Детские игры

Глава 1

I. Новая жизнь.

Клик, клик, подвеска звенит о цепочку. Клик, клик, шшух. Шероховатый тоненький звон от скольжения звеньев.
– Что за безвкусица!
Тонкие девичьи плечи вздрагивают, а в животе что-то сжимается. Очередной упрек вальяжного, вечно ироничного голоса давит успокаивающую отрешенность чтения.
– Избавься от этого.
Рука, легко игравшая с маленькой серебряной фигуркой воющего волка на груди – донельзя неподобающим украшением – прячет ее в ладони. Поглаживает украдкой.
– Она нравится мне.
Юноша награждает презрительным взглядом сидящую рядом девушку.
– Мне все равно.
Пальцы напоследок крепче сжимают серебро, словно защищая, и напряженным жестом поправляют волосы.
– Ты слышала меня, Нарцисса? – юноша холодно смотрит на движения изящной руки, и голос приобретает резкие недовольные интонации.
– Это подарок.
– Мне все равно.
Голос девушки дрожит лишь самую малость, предавая свое гладко и ровно звучащее равнодушие.
– Хорошо.
Она готовится снова нырнуть в спасительные строчки, избавляющие ее от реальности, но холодный голос удерживает ее в комнате.
– Сейчас, Нарцисса.
Слизеринка упрямо опускает голову, но ничего не предпринимает. Только руки, крепче сжавшие книгу, выдают волнение. От молчаливого, угрожающего ожидания жестких глаз становится не по себе. Несколько секунд длится тишина: упрямство сталкивается со злостью. Внезапно юноша резко подается вперед, протягивая руку, хватает в кулак подвеску и дергает на себя. Испуганный возглас рождается и обрывается на губах девушка, не успев с них сорваться. Что угодно, лишь бы не показывать свой страх. Одно мгновение цепочка больно давит на шею, а затем лопается, оставшись тускло свисать из крепко сжатой ладони. Губы неслышно произносят заклятие, и разорванные звенья покрываются ржавчиной, а серебряный волк падает на пол искореженной пластинкой и рассыпается в пыль. Светловолосый юноша дует на пальцы, брезгливо отряхивая ладони, и вновь откидывается на спинку дивана в прежнюю лениво-расслабленную позу.
– Я жду от тебя подчинения, – замечает он, как нечто само собой разумеющееся. Словно объясняет простейшую истину.
Красивые черты лица не искажаются ни на секунду. Глаза неотрывно смотрят в то место, где исчезла истлевшая подвеска.
– Для тебя начинается новая жизнь, Нарцисса, – медленно выговаривает слизеринец. – Моя жена должна быть идеальна.
Склонив голову набок, он рассматривает невесту. Бледная, напряженная, но красивая даже в этой напряженности. Дернув уголком рта, юноша отворачивается с плохо скрываемым отвращением. Она и так идеальна.
– Выпрями спину, – холодно бросает он, раскрывая книгу, просто чтобы хоть в чем-то ее упрекнуть.
Секунду девушка медлит, закусив губу, чтобы сдержать все резкие ответы, идущие в голову, пока наконец холодная, пугающая недоброжелательность в воздухе не вразумляет ее. Она беспрекословно расправляет плечи до почти неестественного состояния и поднимает подбородок, с некоторой неловкостью разжимая крепко сцепленные ладони. Рука тянется к груди – резкое и неприятное прикосновение слизеринца все еще осталось там, чуть ниже ключиц. Потирая кожу, стирая это касание, она перелистывает недочитанную страницу. Взгляд тоскливо скользит к настенным часам. Медленное тиканье стрелок. Как скоро можно будет уйти? Никогда, смеется насмешливый внутренний голос.
Впервые эта мысль так остро отдается внутри, принося пронзающее ощущение реальности. Именно сейчас, в этой гостиной, наедине с холодным юношей – ведь им положено проводить время вместе – Нарцисса впервые по-настоящему осознает, что теперь так будет всегда. Что это не какая-то неприятная обязанность, от которой она может сбежать. Что замуж – значит, на всю жизнь. Право же, день открытий и новых начал. В первый раз в ответ на его упрек она промолчала и только повыше подняла голову, подчинившись. Все когда-нибудь бывает в первый раз. Ее первое поражение. Его первая победа.
Должно быть, у нее и в самом деле начинается новая, совершенно новая жизнь.


II. Письмо счастья.

Юноша оторопело останавливается на пороге, выныривая из раздумий, словно наталкивается на невидимую стену. Медленно входит в гостиную, неотступно сопровождаемый опасливыми взглядами друзей. Вопросительно приподнимает брови.
– Что-то случилось?
Питер открывает-было рот, но тут же смущенно умолкает под взглядом Ремуса. Неясное беспокойство, держащее последнего весь день, настороженно поднимает голову.
– Мы не хотели…ну, ты знаешь…лезть не в свои дела, – извиняющимся тоном выговаривает Джеймс, запуская пятерню в растрепанные волосы. – Мы правда не хотели. Но, видишь, какое дело…
– Дай-ка я, Джимми.
Сириус встает, скрипнув пружинами кресла.
– Ты знаешь, Лунатик, – начинает он, подходя, – что я порвал абсолютно все связи со своей семьей, да?
– Конечно.
– Хорошо. И ты знаешь, что моя семья тоже порвала со мной все связи, верно?
– Естественно, я знаю, Сириус! В чем дело? – в голосе Люпина недоуменные нотки звучат с яркой примесью напряжения и нехорошего предчувствия.
– В их чудном маленьком мирке случилось кое-что…крупное. Настолько крупное, что даже меня почтили известием о радостном событии. Видимо, в надежде вернуть непутевого отпрыска в лоно семьи.
– К делу, Бродяга. Причем здесь я?
– Видите ли, господин Лунатик, Вы имеете к этому прямое отношение.
– Прекращай комедию.
– Я, пожалуй, должен был предупредить, что нельзя нормальным людям связываться с девушками из семьи Блэк?
Ремус медлит в ответом, ощущая, как претворяется в жизнь то самое тягостное предчувствие, не отпускающее его с самого утра.
– И разве я мог предположить, что именно это ты и сделаешь?
Питер нервно возится где-то в углу. Ну прямо как настоящая крыса. Внимание Люпина рассеивается по комнате, захватывая незначительные звуки, предметы, тени. Сириус не выдерживает его созерцательного настроения и взрывается.
– Черт возьми, Рем! Мне плевать, с кем ты там встречаешься, но уж Блэков-то ты должен был остерегаться! Из всех, абсолютно из всех тебе надо было выбрать ту, которая просто неспособна на какие-то чувства!
– Что все-таки случилось, Сириус?
Все усилия концентрируются на том, чтобы произнести эту фразу, и все равно она не звучит и вполовину так спокойно, как хотелось бы. Блэк, помолчав пару секунд, сует руку в карман брюк и достает небрежно сложенный листок. Протягивает Люпину. Тот смотрит полувопросительно, но все-таки берет плотную гербовую бумагу, разворачивает и читает. На то, чтобы уловить суть, у него уходит лишь несколько мгновений.
– Она выходит замуж.
Ремус отрывает взгляд от бумаги и смотрит на Блэка.
– Она выходит замуж. За Малфоя.
– Именно.
– Но, я думаю, она сказала бы мне о таком…событии, – парню приходится побороть изрядную долю неловкости, говоря эти слова. И он все еще не доверяет известию. Даже на гербовой бумаге.
– Значит, ты не знаешь ее. Она не сказала бы ни слова, пока об этом не заговорил бы весь Хогвартс, а это произойдет очень скоро, увидишь. Все, Лунатик. Все. К концу года Нарцисса будет официальной невестой Малфоя.
Трудное, вдумчивое молчание.
– Ты же знал, что это все с ней несерьезно, да?
Парень отрешенно кивает.
– Я надеялся, она скажет мне, когда все будет известно.
– Напрасно. Она давно все знает.
– Давно? – искреннее, но слегка апатичное удивление. – Я думал, это решалось только сейчас.
– Да проснись же ты, Рем! Она всегда знала, за кого и когда выйдет замуж, знала еще до того, как ее отправили в Хогвартс, а ты!...Ты просто болван, – Сириус указывает пальцем на письмо. – Прочти по-хорошему. Они с родителями Малфоя все давным-давно решили. К концу года объявят о помолвке.
Несколько секунд Ремус сверлит взглядом бумагу, пытаясь не разбирать аккуратно написанных строчек.
– Оставь ее, Лунатик. Она того не заслуживает, поверь мне.
Вместо ответа парень резко поворачивается и выходит из гостиной.
– Черт возьми, Рем! Ты куда?!
Блэк порывается идти следом, но Джеймс хватает его за плечо, останавливая.
– Дай ему остыть, Бродяга. Так будет лучше.


III. Зверь.

Травяной сок пачкает брюки на коленях, когда, пробираясь в глубь леса, юноша несколько раз оступается и падает. Мысли настойчиво пляшут вокруг одного и того же, отметаемые, неуклонно возвращающиеся. Избавиться от них нет никакой возможности.
Непонятная и светлая девушка, никогда ему не принадлежавшая, теперь потеряна.
В лесу темно. Солнце зашло, лучи больше не проникают сквозь деревья. Скоро взойдет луна. Полная луна. Как нельзя кстати.
Гриффиндорская мантия расстелена на земле. Незнакомое место. Знакомое – где-то далеко, позади путаных тропинок и долгой ходьбы. Звериное чутье поможет найтись утром. Должна же быть от него хоть какая-то польза? Сегодня можно забыться.
Вот она, луна, мелькает пятнами белесого света на поляне впереди. Скоро начнется.
Юноша встает. Снимает ботинки, наступая носком одного на пятку другого, расстегивает рубашку. Ремень, брюки, носки, белье…На мантии образуется стопка одежды, прикрывающая подложенную под основание палочку. Еще минута…Две…Он ступает с ткани мантии на землю к ближнему пятну лунного света. Острые травинки, мелкие камушки, опавшая хвоя и что-то еще — все колет ступни, но ощущение привычное, даже успокаивающее. Несколько шагов вперед, и ноги подламываются. Еще успевает мелькнуть привычный страх застрять в промежуточном состоянии. Еще успевает эта мысль привычно доставить угрюмое удовольствие. Не волк, не человек – одинокий урод. Монстр; хотя бы монстр будет снаружи, а не внутри. Но это – секунда. А в следующий момент разом становится легко, и остаются только инстинкты зверя, долго томившегося в ожидании свободы. Никакой человеческой печали.
Полная луна сияет в небе пустым светом. Пусть сияет. Зверь о ней думает. Зверь не думает ни о ком, кроме зверя.
Торжествующий волчий вой раздается где-то совсем далеко.


IV. Благодарность.

Теплая тяжесть на груди. Тошнотворный горький осадок на душе.
– Жестоко.
– Мм?
– Жестоко, говорю.
Краткий обмен репликами завершается прежним молчанием. Никакого прогресса. За последние несколько часов собеседники обменялись едва ли десятком фраз. Однако, несмотря на это, беседа неохотно продолжается.
– Ты знала, чем все закончится.
– Все равно это жестоко.
Угрюмый, мрачный голос. Просто озвученный факт. Да. Это, пожалуй, жестоко.
– Какая теперь разница? Все решено. Лестрейндж – не самый плохой вариант.
– Лестрейндж… Лестрейндж. Не хочу о нем. Но ты! – девушка резко поднимается: там, где было тепло тела, теперь обожгло холодком. – Ты женишься, и на ком!..
– Ты всегда знала, чем все закончится, Белла. Что это будет она.
– Ненавижу ее.
Ни звука в ответ. То ли усталое безразличие, то ли согласие.
– Ненавижу ее!
Всплеск бешеной злости на всех, кто придумал эти правила. Чертовы идиотские правила! Девушка порывисто вскакивает. Ища выход злой энергии, одним движением яростно сметает со стола какие-то книги, свитки, чернильцу.
– Ненавижу ее! Ненавижу!
Скрип пружин. Спустя мгновение сильные руки берут ее за плечи и встряхивают.
– Хватит, Белла, прекрати. Это не поможет.
Жесткий усталый голос остужает пыл.
– Что это?
– Где? А…Это ее.
Юноша наклоняется, чтобы поднять маленькую выпавшую фотографию, и разглядывает ее. Фотография...странная. Белла явно кричит, яростно сжав кулаки, а спустя пару секунд резко смотрит в кадр. Пряди длинных черных волос захлестываются вокруг шеи. Рядом – Нарцисса. Сжалась под натиском сестры, кажется, готова сбежать при первой возможности. Тонкая, слабая. Вряд ли ей кто-то тогда помог. Да и теперь не поможет.
– Почему она это хранит?
Белла раздраженно дергает плечом.
– Откуда я знаю?
Еще один взгляд на фотографию. Сила, вот, что всегда привлекало в старшей Блэк. Сила, ярость, воля. Горящие глаза даже с шероховатой поверхности пугают необузданной ненавистью. Человек, сделавший это фото, вероятно, очень пожалел, что вмешался в спор.
– Люциус?
Он не отвечает, разглядывая черты лица, искаженные злостью. Белла нетерпеливо вырывает из его рук фотографию и бросает на пол.
– Что нам делать?
Тягостная пауза.
– Ничего.
Этот разговор давно изжил себя.
– Что нам делать?
– Ничего.
– Но почему?
– Мы ничего не можем сделать, Белла, ты знаешь это.
Десятки и сотни раз. И все же женский голос упрямо выговаривает:
– Но почему?
– Черт возьми, Белла!
Слизеринец сжимает переносицу большим и указательным пальцами, словно у него болит голова.
– Черт возьми, Белла. Ты же все понимаешь.
– О, – девушка подается назад, голос приобретает ироничные нотки. – Сколько еще раз ты мне это повторишь? Зачем искать выход, ведь я же все понимаю. А ты — ты можешь не волноваться, твоя будущая миссис Малфой, о, она идеальна. Ты о такой и не мечтал. Слабая, безвольная, красивая – это ведь главное, не правда ли? – и слова против никогда не подумает сказать! То, что нужно. Поздравляю с приобретением, Малфой!
– Ты не имеешь права винить меня в этом, Белла.
– Я на тебя вообще никаких прав не имею, да? – горькая усмешка.
Слишком длинная пауза, чтобы можно было убедительно опровергнуть заявление. Отголоском многократно повторенного разговора снова звучит вопрос:
– Что нам делать?
– Я не знаю, не знаю, не знаю! – юноша со всей злостью пинает ни в чем не повинный стул – он отлетает на метр и падает. – Прекрати спрашивать меня об этом, я не знаю!
Долгий взгляд через всю комнату. Люциус сильно проводит ладонью по лицу, словно пытаясь стереть усталость. Голос звучит напряженно:
– Мы можем…встречаться и после. В конце концов, какая разница?
Девушка скрещивает руки на груди и передергивает плечами, отступая еще на шаг. Взгляд, загоревшийся-было ожиданием каких-то определенных, желанных слов, снова угасает.
– Может, мне чего-то и недостает, но хоть гордость у меня есть.
– Что?
– Я не собираюсь делить тебя с ней!
– Белла, это единственный…
– Я думала об этом, Малфой. И знаешь, у меня хватило бы смелости пойти наперекор. Против традиций. Но ради чего мне все бросать? Ради труса, который боится сказать нет семье?
– Белла, ты умоляешь дать тебе ответ, и я его нахожу. Нахожу, черт возьми! Что тебе еще нужно?
– Я знаю, как нам поступить.
Недоверчивый взгляд исподлобья.
– Давай закончим все это прямо сейчас.
– Закончим?
– Да. Пошлем друг друга к черту и разойдемся. Мне будет легче жить, зная, что нас ничто не связывает.
– Тебе будет легче жить. Интересно.
– Давай, Малфой. Сделаем больно!
– Прекрати.
– Всю правду, а, Люциус? Наотмашь! Ты же не любишь меня, да? Мы отпрыски благородных семейств, нам не положено. Не-по-ло-же-но-нам, понимаешь?
– Белла…
– Нет, – девушка бросается к слизеринцу, хватает его лицо в ладони и горячо повторяет: – Убеди меня в этом, слышишь? Я хочу, чтобы это кончилось сейчас. Я хочу верить, что все кончено. Заставь меня поверить, я прошу тебя, сломай это все! Ведь ничего не было по-настоящему, правда? Убеди меня в этом!
Жаркие эмоции с ноткой безумства. Это будет жестоко.
Люциус пожимает плечами и медленно отнимает от себя ее руки.
– Уходи, Белла.
Вот так наступает желанная, но все-таки неожиданная расправа. Это можно прочесть в растерянном взгляде.
– Прекрати ломать комедию и уходи. Ты права, – тяжелые слова падают одно на другое, размеренно, рационально и неостановимо. – Тебе пора исчезнуть. Я женюсь на твоей сестре, и ты увидишь, каким идеальным будет наш союз.
– Язык не поворачивается назвать это семьей? – язвительный голос и саркастическое замечание не скрывают дрогнувшего голоса.
Слизеринец только сжимает крепче тонкие запястья в своих кулаках, недобро сузив глаза.
– Мой отец сделал правильный выбор.
– Выбор?
– Выбрав ее, а не тебя. Посмотри на себя, Белла. Ни манер, ни умения держаться в обществе. Никакого сравнения с Нарциссой, – губы почти любовно выговаривают имя. – Недостаточно хороша, чтобы продолжить род Малфоев. Любовница? Может быть. Но не жена.
Вот так. Подкрепить слова негромким жестким смешком; прекрасно. Отпустить запястья и сунуть руки в карманы, чтобы не дрожали. Она хотела этого. Так правильно. Конец играм.
– Уходи, Белла. Когда Нарцисса придет, я хочу остаться с ней наедине.
Девушка подается вперед и невесомо касается прохладной ладонью щеки Малфоя. В болезненном взгляде – благодарность. Он все еще близко, он все еще немного ее, и слизеринка чувствует тяжелый пульс той силы, с которой он, понимая ее правоту, сумел так любовно ее разбить, оттеснив собственные чувства.
– Спасибо.
И она уходит, унося с собой оскалившуюся ласковую улыбку. Может быть, не совсем понимая, почему подчиняется и уходит из общей факультетской гостиной, но уходит. Он не успевает коснуться ее в ответ на прощание.
Дверь закрывается. Так правильно.
Люциус рывком поднимает на ножки упавший стул и тяжело опускается на него. Глаза скользят по полу. Останавливаются. Белла с фотографии жжет его ненавидящим взглядом.


V. Шрамы.

Нарцисса Блэк быстро шагает по коридору прочь от Большого Зала. Пальцы неосознанно теребят застежку мантии, на уровне которой раньше была подвеска-волк. Боязно; но Люциуса не было рядом, чтобы схватить ее за локоть железной хваткой, и она сумела ускользнуть, поддавшись беспокойству. Она успела заметить, что за гриффиндорским столом рядом с рыжеволосой девушкой пустуют места, а гриффиндорка то и дело озабоченно поглядывает на них и едва ковыряет вилкой в тарелке. И она испугалась, зная, что это могло значить. Нехорошее предчувствие сворачивается в комок где-то в животе. Ногти с неприятным звуком царапают ткань.
– Ой!!!
Все внутри оборвалось и рухнуло. Первокурсник, всего лишь какой-то потерявшийся первокурсник. Испуганно глядит на нее снизу вверх. Только бы она сама не выглядела испуганной!.. Нарцисса хмурится, и он бормочет тихое «Извините…» и убегает – его вскрик все еще гулко отдается эхом. Девушка медленно выдыхает. Сердце выравнивает ритм, и она продолжает путь. Последний поворот. Хоть бы никого не было, хоть бы только никого не было…
У нее вырывается разочарованный вздох, когда она видит фигуру в дальнем конце коридора. Глаза различают красно-золотой галстук, но лицо не знакомое. Фигура поворачивает голову на звук ее шагов – очень полный, очень испуганный парень, незаметным для него самого движением вжимающий голову в плечи. Он исподлобья наблюдает за ее приближением, а потом, поняв, что не ошибся, вдруг неуклюже сползает со своего места на подоконнике и встает у двери в больничное крыло, не давая пройти. Нарцисса усилием воли заставляет себя перестать теребить застежку мантии. Так-то лучше. Уверенный взгляд, словно ничто не преграждает ее пути. Робкий голос еле слышно мямлит:
– С-сегодня туда н-нельзя...
Мысли терзает страх, что она сама начнет заикаться, если заговорит. Нет! Ей нужно успокоиться. Просто успокоиться. Смерив несчастного гриффиндорца пустым взглядом, Нарцисса протягивает ладонь к дверной ручке – в следующее мгновение ее запястье оказывается в плену чужой руки. Она успевает почувствовать липкие влажные пальцы, и от этого прикосновения ее захлестывает таким отвращением, что она инстинктивно вырывает руку и прижимает к груди, задохнувшись. Взгляд серых глаз становится страшным. Парень, кажется, больше всего на свете не хочет иметь с ней дела, но не может уйти.
– Ты не смеешь касаться меня.
Его жалобное лицо выражает непонимание. Спустя секунду девушка осознает, что прохрипела слова едва различимо, так сильно пересохло в горле. Ей настойчиво кажется, что, дотронься он до нее еще раз, она закричит от отвращения и сбежит. Мучительно сглотнув, Нарцисса отступает на шаг назад, достает палочку и наставляет на парня, подняв подбородок с уверенностью, какой нет и в помине. На этот раз голос звучит хрипловато, но холодно и предельно понятно.
– Клянусь Мерлином, если ты не уберешься с моего пути, я наложу на тебя Круциатус.
Верная козырная карта. Пусть думает, что слизеринцы способны на все.
Гриффиндорец бледнеет. Глаза распахиваются от ужаса, и он потихоньку, боком отходит в сторону на подгибающихся ногах. Девушка медленно прячет палочку в рукав. Больше никаких преград. Не время медлить на пороге. Твердой рукой Нарцисса Блэк толкает невообразимо громко скрипнувшую дверь и деревенеет при виде черноволосой головы, резко повернувшейся на звук, не в силах вымолвить ни слова. Только ногти крепче впиваются в ладонь. Изменившийся в лице Сириус бросается к ней, и она не сопротивляется, когда он бесцеремонно выволакивает ее из больничного крыла.
– Проваливай отсюда.
Нарцисса не сразу понимает, что эти слова предназначались ей, и едва успевает вцепиться в его плечо.
– Мне нужно его увидеть, Сириус!
– Увидеть кого? – кротко осведомляется он, но от ненавидящего взгляда ей становится не по себе. – Никого из твоих замечательных друзей там нет.
– Я хочу видеть Ремуса.
Синие глаза пытливо всматриваются в ее лицо.
– Сгинь, Пит, – тихо говорит парень в сторону, и тот спешит молниеносно ретироваться.
Проводив Питера взглядом, пока он не пропал из виду, Сириус вновь поворачивается к девушке.
– Убери от меня свои руки.
Она медлит, но затем разжимает тонкие пальцы и осторожно убирает ладонь, боясь, что он сию секунду уйдет.
– Мне нужно увидеть его.
Парень долго не отвечает, а когда говорит, голос звучит устало.
– Я не знаю, зачем тебе это, Нарцисса, но я прошу тебя. Слышишь? Оставь его в покое. Ты делаешь только хуже.
– Мне нужно знать, что он в порядке!
– Не смеши меня, – жесткая интонация не сулит ничего хорошего. – В нашей дрянной семье так сильно к людям не привязываются.
– Но он мне дорог.
Ноздри Блэка раздуваются от ярости.
– Так, может, стоило честно сказать ему, что ты без пяти минут миссис Малфой?
Девушка отводит глаза.
– Я не хотела говорить, пока…
– Пока не будет установлена дата помолвки? – подсказывает гриффиндорец. – Но она ведь уже определена, не правда ли? О, не волнуйся, дражайшая матушка даже меня почтила извещением о таком масштабном событии.
– Ты?.. Сириус! Ты же не?..
– Естественно, я сказал Рему.
– Нет!..
Сириус удивлен. Он действительно удивлен. Серые глаза с бессильным укором обращаются к нему, но здесь есть что-то еще. Это мучит ее. Да, примерно так же, как выбор свадебного платья, язвит внутренний голос, но уже неуверенно. Что-то есть в ее взгляде. Блэк неприязненно рассматривает зеленые с серебром отвороты мантии, и отчего-то ему жаль сестру. С ней все будет точно так же, как с остальными девицами их круга. Муж, которого подобрали родители и одобрило общество, многочисленные приемы с их стальными манерами и холодной учтивостью, тусклая жизнь. У нее никогда не было выбора, потому что ей никогда не приходило в голову, что у нее может быть выбор. Расплачивайся, сестренка. Парень досадливо морщится.
Нарцисса, справившись с собой, порывистым жестом вскидывает подбородок. О, как ему это знакомо! Сколько он помнил, это всегда было ее единственной реакцией на происходящее. Белла могла кричать на нее, пока не охрипнет. Мать – часами читать нотации. Она не говорила ни слова, и только повыше поднимала подбородок, когда все заканчивалось. Одному Мерлину известно, о чем она думала, но никогда в жизни Нарцисса Блэк не была не в силах с гордо поднятой головой перетерпеть все, что нужно было перетерпеть.
– Я хочу увидеть Ремуса.
Воспоминания моментально уносятся прочь, и возвращается острое раздражение. Он должен был это предвидеть.
– Уходи, Нарцисса, – в голосе прорывается досада. – С чего ты вообще взяла, что он здесь?
– Я знаю это.
– Вот как? Ну, значит, ты ошиблась. Тебе нечего здесь делать.
– Я не ошиблась, Сириус. Я знаю, что он здесь.
– Не доводи меня, а? – устало просит парень. Поворачивается, чтобы уйти.
– Вчера было полнолуние.
Наступает долгое молчание.
– Что ты сказала?
– Я сказала, что вчера было полнолуние, и я должна знать, что с Ремусом все в порядке.
– Кто тебе сказал?
Нарцисса набирает воздух, чтобы ответить, но осекается, натолкнувшись на подозрительный и злой взгляд.
– Кто тебе сказал?
Этот взгляд словно парализует. Блэк подходит к ней вплотную и грубо встряхивает за плечи.
– Кто? Я спрашиваю, кто? Черт возьми, если ты не начнешь говорить, я душу из тебя вытрясу! Кто это был? Снейп? – пальцы сильнее стискивают узкие плечи, и голос становится все громче. – Снейп тебе рассказал? Чертов Сопливиус?!
Нарцисса только беспомощно смотрит на него, совершенно сбитая с толку. Причем здесь Северус, почему он должен был ей сказать? Зачем? Откуда он может знать?
– От-ве-чай, ты! – Блэк с трудом удерживается, чтобы не отвесить ей пощечину. – Откуда ты узнала?! Кто еще знает?! Весь Слизерин?!
К девушке, наконец, возвращается способность говорить, и она вскрикивает, пытаясь поднять руки и защититься от орущего ей в лицо парня.
– Ремус! Ремус мне сказал!
Ее голос эхом отдается в коридоре. За спиной Сириуса раздается гулкий скрип, и в дверном проеме показывается лохматая голова Джеймса Поттера.
– Черт возьми, Бродяга! Что тут… – он осекается, увидев Нарциссу.
Сириус оборачивается на его голос. Молчит какое-то время.
– Ничего, Сохатый. Пошли.
Он поворачивается, чтобы уйти, но руки девушки порывисто хватают рукав его мантии.
– Сириус!
Он резко стряхивает ее пальцы.
– Я сказал, проваливай отсюда.
Парень протискивается мимо Джеймса в дверной проем, и тот уже начинает закрывать дверь, когда вдруг ловит взгляд Нарциссы.
У девушки не должно быть такого взгляда.
Она смотрит на него, а в глазах тоска. Ни у кого другого Джеймс Поттер не видел такого загнанного, отчаянного взгляда, и внезапно стоящая напротив слизеринка кажется ему намного старше его самого.
В следующую секунду она отводит глаза, глубоко вздыхает, поднимает подбородок повыше и идет прочь. Гриффиндорец смотрит ей вслед – хрупкая фигура, уверенные шаги, словно ничего не случилось. На мгновение ее рука поднимается к лицу, но парень почти уверен, что она не плачет. Что-то есть в ней. Какой-то стержень. Может, насчет нее Сириус все-таки был неправ?
Поттер срывается с места. Пулей догнав девушку, с размаху кладет руку ей на плечо и тянет в сторону больничного крыла. Она не понимает его, это он знает точно. Она не понимает, зачем он это делает, ведь он не имеет к ней никакого отношения. Он ее враг. Она не способна этого понять.
– Не спрашивай.
И – она подчиняется. Когда Джеймс уверенным жестом открывает двери лазарета, слизеринка едва сдерживается, чтобы не сделать шаг назад, но ладонь Поттера все еще у нее на плече, и это позволяет взять себя в руки и успокоиться. На короткое мгновение он ловит ее взгляд.
Блэк выглядывает из-за ширмы у койки, и на его лице снова появляется злость, смешанная с недоумением.
– Сохатый?..
Джеймс долго молчит, держа руку на плече слизеринки. Он мог бы поспорить, что его прикосновение ей неприятно, но в то же время он уверен, что сейчас она об этом не думает. Сириус медленно приближается к ним. Берет Нарциссу за руку чуть повыше локтя и стискивает так, что она резко втягивает воздух, сжав губы – но не отводит взгляда. Тихая ярость синих глаз скрещивается с настойчивым упорством серых.
– Убирайся отсюда, – еле слышно цедит Блэк сквозь зубы.
– Отпусти, Бродяга! – Джеймс неожиданно толкает его в плечо, заставляя отпустить женский локоть.
Парень переводит на него тяжелый взгляд.
– Не вмешивайся, Джим.
– Знаешь, ты мог бы засунуть личные счеты со своей семейкой…
– Я сказал, не вмешивайся.
– Он просил тебя.
– Кого ты защищаешь, Поттер, ее? Мерлином клянусь, если понадобится, я силой выволоку ее отсюда, дотащу до чертовых подземелий и вручу лично в руки Малфою! Тебе-то до этого всего какое дело?
– Рем просил тебя найти ее.
– Рем валялся наполовину в бреду, думая, что ему конец! Черт возьми, Джимми! Она не нужна ему сейчас, он только-только…
– Нарцисса?..
Девушка порывисто поднимает голову на звук своего имени – и едва не вскрикивает. Ремус стоит там, тяжело опираясь о спинку стула, придвинутого к кровати. Смотрит исподлобья на всех троих.
Блэк реагирует первым.
– Ляг, Лунатик, ты нужен нам живым.
Он пытается за плечо увести друга к ширме, но тот не двигается с места.
– Все хорошо. Я чувствую себя…нормально.
– Да, точно.
– На самом деле я…я хотел бы поговорить с Нарциссой. Но я, по-видимому, не в состоянии выйти… – парень смущенно улыбается, будто извиняясь.
– Пошли, Бродяга, – после нескольких секунд замешательства Джеймс берет ситуацию в свои руки и буквально вытаскивает друга за дверь.
Нарцисса неуверенно подходит ближе, поднимая руки, словно не решается коснуться Ремуса. Его рваная рубашка расстегнута, и под ней видно перемотанную бинтом грудь. Руки в глубоких царапинах. Но ужаснее всего лицо. Девушка аккуратно берет в ладони голову гриффиндорца и наклоняет к себе. С трудом сглатывает, стараясь не отвести глаз. Лицо юноши наискось пересекают три уродливые, болезненно-вспухшие красные полосы, от чего оно выглядит до страшного ассиметричным и гротескным. Ремус мягко отводит ее руки и слегка усмехается.
– Лили хорошо надо мной поработала. Жаль только, что уже после этих балбесов... Но ничего. Только шрамы и останутся.
– Ремус…Я…
– Я знаю. Ужасное зрелище, но через неделю все заживет. Ты же знаешь, на мне все как-то быстрее…
Девушка беспомощно проводит руками по его плечам и подходит вплотную, обнимая почти испуганно, боясь причинить боль неосторожным касанием.
– Прости меня.
Парень обнимает ее в ответ, не совсем уверенно держась на ногах без дополнительной опоры.
– Это ничего.
Почему, почему он всегда готов простить? Нарцисса прикусывает губу, набираясь храбрости. Порой, чтобы было правильно, нужно сделать больно.
– Я выйду замуж.
– Я знаю.
– За Люциуса Малфоя.
– Я знаю.
– Мне страшно.
Руки крепче сжимают ее в объятиях.
– Знаю.
– Прости меня.
– Все будет хорошо.
Глаза начинает жечь, словно она сейчас заплачет — но она не заплачет.
– Да, будет.
Ни за что не заплачет.
– Прости меня.
Оба понимают, что это прощание.
– Я не хотела…
Кто же плачет на прощание?
– …так. Я не хотела.
Это против всякого этикета.
– Прости.
Говорят, когда теряешь друга, в душе остаются шрамы. Руки сжимаются еще крепче. Поцелуй в висок. Девушка закрывает глаза и приказывает себе ждать знака. Какого угодно знака, что пора уходить. Так проще, потому что знака может и не быть, и тогда она сможет остаться, и это будет судьба, ведь именно судьба не подаст ей з… Где-то близко бьют часы. По коже пробегают мурашки. Глаза жжет под закрытыми веками, горло горит от непролитых слез. Слизеринка высвобождается из теплых рук. Сейчас она выйдет за дверь и больше не позволит себе думать об этом. Расставаться – так расставаться разом.
И – видит Мерлин – ее шрамы будут болеть дольше, чем его.
Блэк нетерпеливо оборачивается на скрип двери. Сдержанный кивок на прощание. Надменно поднятый подбородок. Нарцисса Блэк уверенно уходит прочь, не оглядываясь.
Сириус еще не раз в сердцах помянет ее бессердечность.


VI. Спектакль.

Люциус Малфой зол, а когда он зол, все стараются его избегать. Поэтому он сидит в кресле, один в слизеринской гостиной, задумчиво комкает пергаментные листы (чьи-то подвернувшиеся под руку работы по трансфигурации) и бросает их в камин. Челюсти сжаты. Жесткий взгляд безразлично провожает комки пергамента и возвращается к рукам и тяжелому фамильному перстню на пальце.
– Ты все еще здесь?
Подтянутый темноволосый семикурсник подходит и небрежно садится на подлокотник кресла напротив, ослабляя зеленый с серебром галстук. Люциус игнорирует вопрос.
– Тренировка вот-вот начнется.
– Проклятье, – морщится Малфой. – Я забыл о тренировке.
– Уэйн будет в ярости. Через пару дней начнется сезон.
– Да наплевать.
– Гриффиндорцы тренируются как очумелые.
Скрипнув зубами, Малфой бросает очередной комок пергамента в огонь.
– Черт бы их всех подрал.
Он откидывается назад, взяв со стола палочку и вертя ее в руках, какое-то время медлит. Затем решительно встает, берет мантию, свисающую со спинки кресла, небрежно перекидывает ее через плечо и, не говоря ни слова, легким шагом выходит из гостиной.
На душе, однако, вовсе не так легко. С каждым поворотом внутри нагнетается злость, требующая выброса. С каждым пройденным коридором она все настойчивее возмущается. На подходе к раздевалке Малфой раздраженно закрывает глаза, хмурясь, и потирает переносицу, словно прогоняя ноющую головную боль. Именно в этот момент он сильно наталкивается на кого-то плечом.
Резко открытые глаза ловят вспухшее, белое с розовыми полосами, лицо.
– Смотри куда идешь, морда звериная, - бросает на ходу слизеринец, и тут же получает в другое плечо древком нарочно выставленной метлы.
– Ты смотри, куда идешь, Малфой.
С узнаванием лиц приходит и озарение. Тренировка только что закончилась. Естественно, он не мог не столкнуться с надоедливой гриффиндорской шайкой.
Блэк невинно закидывает метлу на плечо.
– Прости, я тебя не задел?
Внезапно Малфою неудержимо хочется сорвать на них злость. Палочка появляется в руке молниеносно.
– Задел.
Две метлы со стуком падают на каменные плиты, и двое черноволосых гриффиндорцев, как один, нацеливают на юношу волшебные палочки.
– Джеймс, Сириус. Не надо, – тихо, с оттенком предостережения говорит парень с исполосованным лицом, заходя вперед, спиной к слизеринцу. Его примиряющий тон ужасно раздражает Малфоя.
– А с тобой что случилось, красавчик?
Реплика остается без ответа. Люциус к такому не привык.
– Эй, ты! – он рывком за плечо разворачивает к себе гриффиндорца. – Я задал тебе вопрос.
Вблизи шрамы еще уродливее. Наверняка останутся на всю жизнь.
За его спиной наготове стоят двое гриффиндорцев. Парень, однако, не достает палочку и даже не повышает голоса.
– Дай пройти, Малфой.
Злость достигает такого предела, что ее уже не выплеснуть парочкой заклинаний. Люциусу хочется просто, по-маггловски, подраться. Избить. Изо всех сил. Бить до изнеможения. Как будто они все были виноваты.
И все же он сдерживается. Кончик волшебной палочки упирается парню в грудь. Медленно и опасно левой рукой Малфой подтягивает гриффиндорца к себе, заграбастав ворот его мантии с ало-золотым отворотом, и шипит:
– Убирайся подальше, ничтожное отребье.
Не проходит и секунды, как коридорное эхо взрывается криками заклинаний, и подолы трех мантий тенями плещутся по плитам. Мелькают две красные и одна зеленая змеи. И отчего-то в этой вроде бы нестрашной дуэли нет ничего мальчишеского.
Люциус выставляет Защитные Чары и снова оказывается напротив гриффиндорца с располосованным лицом. Челюсти сжаты, глаза недобро сужены, горят. Напросились. Он целится в грудь и…
– Люциус!!!
Все четверо замирают. Пронзительный возглас улетает к высокому потолку.
В дальнем конце коридора стоит побледневшая Нарцисса Блэк: руки сцеплены так крепко, что костяшки пальцев побелели. Когда она в замешательстве шагает вперед, ее губы улыбаются, но глаза еще распахнутые, испуганные.
– Люциус, – повторяет она мягче, словно это рассеет впечатление от предыдущего вскрика. – Я думала, ты уже на поле. Я пришла увидеть тебя.
Шаг, шаг, неловко, неестественно.
– Я всегда прихожу смотреть, как ты играешь.
Ну конечно, это ложь. Оба это прекрасно знают. Широко раскрытыми, испуганными глазами Нарцисса смотрит в лицо Малфоя и понимает, что, пока он еще сбит с толку, у нее есть шанс.
Она подходит совсем близко. Так близко, что Малфой видит на ее ладонях следы от ногтей. Одним неуловимым жестом она протягивает к нему руку, мягко поворачивает к себе его лицо и целует. У нее дрожат губы.
Она знает, что он не оттолкнет. Гордость не позволит демонстрировать личные эмоции перед кучкой чужаков.
– Пойдем, – Нарцисса мягко тянет его в сторону. – Пойдем, не то опоздаешь.
Сириус, чертыхаясь себе под нос, пихает локтем Поттера и поднимает свою метлу. Джеймс поспешно проделывает то же самое. Шрамы на лице Ремуса проступают сильнее.
Малфою хочется стряхнуть руку девушки, но она держит цепко, прямо под локтем, и тянет, тянет прочь от красно-золотых отворотов мантий, прочь от нахальных выскочек и прочь от того, исполосованного. Мягко, но неуклонно. Внезапно наваливается страшная усталость, и он чувствует, что у него нет никакого желания оставаться и ворошить в себе злость, чтобы затеять дуэль заново. Он поддается.
Гриффиндорцы кажутся ему странно растерянными, когда он огибает их, смерив презрительным взглядом, однако, как только они пропадают из поля зрения, Люциус забывает эту мысль. Новое раздражение зудом появляется где-то глубоко в груди. Раздражение от касания руки, от девушки рядом, от ее поцелуя. У входа в раздевалку игроков, когда Нарцисса безмолвно отстраняется, чтобы пойти к выходу на поле и на трибуны, Малфой хватает ее за запястье и подтягивает к себе.
– Что за цирк ты устроила?
Боль от жестких сомкнутых пальцев заставляет ее тяжело вырваться из своих мыслей. Исполосованное лицо отступает. Девушка равнодушно дергает плечом.
– Подумала, что ты выглядел бы глупо, опустившись до них.
Он старше. Он зол. Он уже почти мужчина. И если он ее ударит – будет чертовски больно. Запястье ноет. Рука чуть выше локтя, там, где пару дней назад схватил Сириус, тоже ноет. Но главное – главное, что она успела. Палочка, нацеленная Ремусу в грудь, так и не плюнула никаким заклинанием.
Люциус изучает ее лицо. В сущности, ему плевать на причины, хотя в голове и мелькает мысль, что девчонка повела себя на удивление рационально. И совсем уж незаслуженно ему хочется в чем-нибудь ее упрекнуть, наказать за непрошеный поцелуй. Тонкое запястье больше не напряжено, покорилось его крепкой хватке. Что-то в ее лице подсказывает Малфою, что никакие слова не вызовут в ней острой реакции, и внезапно у него появляется жгучее желание оттолкнуть подальше эту чересчур идеальную девушку, которая умеет выходить из нежелательных ситуаций и не терять при этом хладнокровия. Только губы, губы у нее почему-то дрожали.
– Я не хочу видеть тебя на поле.
Полные неприятной прохладцы слова на мгновение доносят до кожи горячее дыхание. Отчего-то Нарциссе это кажется нелогичным: обнаружить в юноше напротив нечто столь привычное, обыкновенное и теплое. И наткнуться на такой жесткий взгляд.
Девушка пожимает плечами, с трудом высвобождая руку.
– Я вернусь другой дорогой. Не идти же назад одной после такого спектакля.
Не сочтя нужным прощаться, Малфой разворачивается и уходит в раздевалку, сухо усмехнувшись уголком губ. Да уж. Случайная или нет, но ирония с каплей дерзости приходятся ему удивительно по душе. Всем спектаклям спектакль.
Глядя на Люпина, Джеймс Поттер с непонятной неловкостью за друга, которая почему-то всегда нападает в таких ситуациях, думает, что тот выглядит плохо, чертовски плохо. Откровенно жалко. Да еще эти шрамы!.. Парень морщится и переглядывается с Сириусом, отчаянно желая найти хоть сколько-нибудь правильные слова, способные расколоть молчание. Слова не находятся. Тишина продолжает давить на плечи всем троим. Блэк крепко сжимает древко метлы обеими руками, как будто хочет сломать. Спутанные после полоскания в воздухе волосы липнут к шее, от чего разгоряченная кожа зудит и чешется. Джеймс снимает очки и протирает стекла рукавом мантии. Затем снова надевает. Оба боятся нарушить обет тишины.
Внезапно со стороны внутренней башни доносится громкий гулкий треск, будто что-то разбилось, и Сириус не выдерживает. Нервно-неряшливым движением собаки, стряхивающей воду с шерсти, от трясет головой, разом избавляясь от докучливых, щекочущих шею прядей, закидывает метлу на плечо и решительно шагает по коридору. На ходу хмуро оглядывается:
– Вы идете?
Поттер двигается следом. Обгоняя Ремуса, он хлопает его по плечу, ловит тяжелый взгляд и кивает. Самый искренний из всех возможных, а потому самый уместный жест. Люпин кивает в ответ, потирая кончик одного из шрамов на подбородке. Джеймс уже заворачивает в соседний коридор, когда слышит позади себя догоняющие шаги и улыбается.
Белла яростной волной, задыхаясь, несется вверх по винтовой башенной лестнице: хочет она того или нет, но ревность и злость гонят ее вперед. Перед глазами все еще стоит видение бледной, как призрак, сестры, целующей Малфоя в губы. Дыхание становится все громче, вдохи и выдохи сбиваются в кучу и, наконец, голос прорывается сквозь них взбешенным горловым рыданием. Девушка останавливается на тяжелом полушаге, словно разом теряет все силы. Изможденно прислоняется к стене плечом. Хорошо, что она осталась незамеченной. Чертовым гриффиндорцам не понять, у них-то все в жизни просто. Никаких обязательств перед обществом, никакой нужды в достойных партиях.
И этот проклятый, гнусный, счастливый предатель семьи тоже с ними. Один из них. Единственный, кто наплевал на значение собственной фамилии. О, она тоже могла бы наплевать. Если бы только Люциус!.. Если бы только не Нарцисса!.. Если бы, если бы! Взгляд натыкается на широкую округлую вазу в нише, и Белла с бессильно-злым вскриком тянет ее на себя, мимо себя, швыряя на каменную лестницу. Оглушительный треск. Крупные осколки падают между пролетами и разбиваются вдребезги в самом низу. С верхних пролетов к ним струится целый поток мелких обломков. Слизеринка с силой проводит по лицу ладонями, убирая волосы. Ожесточенность, за последние несколько дней прочно засевшая в уголках губ и взгляде из-под тяжелых век, теперь уже не покинет ни ее черт, ни ее натуры. Глубоко вздохнув, Беллатриса Блэк принимает решение, самое простое на свете решение: пойти к себе и ответить на письмо. Она и так непозволительно затянула. Ступени снова убегают вниз под ее ногами, и с каждым новым шагом внутренне, не облекая эту мысль в слова, девушка дает себе обещание, что отныне только это письмо будет иметь для нее значение. Больное сердце колотится, мчась навстречу новому, темному, пугающему – чему угодно, что отвлечет его от горечи.
Письмо на столе поблескивает сломанной печатью. Белла скользит взглядом по строчкам, чтобы поймать необходимый стиль ответа, и в сотый раз перечитывает горделивую триумфальную речь: мать в самых изысканных выражениях рассказывает, что именно ее старшей дочери, истинной по крови и духу носительнице родовой фамилии, выпала честь присутствовать на тайном собрании и быть представленной Темному Лорду.


VII. Разорванная нить.

Нарциссу будит глухой шум снаружи. Она мгновенно вырывается из тягучего, неприятного сна и, широко открыв глаза и сонно моргая, садится в постели. Потирает ладонями лицо. В спальне тихо. После нескольких секунд напряженного вслушивания тело расслабляется, но сон уже не идет. В последнее время это сделалось привычным явлением: еще ни разу, проснувшись среди ночи, девушке не удалось снова заснуть. Тяжелую голову наполняют такие же тяжелые мысли, и каждое утро начинается с необходимости побороть усталость. Из гостиной доносится приглушенный стук, и слизеринка вдруг различает голос – прерывистый низкий тон. Безошибочно она узнает его обладателя. Помедлив в нерешительности, Нарцисса встает и накидывает на плечи мантию, бесшумно пересекает комнату и выскальзывает за дверь.
Разожженный камин ослепляет ее, заставляя прикрыть ладонью прищуренные глаза. К запаху огня примешивается другой, более резкий, терпкий запах. На полу рассыпаны книги. Девушка слышит звук раньше, чем находит слабыми на свету глазами его источник.
– Белла?
Хрипловатый голос звучит непривычно. Нарцисса медленно отнимает ладонь от глаз и оглядывается.
– Белла.
Почти шепотом, с облегчением. Это и в самом деле она, но… Но?.. Отблески огня вырисовывают ее фигуру в кресле и профиль ее головы, низко склоненной к ногам. Левая рука опущена между коленей к полу, сухожилие на запястье напряжено и вздуто из-за сжатого кулака. Правая ладонь вцепилась в левое плечо. Не раздумывая, Нарцисса стремительно подходит к ней.
– Белла, Белла…
Бледная рука горит в черных волосах, когда девушка убирает длинные пряди с лица и шеи сестры. Затем, одновременно, слизеринка слышит сдавленный жалобный звук, заставивший ее выйти в гостиную, и чувствует, как на пальцы падают горячие капли.
С шероховатым, давящимся в горле болезненным выдохом Белла резко подается в сторону, принимая присутствие девушки, и упирается лбом в ее бедро. Ей больно. Нарцисса растерянно опускается на колени, держа сестру за плечи, и снова чувствует терпкий запах, доносимый теперь горячим дыханием. Блуждающим взглядом она обводит комнату: почти у самого камина пол блестит пламенной лужей, которая начинается у горлышка валяющейся рядом бутылки. Огневиски. Белла откидывается на спинку кресла, с шипением втягивая воздух сквозь сжатые зубы, и прерывисто выдыхает. В животе что-то сжимается, когда Нарцисса бросает взгляд на ее руку, которую открывает задранный рукав мантии: Черная Метка прожигает ее, то сжимаясь, то разрастаясь обугленной пульсирующей змеей. Кожа вокруг вспухла и горит. Пугающее зрелище необъяснимо завораживает. Насколько темной должна быть магия, единение с которой вызывает такую боль?
– Насмотрелась?
Нарцисса встречает враждебный взгляд сестры и пытается не обращать внимания на сверлящую неприязнь. Проглотив ком в горле и бросив опасливый взгляд на Метку, она поднимается с коленей.
– Это…это нужно обработать.
Белла отвечает глубоким горловым смешком.
– Ну давай, рискни прикоснуться к Его знаку.
Нарцисса медлит, отчетливо слыша заглавную букву. У Беллы это вошло в привычку. Каждый раз, как она заговаривает о Темном Лорде, Нарцисса слышит непонятное благоговение в ее голосе. Он, о Нем, Ему. Сколько это тянется? Два месяца, три? И если раньше она могла оградить себя от долгих, увлеченных светских разговоров сведущих слизеринцев в факультетской гостиной, то сейчас, вспоминая восторженный взгляд лихорадочно блестящих глаз сестры, когда та, носясь по комнате, рассказывала ей о Нем, Нарциссе вдруг кажется, что, вздумай Темный Лорд поглотить их всех, ни один не устоит. И ей становится страшно. Страшно одиноко.
Треск искр в камине заставляет ее вздрогнуть и глубже спрятаться в мантию.
– Уходи, – глухой голос Беллы ломается и взлетает вверх. Она закрывает глаза –
из-под тяжелых век выступают слезы. Пальцы судорожно сжимаются.
Нарцисса кладет ладонь ей на плечо.
– Белла, я только…
– Уходи!
Белла яростно отталкивает девушку, и, когда та испуганно замирает, подтянув руку к груди, на пальце у нее блестит тяжелое кольцо, притягивающее и царапающее взгляд. Тяжелый фамильный перстень. Нарцисса прослеживает взгляд сестры и, накрыв кольцо ладонью, опускает руки.
– Невеста, значит.
Белла внезапно веселеет. Усмехаясь, она дважды хлопает себя по руке над сгибом локтя и говорит со злым удовольствием:
– Малфой ведь тоже с нами, знаешь? Уж он о тебе позаботится.
Нарцисса знает об этом давно. Знает она также, что Люциус Малфой, вернувшийся в Хогвартс после посвящения в Пожиратели Смерти и еле стоящий на ногах от боли, едва не убил Эйвери, опрометчиво посоветовавшего ему «заткнуться и перестать скулить, как щенок». Тот день был одним из очень немногих, когда Нарцисса видела на его лице бешеную ярость, а не безразличие или досадливую прохладцу. Метка, выжженная темным заклинанием на руке слизеринца, пугала ее, и Нарцисса тогда впервые подумала, что, может быть, этот знак оставил след намного более глубокий, чем казалось на первый взгляд. Теперь змея, выползающая изо рта черепа, извивалась и пульсировала на руке ее сестры, и от этого было только страшнее.
– Зачем тебе это, Белла?
Вопрос, вырвавшийся почти неосознанно, шелестит по комнате и теряется в треске каминного огня.
– Зачем? Зачем мне это? – девушка наклоняется вперед, пристально смотря в лицо сестре, и медленно, с нескрываемой ненавистью выговаривает: – Да затем, что все остальное ты у меня отняла!
Нарцисса беспомощно смотрит на нее и отводит глаза, недоумевающе хмурясь. Белла отчетливо видит ее замешательство. Именно поэтому, когда Нарцисса неловко переминается с ноги на ногу и делает шаг в сторону спальни, слизеринка презрительно хмыкает ей в след.
– Даже не хочешь узнать, что такого важного ты забрала у меня?
Нарцисса отвечает умоляющим взглядом – умоляющим не начинать этих циничных, резких разговоров, на которые она никогда не знает, как реагировать.
– Так и уйдешь? Что угодно, лишь бы избежать неприятных слов?
Не разомкнув губ для ответа, девушка шагает прочь от камина.
– Что угодно, лишь бы не отравлять свое идеальное существование?
Неосознанно поднимает плечи, пытаясь спрятаться от звука голоса.
– Лишь бы оградить себя от дрянных чувств, да? От эмоций? От всего, что может сделать твою жизнь хоть немного реальной?
Именно этого ей сейчас хочется больше всего. Сбежать. Не чувствовать. Но она медлит и продолжает слушать.
– Ну так у меня для тебя сюрприз, Нарцисса! Жизнь реальна! Это тебя в ней не существует! Тебя, которой вообще все равно, что с ней происходит и с кем она проведет свою идеальную жизнь! Которой важно только то, что снаружи! Но ты, сестренка, и снаружи, и внутри одинаковое равнодушное ничто. Пустоголовая кукла!
– Ты понятия не имеешь, что я чувствую!
Нарцисса в сердцах бьет ладонью по стене, оборачиваясь, и полы мантии путаются вокруг ее ног.
– Ты понятия не имеешь, Белла, поэтому, пожалуйста, не нужно этого. Замолчи.
– Ну так расскажи мне, – Белла оглядывает сестру, приподняв бровь, и криво усмехается уголком губ, словно ее забавляет этот неумелый бунт.
Нарцисса молчит, чувствуя, как ее разрывает от желания сбежать, вернуться в привычное состояние, когда никого не заботит, о чем она думает и чего хочет, и от желания наконец выпустить на волю чувства. В конце концов, она опирается спиной о стену, скрещивая руки на груди, делает глубокий вдох и запрокидывает голову: частично для того, чтобы не показывать Белле набежавших на глаза слез, частично для того, чтобы не встречать ее уничтожающего взгляда.
– Я боюсь. Если ты хочешь знать, что я чувствую – я боюсь. Мне никогда в жизни еще не было так страшно.
Усмешка оставляет тонкие губы темноволосой девушки. Впервые за очень долгое время она слышит от сестры нечто большее, чем простые формулы вежливости, и это неожиданно выбивает ее из колеи.
– Я боюсь человека, за которого выхожу замуж. Боюсь, потому что с ним мне придется провести всю жизнь, потому что, мне кажется, он ненавидит меня и потому что я его не полюблю. Боюсь, потому что у меня никого нет, Белла, даже тебя. Ты говоришь, я что-то у тебя отняла, но правда в том, что я отдала бы тебе все, лишь бы только не быть собой.
Белла бросает на Нарциссу взгляд из-под полуопущенных век. Глаза девушки невидяще смотрят куда-то в потолок, а на лице – тяжелая усталость. Губы сжаты, словно она не хочет продолжать говорить. Или боится продолжать. Так вот, как ты выглядишь на самом деле. Кутаясь в мантию, девушка поводит плечами и опускает глаза, перехватывая взгляд сестры. На несколько мгновений обеим кажется, что они понимают друг друга, и для этого одной вовсе не нужно знать, что терзает другую.
Нарцисса отводит взгляд, кожей ощущая неловкость от открытости, которая теперь кажется ей неуместной, и призрачная связь рвется непрочной нитью. Повисает неуютная тишина. Время от времени в камине потрескивают еле тлеющие угли, играющие бордовыми отблесками в луже огневиски. Белла с глухим стоном снова вцепляется пальцами в левое плечо и внутренне сжимается, заставляя себя откинуться на спинку кресла: все ее напряженное тело говорит о решимости перетерпеть обжигающую боль. Сестру она уже не замечает.
Убирая с лица пряди жемчужно-светлых волос, змеями горящих на черной мантии, Нарцисса подходит к разбросанным на полу книгам, собирает их в стопку и относит на стол около каминного кресла. Разглядывает названия. Снимает первые две книги и открывает обложку третьей. Пальцы гладят твердую квадратную карточку, ощупывая острые уголки. Девушка долго смотрит на фотографию: на сильную, яростную сестру, на себя, беспомощно смотрящую в кадр. Забавно, но на снимке Белла кричит: «Я забочусь о тебе!», и эту фразу Нарцисса привычно читает по ее губам. Она знает, что на щеке у нее – той, которой не видно на снимке – красная отметина от пощечины, щедро влепленной ей сестрой. Эта пощечина ей уже почти забылась, но фраза осталась в памяти: Я забочусь о тебе. Что бы это порой ни значило.
– Не оставляй меня одну. Пожалуйста, не оставляй меня одну.
Необыкновенно простые слова. Никакого подвоха. Повернувшись на близкий голос, Белла приоткрывает глаза и видит сестру, стоящую совсем рядом и не отрывающую взгляда от книги. Отчего-то ее тихие слова звучат особенно напряженно, а прозрачные серые глаза кажутся темнее обычного. Белла почти решает ответить что-то ободряющее в своей обычной небрежной манере, но на левой руке шевелится огненная змея, и ее мысли в очередной раз сливаются в разношерстный гул. Она не видит, как Нарцисса обращает к ней взгляд, полный надежды на какой-нибудь, любой ответ, и как долго и напрасно она его ждет, пытаясь справиться с дрожью в руках. Надежда испаряется. Девушка закрывает руками лицо, медлит, и сильно проводит ладонями сверху вниз, стирая усталость.
– Доброй ночи, Белла.
Тихий голос растворяется в гостиной вместе с блеском потухших углей. Близость утра лишь немного разбавляет наступившую темноту. Белла не слышит шагов сестры, когда та уходит из гостиной. Позже, с наступлением рассвета, она вспомнит об этом и обернется, словно допуская, что Нарцисса могла не уйти. Она окажется одна.
Дверь бесшумно закрывается. Нарцисса Блэк, чувствуя себя опустошенной и одинокой, поднимает голову повыше, глубоко вдыхает, пытаясь привести чувства в порядок, расправляет плечи – и вдруг страшно, остро плачет. Наступает новый день.


VIII. Детские игры.

Девушка не желает себе в этом признаваться, но она заблудилась. Бессильно она останавливается посреди коридора и тяжело вздыхает, раздраженно поправляя корсет платья, и оглядывается: везде одинаковые двери, за которыми, как она уже убедилась, еще двери и еще коридоры. Очевидно, она каким-то образом попала в негостевую часть замка, где обычно обитает прислуга. Что ж, по крайней мере, здесь нет удушающего запаха цветов.
Приподняв полы платья, Нарцисса предпринимает еще одну попытку выбраться из лабиринта и толкает ближайшую дверь. К своему удивлению, она оказывается в просторном и светлом зале, и эта разительная перемена сбивает ее с толку. Она не сразу замечает, что она не одна: у дальнего окна юноша, скрестив руки на груди, прислоняется плечом к стеклу и смотрит наружу. Длинные светлые волосы собраны сзади черной лентой. Девушка инстинктивно отступает, заметив его, и только тогда он переводит на нее взгляд.
– Прости, – она нервно оправляет платье.
Юноша равнодушно разглядывает ее, не отвечая, и Нарциссе становится неловко за свое предсвадебное великолепие, в котором она едва вырвалась из душных комнат, чтобы глотнуть хоть немного воздуха и создать для души видимость побега.
– Нам вроде как не разрешено видеться.
Девушка кивает, отчетливо слыша за этими словами, что на самом деле ему не хотелось бы с ней видеться. Хотя бы до того момента, когда это будет совершенно необходимо.
– Прости. Я… Я потеряла дорогу.
– Хм. У тебя будет целая вечность, чтобы выучить замок.
Колючие и непонятно холодные слова срываются с губ легко, словно комплимент. Юноша отворачивается, снова переводя взгляд за окно. Нарцисса скованно заправляет за ухо щекочущий лицо светлый локон, ясно улавливая, что от нее требуется только одно – уйти. Однако на секунду она поддается порыву, зная, что потом у них не будет такого тихого момента наедине, чтобы сказать рвущиеся по какой-то необъяснимой причине наружу слова.
– Люциус?
Юноша предпочитает не реагировать, но Нарцисса все равно продолжает.
– Прости, что я обязана выйти за тебя замуж.
Люциус бросает на нее долгий взгляд через зал. Девчонка выглядит такой хрупкой в этом свадебном платье! Несколько светлых прядей опускаются на открытые плечи. Руки неосознанно сминают ткань, пока она усилием воли не отпускает подол и не сцепляет пальцы. Его невеста. Его почти жена. Юноша ловит ее глубокий взгляд и начинает думать, что, может быть, она действительно понимает. Не настаивая на ответе, Нарцисса отворачивается, чтобы уйти, и кладет ладонь на дверную ручку.
– Подожди.
Взгляд через плечо. Люциус пересекает зал.
– Я провожу тебя.
Он выходит следом за девушкой и идет чуть впереди, показывая дорогу. Оба молчат, потому что обоим так проще. Через несколько часов они встретятся официально, но много лет спустя Люциус будет вспоминать именно это происшествие. Именно этот взгляд из-за плеча. Почти прозрачные серые глаза, в которых рябит волнение, серьезность и – вопрос. Неловкую в своей красоте, загнанную девчонку, пытающуюся дать ему понять что-то очень важное. Они не должны быть одни. Но они поймут это очень поздно, глупые дети. Когда мир пошатнется настолько, что, кроме друг друга, у них ничего не останется. Что до самого Люциуса, то, ведя Нарциссу по длинным коридорам, он думал, что у него будет целая вечность, чтобы сломать ее. Он не хотел ее понимания. Он злился на ее понимание. Но он, черт возьми, всегда был джентльменом.
Их игра только начиналась.


IX. Фотография.

Нарциссе 15 лет. Подобрав полы длинного платья, она решительно пробирается сквозь заросли диких цветов позади особняка, путаясь в густой траве. К щеке прилила кровь, и кожа горячо пульсирует – еще жарче пульсирует в душе обида на хлесткую пощечину.
– Нарцисса!
Девушка вздрагивает и ускоряет шаг, намеренная убежать от преследовательницы.
– Нарцисса! Вернись немедленно!
Властный голос сестры отчасти пугает ее, поэтому Нарцисса, прикусив губу, пытается идти еще быстрее. Сзади слышатся догоняющие шаги, и Белла резко, за плечо, разворачивает сестру к себе, отчего та едва не падает.
– Не смей убегать!
– Не смей меня бить!
Гневный взгляд старшей Блэк скользит по красному следу на щеке Нарциссы без особой жалости.
– Будь ты немного, ну хоть немного поумнее!..
– Я сказала то, что думаю!
Белла замахивается для новой пощечины, и Нарцисса инстинктивно зажмуривает глаза и отворачивается. Пощечины не следует. Сжав занесенную ладонь в кулак, чтобы сдержать эмоции, Белла медленно выдыхает и опускает руку.
– Пустоголовая девчонка. Ты хоть понимаешь, что теперь может случиться? – взгляд сестры убеждает ее в отрицательном ответе.
Всего несколько минут назад они обе стояли в окружении приближенных Темного Лорда: Белла с интересом слушала негромкие разговоры, Нарцисса скучающе сносила навязанное общество с приятной улыбкой на лице. Разговор, как и всегда, вертелся вокруг величия и непревзойденной силы темного мага, и каждый считал своим долгом восхититься его успехами в привлечении сторонников и предаться мечтам о покоренном мире.
– В самом деле, на свете не будет мага более могущественного, чем Темный Лорд, вот увидите.
Нарцисса с досадой оглядела обратившегося к ней юношу, и его неприятный заговорщицкий вид вызвал в ней острое желание противоречить. У юноши были соломенные волосы и едва пробивающиеся усики, а улыбка, словно приклеенная к губам, вызывала только чувство гадливости. Манеры отошли на второй план перед потребностью сказать что-нибудь наперекор. Дернув плечом, девушка резко и не в меру громко произнесла:
– Даже Темный Лорд не всесилен.
Ее голос нахально перебил негромкие голоса рядом, и все взгляды – изумленные, настороженные – обратились к ней. Нарцисса растерялась. Она взглянула на сестру в поисках поддержки – та быстро обводила глазами всех присутствующих, читая выражения их лиц, не сулящие ничего хорошего. Холодно и быстро взвесив ситуацию, разум подсказал ей решение: Белла подлетела к сестре и отвесила ей быструю, сильную пощечину.
– Не смей это повторять. Никогда.
Прижав ладонь к щеке – потрясение в глазах – Нарцисса застыла, переводя взгляд с Беллы на гостей, а затем развернулась и быстрым шагом пошла, почти побежала прочь.
– Если хоть кто-то сочтет, что я, или отец, или кто угодно из Блэков думает так же… Я убью тебя, Нарцисса, я, честное слово, убью тебя, потому что это раздавит нашу семью.
– Я просто сказала то, что думаю! – в отчаянии повторяет светловолосая девушка.
– У тебя не должно быть своего мнения!!! Понимаешь ты это или нет? Не должно! – Нарцисса шарахается от крика сестры. – Наш отец стоит так близко к Темному Лорду, что из-за твоей выходки!.. Такое не прощают, Нарцисса. Ты что, думаешь, это все детские игры?
– Ты ударила меня!
– Вовремя ударила, а не то выглядела бы такой же испуганной и виновной, как ты! Ты даже не представляешь, какое это клеймо на твоей репутации!
– Ну так оставь меня в покое! И меня, и мою репутацию!
– Я забочусь о тебе!
Обеих ослепляет излишне яркая даже в солнечный день вспышка. Белла резко разворачивается. Молодой Сириус Блэк с довольной ухмылкой опускает свой магический фотоаппарат и ехидно подмигивает.
– Я пришлю фотографию совой!