Апельсин

Сириус вваливается в комнату пьяный и абсолютно счастливый: дражайшая матушка не заметила его возвращения точно так же, как не заметила и его исчезновения. А это значит, что ему благополучно удалось избежать получасовой лекции о том, что должен и чего не должен делать настоящий Блэк. И уже одно это обстоятельство позволяло считать день удавшимся. Но были ещё маггловские девчонки, которые ничем — ну вот ничем! — не уступали благородным аристократкам с чистейшей магической кровью, так расхваливаемым матушкой, и пригласили его на завтрашнюю вечеринку в честь окончания отличного лета. Уже послезавтра — сентябрь, а значит Хогвартс, встреча с друзьями и целых девять месяцев без стерильности вылизываемого домовиком дома, без визгливой и вечно недовольной матушки, без вконец доставших его напоминаний о величии Блэков и их месте в магическом мире... Близилась нирвана, и Сириус мысленно уже наслаждался прохладой постели, как вдруг осознал, что слишком поспешил, вырисовывая у себя в голове радужные перспективы. Потому как зловредная кузина явно не вписывалась в его планы. К тому же, девушки, лишённые магического дара, как оказалось, всё же уступают девушкам, наделённым этим даром в избытке. Потому что ни одна из них совершенно точно не умеет лопать весело-задорный пузырь опьянения, который секунду назад окружал бренное тело Сириуса и его бессмертную душу — всё его существо, одним лишь презрительным взглядом из-под тяжёлых век. Хотя, тут дело даже не в волшебстве.

— Что-то ты припозднился, братец, — укоряет его Беллатрикс, вальяжно расположившаяся на той самой постели, о которой грезил Сириус.

— А ты не утруждай себя ожиданием, сестрица, ты проваливай, — ласково предложил Блэк.

— Какой ты невоспитанный, — протянула она своим чувственным голосом, — не то что твой брат Регулус... — Проигнорировав красноречивый взгляд кузена и его короткую реплику: «Кто бы говорил!», Беллактрикс с удовольствием отметила неосознанно сжатые в кулаки руки Сириуса, побелевшие костяшки пальцев и решила, что братец не ответил ещё за двухминутное ожидание своей сиятельной персоны. — Он просто идеален, верно? Удивительно умён — это даже профессор Слизнорт признаёт; талантливый ловец — все наперебой готовы с этим согласиться... Твоя матушка его обожает, Сириус. — Беллатрикс замолчала на мгновенье, позволив себе тихий скептический смешок, который юный Блэк не услышал, потому что был занят музыкальным скрежетанием зубами. — Сириус-Сириус, каково это — жить в тени младшего брата?

— Иди к чёрту! — резко выпаливает он, не то что не успевая, не собираясь думать, и рывком бросает в будто бы расслабившуюся и безмятежно-невнимательную кузину подвернувшийся под руку апельсин, в глубине души всё же понимая, что поступает глупо и, главное, совершенно непродуктивно, потому что она наверняка снова победит. Всегда побеждает ведь.

В это мгновенье ему абсолютно безразлично, что нападает он, вообще-то, на девушку (или женщину, какая ему разница?), на свою сестру — а это не по-джентльменски! — потому что видит перед собой извечную снисходительную улыбку, потому что знает: проиграет. Это же Белла. Ненавистная кузина, которая так любит его дразнить. Вот и сейчас Сириус безрадостно наблюдает, как фигура Беллатрикс будто бы стирается с картины реальности, чтобы секунду спустя возникнуть у противоположной стены. Неожиданно ставший метательным снарядом апельсин с каким-то глумливым звуком ударяется о плакат и падает на кровать, бездарно проиграв битву скоростей в соревновании с трансгрессией.

— Гормоны играют, да? — сочувственно спрашивает Беллатрикс, с видимым интересом рассматривая неподвижные маггловские плакаты с изображением девушек в купальниках. И тут же склоняется в театральном поклоне в ответ на звучный скрип зубов Сириуса. Он успевает уловить тень улыбки, скользнувшую по её губам.

— Где необходимая доля отвращения, сестрица? — в тон ей отвечает Сириус, как можно незаметнее подбираясь к кровати, на которой остался апельсин — едва ли единственный предмет в комнате, пригодный к швырянию в кудрявых брюнеток. — Или до тебя дошло, что кровосмешение, что не чуждо каждому чистокровному роду, — прямой путь к вырождению? — Эх, была бы здесь матушкина любимая ваза, которую он разбил на прошлой неделе! Вот уж действительно то, что он бросил бы в кузину с превеликим удовольствием! — Как там твой муженёк? — Сириус поднял апельсин и с удовлетворением отметил, что выражение лица Беллатрикс не обещает ему ничего безболезненного. Но пока она медлила, возможно, придумывала, как поизящнее его помучить, чтобы остаться в рамках закона. — Вы всё ещё на пути к вырождению славных домов Блэков и Лестрейнджей? Или дошли наконец-то?

Встретив прожигающий взгляд её тёмных глаз, Сириус не в первый раз пожалел, что несовершеннолетнему нельзя использовать магию вне Хогвартса будь он хоть трижды наследник великого дома Блэков, и ринулся вперёд, не упуская из виду уже занесённую палочку Беллатрикс, замахнулся, старательно отгоняя от себя невесёлые мысли о характере почти произнесённого заклинания, и бросил апельсин.

— Импедимента! — Луч заклинания больно ударил его в грудь, но Сириус устоял. Всё же, изображать искусно сделанную скульптуру куда приятнее, чем быть постоянно мешающим ковриком у ног «ваятельницы».

В руках Беллатрикс — злосчастный апельсин, который не оправдал возложенные на него надежды и не сумел причинить хоть маломальский вред талантливой волшебнице. Она громко хохочет — и всё существо Сириуса не желает слышать этот смех. Громкий мерзкий смех самой ненавистной ему кузины, самой живой в этом чёртовом царстве восковых кукол. Он смотрит на неё, он слышит её смех — голова разрывается от переполняющих его отвратительных чувств. Серые глаза его яростно блестят — и апельсин вдруг взрывается. Липкий сок орошает Беллатрикс: руки, лицо, чёрноту одежды. Она смотрит с немым удивлением. Сириус с гордостью думает, что, пожалуй, убийственный взгляд — это фишка всех Блэков.

— Сириус, ты!.. — следом льётся красноречивый поток таких выражений, которые, кроме Беллы, совершенно точно не знает ни одна благородная аристократка, будь у неё кровь хоть сквозь маггловский фильтр пропущена! Юный Блэк восхищённо внимает, стараясь запомнить хотя бы половину из того, что до этого не слышал. Вальбурга пришла бы в ужас, узнав, сколь многому научила гордость семьи Блэков её непутёвого сына.

Беллатрикс недолго позволяет себе просвещать Сириуса. Действие заклинания скоро истечёт, и она должна успеть до этого времени вдоволь насладиться беспомощностью нахального братца. Конечно, можно наложить и повторно, но за короткие секунды произнесения заклинания он точно успеет что-нибудь сделать, чего допустить нельзя. Поэтому она быстро очищает одежду от липкого сока и становится перед кузеном. Лицом к лицу. Странно, но несмотря на разницу в возрасте, рост у них одинаковый.

— Интересно, когда тебе надоест притворяться не-Блэком? — с самым заинтересованным видом спрашивает Белатрикс, легко, почти нежно, касаясь выпачканной сладким соком рукой виска Сириуса, медленно ведя её вниз, к подбородку. — Или ты действительно думаешь, что будучи львом-перевёртышем, сумеешь противостоять яростному безумию своей матери? — Сириус с ненавистным восхищением наблюдает за тем, как вслед за её словами все гербы Гриффиндора, которые в этой комнате почти заменяют обои, приобретают слизеринские цвета: лев сияет серебром на зелёном фоне. — Самонадеянно, — констатирует Беллатрикс, прочитав ответ в глазах кузена. Неприятный липкий след на лице разит цитрусом. Наверное, так пахнет ненависть.

Сириус с диким рыком бросается на сестру, как только время действия заклинания истекает. В это мгновенье ему кажется, что он как никогда близок к анимагическому превращению. Злость пульсирует по венам, смешавшись с алкоголем, клыки, должно быть, едва заметно удлинились, зрачки расширились...

Чужая палочка замирает у горла, непонятным образом царапая кожу, будто и не кусок дерева, а острое лезвие кинжала. Беллатрикс ушла от абсолютно звериной лобовой атаки и подкралась к нему сзади, резко схватив за ворот футболки. Сириус дёргается и рычит сердито, но признаёт свою беспомощность. Горячее дыхание щекочет шею, подобное чувствует человек, чью глотку готовится разорвать дикая тварь. Это одновременно и злит, и заставляет действовать. Он резко подаётся вперёд, стараясь достать как можно дальше... и чувствует вкус чистейшей волшебной крови на губах. «Всё-таки сумел укусить, собака!» — бьётся в голове радостная мысль.

— Как занятно: эта чистая кровь досталась мне дешевле маггловской выпивки! Да и не голубая она, даже не чёрная. Отвратительная, — вызывающе говорит Сириус, глядя на замершую в изумлении сестрицу, на чьей ладони чуть ниже большого пальца алеет крошечный укус.

— Быть безумцем-Блэком это почти нормально, но ты, братец, сумеешь переплюнуть и свою дражайшую матушку... — предвещает Белла, растягивая губы в шальной улыбке. Сириус отвечает оскалом, и она смеётся. Почти беззвучный хлопок трансгрессии — и только сизые тени могут продолжить занимательный диалог. Сириус злится. «Ты Блэком был, есть и будешь», — монотонным гулом отдаются в воспалённом сознании слова Вальбурги.