Куда девалась Мэдисон?

Глава 1

В мрачной комнатушке на чердаке играет тихая музыка. Игла граммофона скребет пластинку с детской песенкой. В спертом воздухе витает навязчивый, тлетворный запах разложения. Хозяин комнаты, облаченный в откровенный белый пеньюар, танцует, распыляя освежитель с ароматом соснового бора. Однако свежее и приятней на чердаке не стало. Но хозяин ничуть не морщится, он весело и легко скачет козликом по пушистому ковру. Сегодня вечером у него запланировано чаепитие с его новой куколкой: он знакомит ее с остальными.

Сполдинг бросает взгляд на высокую полку у стены и удовлетворенно улыбается во весь рот: его подруги, одетые в миниатюрные кружевные платьица все сидят там, ожидая, когда их хозяин соизволит с ними поиграть. А он соизволит, и очень скоро, хотя от этой мысли Сполдинг мрачнеет: новой куколке осталось недолго у него гостить. Ее руки уже покрылись чернотой, губы растрескались; несмотря на то, что Сполдинг изо всех сил старался поддерживать броский макияж, лицо куклы и ее остекленевший, ничего не выражающий взгляд, наводили на него грусть. Она такая печальная, такая одинокая. Лежит мирно в чемодане. Сполдинг бы с радостью посадил ее с остальными, но куколки отказались принять гостью: слишком уж большая, не помещается на полке. Сполдинг поначалу очень расстроился, он даже пустил скупую слезу. Потом, поразмыслив, нашел, что все не так плохо: так он выделял ее среди остальных, показывал ее ценность – ведь ему пришлось вынуть старинные кружевные пеньюары своей покойной бабушки из сундука, где они были в ценности и сохранности, и развесить их среди грязных, потертых, засаленных костюмов в шкафу. Да, теперь его обязанность – как можно чаще переодевать новую куколку, чтобы бабушкины платья не запачкались быстро.

Сполдинг смотрит на часы: уже половина восьмого. Ровно в восемь у него чаепитие. Он снимает белый пеньюар, который, к слову, принадлежал Фионе когда-то, и от которого она благополучно избавилась, и раскрывает дверцы своего шкафа. Что же надеть сегодня, на такое торжественное мероприятие? Красный шелковый халат, стилизованный под японское кимоно? Нет-нет, совсем плохой вариант: веревки у сандалей порвались, а у Сполдинга никак не находится время снести их к обувщику. Может, проявить солидарность с куколкой? Он сгребает костюмы в кучу и находит в самом углу давно не ношенное розовое платье в пол, расшитое бусинами и блестками. Самое то. У Сполдинга аж сердце замирает при виде такой красоты; у него начинают трястись поджилки от предвкушения, когда же он наденет эту прелесть. Для новой куколки у него тоже заготовлено роскошное одеяние: кружевная блуза с просторными рукавами и короткая плиссированная юбочка. Сполдинг аккуратно расчесывает волосы куколки, заплетает ей хвосты. Он подводит ей губы красным карандашом, глаза – черным, наносит немного румян на бледные впалые щеки. Совсем как живая теперь. Косметика Фионы творит чудеса. Сполдинг не удерживается и красит свои губы алой помадой. Повертевшись перед зеркалом, надев чепец, явно маленький по размеру для мужской головы, Сполдинг рассаживает приглашенных гостей за круглым столом. На полированной крышке он расстилает расписную скатерть со свисающей бахромой – рукодельное наследство от матушки – и расставляет на ней фарфоровые кружки и блюдца. Наливая из миниатюрного чайника, больше похожего на заварник, воду, Сполдинг озабоченно осматривает своих гостей: всем ли удобно сидится, все ли видят звезду сегодняшнего вечера, заботливо усаженную напротив главы стола. Засмотревшись на приму, Сполдинг не замечает, как его сальные нечесаные космы окунулись в чай. Он ругается и высушивает волосы махровым голубым полотенцем.

Вот и все готово. Сполдинг садится во главе столика и заинтересованно ведет беседу с гостями. Безжизненные взгляды тех с неким укором обращены на Гулливершу: Сполдинг любил нас, а тут ты. Сполдинг обрывает их, обиженный. Он так долго ждал, чтобы обзавестись этой куколкой, ему скоро придется расстаться с ней, а тут какие-то неоправданные укоры. Нет-нет, хватит. Ничто не омрачит этот вечер. Ни тошнотворная вонь, ни заевшая пластинка с пугающей детской песенкой, как раз подходящей для дурдома, ни недоуменные возгласы ведьм в соседней комнате:
- Где же Мэдисон?