Глава 1Регулус просыпается от криков своей матери. Нащупав на тумбочке палочку и взмахнув ею, он с тяжелым вздохом понимает, что сейчас только четыре часа утра и ему положено тихо-мирно спать, досматривая тот чудесный сон с участием трех вейл… То есть, конечно, Регулус не считает его хоть сколько-нибудь чудесным, и вообще, он искренне недоумевает: кем это нужно быть, чтобы такое понравилось? Вот только досмотреть все равно хотелось бы, из чисто научного интереса, но, увы, уснуть вновь не представляется возможным. Тихо ворча себе под нос, он поднимается с кровати и, стараясь как можно меньше шуметь, приоткрывает дверь в комнату, дабы получше разобрать, чем опять недовольна Вальбурга.
– Несчастный щенок! Позор моей плоти! Грязный ублюдок! Нужно было задушить его, как только он родился! Да как он посмел?...
Регулус протяжно вздыхает, обреченно прикрыв глаза – привычный набор ругательств, ничего нового. Интересно, чем его братец отличился на этот раз? Хотя нет, нисколько не интересно. Он уже собирается прикрыть дверь и вновь вернуться в свою постель, но тут случайно улавливает несколько фраз, которые дают понять, что этой ночью все зашло слишком далеко.
– Да как он посмел сбежать? Впредь это отродье не переступит порог нашего дома, пусть катится к своим грязнокровкам и…
Больше ему ничего не нужно слышать. Регулус аккуратно притворяет дверь и прислоняется лбом к дверному косяку. Сбежал… Конечно, рано или поздно это должно было случиться. Регулус верен семье, презирает грязнокровок и взгляды своего брата, никогда в жизни не заговорил бы по собственной воле с теми, с кем водится Сириус, но… Регулус не слепой. Он видел, как брат задыхается в этом доме. В школе, рядом с друзьями, Сириус – яркая звезда, завораживающая всех вокруг, истинное воплощение того имени, что было дано ему при рождении, здесь же – лишь бледное подобие самого себя, с потухшим, безжизненным взглядом. Регулус замечал, что даже с матерью брат в последнее время ругается скорее по привычке, просто потому, что иначе уже нельзя. В его криках больше не было попыток доказать свою правоту, отстоять свои убеждения, исчез былой пыл и жар, с которыми Сириус защищал все то, что было ему дорого – остались лишь обреченность и гулкое отчаяние.
Регулус презирает своего брата. Конечно, призирает. Разве может быть иначе? Но тогда почему сейчас так больно?… Вдруг ему самому становится слишком душно в этом доме.
Мать сейчас чрезмерно занята собственной яростью, поэтому вряд ли заметит, что еще один ее сын пропал. Регулус, словно сомнамбула, подходит к своему окну, распахивает его и перелезает на растущее рядом дерево. Как давно он этого не делал. Когда-то, когда они были маленькими детьми, далекими от взрослых предрассудков, от грязнокровок, от Хогвартса, от Слизерина и Гриффиндора, от «правильных» друзей Регулуса и «неправильных» друзей Сириуса, все было так просто. Регулус частенько выскальзывал из собственного окна и по дереву ловко перебирался к окну своего брата, предсказуемо наказанного. Мать всегда накладывала на комнату нерадивого сына несколько мощных заклинаний, не позволяющих ему выбраться наружу любыми возможными способами, но никогда не предусматривала того, что кто-нибудь захочет забраться внутрь. Так же, как и того, что этот «кто-нибудь» захочет из комнаты выбраться. Когда Регулус впервые заглянул в соседнее окно, то увидел в глазах брата не восторг и ликование, которых ожидал, а неописуемый ужас. Гулким шепотом Сириус принялся отчитывать Регулуса за безответственность и глупость, попутно надавав ему легких, совсем не болезненных подзатыльников. Регулус же, хоть и понял, наконец, что так испугало брата и из-за чего тот теперь так злится – если мать застанет его здесь, круто влетит обоим – не мог сдержать дурацкого, совершенно неуместного хохота. Это Сириус-то отчитывает его за безответственное поведение? Даже потом, когда они экспериментальным путем выяснили, что Регулус безнаказанно может «творить беспредел» прямо под носом у матушки, Сириус так и не признал, что благодарен брату за добровольную готовность разделить с ним часы заточения. Но Регулусу и не нужно было ничего говорить, он сам видел, как оживал с тех пор Сириус каждый раз, когда он с широкой ухмылкой приземлялся на его подоконнике. Хотя брат все равно всегда ворчливо замечал, что когда-нибудь Регулус не успеет улизнуть, и обязательно пожалеет о своей безалаберности, прочувствовав на себе матушкин гнев. Тогда они были истинными братьями, лучшими друзьями, клялись, что никогда не бросят друг друга. Как много времени прошло с тех пор.
Регулус неловко соскальзывает с ветки и плюхается прямо в лужу грязи. Благо, он уже был почти у земли и ничего себе не сломал. А грязь… да кого она сейчас волнует?
Поднявшись, Регулус рассеянно зарывается пальцами в свои волосы, потом встряхивает головой и идет. Куда – он не знает. Просто идет. Не для того, чтобы сбежать, а для того, чтобы… Регулус не знает, для чего. Но он, конечно, вернется, как примерный чистокровный сын, как единственный наследник, которым теперь стал, как будущий глава рода, как истинный Блэк. А сейчас он просто идет.
Регулус не знает, сколько времени проходит, прежде чем в его ладонь тычется чей-то мокрый нос. Он никогда не понимал, зачем люди держат у себя дома разных бесполезных тварей? Разве что, совы – они хоть почту приносят. Но все равно – за что их любить? А за что можно любить кошек, собак, и уж тем более, жаб? Но сейчас Регулус как-то иррационально счастлив тому, что вдруг кто-то нарушил его одиночество, пусть даже это простой бродячий пес.
Он опускается на колени и чешет «бесполезную тварь» за ухом. Тот довольно виляет хвостом, а потом высовывает свой длинный язык и лижет Регулусу лицо. Парень вдруг, неожиданно для самого себя, заливается звонким, искренним смехом. Когда Регулус в последний раз так смеялся? Он не помнит. Наверное, тогда, когда они с Сириусом все еще были братьями.
– Ты грязный, – произносит Регулус, продолжая чесать пса за ухом. – Хотя я и сам теперь, наверное, грязнее тебя. Но разве это так важно? Я все еще остаюсь самим собой, а ты – ну, пожалуй, ты остался бы тем же псом, что и сейчас, если бы мне вдруг вздумалось тебя отмыть, как думаешь? Я вот думаю, что остался бы. И это просто… круто – так, кажется, говорят? – потому что ты мне нравишься даже вот таким вот грязным и чумазым. А вот ни один идеально чистый пес мне до сих пор не приглянулся. Странно, правда? Но знаешь, о чем еще я подумал? Может, так же и с грязнокровками? Грязная кровь не мешает им быть самими собой, быть чудесными или отвратительными людьми. Так же, как чистая кровь не гарантирует того, что человек на деле не окажется полностью прогнившим. Но для меня это не имеет значения. Потому что я презираю грязнокровок, и я – верный сын. А теперь только это важно, потому что сегодня я окончательно потерял брата, которого так сильно любил, – парень невесело усмехается. – Интересно, а почему я думаю, что ты меня прекрасно понимаешь? Уж не схожу ли я с ума?
Еще некоторое время Регулус просто сидит, уткнувшись носом в шерсть пса, и из его глаз течет что-то подозрительно соленое. А пес смотрит в небо своим чистым, осознанным взглядом, и тихонечко, как-то отчаянно и безумно грустно, скулит.
Когда Регулус, наконец, находит в себе силы встать, он напоследок взлохмачивает псу шерсть на холке и, улыбнувшись, собирается уходить. Но тут же чувствует, как эта «бесполезная тварь», за столь короткий срок успевшая сделать то, чего никому не удавалось уже долгие годы – стать Регулусу другом, хватает его за штанину и пытается тянуть за собой в противоположную сторону. Парень останавливается и, присев на корточки, заглядывает псу в глаза.
– Прости, но я не могу с тобой пойти. Теперь мне нужно возвращаться обратно, домой, и делать то, что я должен делать.
Но пес все равно увивается за ним и периодически предпринимает попытки потащить за собой Регулуса. Наконец, оказавшись у своего дома, наследник рода Блэк бросает последний печальный взгляд на бродячего пса и заходит внутрь. Пес же стоит рядом с домом до тех пор, пока не замечает, как в комнате Регулуса загорается свет, и лишь потом, тоскливо заскулив, трусцой бежит прочь.
*****
Когда изможденный, грязный, отчаявшийся Сириус настороженно переступает порог гостиной Поттеров, его не встречает привычный шквал ругани, проклятий и опостылевшей ненависти. Вместо этого он попадает в теплые, по-матерински заботливые объятия Дореи Поттер, и замечает, как она украдкой вытирает выступившую слезу. Он пожимает протянутую Карлусом Поттером руку, видя в его взгляде не порицание и осуждение, но понимание и искреннее соучастие. Он слышит победоносный клич Джеймса Поттера, который плевать хотел на какие-то там дурацкие последствия, и которого волнует только то, что его друг теперь в безопасности, в кругу него любящей семьи.
Со смущенной улыбкой Сириус Блэк понимает – он, наконец, дома. А еще, с разрывающим сердце чувством вины и невероятной тоской осознает, какая непреодолимая стена выросла этой ночью между ним и наследником в золотой клетке, который так отчаянно, доверительно зарывался носом в замызганную шерсть свободного, бродячего пса. Вот только эта свобода далась псу слишком дорогой ценой.
*****
Регулус Блэк так никогда и не узнает, что иногда, под покровом ночи, к его дому пробирался знакомый бродячий пес. И каждый раз сидел там, печально глядя на его окно, совсем тихо, отчаянно поскуливая, пока небо не начинало играть предрассветными красками.
