Глава 1- Киске!
Тишина.
- Киске!!
Тишина.
Все обитатели дома во главе с хозяином как сквозь землю провалились.
- Нет, ну это никуда не годится! - возмутилась Йоруичи, заглянув в холодильник и молока не обнаружив. И даже пресловутой мыши-висельницы, которая пришлась бы кстати второй половинке души, не найдя. - Определённо надо заняться его воспитанием!
То есть не молока, конечно, а Урахары. Даже если Киске её, Йоруичи, не ждал, он должен был надеяться, что она удостоит... в общем, что она заглянет на огонёк.
Молоко от негодующего взгляда на пустой полке (не совсем пустой, но ту фиолетовую дрянь в баночке, мирно стоящей в уголке - холодильника в доме ненормального учёного, заметьте! - Йоруичи в жизни пробовать бы не стала - вдруг враньё про девять жизней?) не появилось. А где - рыбка, удон, онигири?
Живот предательски зашумел - превращения отнимали много энергии, а потому для Йоруичи любое время было самым подходящим, чтобы немного подкрепиться. Или не немного...
Где там негодный Киске шляется, когда девушка сейчас ноги от голода протянет?!
* * *
Урахара понял, что не только попал, но и пропал, ещё тогда, когда его впервые за шиворот вытаскивали из неприятностей. До этого общение учёного и многочисленных неприятностей происходило без посредников. Что уж помимо сумасшедшинки - нет, конечно, сам Урахара считал это главным своим достоинством - помилуйте, нормальным быть - это так скучно! - усмотрела в лохматом учёном (причесаться тоже было некогда) блистательная принцесса, было не слишком понятно.
Принцесса шпыняла, ехидничала, щедро раздавала подзатыльники, ругалась совсем не по-принцессьи... в общем, как солдат и ругалась, - но Киске почему-то млел и таял. Столько внимания хоть и утомительно - но ему одному! Ах, какая женщина...
За неуверенность в себе ("Как это - не можешь стать капитаном?!") немедленно следовала ехидная отповедь, подкреплённая тумаком - ручка у принцессы была ой какой тяжёлой! - за уныние ("Что значит, не знаешь, для чего эта фиго... штуковина, тобой же изобретённая?! Приспособишь для чего-нибудь!") - вдвойне, попытка спрятать глаза тут же вызывала подозрения во всех грехах разом (для Шихоуин-химе самыми страшными грехами были занудство, уныние, косноязычие и неуверенность в себе), а неумение срезать остроумной репликой собеседника каралось получасовым высмеиванием всех мнимых и действительных недостатков вплоть до того, как он, Киске, дышит. В общем, это была женщина мечты.
Мечта всей жизни способна была без особых усилий голыми руками скрутить Киске в бараний рог, но с небольшими недостатками можно и смириться.
Йоруичи обожала выводить всех из себя и считала день удавшимся только тогда, когда доводила кого-нибудь до белого каления и проклятий в свой адрес, но терпеть не могла восторженных взглядов. Это Урахара накрепко усвоил на примере Сой Фон, слишком уж влюблённо взирающей на наставницу и капитана. Йоруичи подобная восторженность тяготила - будто её пытались связать какими-то обязательствами. Любые обязательства кроме тех, что она сама для себя выбрала, ограничивали свободу, чего кошка никак вытерпеть не могла, норовя удрать от неуютного подальше.
Ни одна кошка не стерпит принуждения в чём-либо.
Потому Урахара и не пытался начать ухаживать и тем самым заявлять какие-то права. Что у них могло быть как у людей, если они и людьми-то не были? Подход тут требовался иной, а терпения учёному было не занимать. И он ждал.
Ждал, не выказывая грызущую сердце ревность, когда Шихоуин возилась с другими, как прежде с ним, тормоша, уча исподволь и воспитывая, притаскивала ему то рыжего мальчишку, то его друзей, требуя им помочь, занималась какими-то таинственными делами Дома или срывалась к бывшим ученикам, никогда бывшими их не считая.
И даже честно старался не смотреть, когда кошачий оборотень оборачивалась из кота снова человеком, с кошачьей же бессовестностью расхаживая в первозданном виде. Глаза, правда, упорно скашивались сами, а голове порой приходилось помогать повернуться в другую сторону руками.
При этом ещё надо было подавать остроумные реплики в ответ на фразы Шихоуин-химе - не дай ками, заметит что-то, засмеёт!
Зато в кошачьем виде Йоруичи можно было почесать за ушком. Можно было поить молоком и с умилением следить, как лакает из блюдечка. И засыпать, когда удивительно тяжёлый для своих размеров кот мурчит, свернувшись клубком на груди. Ехидничать, между прочим, тоже можно было почти безнаказанно. Царапины на руках не в счёт, а в силу собственного нрава быть милым и сентиментальным всё равно удавалось не очень. Да и милого р-роскошная женщина Шихоуин слопала бы вместе с его любимой панамой. То есть шляпой.
К высмеиванию своих чувств даже привыкший к своему тщательно лелеемому образу Урахара был не готов.
А потому вместо романтичных роз Киске неромантично кормил блудную любимую женщину по возвращении до отвала (цветы были бы дешевле, право слово!), ехидничал по поводу истинно зверского аппетита, пользуясь тем, что Йоруичи слишком занята едой, чтобы справедливо покарать, прятал глаза под длинной чёлкой и в тени полосатой панамы, незаметно наблюдая, и терпеливо ждал.
Кошки не выносят запертых дверей. Кошку не приручишь, она сама выбирает, с кем быть рядом, и в любой момент может уйти, чтобы вернуться в другой дом, к кому-то другому, не к тебе.
Но ведь возвращалась она раз за разом - в этот дом. Может быть, однажды она вернётся не просто в дом - а к хозяину этого дома.
Урахара, прагматичный учёный и одновременно шут - большая часть высших офицеров Готей, однако, не рискнула бы с ним связываться - где-то в глубине души был всё-таки романтиком.
* * *
Йоруичи уже знала: если Урахара снова увлёкся каким-то экспериментом, то ноги от голода и впрямь можно протянуть. Потому как сам он о еде забывал, а наверх из лаборатории вообще не поднимался. Пока не вытаскивали силой.
Где лаборатория, Йоруичи знала, а на неё, как существо полукошачьей природы, запрет на вход туда не распространялся - попробуйте, запретите кошке куда-то входить! Учёный и не пытался.
Кажется, Урахара в последнее время увлёкся органикой - невысокая посудина была наполнена чем-то фиолетовым и желеобразным. Йоруичи сунула туда нос из-за его плеча и поморщилась. Фиолетовая пакость пахла на редкость неприятно. Поскольку с головой ушедший в показания какого-то небольшого приборчика Урахара не отреагировал на появление Йоруичи, ей, как всякой кошке ненавидевшей, когда её игнорируют, пришлось встряхнуть учёного за шиворот.
Тот с трудом сфокусировал на Йоруичи взгляд.
- А-а? Что? Шихоуин-химе, рад снова вас видеть...
- Ох уж эти мне учёные! - в негодовании фыркнула Йоруичи. - Я полчаса тебя дозваться пытаюсь!
Фиолетовая вязкая масса как-то подозрительно колыхнулась. Йоруичи покосилась на неё и на всякий случай отодвинулась.
- У меня важный опыт...
- Что может быть важнее, чем накормить меня? - возмутилась Йоруичи, треснув по наглой фиолетовой ложноножке, которую успела отрастить пакость в посудине.
Пакость обиженно скукожилась.
- Шихоуин-химе, я понимаю, что у вас с моим экспериментом симпатия с первого взгляда, но не могли бы вы подождать наверху?
Йоруичи проигнорировала его реплику.
- Что это вообще за штуковина?
- Суборганическая эмпатогенная масса, - с гордостью объявил Урахара. - Не только усиливающая эмпатию между людьми, но и извлекающая из их эмоций всё необходимое для своего питания.
- И на кой она тебе?
- Ещё не совсем понимаю, - признался Урахара, - надо на ком-нибудь испытать. Но посмотрите только, как интересно... Хорошая масса. Замечательная. Чудо просто!
Йоруичи обалдело наблюдала, как учёный расхваливает фиолетовую вязкую пакость. Доэкспериментировался. Уже с собственными опытами разговаривает!
Масса меж тем довольно растеклась по всей посудине и даже немного перетекла за её край.
Йоруичи отпрыгнула, яростно зашипев на потянувшуюся к краю её куртки ложноножку, и разбила несколько колб на соседнем столике. Масса шарахнулась большим комком и опрокинула посудину на пол, плюхнувшись вместе с ней.
- Вот видите, что вы наделали, - заметил Урахара. - Слишком большой отрицательный заряд. Сейчас она начнёт транслировать в пространство избыток полученной энергии, и тогда вам захочется меня стукнуть.
Йоруичи вообще-то захотелось его стукнуть ещё тогда, когда в холодильнике не обнаружилось ничего съедобного.
Фиолетовая дрянь робко прижалась к ногам учёного, украдкой глодая неизменные гэта, и Йоруичи ревниво фыркнула. В конце концов, это её личный Урахара! Пакость замысловато скрутила отрощенные ложноножки, что подозрительно напоминало вполне человеческий не самый приличный жест.
Глаза принцессы как-то нехорошо разгорелись, и Урахара счёл за благо запихать своё изобретение обратно в посудину, прикрыв крышкой (масса едва-едва уместилась, невесть когда успев увеличиться в объёме), и увлечь Йоруичи наверх. Кормить.
В отличие от обычных кошек, эта ласковой, когда была голодна, не становилась. Скорее наоборот.
* * *
Проснулся Киске от того, что исчезла тёплая мурчащая тяжесть на груди. Повернул голову.
Раздвинутые створки - она снова ушла, не прощаясь.
- Я буду ждать, - беззвучно сказал он. - Однажды... однажды ты придёшь сама. Когда захочешь тепла.
И скажешь: "Я дома".
