Глава 1В пасмурной послевоенной Англии двойственность ощущается повсюду. Противоречия сочатся из щелей жилых зданий, набрасываются из-за угла или просто опускаются на тебя, вместо капель падая из темнеющих туч. Они становятся твоей тенью, едва заметно сковывают движения, и не переставая давят на мысли, чувства, мнения. Ты пытаешься сделать выбор, но замираешь в нерешительности. Теперь видится слишком много «за» и «против», пропадает уверенность в ранее единственно верных вариантах, а «черное» и «белое» давно стало серым пятном. Ты даже начинаешь бояться, что не сможешь объяснить детям, что есть «хорошо», а что – «плохо».
В рабочие дни Англия льёт слёзы, скорбит по умершим. На выходных – ликует, празднует наступление мирного времени. Маги и волшебники просыпаются с легким сердцем, радуясь новому, просто новому дню. А ночью ворочаются и почти не спят, не в силах позабыть о потерях.
Даже маглы, чувствовавшие последний год необъяснимую тревогу, уловили переломный момент в истории всего человечества. Второго мая. Но беспомощные перед ним, не осознающие никаких видимых изменений, они в состоянии лишь кусать губы в поисках причины своих душевных метаний.
Мир делает вдох. Мир делает выдох. Размеренно, пытаясь прийти в себя, пока волшебники, не теряя ни мгновения, стараются его восстановить. Пока Аврорат разыскивает приспешников Волан-де-Морта, остальные маги каких бы то ни было профессий без устали взмахивают волшебными палочками и шепчут заклинания. В военное время, бросая во врагов Непростительные, никто не задумывался о ценности или целостности архитектуры, на которую приходилась отдача. Не до этого – не поспоришь.
Но война прошла. Прошла, слышите?
Слышат. Осознают. Тянутся обратно домой, к уюту, к очагу. Стараются залатать слезами дыры в душе, стараются заложить кирпичами дыры в гостиной, искусно замаскировать под старыми ворсистыми коврами сажу на полыхавших когда-то стенах. Иногда бывает слишком сложно отпустить всё сразу и навсегда.
***
Гермиона Грейнджер проводит пятничный вечер в своей маленькой квартире, расположенной недалеко от магической части Лондона. Укрывшись светло-серым пледом, который уже начал рыжеть от шерсти Живоглота, Гермиона читает потрёпанный, но от того не менее ценный, свой экземпляр «Истории Хогвартса». Эта книга приносит ей успокоение, веру в непоколебимость истории, стабильность, с которой ассоциируется Хогвартс и по сей день. Всё то, чего сегодня так не хватает старой доброй Англии.
И пусть сейчас здание школы частично разрушено, и сквозь призраков, гуляющих по пустынным коридорам, сыпется штукатурка, к началу учебного года оно будет отреставрировано и вновь гостеприимно откроет свои двери для юных волшебников. Традиции и празднества, позабытые за прошлый год, вернутся, а в коридорах снова будет слышна беззаботная болтовня и смех.
Мерлин знает, как Гермиона ждёт сентября.
По личной просьбе Гарри, Золотому Трио и прочим участникам Второй магической войны, оставшимся без крова, в кратчайшие сроки были найдены небольшие квартиры в нескольких кварталах возле Косого переулка. Правда, Рон от своей квартиры отказался, оставшись вместе со всей семьей в Норе. Они тяжело пережили смерть Фреда и после окончания войны пытались как можно больше времени проводить вместе.
Гарри и Гермиону всегда были рады видеть в Норе, как и они сами раньше любили гостить у Уизли, чувствуя себя полноценными членами семьи. Но сейчас их визиты почти сошли на нет. Гермиона всё еще не могла перебороть себя и без дрожи в голосе поздороваться с Джорджем. К тому же, при её появлении Рон не сводил с неё теплого взгляда. Родной Рон, которого при встрече так хочется обнять и поцеловать. Но позволить себе это она до сих пор не в состоянии. Слишком мало времени прошло, прошлое едва стало таковым. Быть счастливой всё еще кажется не позволительной роскошью. Рон понимает.
Для Гарри вечерние чаепития у Уизли проходили тоже довольно безрадостно. Он терзал себя чувством вины, истязал свою душу за каждую смерть, а порой и люто себя ненавидел. Он мог часами представлять себе Фреда, Ремуса, Тонкс и прочих многочисленных умерших знакомым в этом послевоенном мире. Возвращался от Уизли он всегда с бутылкой огневиски и демонстративно запирал дверь на ключ. На который Гермионе, живущей в доме напротив, собственно, было плевать. Она с завидным упорством и постоянством аппарировала к Выжившему Мальчику в квартиру и отбирала бутылку. Молча садилась рядом, тихонько гладила его по лохматым черным волосам и укачивала, как маленького ребенка.
Пройдя всю войну плечо к плечу с самыми близкими людьми на свете, на смерть Гарри шёл один. Полный решимости и веры в лучшее, ради родных он был готов умереть. И по завершению войны искренне надеялся, что после подобного поступка, при необходимости, он справится один. Справится с трудностями и проблемами, сам сумеет пережить невзгоды и найти себе место в мире. Оставаться один он никогда не хотел. Просто мелькнула мысль, что «если»…
Оказалось, не справится, не сумеет и не найдет. Оставаясь наедине с самим собой, Гарри не знал, что сказать. Он смотрел на себя в зеркало и не видел там личность. Будто вся его жизнь была сыгранным матчем в квиддич. Получив мощный удар битой от самой матушки-судьбы, он отправлялся от одного участника к другому, от своих друзей к врагам. Родители, Волан-де-Морт, Хагрид, Дурсли, Дамблдор – ведомые его судьбой, они не задумываясь наносили увечья. Если Волан-де-Морт разделил свою душу на ничтожные кусочки, то жизнь Гарри разломали и раздали всем, кто оказался рядом. «Хэй, малый, неохота сыграть за Избранного?»
Гарри думал, что у нормальных детей должны быть родители. И когда дети переживают такие потрясения, как сражение лицо к лицу с Волан-де-Мортом, дома их должны успокаивать мама и папа, говорить о том, какие они молодцы и, самое важное, искренне говорить, что они их любят. Правда, любят. Не за смекалку, не за бесстрашие, даже не за победу. Просто за то, что они есть. За то, что он, простой неуклюжий парень в круглых очках, их сын.
Но когда Гарри встречает Молли Уизли, женщину, действительно заменившую мать, ему хочется убежать. Спрятаться, как десятилетие назад, в чулан под лестницей. Потому что жалость в глазах Молли жалит, а вина перед ней, перед матерью, душит.
По дороге домой Гарри иногда заходит в «Дырявый котел» за выпивкой. Жизнь и с ней не становится проще, независимо от того, распивает он её в одиночестве или с Роном. Кого ему действительно не хватает – так это, пожалуй, Рона. Но последний проводит всё своё время в основном с Джорджем и Джинни. Так что Гарри остаётся еще и без девушки. Гипотетически, она у него есть, но опять же, у неё своя трагедия, которую она должна пережить сама. У них всех одна большая трагедия.
Гарри вновь хочется выть, но он лишь замахивается на пустую белоснежную стену его квартиры. С поистине мазохистским наслаждением предвкушает боль.
В этот же момент в комнату аппарирует Гермиона и чуть обеспокоенно хмурит брови. Буквально оттаскивает его за локоть от стены, в то же время мягко забирая бутылку из другой руки. Всезнайка, выскочка. Как ею была, так и осталась. Всё та же принципиальная, умная, дерзкая Гермиона. Человек, который всегда его поддержит, всегда будет рядом.
Гарри приходит в себя. Гермиона рядом. Он не может приносить ей больше боли, чем она испытывает сейчас. Он не может себе этого позволить. Гермиона рядом, а значит – всё наладится.
Выходя поздним вечером из квартиры Гарри, Гермиона устало опускается прямо на пыльные ступени его порога. Она, конечно, могла поделиться с другом тем, что помимо эмоционального плана её сейчас неистово мучает и другой, практический. Но делать этого не хотелось – Гарри сейчас хватало своих проблем, да и, выслушав её, он мог бы лишь сочувственно покачать головой. Девушке же хотелось обсуждения, критики и советов.
Гермиона не могла сидеть сложа руки. Тем более сейчас, когда к этой естественной для неё потребности в деятельности прибавилось желание заглушить свои тревожные мысли. Первые недели Гермиона проводила в больнице Св. Мунго, но вскоре осознала, что ей нужен отдых. Отдых от общества. Целый год она вместе с Гарри и Роном скиталась по стране, укрываясь от Пожирателей и лишь изредка общаясь с друзьями. Резкая смена этого окружения на шумное побоище в Хогвартсе и последующие похоронные и праздничные мероприятия была для неё как яркий свет для человека, проведшего сутки во тьме. Как бы рад ему ни был, от боли в глазах хотелось спрятаться.
Сейчас, сидя на крыльце, она не знала, с кем бы ей хотелось поделиться мыслями. Кто бы воспринял её желание что-то делать в совокупности с мечтой провести продолжительное время в анабиозе, как что-то совершенно нормальное, и, что важнее, понял бы? Гермиона скользила взглядом по дому напротив, по многочисленным окнам, балконам, воркующим на них голубям. Уловив какое-то движение, она взглянула выше и затаила дыхание.
На парапете здания стоит молодой человек. Его волосы слегка развиваются на ветру, сквозь пряди сияет заходящее солнце. Всё его тело, кажется, слегка покачивается, безвольно поддаваясь потокам ветра: вперёд – назад, вперёд – назад. За ним простирается алый закат. Безграничное небо. Вечный простор. Голова человека поднята высоко, он смотрит ввысь, считая невидимые звёзды.
На мгновение позволив себе залюбоваться этой безмолвной непредсказуемой сценой, Гермиона, быстрым, но по возможности плавным движением встаёт с лестницы и закрывает глаза. Восстанавливает картину заката, мысленно вычерчивая перед собой увиденный парапет, – незнакомый обрывочный образ того места, куда она, не задумываясь ни о каких рисках, аппарирует спустя секунду. Искренне надеясь сыграть на его испытанной гордости, былой или же по сию пору существующей, только чувствуя опору под ногами, Гермиона приоткрывает глаза и выдыхает:
– Какими судьбами, Драко?
Драко Малфой вздрагивает, и за эту долю секунды Гермиона успевает сделать пас волшебной палочкой, накладывая по краю крыши магический барьер. Она не заметила, как достала палочку из кармана, но точно успевает спрятать её, пока парень медленно оборачивается.
Обескураженный тремя немыслимыми факторами: его нашли здесь, его нашла Грейнджер и назвала его «Драко».
– Давно не виделись, Грейнджер, – скалится он, и к её неудовольствию не стремится сойти с парапета. – Желаешь присоединиться?
– А от чего бы нет, Драко, – ровным тоном отвечает она, легко пожимая плечами.
Провоцирует, называя его по имени, но даже сама не понимает, на что? Подходит к краю, повинуясь внезапному порыву, стягивает кроссовки, не расшнуровывая, и отвечает на вопросительный взгляд в её сторону: «Считай моей маленькой прихотью».
Драко обходится без комментариев и, как истинный джентльмен, подает девушке руку. Гермиона легко поднимается на невысокий парапет, глядит на узкую непроезжую улицу там, внизу. Она чувствует шершавую, нагретую июльским солнцем поверхность под ногами. Глаза чуть слезятся от ветра, чьи ледяные порывы отбрасывают волосы за плечи. Она чувствует себя актрисой. И, пожалуй, для такой профессии ей даже хватит неискренности.
Поднимаясь на носочки, Гермиона едва заметно переносит вес тела чуть-чуть вперёд, но острый взгляд Драко это замечает. Резким движением он сжимает её запястье, спрыгивает с парапета и грубо тянет девушку за собой. Она шипит, предвкушая синяки на руках и чувствуя широкую царапину на голени. Убедившись, что Гермиона твердо стоит на ногах, Драко её отпускает. Впрочем, тут же правой ладонью сдержанно сдавливает подбородок Гермионы, приподнимает, заставляя взглянуть в глаза. Бросает резкое: «Дура». Если бы она действительно собиралась сделать шаг вперед, не выставив щит, если бы она позволила себе опустить руки, – испытала бы благодарность. Стыд. Смущение.
Но Гермиона только отворачивается, чтобы ненароком не выдать свою победную улыбку. Делает несколько шагов к парапету и спрашивает, оглянувшись через плечо:
– Ты правда хотел спрыгнуть?
Если так, она будет удивлена. Его решимостью и идиотизму.
– Ну да, побоялся ваших мракоборцев, которые придут и отберут все крохи, что остались у меня из Мэнора.
Гермиона почти верит этому небрежному и раздраженному тону, слишком он ей знаком по школьным годам. Почти открывает рот, чтобы выдать тираду о всегда присущей ему трусости. Почти делает неверный ход, ведущий к мату противника. И вовремя спохватывается.
Они больше не враги.
В смятении, Гермиона оборачивается и замечает усмешку на губах Малфоя. В неискренности ему не занимать; его последняя фраза оказалась предложением, просто пытающимся замять тему. Ей кажется, что у него почти получилось. И что назови она его трусом, свершилось бы что-то непоправимое.
Дети войны выросли слишком рано – стали жестче, решительнее, а в чем-то умней и хитрей. Но порой замечаешь, что они все еще маленькие мальчики и девочки. Им едва удаётся управляться со словами, и они все так же легко могут ими ранить.
Гермионе не хочется еще раз задавать свой вопрос. В конце концов, это полностью его дело. «Его дело», – эхом повторяет она про себя. «А если ему нужна помощь?» – беспомощно задаёт себе же вопрос. «Его дело». И спорит вновь: «Но если…».
Пока Гермиона мнется и кусает губы, их молчание затягивается. Когда она готова плюнуть на всё наигранное равнодушие и попросить поговорить откровенно, когда она только собирается произнести дружелюбное «Слушай…», Драко делает пару шагов вперед и, глядя на город, произносит:
– Отсюда открывается потрясающий вид на закат.
В его голосе не звучит прежних путающих отголосков прошлых лет. Он просто делится с ней своим наблюдением. От нейтралитета с его стороны Гермионе становится приятно. Она не воспринимает его перемену именно на свой счет. Она просто рада, что неприязни в мире с каждым днем становится меньше.
– Приходишь полюбоваться? – не удерживается Гермиона и делает очередную попытку. Вновь поражая девушку своим поведение, Драко ухмыляется. И улыбается. Так… по-доброму.
– Да, Грейнджер, прихожу полюбоваться.
Ей даже не надо задавать следующий вопрос, Драко прекрасно читает его в недоверчивом взгляде.
– Я серьезно. Это место умиротворяет, к тому же, мне нечем заняться большую часть суток. Детей пожирателей, видишь ли, не берут на летнюю подработку.
Он беззаботно зевает, глядя вдаль. Гермиона окончательно расслабляется.
Война творит ужасающие вещи. Но вместе с тем, она решает те ломающие судьбы конфликты, которые к ней привели. Драко не хотел быть Пожирателем. Да, он стремился стать последователем Темного лорда, да только кто бы знал, насколько неискренне. И сейчас перед Гермионой стоит отнюдь не юный Пожиратель Малфой. А просто Драко. Мальчишка.
Гермиона обхватывает себя руками, растирая прохладную кожу.
– Ночи до сих пор очень холодные, – невзначай проговаривает она, мимолетом замечая на Драко легкую куртку. Он кивает в знак согласия.
– Да. Не хотелось бы подхватить простуду. К тому же, засиделся я здесь, не первый час уже созерцаю город, – размышляет он вслух. – До встречи, – Драко прощается и, не дожидаясь ответа, отходит на несколько шагов и аппарирует.
Гермиона застывает на мгновение. Пытается что-то поведать опустевшей крыше, в необходимости хоть как-нибудь выразить свои эмоции, но не находит слов. Пожалуй, она слегка избалована вниманием Гарри и Рона. «Всё-таки Малфой – это диагноз», – беззлобно решает она, завершая несостоявшийся монолог, и аппарирует к себе в квартиру.
В её голове – легкость и пустота. Словно ветер, как один из призраков Хогвартса, прошёл сквозь неё, унеся все тревоги, – даже больше – забрав с собой абсолютно всё. Гермиона греет ладони о кружку с горячим чаем. Наблюдает за кружащей на дне заваркой. Не думает ни о чем. Пустые глаза Гермионы Грейнджер. Здесь, наедине с самой собой, минутка такой осязаемой опустошенности является её лекарством. Пауза в попытках что-то найти и кому-то помочь оказывается куда более лечебной, чем вымученная улыбка Гарри и чуть слышное «Всё будет хорошо». Она ему верит, но легче от этого не остановится. Гермиона давно осознала, что она его панацея. Но в обратную сторону это не работает.
Гермиона прячет лицо в ладонях. Во тьме опустившихся век вспыхивает увиденный ранее закат. Прощаясь с ушедшим мгновением, она шепчет в ответ: «До встречи». На которой она и впрямь настоит.
***
Гермиона думала, что очередной пятничный вечер проведет дома за книгами. К слову, этим она была довольна, потому как ей в руки попали древние, очень ценные экземпляры средневековой литературы. Гермиона разложила за небольшим столом, стоящим в ее спальне, книги и пергамент для заметок. На улице уже темнело, а в комнате сумрак отступал под тёплым светом настольной лампы. Вероятно, когда-то в этом районе Лондона жили маглы: каждая квартира была оснащена электричеством. Пользуясь им, Гермиона ощущала тесную связь со своим прошлым, небольшим частным домом, в котором она жила с родителями. Она так и не решилась вернуть их память, вернуть их в родной дом, опасаясь мести еще непойманных Пожирателей.
Трель дверного звонка раздаётся в тот момент, когда Гермиона выходит из кухни, аккуратно неся кружку, полную только что сваренного кофе. Чертыхаясь, она поспешно возвращается на кухню, ставит кружку на стол и идёт открывать дверь.
На пороге стоит сияющий Гарри. Он так искренне улыбается, так радуется неизвестно чему, что Гермиона и сама расплывается в улыбке.
– Мисс Грейнджер, – Гарри чопорно кланяется и продолжает, пытаясь придать голосу хоть каплю серьезности, – не откажите ли Вы Вашему верному слуге в совместном вечернем променаде по лондонским улицам?
Пока Гермиона так по-грейнджеровски закатывает глаза, в подъезде раздаётся до боли знакомый смех.
– Оболтус! – Рон, появляясь в дверном проёме, шутливо пихает Гарри в плечо и разворачивается к девушке. – Привет, Гермиона, – он улыбается и чуть разводит руки, неуверенно делая шаг вперед.
Она, распахнув от удивления большие карие глаза, подходит к нему, аккуратно касаясь его руки. Нежно заглядывает в голубые глаза, вокруг которых от улыбки собираются морщинки. Обнимает его крепко-крепко.
– Ты прости, я опять всех бросил, нельзя было так поступать, я не учусь на ошибках, – бормочет Рон и прячет виноватые глаза. Гермионе сейчас совсем не хочется возмущаться, объясняя, что на него никто не сердится.
Она целует Рона в кончик носа и успокаивающе шепчет:
– Всё хорошо.
***
Всё хорошо. «Хорошо» разливается по телу приятной негой, когда они втроём идут по аллее, держась за руки. Гермиона смотрит на ярко-голубое небо, на окаймляющую его насыщенно зеленую листву, прикрывая глаза, вслушивается в щебетание птиц. Её совсем не заботит, что она может оступиться или свернуть не в ту сторону. Гермиона доверяет своим мальчишкам.
Следующий выходной день они проводят вместе, гуляя по Косому переулку и вспоминая детство. Они балуют себя непомерным количеством мороженного, присматривают Гарри новую сову со светло-серым оперением и янтарным цветом глаз и подолгу стоят у полуразрушенных витрин самых различных лавок, высматривая то, что за ними осталось: то праздничные мантии, которые уже покрываются пылью и паутиной, то выцветшие вратарские перчатки, то пустой стеллаж с разбитой витриной, рядом с которым свидетельствуют о краже последней модели «Нимбуса».
Порой встречаются только открывшиеся магазины. Они смотрятся, как только что напечатанный выпуск глянцевого журнала: их вывески выделяются яркими и насыщенными цветами и в помещениях пахнет новой мебелью, как пахнут краской печатные страницы. Внутри их ребята находят продавцов: как и старых знакомых, вновь открывших своё дело, так и незнакомцев. Гарри, Рон и Гермиона, обмениваясь со всеми улыбками и приветствиями, к вечеру возвращаются к проходу, ведущему в «Дырявый котёл». Оглядываются на уходящую вдаль аллею. Их сегодняшняя прогулка – маленькая дань прошлому, тем дням, когда они, получая письмо из Хогвартса со списком всего необходимого к закупке, бродили по этому переулку среди ребят и их родителей и восторгались самым разным вещам на каждом своём шагу.
Выходя из «Дырявого котла», Гермиона предлагает поужинать у неё, но парни заметно мнутся и переглядываются.
– Сегодня в «Эрни» заглянет Оливер Вуд, мы хотели бы с ним встретиться, – объясняет Гарри. – Извини, что не сказали раньше.
– Забыли, – искренне добавляет Рон и приобнимает её. – Пошли с нами, будет весело.
– Джинни придёт, – улыбается Гарри.
Пока они гуляли по Косому переулку, Гарри рассказывал, что Джинни стала много времени проводить вместе с Тедом. Она очень выручает Андромеду, сидя с ребенком или помогая по хозяйству. К тому же Тедди её обожает. Сам Гарри часто появляется в поле зрения малыша, принося тому игрушки или сопровождая его, Джинни и Андромеду во время прогулок. Оставаться с ребенком наедине раньше он категорически отказывался, несмотря на просьбы Молли и Андромеды. Женщины увещевали его, что Тедди очень скучает по родителям, а Джинни и Гарри могли бы сгладить для него их потерю. «Ты мог бы заменить ему отца», – однажды неосторожно сказала Андромеда. Джинни заметила, как Гарри при этом побледнел. И как стал появляться в доме Тонкс еще реже. Она на удивление спокойно восприняла всю эту ситуацию. Правда, если Гарри заглядывал навестить малыша, она иногда ненадолго оставляла их вдвоём под предлогом срочной необходимости приготовления ужина. Со временем Гарри перестал паниковать, а Тедди – стягивать с него очки в любом удобном случае. Пусть постепенно, но они сближались, и Джинни была этому безумно рада. Она успела в очередной раз не только помочь дорогому Гарри, но и поразить его, так легко став заботливым другом для мальчика.
Джинни и Гермиона нечасто виделись, из-за забот первой и приступов домашней апатии второй, но, встречаясь, чудесно проводили время. Все-таки они были самыми близкими подругами, а девчачьей пустой болтовни порой очень не хватало даже Гермионе.
– Иду только из-за Джинни, – уверяет Гермиона ребят, задорно улыбаясь.
Рон в ответ дружелюбно ухмыляется:
– Так мы тебе и поверили.
Гермиона обещает, что подойдет в паб через полчаса. Она аппарирует в свою прихожую, быстро расшнуровывает кроссовки и мчится в спальню. Выглядеть на вечернем мероприятии, несмотря на то, что это всего лишь просмотр финального матча, хочется как минимум на твердое «хорошо». Она помнит, на какой полке в шкафу хранятся её блузки и платья, привезенные из родительского дома, а потому уверенным аккуратным движением раздвигает стопки футболок и мантий, беря несколько спрятанных за ними вещей. Выбрав из них светло-коричневое платье, Гермиона надевает его, прикусив губу, старательно застегивает молнию, и произносит заклинание, заглаживающее помятую ткань. Подходит к зеркалу и улыбается своему отражению. Платье из мягкой приятной ткани замечательно облегает стройную фигуру Гермионы, изрядно похудевшей за последний год. Через несколько минут расчесанные волосы мягкой волной ложатся на её плечи, а из шкафа выуживается пара бежевых туфель с тонким ремешком на щиколотке. Поспешно нанося блеск для губ, она прикидывает наиболее подходящее место для аппарации рядом с пабом «У Эрни». Не забыв взять сумочку, в которую аккуратно уложена волшебная палочка, Гермиона аппарирует в небольшой сквер и уже через пару минут входит в нужное заведение.
Паб «У Эрни» открылся спустя неделю после памятной битвы и быстро прославился среди молодежи. Заведовал им Эрни Макмиллан, а его близкие друзья – Ханна Аббот и Джастин Финч-Флетчли – по возможности помогали. Вначале паб представлял собой большое помещение с тусклым освещением, захламленной барной стойкой и несколькими столиками, покрытыми несуразными бледно-желтыми скатертями. Эрни приглашал знакомых ребят просто посидеть вместе, поговорить о том, что у всех творилось в жизни, в семье, в душе. В первые дни приходили по несколько человек, в основном одни и те же ребята, которым нечем было заняться одинокими вечерами. Они вместе с Эрни распивали магловскую газировку, играли в волшебные шахматы и без устали говорили, говорили, говорили…
К этому времени Ханна, наконец, нашла минутку заглянуть к ним. Демонстративно провела пальцем по грязному окну и барной стойке и возмущенно показала этот безобразный серый налет Эрни. Вооружившись тряпками, ведрами с водой и волшебными палочками, они потратили сутки на приведение помещения в порядок, привлекая к этому занятию всех редких посетителей. На следующее утро Эрни и Ханна встретились в десять часов у входа и вместе зашли в паб. Сквозь большие окна светило солнце, весь зал тонул в его теплых лучах. Довольно щурясь, ребята включили радиоприёмник, принесённый вчера Джастином, и начали трансфигурировать уже имевшуюся мебель в более приемлемую. Слухи об их пабе, в котором можно не только хорошо провести время с друзьями, но и послушать байки участников битвы за Хогвартс разлетелись в течение следующей недели. Бар было условлено сделать спортивным (идею ребята почерпнули у маглов). Периодически в нём проводились чемпионаты по шахматам, а при появлении профессионального игрока в квиддич устраивались дебаты о лучших тактиках, моделях мётел и, как однажды с искренним восторгом заявил Рон, «…прочих спортивных штуках, которых ты, не понимаешь. Боже, ты хоть что-то не понимаешь!». За что и получил ласковый подзатыльник.
Когда Гермиона заходит в паб и осматривается, то замечает, что большая часть столиков уже занята. Она быстро находит взглядом своих ребят, которые сидят рядом с окном и разговаривают с подошедшими незнакомцами. Пока она пробирается к ним, виляя через многочисленные ряды столиков, её внимание привлекает фигура, направляющаяся к коридору, в дальнем конце зала.
– Гермиона! – она вздрагивает, слыша громкий окрик, который привлекает внимание всего зала. За одним из столов сидит Лаванда и излишне приветливо машет ей рукой. Гермиона улыбается ей в ответ, но сама тут же оглядывается на фигуру, что так и не разглядела. Человек скрывается в тёмном коридоре, и единственное, что она успевает заметить, – рукав белой рубашки. Её предчувствие редко подводит её, но в этот раз она не торопится ему верить. Скорее всего, ей показалось, ведь он обходит стороной подобные места.
Гермиона подходит к Лаванде, обменивается с ней любезностями и получает приглашение на благотворительный банкет. Пытаясь добраться до столика Гарри и Рона, она методично переходит от столика к столику, здороваясь со старыми знакомыми и получая комплимент от незнакомцев. Приятные беседы радуют её исходящими от людей добротой и оптимизмом, но в то же время давят не хуже каменной глыбы, внезапно свалившейся на голову и проломившей череп. Она не может прерваться, всё откликаясь на новые возгласы «Мисс Грейнджер, можно вас на секунду?» Почему никто не трогает Гарри и Рона, почему всем так важно услышать от неё несколько приветливых фраз? Гермиона кивает, улыбается, что-то отвечает. Спустя еще десять минут бессмысленной, будто дружественной болтовни сзади подкрадывается Гарри и просит их извинить. Тянет её за руку к их столику, пока Гермиона старается придумать для мальчишек кару, да пострашнее. Как только они подходят к столику, Рон, пряча улыбку, быстро встаёт и отодвигает стул, полушутливым жестом предлагая сесть.
Гермиона искренне поражается самой себе. За пару недель всевозможных праздничных и траурных мероприятий она сумела стать истинной леди с аристократическими замашками. Новые навыки, к счастью, не проявляют себя в повседневности, но дают о себе знать вблизи колдокамер или же просто любой публики. Гермиона ни в коем случае не теряет себя – её улыбка всё такая же искренняя, слова исходят от сердца. Но в те мгновения, когда хочется замолотить маленькими кулачками по груди столь близкого человека, вновь признаться себе в своей ничтожной невозможности отпустить былое, Гермиона научилась поднимать голову и улыбаться. Пусть чуть горько и холодно, пусть недолго – пока не найдется минутка для уединения, но всё же – улыбаться. И вместе с этим в ней появилась некая женственность, как результат стремления стать просто девчонкой. Сменить порванные, пережившие многие бойни джинсы и кофты на платья, а вечно собранные в пучок волосы оставить распущенными. Получить восхищенный взгляд Рона не за блестящую идею, а за достойный внешний вид. Это никогда не выходило на передний план, не становилось её навязчивой идеей, но при возможном случае она не упускала момента побыть Девушкой.
Гермиона изящно опускается на стул и в притворном гневе переводит взгляд с одного парня на другого.
– Нет отбоя от поклонников? – ехидно интересуется Рон.
– Не упусти своё счастье, Ронни, – лукаво улыбаясь, поигрывает Гермиона серебристым колечком на безымянном пальце. Лицо Рона вытягивается, брови незамедлительно растут вверх. Он подтягивает поближе стул и присаживается на него, нежно беря ладонь Гермионы.
– Это что за побрякушка? – спрашивает он по-детски обиженным тоном.
– Замуж зовут, – деловито сообщает Гермиона, замечая краем глаза улыбающегося Гарри.
– Кто?! – чуть не рычит Рон, и тут же добавляет:
– А ты согласилась, что ли?
Проходит мгновение, прежде чем эмоции чуть отступают, и Рон осознаёт, что стал жертвой даже не первоапрельской шутки. Пока Гарри и Гермиона, смеясь, переглядываются, он что-то ворчит себе под нос, впрочем, не сильно злясь.
За их спинами раздаётся звон колокольчиков и несколько приветственных возгласов. Они синхронно оглядываются и видят вошедшую Джинни. В этой девушке вечно кипит энергия, она на радостно машет всем в ответ, но, не останавливаясь, бежит к друзьям. Целует в щеку Гарри, резко оборачиваясь и взмахивая рыжими волосами, обнимает Рона и Гермиону. Она уже заливисто хохочет над прической Джастина, который подошел поздороваться, пересказывает все, что натворил Тедди, и не переставая улыбается, чуть щурясь из-за садящегося солнца. Джиневра Уизли словно перерезает красную ленточку и распахивает тяжелые дубовые двери, а за ними – легкость и бесконечный водоворот эмоций.
Спустя пару кружек сливочного пива в паб наконец-то заходит Оливер. Большинство людей за столиками объединяются и вместе поздравляют его с последней победой команды, вместе скандирует «Вуд – чемпион» и вместе распевают старые, большинству знакомые песни. Каждый присутствующий чувствует себя причастным к светлому празднику души. Каждого окутывает теплота, и причина ей отнюдь не лишняя порция огневиски. Причина ей – люди вокруг. Оглядываясь назад, они понимают, что не одни, что за их спиной стоят друзья. Они вместе. Вместе.
Вечер проходит замечательно.
Время близится к двум часам ночи, Гермиона устало сидит всё за тем же столиком и вяло выводит пальцем пятиконечную звездочку на рассыпанном сахаре. Гарри и Джинни медленно кружатся под едва слышную музыку, их глаза закрыты, а на губах играет улыбка. Рон сидит рядом, играет с Джастином в шахматы и, надо отметить, выигрывает партию за партией.
Паб заметно опустел, но треть зала еще здесь, наслаждается атмосферой. Гермиона осматривает каждого человека, сидящего за столиком. Кто, с кем, в чём. Она мысленно старается представить себе повседневную жизнь любого человека, попавшего ей на глаза. Но без возможности или желания проверить свои догадки это занятие быстро наскучивает. Гермиона скользит взглядом по людям, пока что-то – точнее кто-то – у дальних столиков не привлекает её внимание. Молодой человек в белой рубашке, расслаблено откинувшийся на спинку стула и беседующий со смутно знакомым парнем. Приглядываясь, она узнаёт Теодора Нотта.
Однокурсник. Наш однокурсник. Гермиона даже со спины моментально узнает парня по светлым волосам. Узнаёт и… решается.
Гермиона встаёт из-за стола, делает несколько неуверенных шагов по направлению к парню. Вздохнув, она решает, что пути назад нет, и, расправляя плечи, более твердой походкой идёт вперёд. Вероятный слизеринец не обращает на неё внимания, а Драко сидит к ней спиной. Дойдя до их столика, Гермиона замирает на секунду, дав последнему досказать предложение, а потом делает шаг, появляясь в его поле зрения. Не дав ему опомниться, она кладёт руку ему на плечо и, очаровательно улыбаясь, произносит:
– Добрый вечер, Драко, – сказав это, переводит взшляд на его собеседника, – Тео, – тот в ответ кивает.
– Позволь, я украду Драко на несколько минут, – Тео вновь кивает, вопросительно поднимая брови и глядя на Драко, у которого в свою очередь правая бровь стала заметно выше левой. Впрочем, он не сопротивляется, и вместе с Гермионой они отходят на несколько шагов.
– Что тебе нужно, Грейнджер? – небрежно спрашивает он, что немало её задевает. За последние несколько недель она много времени провела на крыше, и они стали неплохими собеседникам. Неужто встреча старого друга вернёт всё на исходную точку?
Гермиона молчит и в лице не меняется. Всё так же улыбается, чуть склоняет голову и произносит:
– В таком случае, ничего, Малфой, – равнодушно произносит она, акцентируя внимание на фамилию. Разворачивается.
– Гермиона, – закатывая глаза, произносит Драко своим нормальным тоном. С легкой усмешкой она вновь оборачивается.
Драко предупреждает:
– Я не буду ни за что извиняться, но…
Гермиона, хохотнув, берёт его за запястье и ведёт к своему столику. Драко спрашивает, что она задумала, но Гермиона отмалчивается. Он даже пытается сопротивляться, но вскоре шипит, как разозлённая кошка, от впившихся в кожу ногтей.
– Ты жестокая, тебе кто-нибудь об этом говорил?
– Гарри и Рон, когда я не давала списывать домашние задания, – кивая, отвечает Гермиона, виляя между столиков.
Драко, кажется, замечает вышеназванную парочку впереди и с истерической ноткой в голосе спрашивает:
– Гермиона, ты уверена? Мне туда не на-а-адо, – жалобно тянет он.
К тому времени Гарри и Джинни уже возвращаются к столику. Первой приближающуюся пару замечает Джинни, но она не спешит говорить об этом ребятам. Гермиона на всякий случай прижимает указательный палец к губам. Порой неожиданность – лучший друг.
В Драко уже просыпается любопытство: к чему приведёт явно предстоящий разговор? Они с Джинни переглядываются, и Драко с долей облегчения не замечает в её взгляде ни неприязни, ни презрения. Карие глаза отражают лишь интерес, Драко не находит в них даже удивления.
Впрочем, его хватает у Гарри и Рона, когда они оборачивают на Гермионино «Ребята». Мальчики оставляют свои занятия: Рон не доносит руку с ферзём до нужной клетки, а Гарри чуть не давится ломтиком хлеба. Джинни, лукаво улыбаясь, похлопывает его по спине, а Драко тихо шепчет на ухо Гермионе:
– Смерти моей хочешь?
Взгляд Рона и правда выражает крайнюю степень недружелюбия, и Драко даже подавляет желание спрятаться за спиной Гермионы. Она убирает руку с его запястья, думая, что надо было сделать это чуть раньше.
– Я хочу вас познакомить с моим новым другом, – лучезарно улыбается Гермиона, лишь на мгновение внутренне замирая, и быстро продолжает представление:
– Это Драко Малфой. Я недавно познакомилась с ним недалеко от моего дома, оказывается, он живет рядом. Мы разговорились о лете, о следующем году в Хогвартсе и о том, чем можно будет заняться после него. Драко удивительный собеседник, к тому же квиддич любит, вы должны поладить, – щебечет она, и сама не уверена, кого пытается убедить: их или себя.
– Драко, это Джинни Уизли, – Гермиона начинает с подруги, видя её спокойствие. Делает небольшую паузу, переводя дыхание, и в это самое мгновение Джинни привстаёт и подаёт Драко руку.
– Привет, – улыбаясь, произносит она, и Драко, кивая, легко пожимает её ладонь. Гермиона готова с благодарными возгласами броситься к Джинни в объятия.
– Гарри Поттер, – продолжает она, искренне надеясь на Гарри. После войны он никогда не позволял себе резких высказываний о Малфоях, к тому же изо всех сил старался оправдать их перед судом Визенгамота. Драко протягивает ему руку быстрее, чем сам осознаёт, что делает. Секунда тянется слишком долго для всех присутствующих, а Драко и вовсе начинает мысленно проклинать и себя за импульсивное действие, и Грейнджер за то, что привела его к этой компании. Гарри, будто бы решив что-то про себя, встаёт и отвечает на рукопожатие, и, чуть ухмыляясь, говорит:
– Приятно познакомится, Драко.
Драко, усмехнувшись, отвечает:
– Взаимно, Гарри, – слышать из уст былых заклятых врагов простые обращения по имени непривычно для всех, как, в общем, и подыгрывать Гермионе в её маленьком спектакле.
Рон беспомощно глядит на остальных, а Гермиона безжалостно продолжает:
– Рон Уизли, – Рон, солнце, пожалуйста.
Он упрямо молчит. Чуть кривится, и Гермиона, глядя на большие и невинные глаза Джинни, думает, что Рон получил от сестрицы неслабый пинок под столом. Спустя мгновение он все-таки встаёт, и Гермиона видит, что в глазах его решимость, он готов хотя бы попробовать принять Драко. Он пересекается с ней взглядом, и она понимает, что Рон делает это исключительно ради неё. Спасибо.
Они обмениваются рукопожатиями, а Гермиона мысленно ликует, шумно открывает бутылку шампанского и выпивает бокал залпом. Вслух же мягко произносит:
– Я думаю, мы соберёмся вместе у меня за ужином. Драко, я пришлю тебе сову с точной датой, и, надеюсь, ты сможешь выделить один вечер нашей компании, – слегка официальным тоном обращается она к нему. Все-таки нервное это занятие – так нагло пытаться наладить отношения между людьми.
Драко кивает:
– Благодарю за приглашение.
Будь в его тоне на каплю больше едкости, Гермиона стукнула бы его тарелкой. Рон одолжил бы свою. Впрочем, Драко никак не проявляет свою аристократичную пренебрежительность к домашним посиделкам с Золотым Трио, и Гермиона всерьез задумывается, насколько же ему одиноко.
Драко, достойно выдержав это представление, быстро ретируется, ссылаясь на ждущего его Теодора, и Гермиона, прикусив губу, садится за столик к ребятам.
– Я даже не знаю, что сказать, – искренне делится с ними Гарри.
– Он милый, его новая прическа смотрится гораздо лучше зализанных волос, – беззаботно заявляет Джинни.
Встречая скептичные взгляды Гарри и Рона, она пожимает плечами:
– Но это правда. И я не против его присутствия, думаю, ему сейчас приходится несладко.
Взгляды троих теперь устремляются на Рона. Он нехотя признаётся:
– Я не считаю его врагом, изгоем общества или кем-то подобным. Но мне трудно просто так забыть все школьные годы его издевательств.
Гермиона кладёт голову ему на плечо. Ребята всегда защищали её от нападок Драко, и она им за это безумно благодарна, она не раз говорила об этом.
– Я не забыла, Рон. Я простила. Он нуждается в общении, нуждается в простой компании, а принять его сейчас готовы не многие. Даже несмотря на то, что он доказал всем, что раскаивается. Вы же знаете, что это на самом деле так.
Рон выдыхает:
– Знаем.
К четырём утра Гермиона появляется на пороге своей квартиры. Она не решается аппарировать, и они с Гарри доезжают на такси до своего квартала. Гермиона со вздохом облегчения разувается, кладёт сумочку на стоящую в коридоре тумбу и проходит на кухню. Садится на небольшой угловой диванчик, подтягивает ноги и задумчиво смотрит на кружку, полную холодного нетронутого кофе. После дня, наполненного воспоминаниями и новыми встречами, живым смехом близких и знакомств с новыми людьми, после своей решительности и понимания своих друзей, у неё вновь появляется желание жить сегодняшним днём. Наслаждаться возрождающимся миром вокруг и близостью дорогих сердцу людей. Горечь будет всегда рядом, всегда будет стоять за спиной безмолвной тенью. Но у Гермионы уже порядком затекла шея держать свою тень в поле зрения. Она, закрывая глаза, ощущает дуновение ветра. Она идёт вперёд, рядом с ней – люди, выжившие в этой войне. Вот оно – их Сейчас. Сейчас они не променяют на былое, не обменяют на будущее.
«Прошедшее – забыто. Грядущее – закрыто. Настоящее – даровано».
