Глава 1Часть 1
Витиевато-примитивно, в полпоступи, не врЕменная, но временнАя…
И свет в конце туннеля преломился… Сердца колибри замирали…
Это был как раз тот нередкий случай, когда предостережения мамы насчёт моего дрянного вкуса претворялись в действительность. Я стояла у входа в «Дырявый котёл», ни капли не заботясь о «грации кошки» или «улыбке Моны Лизы». Я была как раз на полпути к тому, чтобы зубами уполовинить фильтр дешёвой сигареты.
- Мерлин! Ну и рожа! - вид этого сутулого, неопрятного субъекта даже немного "освежил" моё полусонное сознание. – Должно быть, ему сложно жить с такой-то наружностью.
Ах, эти мимолётные мгновения предвкушения любви! То ли жалость, то ли непоколебимая уверенность в том, что любая здравомыслящая женщина никогда на него не посмотрит, а значит, он попадёт в мою безоговорочную власть, будоражили вероломное желание завладеть им. Подчинить. Склонить. Заставить лобызать ноги.
С буйством экзальтированной нимфетки, я принялась приводить в порядок причёску и свой скудный наряд. То, во что превратился вырез блузки, сложно было назвать «лёгкий намёк на недосказанность». А впрочем, я всегда была за прямоту в отношениях.
Вытянувшись, насколько позволял далеко не выдающийся рост, и расправив плечи, я уверенным шагом двинулась навстречу незнакомцу. Уверенности придавало то, что при скудном свете, падающем из окон бара, он не заметит габаритов надвигающейся опасности. Приближаясь к незнакомцу, я всё больше корила себя за то, что давно оставила бесполезные попытки втиснуться в обывательские представления о красоте. Но, как говорится, любовь негаданно нагрянет. И вот, спустя мгновение, огибая освещённые участки улицы, любовь настигла и его.
Уж что-что, но в моём арсенале оставалось последнее оружие, – чарующий голос.
- Позвольте закурить, - смакуя слова, я поднесла ко рту сломанную сигарету.
- Не курю, - бросил он, не поворачиваясь.
О, он к тому же ещё и полный профан в отношении женщин. Стоит ли говорить, что моё вероломство торжествовало?
- И мне не советуете? – настал черёд грудного смеха.
Невыносимо долго до него доходил смысл происходящего. Я уже было вынесла вердикт, что он ко всему прочему ещё и асексуал, когда незнакомец обернулся. Предварительно выдохнув в сторону, тем самым проверяя чистоту дыхания, Рон Уизли таки удостоил меня взгляда.
Трижды женат, дважды разведён. И кто сказал, что всё в этом мире сбалансировано? Хотя о борьбе противоположностей я знала не понаслышке, особенно в те короткие мгновения, когда здравый смысл боролся с моим дрянным вкусом. Стоит ли говорить, кто победил в этом поединке? Уже тогда, наученная предыдущими десятью с небольшим опытами погружения в самозабвенную культивацию веры в чудеса, я бережно припрятала так и не зажжённую сигарету в карман. Я любила эти памятные мелочи и знаковые насмешки судьбы до боли за грудиной, до сведенных челюстей и конвульсирующих членов.
Стоит ли говорить, что той ночью я ждала его торжественного «Возвращения», будто он вломится в мой номер, выбив дверь ногой, и визуально вполне обозримо, без предисловий проявит готовность разделить со мной будущность? Стоит ли говорить, что на пороге тридцатилетия мне больше некого было ожидать у своей двери, кроме него, «первого и единственного»? Зачастую слова настолько бессмысленны, что сравниться с ними по качеству и количеству внутренней наполненности могут только поступки. А потому я предалась мечтам. В десятый с небольшим раз за свои двадцать «с небольшим» лет.
Часть 2
Напыщенность его натуры, насупленность густых бровей
И мелкий бисер, что метали, – вот событийность этих дней.
И если накануне вечером у меня ещё был шанс остаться живой и невредимой, то ближе к утру, несмотря на все предпринятые мною «отрезвляющие» меры, в частности сон, я смирилась с происходящим. Жизнь бурлила снаружи и внутри. Эта чарующая динамика, бьющая по вискам, безостановочное мельтешение образов и воспоминаний. Любовь не просто следовала за мной по пятам, она уже давно обогнала, расставила на пути капканы и вырыла яму. И чувствовало моё великостраждущее сердце, это был тот случай, когда она позабыла скинуть мне верёвку. Да! Час пробил!
С небывалым остервенением я стучала в двери Парвати. Ей хватило одного взгляда, впрочем взгляда такого рода, под которым её муж обычно обращался в бегство.
- Кто он? – О! Этой менторский тон. – Псевдосолист псевдомузыкальной группы, чистильщик каминов или просто мальчик с Лютного переулка, как в прошлый раз?
Она бросила взгляд на настенные часы. Её негодование росло с небывалой силой. Я выбрала самый удачный момент, за секунду до взрыва:
- Рон Уизли!
Парвати возопила что-то о том, что по мне плачет Святого Мунго, потом - что и Азкабан, но моя воля была поистине несгибаема, чего не скажешь о двери Парвати, едва не слетевшей с петель в минутной потасовке. Подруга уступила, как, впрочем, делала всегда на моей памяти. А в памяти мне не откажешь. Моя память – моя боль.
- Дети ещё спят, - сказала она шёпотом, что в общем-то уже было бесполезной мерой предосторожности.
Скорее, она сказала это, чтоб лишний раз напомнить о том, что у неё есть дети. В своей материнской гордости она была безотчётно жестокой. И так действительно могло показаться со стороны, особенно если речь заходила о подобных репликах, адресованных мне. Но, к счастью, мы обе знали, что меня это ни капли не ранит. Одному Мерлину известно, сколько раз я представляла себя нянчащей сына с поочерёдно янтарными, карими или серебристыми, как у мальчика из Лютного переулка, глазами. Но без этого неотъемлемого атрибута «сходства» дети меня не интересовали. Иногда под жалостливыми взглядами женщин, которые уже исполнили свой высокий долг, я чувствовала что-то сродни чёрствости, граничащей с неполноценностью. Но эта «чёрствость» сполна компенсировалась тем, что я называла «подсознательными страстями», способностью любить Мужчину, доходя до самоотречения, а затем, вопреки всем законам мироздания, позволяя произрастать собственному женскому величию в честь Него.
- Рассказывай, - наконец, закончив суетиться на кухне, сказала Парвати.
А что, собственно, я могла рассказать? Я курила, он – нет. Я говорила, он молчал. Я вспомнила, он забыл. Хотя, нет, он просто сделал вид, что забыл, чтоб не бередить старые раны. И с этой же целью торопился уйти. Парвати было не в силах меня переубедить.
***
На обратном пути я подготовилась к ночи – купила Огненный виски. Вопреки здравому смыслу, и, как уж давно повелось, следуя собственной логике, я избегала людей. Поднялась к себе в номер. Не запирая дверей, изрядно набралась. Плакала и смеялась. Смеялась и плакала. Говорила со своим прошлым, вела бесконечно-бесплотные рассуждения, множила в памяти «утерянные возможности».
Ближе к тому времени, когда я встретила его накануне, спустилась на улицу покурить. До часа "Х" оставалось часа полтора. Приближение осени уже давало о себе знать холодным ветром и лёгкой изморосью. Я стоически курила одну за одной, пока солнце ни осветило горсть окурков под ногами, грязные окна таверны, пустые лавочки в конце аллеи, некогда окрашенные в зелёный цвет. Почему-то именно их вид вызвал у меня наибольший прилив отвращение, даже больший, чем вся панорама в целом. Это чувство, такое знакомое, въевшееся в подкорку, и в то же время чужое, инородное всему моему естеству, гнало меня прочь. Но как и во множество раз до этого, когда оно только давало знать о своём появлении, будто смутный, слабо осознаваемый укол интуиции, будто сигнал к спасению, рвущийся изнутри неосознанной, животной составляющей, мне негде было укрыться.
Я заперла дверь на замок, наглухо задёрнула плотные, насквозь пропитанные пылью шторы.
Той ночью мне приснилось, будто он смотрит на меня через окно, слегка подёрнутое морозом. Смысл его затянувшегося безмолвного ожидания был мне понятен без слов. И я не столько осознала, сколько всем своим нутром почувствовала, что мы оба были рождены с осознанием негласного согласия, с этим обоюдным и настолько естественным для человека стремлением к взаимности, к счастью. Я вышла к нему на усыпанную снегом дорогу. Белизна слепила, не проступало и клочка земли. Но холода я не чувствовала. Он протянул мне руки, будто проводить, как в старшей школе. И мы пошли домой. Последнее, что я видела, его руки.
Часть 3
И не ему, и не тебе – я просто посвящаю громогласно!
Не с ним и не с тобой – я боле НИКОГДА уж не согласна…
Стоит ли говорить, что я видела в этом сне Руку Провидения? Я тасовала старую, потрёпанную жизнью колоду карт. Мне не везло в картах. Королева Огня с завидным упорством не хотела выпадать рядом с Королём Воды. Видимо, единство и борьба противоположностей, одно из ошибочных представлений.
Банально. Мне стало невыносимо тошно от банальности, невыносимо тошно от избытка страстей. Я была измотана, измучена, но не могла спать. Но окончательно доконала мысль, что меня обуяла обычная депрессия, вызванная наступлением Дня рождения. Я почувствовала себя неисправимой дурой. Во истину, что может быть глупее, чем сопротивляться старению? Я совершила неисчислимое количество глупостей к своим, вот уже полным, тридцати годам, но эта превзошла все. А ведь у меня было достаточно времени научиться смирению и покорности. Но нет. Это было больше похоже на отчаяние.
Совиная почта принесла подарки от Парвати, коллег и даже от мальчика из Лютного переулка. Удивление сменилось стойким отвращением. А ведь не так давно, вопреки десяти с небольшим предшествующим ему «знакам судьбы», я думала, что он особенный, единственный в своём роде, уготованный Судьбой специально для меня. Всё было куда проще. Он просто был последним из них.
Я не ждала подарка от Рона.
Я смотрела в глаза своим страстям, необъятно огромным, искажённой формы, будто повторно надутые воздушные шары. Невыносимо ярких, выедающих глаза цветов, они заполнили собою всё пространство, казалось, что я даже вдыхаю эти химеры. И всё же мне было не понять, как, бесплотные, они всё ещё могут касаться меня, задевать будто языками пламени. Как я могла любить саму любовь, будучи больше неспособной на любовь к мужчине?
