Глава 1— Никто из слепышей не сможет доехать до Виланткросса за девять часов, — в который раз устало повторил старший суперинтендант Моссер. — А задержать Стонера на такое время мы не можем. Нам просто не за что его арестовывать!
Детектив Бенджамин Хотсли сморгнул. Он не спал около полутора суток, в глазницах поселилась невыносимая резь и совершенно не желала оттуда убираться. Голос Илайи Мосера доносился будто из гулкого колодца:
— Он известный скульптор, Бен. Лучшие адвокаты, толпы протестующих у полицейского участка... Ты этого хочешь?
— Он серийный убийца, — устало сказал детектив Хотсли. В который раз он произнёс эту фразу? В десятый, двадцатый? Беседа шла по кругу; в мозгу вертелась какая-то мысль, но оформляться не спешила. А время шло...
— Даже если так, Бен! Послушай, я готов согласиться с тобой — без протокола, без адвокатов, наедине. Предположим, он серийный убийца. Но арестовать его мы не можем. Не имеем права! Нам нужны доказательства.
— Нет слепышей — нет доказательств.
— Именно! А слепыши не доедут за девять часов до Виланткросса...
Мысль, наконец, пробилась сквозь запекшуюся кору усталости.
— У нас есть слепыши, Илай! Целый чёртов интернат слепышей. Улица... Великое Ничто, забыл название, сейчас гляну...
— Интернат? Бен, ты спятил. Он же для несовершеннолетних!
— Ну и что? Ага, улица Созидателей, дом сорок восемь. Я еду.
— Бен, я не могу позволить тебе...
Детектив Хотсли развернулся и в упор поглядел на начальство. Глаза слезились, так что вряд ли удалось произвести нужное впечатление твёрдого, готового на всё человека. Но Илайя Мосер тем не менее шумно выдохнул:
— Тебе понадобится согласие родителей или лиц, заменяющих их.
— Он убийца, — монотонным хриплым голосом повторил Хотсли. — Маньяк. Серийник. Слепышу нужно только поглядеть на его скульптуры, понимаешь? Один взгляд. И у нас есть девять часов, чтобы выбить... то есть, испросить разрешение у родителей. Точнее, восемь часов и тридцать четыре минуты. Мне надо торопиться, Илай.
— Тогда какого хрена ты здесь делаешь? Езжай, и не угробь по дороге служебную машину!
Бен Хотсли попытался улыбнуться начальнику. Вышло плохо, он знал. Левый глаз отчаянно заслезился, пришлось достать платок и вытереть всю эту мокрядь. Слова на ум не шли, поэтому Хотсли просто развернулся и направился в интернат для несовершеннолетних, не способных видеть иллюзии.
***
Двадцать седьмая автострада шла вперёд мощным потоком, а от неё тонкими ветвями расходились мелкие улочки. Бен Хотсли чуть было не пропустил нужный поворот. Он включил было радио, но вместо бодренькой музычки очередной пастор трагическим голосом повествовал о борьбе Великого Нечто с Великим Ничем и о необходимости сделать правильный выбор. Причудливые фонари, выдуманные лучшими иллюзионистами и воображаторами города, пока не были включены, и скрывались в тени настоящих, неиллюзорных деревьев: способа восполнять нехватку кислорода фантазией пока не придумали.
На узкой улочке пришлось приглушить скорость: голова соображала плохо, Бен отчаянно боялся пропустить нужный дом и упустить такое дорогое сейчас время. Но к тому, что интернат для слепышей окажется самым неухоженным зданием, детектив Хотсли оказался не готов.
Он притормозил перед несуразно симметричным строением, покрытым тусклой, кое-где облупившейся краской. Двухэтажный дом окружали деревья, казавшиеся тусклыми — ни одной блёстки на ветвях, лишь кое-где подвязаны ленты, полинявшие под солнцем и дождями. Неужели нет ни одного человека, способного поддержать иллюзию?
Дверь была деревянной, тяжёлой и грубой, а звонок на ней — просто большой круглой кнопкой белого цвета, который неприятно контрастировал с ядовито-зелёной краской дверного косяка. Бену открыла женщина лет сорока. Лицо её казалось продолжением дома: резкие черты, не смягчённые косметическими фантазиями, строго сжатые губы, пронзительные карие глаза.
— Вы к кому? — не слишком приветливо осведомилась она.
— Детектив Хотсли, вот мой значок.
Значок изучали не слишком долго.
— Спрячьте, а то наши детки устроят ему полный финал. Я Фрида Ван-Хорнер, старший администратор этого свинарника. Директор Камилла Шеридан в отпуске, я вместо неё.
— И вы сами открываете посетителям дверь?
— Понимаю, о чём вы. Но сегодня выходной, а персонала у нас не слишком-то много. Ну что, будем тут стоять, или зайдёте и расскажете, что на этот раз покалечили наши подопечные?
Следуя за Фридой Ван-Хорнер на второй этаж, детектив Хотсон обратил внимание на окна, замазанные белой краской почти до самых форточек. На некоторых из них были рисунки — обычные детские каракули, некоторые оказались исписанными непристойностями вперемешку с «мама, забери меня отсюда, я буду хорошим!» и «все семьи — полное дерьмо!».
— Не успеваем всё отмыть, — проследив за взглядом детектива, пояснила старший администратор Ван-Хорнер. — Вообще, наша главная задача — следить, чтобы маленькие бездельники не проколупали в краске дырок. Вчера, к примеру, мне пришлось разбираться с владельцем крутой машины. Уж не знаю, кто там на неё глянул, но бедолаге испарили колёса, нафантазированные в «Индастри-Дейк». Я не могу винить детей: им охота поглазеть на улицу, но счёт за убытки вышел немаленьким. Нам сюда.
Она распахнула дверь, такую же убогую, как и всё здесь. Вообще, за время недолгой прогулки Бен успел пройти все стадии: от недоумения до тошноты. Коридоры с линолеумом, на котором уже успели протереться дыры; дешёвая краска на стенах; слепые окна с просьбами к родителям и проклятьями, адресованными им же... И здесь живут дети?
— Знаю, о чём вы думаете, — взгляд у Фриды Ван-Хорнер внезапно оказался чуть ли не тяжелее, чем у следователей из финансового отдела, обнаруживших многомиллионную растрату. — Но здесь всё настоящее, детектив. Ни следа иллюзий, ни грана фантазии. Что есть — то есть. Вы представляете, сколько стоит настоящая, невыдуманная краска? Или обои?
— Нет, — видимо, на лице Бена отразилось лёгкое замешательство. Ван-Хорнер удовлетворённо кивнула:
— И никто из внешнего мира не представляет. Здешних называют слепышами или чем-нибудь ещё похуже, но уж поверьте — свет не видывал таких глазастых мерзавцев. Они разгонят вам любой морок.
— Неужели действительно любой?
Фрида тяжело вздохнула:
— Детектив, похоже, вы, как и многие, подобные вам, не представляете себе сути проблемы. Дело не в том, что ребятки, больные синдромом невидения, жаждут разбить все грёзы разом и раздолбать мировую экономику, построенную на замечательных, дорогих миражах. Дело в том, что они взаправду не видят наших иллюзий. Совсем. Ноль. Их глазам предстаёт катышек собачьего дерьма вместо роскошной статуэтки, навоображённой из этого самого дерьма. Без специальных приспособлений они не могут ходить по выдуманным мостам, потому что для них этих мостов не существует. Там, где другие будут спокойно жить в нафантазированной многоэтажке, они грохнутся с высоты тридцать метров, стоит им на секунду снять с глаз эфемериду. При этом проломят потолки всем нормальным людям и вообще посеют ужас и хаос. Пока ясно?
— Похоже, я не первый, кому вы читаете лекцию, — против воли усмехнулся Бен.
— Разумеется. И мне это порядком, скажу я вам, поднадоело. Но вы уяснили принцип?
— Вполне, мэм. Вы очень... ярко описали все эффекты. А почему же тогда экономика всё-таки летит в Великое Ничто, стоит ребятам снять эфемериду?
— Потому что через некоторое время истинное обличье вещи начинают видеть все. Такова сила синдрома невидения, названного, как по мне, абсолютно неверно. Я бы сказала, что эти детишки больны синдромом истинного видения. Вы когда-нибудь представляли себе, как выглядят, к примеру, ваши брюки в истинном варианте?
— Нет. А вы... знаете?
Ван-Хорнер колко улыбнулась:
— Нет. Я нормальная. Но если хотите — я позову любого из наших... и если что, у нас имеются запасные штаны всех размеров.
— Хочу, — серьёзно ответил Бен. — Но смотреть желательно не на мои штаны, спасибо.
— А на что же?
— На статуи. Великолепные скульптуры, о да. Мне... полиции крайне интересно, из чего же они сделаны на самом деле.
***
На объяснение ситуации ушло минут двадцать, при этом губы Фриды сжимались так, что воспалённое сознание детектива Хотсли живо представило, как старший администратор Ван-Хорнер пожирает их и остаётся с выступающими из-под носа зубами. Затем женщина кивнула и холодно осведомилась:
— Вы понимаете, какую травму наносите детской психике? И без того, прямо скажем, находящейся не в идеальном состоянии.
— Я понимаю, что Август Стонер — серийный убийца, — в который раз монотонно произнёс Бен.
— Это не доказано.
— Да! И я не могу привлечь к экспертизе взрослого слепы... простите, человека с синдромом-как-там-его. А времени мало. Через девять часов он уедет. Совсем.
— И что, в другом городе его не смогут арестовать?
— Я боюсь, что... — из глаз снова полились слёзы, Бен раздражённо махнул носовым платком, — простите. Мы боимся, что жертв будет больше. Свои... шедевры Август создаёт в поездках. Как правило, его сопровождает какая-нибудь из поклонниц. И потом этих девушек не могут найти. Вы понимаете?
Фрида Ван-Хорнер тяжело вздохнула:
— Да, понимаю. Хорошо, подождите.
Она вышла, плотно прикрыв за собой дверь. Бен тупо уставился на стену, покрытую такой же дешёвой краской, как и коридор. Точнее — дорогой краской. Безумно дорогой. Настоящей.
Неужели настоящая жизнь действительно так... уродлива? И слепыши обречены весь свой срок разглядывать лишь убожество, лишены возможности насладиться прекрасным? По-настоящему прекрасным. Или по-фальшивому?
Мысли текли вязко, Бен устало прикрыл глаза, отказываясь вглядываться в настоящее, не облагороженное человеческой фантазией. Нет уж, его мир не настолько мерзок, в нём есть место красоте. Даже детектив в состоянии навоображать хотя бы яркую ленточку, чтобы прицепить её на куст возле дома...
— Спите? — резкий голос Фриды Ван-Хорнер ворвался в плавный поток, уносящий детектива Хотсли куда-то в сказочную страну.
— Просто устал. Извините, — глаза пришлось открыть. Старший администратор Ван-Хорнер вернулась не одна: рядом с ней стояла девочка лет одиннадцати-двенадцати. Встрёпанный, долговязый, некрасивый подросток с прыщами на лбу и подбородке, с накрашенными чёрным лаком ногтями и ободранными коленками. Платье воспитанницы интерната удивительным образом не шло девчонке, а вот коротко обрезанные тёмные волосы были густыми и обещали со временем превратиться в роскошную копну. По-настоящему роскошную.
Детектив привык при встрече смотреть людям прямо в глаза, но сейчас сделать это не было никакой возможности: глаза девочки скрывала повязка, переливающаяся всеми оттенками радуги и время от времени вспыхивающая яркими огоньками. Эфемерида, позволяющая людям с синдромом невидения не разваливать мировую экономику.
— Это Рикарда Фэй Гальярдо, — представила девочку старший администратор Ван-Хорнер.
— Привет, Рикарда Фэй, — осторожно произнёс детектив Хотсли.
— Можно просто Рика, — отозвалась девочка. Голос был низким, с лёгкой хрипотцой, иногда свойственной подросткам. — Я должна посмотреть на статуи, которые, возможно, расчленёнка?
— Ну... в общем и целом, да, — Бен почувствовал себя несколько неловко. Одно дело, когда ты задумал использовать ребёнка-слепыша и всё для себя расписал, и совсем другое — когда ты сталкиваешься с исполнителем лицом к лицу. Просыпается некий рудимент, обычно отсыхающий у детективов и именуемый совестью.
— Занятно. Поехали?
— К твоим родителям?
— Нет, — подала голос Фрида Ван-Хорнер, а Рика спокойно и холодно добавила:
— Они отказались от меня. Совсем. Отписали все права государству в лице интерната. Так что мисс Ван-Хорнер нынче мой опекун, и она приняла решение. Валяйте, везите меня прямиком к мертвякам, йоу!
— Рикарда! — впрочем, настоящей строгости в голосе администратора Ван-Хорнер не слышалось. — Веди себя пристойно. Как её опекун, я должна находиться рядом, и от этого права — оно же обязанность — я не откажусь. Но это и впрямь экономит кучу времени, детектив Хотсли. Вы не согласны?
— Я... согласен. Да. Вполне. Прошу за мной.
Спускаясь вниз по обшарпанной лестнице, Бен Хотсли старался не глазеть на макушку идущей впереди девчонки. Но заколка от эфемериды неизменно притягивала его взгляд.
***
— Право, господа, я не понимаю, — позу оскорблённой невинности Август Стонер умел принимать очень хорошо. И голос звучал непринуждённо: приятный баритон, приводивший в экстаз поклонниц во время многочисленных интервью. Впрочем, как говорили злые языки, умение подавать себя у известнейшего скульптора было в крови — ещё с тех самых пор, когда он переписал мастерскую своего учителя на себя и умудрился выиграть суд, доказав, что старик в здравом уме и трезвой памяти сделал ученику подарок.
— Если вы хотели посетить мою выставку, но не смогли достать билеты — сказали бы мне, я всегда готов к сотрудничеству с правоохранительными органами...
— Во треплется, — резко и безапелляционно выдала Рика, стоящая позади Бена Хотсли и вертящая всё это время головой по сторонам. — Мой папаня так же лапшу на уши вешал. Особенно социальным службам: мол, не бил я никого, детишки сами споткнулись. Верили, пока младший с лестницы не навернулся.
— А ты кто, милое дитя? — в бархатном голосе появились едва заметные шероховатости. — Кого вы привезли, детектив Хотсли? Дочку?
— Эксперта, — сухо отвечал Бен. — Вот ордер на осмотр ваших скульптур. Я имею в виду, оснований скульптур. Того, из чего они сделаны на самом деле. Покажете сами?
— Что? — баритон внезапно стал визгливым. — Детектив, вы в своём уме? Вы представляете, сколько сил и воображения я вложил в каждую из них? Не смей... что ты делаешь, тварь? Уберите её, немедленно уберите, засуньте в Великое Ничто!
Хотсли рывком обернулся и медленно выдохнул: Рика сняла эфемериду.
Глаза у неё оказались самыми обыкновенными: светло-карими, чуть прищуренными, с чёрными короткими ресницами. Сейчас зрачки этих глаз расширились. Рика шёпотом выдохнула: «Йоу!» — и пошла вперёд, пошатываясь, будто пьяная.
— Прекратите, говорю вам! Отвернись, ты, сучья шалава!
Бен машинально перехватил занесённую руку великого, известнейшего, знаменитого на весь мир скульптора. Машинально выкрутил её, не обращая внимания на визг. А Рикарда Фэй всё шла и шла вперёд, губы её шевелились, но слов детектив Хотсли разобрать не мог.
— Сейчас, — буркнула мисс Ван-Хорнер, — сейчас всё увидите. Эта девчонка взглядом дыру в плотине прожечь может.
— Не трогайте! Мои бесценные статуи! Не смейте, они ведь прекрасны! Ну посмотрите же, они прекрасны!
— Угу, — еле слышно пробормотала Рика, — прекрасны. Ох ни хрена ж себе, насколько прекрасны. Ну словно моя мамуля с похмела. Сейчас...
И Бен увидал, как корчится в судорогах воздух.
Другого сравнения он подобрать не мог. Пространство колыхалось, будто издавая беззвучный крик боли, а затем скульптура, изображающая морскую деву, начала слоями опадать на пол.
— Не надо... — в голосе Августа Стонера слышались слёзы. — Пожалуйста... не надо.
Белизна мрамора уступила место серому камню, а тот — гнилой плоти, которая тут же полезла с костей, обнажая скелет. Пахнуло смрадом разложения. Скелет пошатнулся на пьедестале и с грохотом обрушился на пол; череп отлетел и покатился под ноги Хотсли, подскакивая на гладком полу.
— Дальше? — спросил Бен, встряхнув рыдающего скульптора. — Дальше, паскуда, или сам?
— Зачем вы так? — Стонер задыхался. — Обычные девчонки, они обрели второе дыхание, можно сказать, бессмертие. Они были счастливы, служа основой для великих творений! Они сами согласились на это, сами!
Рика повела головой, и розовый мрамор на целующейся парочке вспучился, словно перемалываемая в мясорубке плоть.
— Хватит! Я сам, дальше я сам! Будьте вы прокляты, дилетанты, мерзавцы, слепцы, не видящие сути!
— О нет, — хрипло произнёс Хотсли, — суть эта девочка как раз видит...
***
Останки жертв проявлялись, будто в безумном, искривлённом калейдоскопе, и Бен Хотсли не отследил момента, когда Рика Фэй Гальярдо пошатнулась и осела на руки Фриде Ван-Хорнер. Та подхватила девочку, обожгла детектива Хотсли злым взглядом и нацепила на глаза подопечной эфемериду.
— Не поможет, — слабо улыбнулась та. — Всё равно... там... уже все видят.
— Зато ты не уничтожишь штаны герою и злодею, — пробурчала старший администратор Ван-Хорнер. — И куда вы, подростки, всё время глядите?
— Ага, — Рика была белой, словно мел. — Ладно, детектив, дальше вы уже без меня, договорились?
— Конечно, — Хотсли промедлил всего несколько секунд, прежде чем подать руку — снова защипало глаза, и пришлось в который раз протереть их платком. Этого времени хватило: Ван-Хорнер и Рика развернулись и направились к выходу. Рука Бена зависла в воздухе.
Ничего. Он обязательно навестит эту девчонку. Поведёт её куда-нибудь... куда-нибудь в развлекательный центр. Чтобы она увидала: мир иллюзий скрывает не только трупы.
Или на берег моря. Там она сможет снять эфемериду. Никто не будет глазеть на неё, будто на урода.
Бен произнёс про себя короткую молитву, прося Великое Нечто, чтобы хоть море где-нибудь в диком углу оказалось настоящим, и вернулся к рыдающему скульптору. Отныне раз и навсегда — к обвиняемому.
Надо обязательно навестить Рику. Ей ведь будут сниться кошмары. Бену, когда он начал работу, снились. Существуют специальные методики для снятия стресса...
Ей понравится быть детективом.
В конце концов, у неё ведь нет другого выхода.
