Глава 1Я – Драко Малфой. Мне девятнадцать лет. И я сейчас в шкафу. Да, прячусь. Нападение? Точно!
– Длако! – я слышу, как дверь распахивается и ударяется об стену.
Вот и пришла моя смерть.
Шаги стихают, затем звонкий детский голос, зовущий меня, заставляет вздрогнуть.
– Длако! – топот маленьких ножек то удаляется, то приближается к шкафу.
Да, моя смерть – это моя бешеная троюродная сестренка Кассиопея, которая пытается заставить меня играть с ней в снежки и лепить снеговиков.
А я, мягко говоря, не люблю все эти дела. Снег, холод, праздничное настроение – которого у меня и в помине не было, – горячий шоколад, вечер с семьей, мандарины, да и сам Новый год.
Непонятные звуки, – и всё резко стихает.
Может этот крохотный монстр оставил поиски и уже ушёл? Пожалуй, надо всё-таки перестраховаться и посидеть тут в сложенной-в-три-раза позе ещё немного.
– Насла-а! – я вздрогнул от громкого и радостного возгласа и ударился о стенку шкафа, когда дверца неожиданно открылась.
Опасливо и медленно поворачиваю голову на голос и вижу эти глаза: голубые, такие светлые, чистые и по-детски невинные. Всегда казавшиеся прекрасными глаза моей маленькой сестренки сейчас пугали меня больше, чем взгляд Волдеморта.
Просящие. Как у маленького котика.
Че-ерт!
– Надень шапку, Кассиопея! – крикнул я убегающей девочке вслед, застегивая пуговицы теплой мантии. Под ногами хрустел снег – мне это не нравится.
Мой взгляд опустился на непослушную пряжку, которую я никак не мог зацепить.
Мои мысли вдруг взболтнулись, голова закачалась, а ноги не удержали меня от неожиданности, и я повалился на мягкий снег. Смех Кассиопеи разнесся эхом в тихом дворе нашего поместья.
– Я слепила такой клепкий снезок, сто ты упал, – а я потирал ушибленный висок, не веря, что такая маленькая, хрупкая девочка своим снежком повалила меня на землю.
Второй снежок полетел мне прямо в голову, а я и не додумался уклониться.
– Кассиопея, хватит! Я сказал, что просто выйду на улицу, а не буду играть с тобой!
– Но если ты высел на улису зимой, ты не мозесь не поиглать снегом! – уверенно ответила она, кидая в меня третий снежок.
Я увернулся и довольно ухмыльнулся. Словно это было большим достижением… Вот идиот!
– А я могу. Кассиопея, прекрати! – я встал и отряхнулся, пытаясь одновременно уворачиваться от снежков проворной девочки.
– Длако, сколько тебе лет? – на секунду перестав лепить снежки, спросила она.
– Девятнадцать. А что?
– Мама говолила, сто в снезки не иглают только сталые. А ты есе маленький ведь. Посему тогда ты не иглаешь?
– Я не маленький и никогда не собираюсь играть. Эй, хватит! Больно ведь, – я подошел к ней и попытался схватить за руку, но она увернулась и запустила снег мне прямо в лицо.
И не сказать, что ей всего четыре годика.
Я вытер лицо от снега и погнался за девочкой. Она с криками и смехом убегала, ни разу так и не упав, в отличие от меня. Я чувствовал себя полным идиотом. Честно.
Удача явно на ее стороне. Да и все остальное тоже.
Уже через пятнадцать секунд я поймал Кассиопею за живот и держал ее, перевернув вниз головой. У меня своеобразное проявление любви, а я люблю эту малышку, но люблю по-своему. А она всё не переставала смеяться.
– Ты сказал, что не будешь иглать никогда, но узе иглаешь. Мама всегда говолила, никогда не говоли "никогда".
– Твоя мама прямо книга мудростей, – усмехнулся я, и заметил ее непонимающий, задумчивый взгляд.
– Мама не говолила, сто такое «мудлость», – девочка вмиг посерьезнела, услышав незнакомое слово. А меня заставило улыбнуться её выражение лица.
Я, не ответив, слегка покачал Кассиопею из стороны в сторону, наблюдая, как она снова со смехом хватается за шапку и натягивает ее, чтобы та не упала. Её челка, под нажимом шапочки, закрыла глаза, и мне осталось наблюдать за её смеющимся ротиком.
Я мягко опустил Кассиопею на снег и позволил себе лечь рядом.
– Давай делать снезных ангелов! – с азартом воскликнула она, уперев свои ладошки в варежках мне в грудь.
Её шапка сползла набок, белокурые волосы беспорядочно разметались, придавая этим естественное очарование. А глаза так сияли надеждой, что я не смог отказать ей. Не сейчас, когда вера этой маленькой девочки в чудеса не угасла. Нет, даже если я считаю это всё глупым.
После часа игры в снежки, создания ангелов в снегу и лепки снеговиков разных типов – в которых девочка была знатоком, – мы вернулись в поместье.
– Я замелзла и хочу голячий соколад! – сказала она, дергая меня за рукав.
Ну, что я могу сделать против её умоляющих голубых глаз и настойчивого тона? Точно – ничего, кроме согласия.
– Нам один горячий шоколад…
– Псс! Длако… – громкий шепот моей сестренки прервал меня и заставил нас – меня и официантку – вопросительно уставиться на нее. – Ты навелно забыл, сто надо говолить два. Нас ведь двое, – серьезно произнесла она, с трудом оттопыривая два своих пальчика.
– Вообще-то я не буду пить горячий шоколад, я его не люблю.
Глаза Кассиопеи удивлено округлились, когда она услышала мою реплику.
– Но такое невозмозно! Все любят голячий соколад! – возмутилась она, выставив ладошку вперед. Эта девчонка не успокоится, пока не докажет своё. Поэтому…
– Да-да, я ошибся. Нам, пожалуй, два горячих шоколада и…
– Бисквиты! – счастливо воскликнула она, хлопнув в ладоши.
Через две минуты нам принесли заказ. Я поморщился, посмотрев на свою чашу темно-коричневой жидкости, и перевел взгляд на сестренку. Та уже довольно прихлебывала из своего бокала, не обращая ни на что внимание.
Я просидел так некоторое время, просто наблюдая, как она довольно жмурится, делая глотки шоколада. Кассиопея подняла свои очаровательные глазки и вопросительно уставилась на мой бокал.
– Ты почему не пьешь? – в ответ молчанье. – Пей! – я послушно поднял кружку ко рту и сделал первый глоток жгучей, густой жидкости.
Она захихикала, глядя, как я кривляюсь.
– Как это можно пить?! – наигранно возмутился я, в душе с удивлением понимая, что вкус довольно-таки приятный.
– Смотли, – Кассиопея наклонилась ко мне и маленьким пальчиком указала куда-то позади меня. Я обернулся и сначала не понял, на что она мне пытается показать. Но, поняв, сразу нахмурился.
– Вы с ней похожи.
– Чем же это? – возмутился я, презрительно скривив губы. – Мы с ней совершенно не похожи, – кинув быстрый взгляд, я утвердился в этой мысли.
Длинные густые каштановые волосы, карие глаза, мягкие черты лица, грязная кровь – всё было совершенно противоположным.
– Я визу, сто у неё длугого цвета волосы и глаза. Я не об этом говолю! – с упреком сказала мне моя маленькая сестренка, закатывая глаза. – Она тозе не любит иглать и не велит в чудеса.
Меня словно по голове стукнули. Я смотрел на девочку во все глаза, не веря, что она мыслит шире меня.
– По вам слазу видно, что вы… э-м-м… зануды! Посли! – она соскочила со стула и потянула меня, крепко схватив своей крохотной ладошкой два моих пальца.
– Куда? – воскликнул я пораженно, но всё же позволяя ей управлять моим маршрутом.
– Пливет! – радостно крикнула Кассиопея, подойдя к тому самому столу, на который она указывала.
Девушка вздрогнула и медленно подняла голову на голос. Затем выше, на меня.
– Ну, здравствуй, Грейнджер! – с сарказмом произнес я и ухмыльнулся, пытаясь скрыть за этим всю неловкость ситуации. Она ничего не ответила, продолжая изумленно смотреть то на меня, то на Кассиопею.
– Так ты знаес эту девочку? – сестренка сложила свои губки в форму «о» и мило похлопала глазками.
– Да, мы учились с ней на одном курсе. Не так ли, грязнокровка?
– Тебя зовут Глязнокловка? А я – Кассиопея! – она протянула свою ладошку, а я рассмеялся в голос.
– Заткнись, Малфой! Нет, меня зовут Гермиона. Рада знакомству! – гриффиндорка покраснела, но протянула свою руку и пожала маленькую ручку девочки.
– А-а, всё понятно, – кивая и глядя на меня и на Грейнджер, понимающе сказала Кассиопея.
– Что? – хором спросили мы.
– Вы длуг длугу нлавитесь, да?
– ЧТО? – снова одновременно воскликнули мы и отчаянно замотали головами, глядя на нее. Затем наши глаза встретились, и мы оба нахмурились. Я перевел взгляд на сестренку.
– С чего ты вообще взяла это?
– Мама всегда говолила, если мальчик и девочка лугаются, значит, они нлавятся длуг длугу, – и, по-собственнически сев на стул возле Грейнджер, продолжила. – У тебя класивые глаза. Теплые. Когда холодно, в них мозно глеться, – и так улыбнулась, словно это была её родная сестра.
Грейнджер смутилась, заметно покраснела и на секунду опустила взгляд. Я рассмеялся внутри, наблюдая за ней. Ну что за детскость? Ужасно глупо, но… довольно мило.
Я возвел глаза к небу и покачал головой, удивляясь своим мыслям.
– Зато у тебя не просто красивые глаза и улыбка, но и душа самая прекрасная. Оставайся такой же! Не будь похожа на… своего брата.
– На Длако? Он холоший, честно!
– Значит, он только хочет казаться плохим… – и с этими словами Грейнджер перевела смеющийся взгляд карих, теплых – как выразилась Кассиопея – глаз на меня.
– А сто ты пьешь? Сто это? Фу, как неплиятно пахнет! – только заглянув в чашку гриффиндорки, она замахала ладошкой и отодвинула чашку дальше от себя.
Я ухмыльнулся, продолжая все так же стоять, и сложил руки на груди.
– А мне нравится кофе!
Мне, кстати, тоже.
– Класавица, дайте нам есе один голячий соколад сюда! – крикнула она официантке, стоящей у дальнего столика. Та лучезарно улыбнулась и кивнула.
Кассиопея умеет общаться с людьми.
– Нет-нет, я не люблю горячий шоколад, – замотала головой Грейнджер, но замолчала, увидев слегка склоненную голову девочки и игривый взгляд.
– Длако тозе говолит, сто не любит. Но я увелена, ему понлавилось.
Моя бывшая однокурсница закусила губу и сложила руки на столе в «замок».
– М-м… А это не так плохо, как я думала, – промычала она, делая глоток с закрытыми глазами.
– Длако, плинеси наси часки и садись сюда, – приказала мне сестренка, похлопав по соседнему стульчику.
Я обреченно вздохнул и краем глаза заметил, как улыбнулась Грейнджер. Недовольно фыркнув, я поплелся выполнять указания.
Эта девочка единственная, кто может заставить меня сделать всё, что только пожелает. Я бессилен перед её чарами.
Я долго думал, прежде чем поставить чашки на стол и сесть самому. Словно этим действием решал забыть все обиды и ссоры между мной и грязнокровкой.
Грейнджер. Теперь только Грейнджер. Я сел, и теперь, казалось, не могу называть её грязнокровкой.
Я заметил её насмешливый и изучающий взгляд. Услышал, как она хмыкнула, когда я, закатив глаза, сел.
Особи женского пола беседовали около двадцати минут. Я же смотрел либо себе в чашку, либо в окно. И не мог поверить, что сижу за одним столом с невыносимой заучкой Грейнджер.
На улице большими хлопьями медленно падал снег. Тонкий морозный узор покрыл стекло по краям. Все было настолько белым, что глаза резало. Да, я не вижу в зиме, в Новом году ничего красивого. Меланхоличный? Может быть.
Ликующее «А!» вернуло меня за этот столик Хогсмидского кафе.
– Как класи-иво! – пропела Кассиопея, схватившись ладошками за лицо и глядя в окно. – Пока мы пили соколад, так много снега появилось! – она с горящими радостью глазами посмотрела на меня, но, не увидев ответной лучезарности, перевела взгляд на Грейнджер. Я тоже посмотрел.
Она тоже была не восхищена этим. Не зря Трелони когда-то сказала, что Грейнджер сухая, как листы книги. Хотя, я тоже далеко не ушел. И в этот момент приходит понимание, что Кассиопея была права. Даже очень – мы похожи. Это пугало.
– Тебе тозе не нлавится снег? – огорченным голосом спросила девчушка, заискивающе глядя на гриффиндорку.
– Ну… Я, понимаешь… – та замялась, глядя в погрустневшие глаза своей собеседницы. А у меня защемило сердце.
Хватит печалить малышку, верящую в чудо. Да, будь это кто-то другой, я бы сам растоптал его чувства и надежду, но дело касается моей сестренки.
– Касси, Грейнджер нравится снег. Даже очень. Я видел, как она ела снег прямо с земли, когда никто не смотрел.
– Плавда? – глаза девочки округлились до таких размеров, мне показалось, что они занимают сейчас почти пол лица. Зато в них появилась радость и надежда.
– Да. Если захочешь, она может показать тебе это прямо сейчас. Но только тебе! – сказал я, поднося указательный палец к губам. А глаза Грейнджер сейчас стали не меньше, чем у Кассиопеи. И тоже надежда. Надежда на то, что я скажу, что пошутил.
– Ты мне показес? Честно? – сестренка хлопнула в ладоши и не сводила ожидающего взгляда, пока Гермиона обреченно не кивнула. – Ула! Послите на улицу! – она ловко спрыгнула с высокого для нее стула, и побежала к двери, на ходу обворачиваясь шарфом и надевая шапку. – Быстлее!
Грейнджер бы убила меня сейчас, если бы не её влюбленность в мою сестренку. Я чувствовал это отчетливо, когда она смотрела на меня и беззвучно шептала: «Я тебя убью!». Или она прошептала «Я тебя люблю»? Хотя, о чем я? С таким выражением лица невозможно говорить подобное.
Я криво ухмыльнулся в ответ и встал, застегивая пуговицы на мантии.
– Придется потерпеть, Грейнджер. Она верит в чудо. И не порть, пожалуйста, ей праздник.
– А почему ты не сказал, что сам ешь снег? – зло прошипела девушка, тоже вставая и обвязывая горло шарфом. – Или нельзя было просто не добавлять, что я ем снег?! Ненавижу снег! И тебя тоже, – бурчала она, а мне напомнила просто разозленного маленького ребенка. Мерлин, что за детский сад меня окружает?
– Просто, к слову пришлось. Не злись, – пожал я плечами и, толкнув дверь, подождал, когда Грейнджер выйдет.
Что это на меня нашло?!
Похоже, она подумала о том же.
– Тебе не сладко придется, – ответил я на её вопросительный взгляд, и коротко рассмеялся. А Грейнджер снова разозлилась. Жалко её. И всё благодаря мне. Я был доволен, даже очень.
Она раздражено покачала головой и вышла.
А Кассиопея со смехом уже убегала от маленького мальчика. Она явно будет иметь успех у противоположного пола, когда вырастет. Я улыбнулся ей. И только сейчас заметил, как Грейнджер смотрит на меня.
Да, Грейнджер, я тоже умею улыбаться.
– О, Гелмиона! – с этими словами моя девочка размахнулась и кинула снежок в Грейнджер, которая смотрела в это время на меня.
В какой-то момент мне показалось, что она сейчас убьет малышку. Но я просто рассмеялся.
– Давай, Гелмиона, поес снег!
– О-о! Она ест снег? – резко остановившись, изумленно спросил мальчик, который только что гнался за Кассиопеей.
– Да! – качая головой, она говорила это так, словно гордилась своей дочкой, научившейся ходить в пять месяцев. И, набрав в маленькую ладошку горстку снега, девочка подошла к Грейнджер, которая нервно кусала свою нижнюю губу. – Я думаю, этот снег вкусный. И есе он чистый!
– Мне кажется, это не имеет значения. Грейнджер ест любой снег, даже грязный, – и, словно раскрывая тайну, я наклонился и продолжил громким шепотом. – Она просто жить не может без снега!
– Малфой! – крикнула вышеупомянутая, грозно нахмурив брови и уперев руки в бока, а-ля «тебе не жить». Мне показалось, что я умираю. По крайней мере, это должно было произойти, потому что невозможно, чтобы этот взгляд не убивал. – Я тебя убью, придурок ты недоделанный! – гриффиндорка выставила свой указательный палец вперед, не сводя своего «смертельного» взгляда.
И тут же глаза испуганно расширились и в страхе уставились на меня. А я схватился за горло и, застонав, повалился на колени.
– О нет, Грейнджер, остановись! Нет, мне больно! – я чувствовал ошарашенные взгляды окружавших меня людей, и завопил еще больше, упершись одной ладонью в снег. – Нет, пожалуйста, остановись! Ты ведь меня убиваешь!
Мужчина лет тридцати, проходивший неподалеку, стремглав приблизился ко мне и сел рядом. Затем перевел быстрый взгляд на Грейнджер.
– Молодая ведьма, будьте так добры, не причиняйте ему боль! – сурово сказал он, придерживая меня за плечи.
– Но я… – испугано начала было отчитываться она, но осеклась, глядя, как я трясусь и опускаюсь все ниже и ниже, пока не коснулся лбом земли, усыпанной снегом. – О, Мерлин! – я услышал её вскрик, полный паники, и быстрые шаги, приближающиеся ко мне.
А я не мог остановить себя, не смотря на начинающуюся боль в животе.
– Что же я наделала?!
– Длако… – до меня долетел заплаканный голос Кассиопеи, и это заставило меня встрепенуться.
Я поднял голову, и, наконец, дал душившему меня изнутри смеху пролиться звонким хохотом.
– Малфой?.. – я специально не обращал внимания на Грейнджер, которая начала понимать, что происходит.
– Малышка, со мной все в порядке. Иди ко мне, – я, всё еще посмеиваясь, протянул руки к моей маленькой девочке, которая сильно испугалась.
– Ты что, издевался над нами? – злость вскипела в венах, смешиваясь с грязной кровью, и Грейнджер встала, грозно зашипев и медленно надвигаясь на меня.
– Нет, просто больше не будешь говорить «я тебя убью», – невозмутимо ответил я, под конец скорчив рожицу, которую она спародировала до того смешно, что я невольно прыснул и на секунду закрыл лицо.
Она не должна видеть, как я улыбаюсь! Всё, Драко, возьми себя в руки!
– Ты улыбаешься… – кажется, она была очень изумлена этим фактом, и её аккуратный ротик слегка приоткрылся, а карие глаза остановились на моих губах.
Что, черт возьми? Аккуратный ротик? Это я подумал об этом?! Мерлиновы кальсоны, надо стереть эту довольную улыбку с лица, может тогда и глупые мысли покинут мою голову!
Я не нашел, что ответить ей. Поэтому просто смотрел на нее, перестав улыбаться.
– Длако, ты меня напугал! – грустно надув губки, пролепетала Кассиопея, подходя ближе.
– Извини, Касси. Я просто хотел показать Грейнджер, что не надо кидаться громкими словами, – и я невольно снова улыбнулся, посмотрев прямо на гриффиндорку.
Какой черт играет в такую злую шутку со мной?!
Зато Грейнджер обалдела еще пуще прежнего.
Мило. Я быстро убрал улыбку и лицо заволокла пелена холода, отстраненности.
– Жуй снег! – процедил я, протягивая к Грейнджер ладошку Кассиопеи со снегом.
Драко возвращается.
Она возмущено посмотрела на меня, затем перевела взгляд на ладошку, и выше, на девочку с надеждой в голубых глазах. Грейнджер скривилась от безнадежности и, приподняв голову, тихо застонала. Мне показалось, что еще чуть-чуть, и она топнет ногой или запрыгает на месте.
И сам же тихо прыснул от картины, так бережно подсунутой моим воображением.
Спасибо тебе.
– С каких пор ты стал так часто улыбаться? – язвительно поинтересовалась Грейнджер и, не глядя, приняла снег от девочки. Я пожал плечами.
Она тяжело выдохнула сквозь слегка сомкнутые губы.
Как красиво они надулись.
Я закрыл глаза и чуть мотнул головой, отгоняя от себя эти глупые мысли. Что со мной происходит? Ладно, достаточно себя корить за что-либо. Сегодня, в конце-то концов, Новый год! И я могу себе позволить что угодно. Но только один день!
– Ешь, – спокойно сказал я, приподнимая её руку ко рту.
– Спасибо тебе за все, Драко Малфой! – пробурчала она, и совсем тихо добавила. – Чертов придурок!
– Я все слышу, Грейнджер. Ешь, – таким же тоном сказал я, проявляя удивительную непоколебимость.
Похоже, мои мысли пришли в порядок, когда я позволил себе совершать всякие глупости сегодня. Да.
А снег стремительно падал с неба, зарываясь в длинные волосы Грейнджер, которые, казалось, посветлели с последней нашей встречи. Изумительно, давно такого снегопада не было в наших краях.
Я снова перевел взгляд на девушку. Она морщилась, глядя на снег, а затем, крепко зажмурившись, быстро набила полный рот снега.
Если сказать, что я был в шоке – ничего не сказать. Потому что я не думал, что её оставили последние остатки разума, и что она всё-таки решится СЪЕСТЬ СНЕГ!
Какого черта ты делаешь, Грейнджер?!
Зато Кассиопее и её новому дружку представление явно нравилось. Это можно было с легкостью понять по их восторженно-приоткрытым ртам и выпученным от радости глазам. Да. Теперь мне и вправду стало жалко Грейнджер.
– Грейнджер, у тебя мозгов, как у куры! – я расхохотался в голос, наблюдая, как она давится снегом и приоткрывает глаза.
Ты в недоумении? С чего вдруг? Думала, что есть снег, если я это сказал, обязательно?!
– Я бы никогда не стал есть снег, даже для Касси! – девушка выплюнула оставшуюся во рту холодную «еду» и, вытерев рот рукой –
кстати, довольно мило она это сделала – грозно сузила глаза.
– А как же «она верит в чудо» и «не порть ей праздник»?! Ты гадкий, мерзкий хорек! И я заставлю тебя отведать этого «чуда»! – я рассмеялся, но смех повис в воздухе, а я – замороженный – упал на землю.
– Ха! – Грейнджер медленно подошла ко мне, покручивая в руке волшебной палочкой. – Теперь твоя очередь, – взяв в руки пригоршню снега, она легко затолкала его мне в «смеющийся» рот. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним, не так ли? – девушка коварно усмехнулась и, сощурив глаза, начала обмазывать моё лицо снегом. – Да, вот так вот! Как хорошо-о!
***
Мы снова втроем сидим за столиком в кафе. Нет, Грейнджер я не убил. Пока.
Она взяла с меня обещание, что я её не трону. Но! Я скрестил замороженные пальцы… в голове. Кстати, снег не вкусный! Зато это доставило много смеху Кассиопеи и Тому, тому самому дружку.
Грейнджер, ты смертница!
Я не сводил мстительно-злобного взгляда с неё всё время. Хотя, если посмотреть на всё со стороны – мы квиты. Но ведь я на то и Малфой, чтобы смотреть на ситуацию только со своей позиции. Поэтому я еще отыграюсь, Грейнджер!
***
– А тепель мы слепим одного снеговичка, да?
– Нет! – в голос воскликнули я и Грейнджер.
– Ну, чего вам стоит-то? – заныла Кассиопея, только выйдя на улицу.
– Уже половина восьмого, мне пора идти домой, – неуверенно начала девушка, оттягивая рукав мантии, чтобы взглянуть на часы, хотя время она и без того знала. – Поэтому… Кассиопея! Не смотри таким взглядом на меня, так не честно!
– Но я хочу поиглаться с вами! – она состроила обиженное личико. Снова. Вынуждая меня чуть ли не выть в голос от безысходности. Слава Мерлину, я не один, и есть такая опора, как Грейнджер. Да, и я это признал!
– Касси, уже достаточно! Ты и без того заставила меня сегодня сделать столько всего, что я бы никогда не сделал! И чего не сделали бы никогда со мной… – я многозначительно посмотрел на Грейнджер, а она подавила смешок, я это видел. – Ты ведь прекрасно знаешь, что ни я, ни Грейнджер не любим снег, и вообще Новый год!
– Я плосто не понимаю, как это мозет быть! Вы только оглянитесь! Посмотлите дусой, а не… чем вы там смотлите обычно?! – эта маленькая девочка с таким чувством говорила это, что я, как и Грейнджер, нехотя повиновался её просьбе и был поражен.
Каждый дом, каждое здание, будь то кафе или магический офис, было разукрашено под стать празднику. На каждой двери венок. Вон на той, к примеру, почти стандартный: зеленый круг из веток елки, на котором были подвешены красные и синие шары, перекатывающиеся сами по себе из стороны в сторону. А вот у того окна стоит невысокая елка, которая громко и задорноо поет песенку «Jinglle Bells», широко разевая двумя ветками, словно это рот.
Над крыльцом соседнего дома взрываются маленькие салюты, складывающиеся в миниатюрные разноцветные буковки: «Happy New Year».
А в офисном здании напротив красная шляпа Санта Клауса, подвешенная в воздухе, поздравляет с наступающим Новым годом каждого прохожего.
Поодаль стоит группа гоблинов, распевающих разные праздничные песни.
Серое небо ничуть не красит город в тусклые тона, наоборот, всё кажется настолько ярким, что не верится порой, что это настоящее. А фонари освещают дорогу снежинкам, медленно спускающимся по воздуху, описывая круги, словно ведя какой-то чудесный танец, сплетаясь между собой и ложась под ноги толстым ковром.
Так много народу на улице Хогсмида я не видел давно! Столько детей играет в снежки, лепят снеговиков, с ними и взрослые играют за кампанию. А сколько влюбленных пар глядят на все это из окна кафе, попивая свои горячие напитки и наслаждаясь этой атмосферой.
И как я не замечал всего этого раньше?.. Словно на глазах была повязка.
Взглянуть её глазами – это так отличается от моего восприятия Нового года.
Внутри щелкнуло что-то. А может быть, просто я отпустил себя, дав всё же хоть немного начать восхищаться этим? Нет, я не из тех, кто меняется в один момент, но Кассиопея своей неиссякаемой верой в чудеса и Новый год подарила мне сегодня довольно-таки не плохой день. С новыми открытиями и осознанием, что грязная кровь, отнюдь, не мешает быть веселым компаньоном. Или я просто схожу с ума?..
А я перевел взгляд на Грейнджер в желании убедиться, что я просто немного не в себе. Я надеялся, что её недовольное лицо приведет меня в себя, но…
Снежинки таяли на ее порозовевших щеках и теплых губах, а несколько крупных снежинок поселились на кончике маленького носа. Она восторженно улыбнулась и слегка мотнула головой. Они не хотели оставлять такого милого убежища. Тогда Грейнджер тихо подула вверх, отчего снежинки мягко слетели и снова закружились.
Я резко мотнул головой. Ага, поискал поддержку в лице Грейнджер называется. Вот она как раз таки вовлеклась в это как никто другой. Очаровательно просто! Неужели моя сестренка её изменила? Но ведь такого не бывает!
– Грейнджер, сотри это восторженно-довольное выражение с лица! Меня сейчас стошнит! – кажется, мои слова вернули её на эту холодную улицу, одетую во всё белое. – Неужели ты повелась на слова этой девочки?
– Знаешь, Малфой, я девушка...
– Правда?..
– …заткнись! Я девушка, хрупкая, мечтательная девушка, какой-то - даже самой маленькой частью - верящая в чудо! Я умею мечтать, но мой разум всегда брал верх. Могу я позволить себе расслабиться хотя бы сегодня?! – запальчиво произнесла это Грейнджер, немного щурясь. – И я рада этой встрече! Нет, Малфой, можешь так сладко не ухмыляться, не тебе! Ей! Потому что она заставляет меня вернуться в детство!
Я хмыкнул. Но она продолжила, не обратив на это внимания.
– И пускай мои родители сейчас далеко, а с лучшими друзьями я не собираюсь встречать Новый год. Я пойду сейчас домой, накрою на стол, и даже в одиночестве радостно встречу этот праздник!
– Я не понял, твои дружки тебя кинули?
Да, Грейнджер опешила.
– Из всего, что я тебе сказала, ты мог спросить именно это?! Ты козел, Малфой! Бесчувственный, мерзкий козел! – она развернулась и зашагала по снежной тропинке.
А я глядел на её удаляющуюся спину несколько мгновений, затем быстро слепив снежок, прицелился ей прямо в голову.
– Малфой! – рявкнула девушка, резко обернувшись назад.
– Ты не попрощалась… с Кассиопеей.
Я сначала переглянулся с сестренкой и подмигнул ей, после снова перевел взгляд на Грейнджер. Глядя на её недоуменный вид, мне не осталось ничего другого, как просто… улыбнуться…
Затем я взмахнул палочкой, коварно ухмыляясь, и невидимая веревка обвилась за её ноги и резко дернула. Короткий вскрик Грейнджер - и она уже лежит на пушистом, чистом снегу.
Класс.
Девушка продолжала лежать, а я медленно шел, прислушиваясь к скрипу снега под ногами, который меня раздражал так же, как и до этого. Буквально почувствовал, как за спиной Кассиопея улыбнулась, и услышал тихие переговоры с Томом.
На душе спокойствие. Просто несказанное спокойствие. Не понятно откуда взявшееся. Да если честно, было уже плевать.
Я навис над ней, изучая взглядом. Взял в замершие руки снега и застыл над её лицом.
– Месть?
– Но ты ведь обещал!
– Я – Малфой. И я скрестил пальцы. В голове, – с этими словами я начал потихоньку сыпать снег. А Грейнджер просто рассмеялась, пытаясь одновременно отплевываться.
Что?
– Конечно… Как я могла поверить? – уворачивается, но всё без толку. – Кстати, я сильно ударилась головой! – пожаловалась она.
– О, ну давай я поцелую твою головку! – съязвил я, кривясь и посыпая новой пригоршней ей в лицо.
– Дава-ай! – протянула она, приподнимая голову и снова заливаясь смехом. – Кажется, я пьяна!
– Грейнджер, кажется, ты сошла с ума. Ку-ку! Ты пила только горячий шоколад! – мне было странно смотреть на неё такую. Но это довольно… мило, черт побери! Мой странный взгляд надолго задержался на её карих глазах, в которых отражался свет фонарей и кружились снежинки, и смеющихся губах, посиневших от холода. – Что-то я устал, хочу прилечь, – я повернулся к ней спиной и улегся сверху. Грейнджер сразу начала пыхтеть и пытаться столкнуть меня с себя. Но что она против меня?
Я довольно ухмыльнулся.
– Малфой, это не смешно! Я не хочу быть раздавленной в Новогоднюю ночь хорьком весом с тонну!
А я с легкой усмешкой думал только о карих глазах с кружившимися в них снежинках…
– Сейчас уже почти восемь часов вечера, через четыре часа Новый год! – воскликнула Грейнджер, после догонялок по скользкому снегу, лепки двух снеговиков и снежной войны.
Я всё-таки отомстил ей! – Я еще должна накрыть на стол…
– Накрыть на стол? У нас это делают домовые эльфы, – я уже пожалел, что сказал это, потому что её взгляд стал опасно-угрожающим.
Зря-зря-зря. Зря!
– Домовые эльфы? Неужели ты думаешь, что они даже на праздник не хотят отдохнуть?!
Надо остудить ее пыл. Перевести быстро тему!
Но это и не потребовалось, потому что она, вздохнув, на секунду прикрыла глаза.
– Говоришь, что накрывают на стол домовые эльфы? Так-так, дай подумать… – наигранно задумалась она, постукивая красивым пальчиком по подбородку. – Придумала! Сегодня ты будешь у меня вместо домового эльфа! – с этими словами она широко улыбнулась и полезла рукой в карман мантии.
– Что? – воскликнул я. Все происходит слишком уж быстро. И мне это не нравится. Или нравится?..
– Малфой, твоя палочка в кармане мантии, а моя направлена тебе в грудь… Мне кажется, у тебя нет выбора, – Грейнджер пожала плечами и криво улыбнулась. Когда и где она этому научилась?
– Э-э-э, ладно, только мне надо доставить Кассиопею к её матери, – сказал я, пытаясь всё же нащупать в кармане палочку.
Девушка покачала головой и зацокала.
– Руки вверх! – и сама почему-то рассмеялась и начала шептать себе под нос какую-то ахинею. – Как глупо звучит! Словно палочка – это пистолет…
– Грейнджер, что за бред ты несешь? – её остерегающий взгляд заставил меня замолчать. Теперь-то я знаю, что она может выкинуть всякое.
– Аппер-Фледжли*, улица Слугхоу, 36. Еще раз с Новым годом, Касси! – и Грейнджер, живо отступив на несколько шагов, аппарировала.
А мне оставалось наблюдать, как взметаются вверх легкие снежинки с земли там, где она только что стояла.
– Грейнджер зовет меня к себе домой готовить на стол… На Новый год… В Новогоднюю
ночь… Это определенно должно что-то значить… – секундная заминка, затем я быстро поворачиваюсь и мчусь к сестренке. – Касси! Иди сюда быстрее, мне надо отвести тебя к твоей матери. Пойдем!
***
Белая деревянная дверь. Рождественский венок. Дом с разноцветно мигающей гирляндой. Кстати, довольно уютный с виду, хоть и небольшой. Найти его не составило огромного труда.
Ну вот, я жмусь у грейнджеровской двери, как стеснительный пятикурсник, который в первый раз идет на свидание с самой классной девушкой в школе. Ладони вспотели.
– Черт!
Ступенька, ступенька, еще одна.
– Постучаться? И что сказать? «Привет, Грейнджер, я пришел на место эльфа-домовика!»? ПФ! До смеха глупо! Так, нет, всё, я ухожу отсюда! – я развернулся и стремительно зашагал к улице. Почти дошел до калитки, как услышал звук отворяемой двери.
Ну почему именно сейчас?!
Стой, Малфой, стой! Остановись немедленно, иначе она решит, что ты убегаешь!
– Малфой? – удивленный голос заставил меня резко остановиться.
Так, это уже лучше. А теперь повернись к ней лицом и подойди ближе. Хотя бы на пару шагов. Ну же, давай!
– Ты что, забыл свою
знатную фамилию? – усмехнулась. – Или тебя надо звать по имени? – со смехом говорила Грейнджер, а в голове уже всплыл образ прищурившихся карих глаз с кружившимися в них снежинками, и игривая улыбка, которую девушка пыталась скрыть. –
Драко.
Я невольно закрыл глаза, слушая, как её красивый голос так мягко выдает
«Драко». Волшебно. Звучит так сладко, но одновременно, как соль на кончике языка. Мм, мне нравится. Никто больше не может произносить моё имя так, я понял это в то же мгновенье.
– Я никогда ничего не готовил! – выпалил я, резко повернувшись к ней.
– Настало время попробовать... – она медленно растянула губы в улыбку и закусила губу.
– Согласен, – ответил я, поколебавшись немного. – Но, Грейнджер, знай, что это только один день будет таким!
– Да, – прошептала Грейнджер, когда я проходил мимо неё, и улыбнулась, – это только на один день!..
