Глава 1Каждый урок Зельеварения приносил мне массу неприятных эмоций, и этот раз не был исключением. Борясь со своей агрессией, которая каждый раз прорастала во мне новыми, более прочными корнями, я шумно шагала по пустынным коридорам Хогвартса. Моя мантия болталась еще с весны прошлого учебного года, я бормотала под нос проклятия, как в сторону моих недоглядевших опекунов, так и в сторону такого же нелюбимого учителя по Зельям и по совместительству — декана факультета, к которому я, к сожалению, принадлежала. Как бы ни было прискорбно это слышать, но я была единственной грязнокровкой в семье чистых чародейских кровей всех обладателей зеленого цвета нашивки на школьной мантии. Слизеринка и грязнокровка. Сочетание столь несовместимого ранее приводило остальных в шок и, резонно было предположить, что заставляло еще и выпускать свой змеиный яд наружу в случайно попавшую в нору мышь. И этой мышью была я.
Всегда ею была.
Шесть лет назад Шляпа привела в недоумение даже учителей.
Практически незаметная и тихая Тэсса. Не выражающая совершенно никаких эмоций. Не имеющая тесных контактов совершенно ни с кем. Даже гриффиндорцы относились ко мне настороженно, стараясь даже не замечать факта существования яркого цвета в усталой палитре Слизерина.
Я устала от холодного постоянства. Одиночество лишало сил, заставляя каждую свободную минуту причитать об этом.
Нет, я не была одинока в плане знакомств. Парочка когтевранцев всегда была готова помочь с решением домашних заданий, а одна девушка из Пуффендуя — Алисия Кэролл — иногда давала прочитать интересные книги, заботливо присланные отцом, который работал в одной из лондонских книжных лавок.
Пробубнив картине пароль, я влетела в пустую гостиную и уютно устроилась в мягком кресле, устало бросив перед этим учебники на журнальный столик. Рядом со мной потрескивал камин, но даже он был не в силах согреть большую слизеринскую комнату, наполненную холодными оттенками, холодными предметами интерьера и такими же обитателями, которые в этот момент почему-то вовсе отсутствовали. Все это казалось мне чужим, совершенно далеким к правде. Совершенно далеким ко мне — любительнице тепла и эмоций. Я любила чувствовать. Любила быть кому-то нужной. Но факультет ничего из этого так и не дал за все шесть лет. Шесть лет впустую. Лишь редкие интересные занятия могли разбавить серую обыденность жизни.
Все это время я горела единственным желанием: спросить у Шляпы, что же я тут делала. Я умна, честна и храбра. Но ни одно из этих качеств, может, только частично, не принадлежало к роду факультета нечестивого и злобного Салазара. Наверное, поэтому, даже пытаясь быть совершенно невзрачной на первый взгляд, я вызывала столько разговоров, сплетен и совершенно глупых историй о моем происхождении и способностях.
Всегда молчала. Всегда забавлялась от ниоткуда появившихся слухов о себе.
Неправдивых и злобных.
Грязных.
Но могла ответить, резко прервав нить этих сплетен.
И никогда этого не делала.
Я не была Гарри Поттером, не встревала в неприятности, не подставляла под пули, точнее — под заклинания, близких друзей, не была избранной. Я была просто собой: напускно-беззвучной ученицей не своего факультета, которая отчаянно искала искренность. В жалостливых взглядах, в мудрых советах подруг, в очередных тихих пьянках в три часа ночи.
Да хоть в чем-нибудь.
Вместо этого — редкие письма опекунов с просьбой не приезжать на каникулы.
Это все ужасно ломало. Изнутри, мучительно медленно, будто пытая.
Словно по воле судьбы, мои глаза обратились к фигуре, которая развалилась на софе слева от меня, но прежде не была замеченной мною. Все время пребывания в гостиной в собственных мыслях и чертыханиях я даже не догадывалась, что кто-то мог омрачить мое одиночество. Но Драко Малфой был одним из тех типов людей, которые могут и хотят этого, дай им только возможность тебе не понравиться, даже если ты просто находишь себе уютное местечко рядом. Пусть шестой курс был для него своеобразным стартом в области становления мужчиной, он все еще оставался злобным мальчишкой с кучей комплексов. Все эти классические костюмы, идеальная прическа и отточенный подбородок вызвали бы только восхищение, будь то какой-либо другой человек с совершенно иным характером. Но это был Малфой.
И он не терпел меня.
— Вали отсюда, грязнокровка, — фраза, которая была у меня на слуху каждый день, которая сегодня вызвала почему-то во мне ураган эмоций, наносимый видимые физические последствия сопернику. Даже не делая попыток подавить в себе злость, я решила воспользоваться старым добрым методом ведения всех конфликтов, запуская в него подушку болотного цвета, лежащую рядом. Она приземлилась прямо у его лица, которое сразу же после этого приняло нападающий вид: брови сдвинуты, а губы сжались так, будто их предварительно стерли ластиком.
Он был красив в своей ярости.
— Да как ты смеешь, мерзкая… — начал было он, но нить голоса была оборвана моим заклинанием молчания.
Неизвестно, какими целями я управлялась, применяя такую магию к любимчику всего факультета; неизвестно даже как я успела ее задействовать, когда мои руки дрожали от обиды за ежедневно пролитые литры сквернословия в мою сторону от Драко Малфоя. Он был не единственным героем этой печальной повести о бедной девушке, которая совершенным и случайным образом попала в обитель ненависти, но почему-то его слова и попытки донести определенный смысл всегда задевали.
Оставляли непоправимый след в душе.
Силенцио подействовало на него удивительным образом. Глаза будто налились кровью, а тело — злостью, которая была заметна в его движениях, с грубостью направленными на меня. Молниеносно поднявшись с софы, Малфой молча — да у него не было и выхода — двинулся в мою сторону. Приблизившись ко мне, он, не думая о последствиях, нанес мне пощечину.
Теперь это был авторский знак всех Малфоев. Девичья пощечина, горевшая на щеке.
Я съежилась не в силах как-либо действовать. Холод своей руки, спасший от непоправимого огня, немного утолял разочарование. Боль.
Обиду.
Ладонь спасала. Ладонь помогала. Но только эта ладонь теперь была моей.
По непонятным мне причинам слизеринец не снимал сам с себя заклинания, хмуро смотря на меня и ожидая реакции, которая последовала не сразу. Я резко встала на ноги, пытаясь пресечь дальнейшую перебранку, которая не стоила зря пролитых литров ярости во взглядах. Но мой план был тут же отвергнут крепкими руками парня и приставленной к моему горлу палочкой из боярышника. Моя спина упиралась в его крепкую грудь, частое дыхание тускло звучало у меня в ушах, отдавая привкусом миндаля и красного перца.
— Глупая девчонка, это все, что ты можешь? Дать мне пощечину? — прыснула я сквозь зубы, с легкомыслием ходя по лезвию ножа. Кончик палочки сверлил кожу на шее, давя подступающие клубки кислорода к горлу.
Он ждал. Ждал, пока я испугаюсь его настолько, что сама сниму заклинание. И он знал, что я боюсь, пусть этого и не показывала. Мое тело, плотно прижатое к его, незаметно дрожало в поисках безопасности, в которую не входила угрожающе приставленная ко мне волшебная палочка. Я ударила Малфоя по ноге, отчего он согнулся вместе со мной, но не на толику не ослабил свою хватку. Вместо этого двинулся к стене, плотно впечатав в нее меня и переворачивая к себе лицом. Теперь мы смотрели друг другу в глаза, а дерево все еще находилась на том же месте. Мои глаза расширились от удивления и от боли, когда он сунул руку в мои волосы и сжал ее в кулак. Я тихо простонала, стараясь не выдать себя еще больше.
Не выдать океан страха, который я в отчаянии спрятала.
Слизеринец и сам мог снять заклинание, не произнося его вслух так же, как и мог использовать любое против меня, но, видимо, его удовлетворяло физическое насилие: он наслаждался каждым мгновением, каждым случайным стоном, вырвавшимся из моих уст.
Я не должна была быть здесь.
— Хватит, Малфой, мне больно, — моя голова была насильно отклонена назад до упора так, что было невыносимо трудно дышать. Шея была полностью оголена перед парнем, и он тут же провел вдоль высеченного хребта палочкой. В этом было что-то такое, заставляющее меня не только снова задрожать, а и нечто интимное, отчего волосы на руках встали дыбом. Благо, мантия скрывала мою слабость перед такого рода жестами.
В его действиях чувствовалась мольба. Жестокая, до мерзости неприятная мольба.
Давай, Ланкастер, будь хорошей девочкой, сними заклинание.
Я произнесла нужные слова, и он сразу же застыл. Уголок рта поднялся в ухмылке. Издевался. Радовался победе.
— Ты мне противна, грязнокровка, — недолго думая, сказал слизеринец.
Я начала молотить его руками, но он лишь крепко соединил их между собою. Запястья, впиваясь друг в друга, были сжаты в тюрьме его широкой ладони. Сила в движениях Драко начала восхищать меня, пусть даже это было настоящим женским насилием, которое такого рода, как Малфои, уважать по определению не должны.
Но почему-то он уважал.
Это удивляло. Это приводило в непримиримый ужас, сверливший давно установленные рамки и устои.
— Почему тогда ты хочешь меня поцеловать? — этим вопросом я поставила его в тупик, и парень явно задумался в попытках найти ответ, достойный слез, готовых вырваться из моих глаз в любой удобный момент.
Я не была слабой. Я просто не ожидала. Смена привычной жизненной обстановки привела к разрушительному краху давно установленного образа жизни. А теперь вот — я висела на волоске от погибели. Себя. Как личности. Как чертовой грязнокровки, которых он терпеть не мог. Но свободно прикасался.
— С чего ты вообще взяла, что я хочу тебя поцеловать?
— Потому что ты находишься опасно близко к моим губам, — наши носы соприкасались. Даже в этом неловком и неконтролируемом движении чувствовался неутолимый запах напряжения, от которого хотелось выть. — Отпусти меня или я закричу.
— Мерзкий мусор, — он скривился, произнося очередное оскорбление так, словно хотел, чтобы оно было последним. В моей жизни. В наших жизнях.
Это все давило и глушило. На секунду мне показалось, что больше не будет ничего. Впереди — кромешная пустота. Я — пустота. Завистливая и полная разочарований.
— Я думаю о тебе так же.
Да, давай, мсти ему, унижай, ставь собственные рамки дозволенного.
— Если ты кому-нибудь расскажешь, что сейчас произошло, ты покойница, ясно?
— Нет, не ясно, — выплюнула я, наконец, высвободившись из уз тела слизеринца.
Я не должна была позволять взять над собой верх. Позволять ему выиграть в немой хватке, которая обязательно оставит багровые синяки на раках. Стоило мне лишь пару минут назад согласиться с небрежной просьбой свалить — и ничего бы не было. Снова я бы была желанной пустотой. Почти не чувствуемой. Почти ничего не значащей.
— Слушай меня…
— Не хочу я тебя слушать, — прервала его я. — Прекрати эту игру в кошки-мышки. Хочешь, чтобы это осталось тайной — она ею изначально была. Но никаких угроз.
Снова огоньками в серых глазах вспыхнула ярость.
Беспросветная тишина. Лишь сбитое дыхание с запахом миндаля у меня на лице. Влажный воздух из его легких, бессистемно проникал и в мои.
— Иди отсюда, грязнокровка, или я за себя не ручаюсь, — сказал он и наши лбы соприкоснулись.
Глаза находились слишком близко друг другу: так, что все передо мной казалось размытым и неясным. Но сейчас там существовал только один объект, который так и требовал, чтобы ему врезали.
В очередной раз.
— Сам уходи, если тебе нужно, — детский сад: передача друг другу вины и обязанностей. Теперь же в ответ он должен был сказать: «Я сюда первый пришел», но вместо этого слизеринец отпустил меня, развернулся и пошел к выходу из гостиной.
Слабак. Пятилетняя девочка, у которой забрали формочку в песочнице.
Или завравшийся студент, который отчаянно искал хоть какую-то возможность на отдушину. Хоть какой-то тающий след спокойствия, который ему, казалось, уже давно не был знаком.
Фантом его дрожащих пальцев еще несколько мгновений рыскал по моим темным волосам. Я все так и стояла на месте, когда до отвала наевшийся на обеде, который мы успешно пропустили, народ ввалился в серо-зеленую комнату. Оглядев всех их, я приняла решение сбежать отсюда куда подальше, на свежий воздух, где непонятное счастье смогло бы наполнить меня до предела. Холодные стены подземелья, как обычно, давили на разум, и мне хотелось как можно скорее расстаться с ними, стараясь позабыть о случившемся.
