры? Зачем они делают это?
— Я не знаю, дорогая. Полагаю, никто не знает, кроме них... и, возможно, Господа. Мы не можем этому пока помешать. Мы можем лишь делать всё, чтобы противостоять им. Как с Галей-Марией.
— Она была несчастна!
— Она была счастлива. В свои последние два месяца. Вы заботились о ней и действительно любили её.
Гленда встала, открыла свою сумку и достала оттуда рисунок. Гибрид табуретки и паровоза. Маленький, яркий пони среди жёлтых лучей солнца и зелёной травы.
Когда Гленда смотрела на него, то могла хоть ненадолго забыть листы, зарисованные чёрной краской.
— Правда, счастлива? — неуверенно спросила Кларисса.
— Даже не сомневайся, Клерми.
Зазвонил телефон. Кларисса поглядела на дисплей и закатила глаза:
— С твоей работы. Давай, мамочка, поднимай трубку и исчезай из моей жизни.
— Не навсегда, не надейся, — усмехнулась Гленда, и дочь расхохоталась в ответ.
На проводе был детектив Хоуп.
В мире оставалось ещё слишком много наглухо закрытых шкафов, из которых просто необходимо было извлекать людей.
