Глава 1Утром
«Вытяни свой грёбаный мир из тунеля и не меняйся».
Неплохие слова, жаль, что родители предпочитают куда менее действенное и самую малость саркастичное «будь собой, золотце, только так ты найдёшь человека, который полюбит тебя настоящую».
Лили смеялась бы в голос, если бы кто-то вякнул что-то подобное прямо сейчас. Но нет, такие мудрости изрекают лишь в присутствии тех, кто ещё не в состоянии отсевать бред от бреда, выгодного обществу. Стало быть, последний раз сие она слышала лет семь назад. Весьма мило.
В действительности, неплохая эпитафия вышла бы на надгробиях безвременно почивших мародёров. Этакий гимн юности и дури в голове. Второе, конечно, во все времена воспевалось с охотой. Сейчас же, думает Лили, и вовсе возведено в абсолют.
Если идеал старшеклассниц — смазливый богатый чистокровный (неизменно во веки веков!) придурок, то существуют ведьмы. Операция импликации. Истинное высказывание.
Так говорил Северус, когда ещё мог выносить присутствие Лили. Год, два назад. Он увлекался (тайно, безусловно) математикой и радовался ироничности высказывания. Ведь с точки зрения магглов волшебство — вымысел, значит вторая часть — ложное утверждение, тогда идеал старшеклассниц отнюдь не живая версия статуи Джеймса Поттера и всё в этом мире нормально. Но Лили-то знает, что магия есть. И это её знание ощутимо бьёт по светлой памяти.
Грустно как-то.
Лили смотрит на тысячу раз проклятый параграф по истории и на страницах учебника видит ухмыляющегося Джеймса. Всё, финиш. Стоило вставать так рано, чтобы ни черта не подготовится к грядущим выбоинам на ровной дороге обучения у шизанутого приведения, прозрачно проходящего через все проблемы учеников со своим предметом, а только лишь испортить себе настроение на грядущий день итак слишком часто мелькавшей перед носом мордашкой недо-величества?
Вместо нескончаемых войн в голове мелькают образы былого и грядущего. Ха! Прорицание было кошмаром последних лет, но в этом учебном году перестало маячить на горизонте. Поэтому Лили просто — без гарантий правдивости и исполнимости! — думает о том, каким может быть это утро для кого-то ещё. В этом нет ничего лично. Конечно же. Да-да-да!
Предположим, Питер спит почти непробудным сном, открывая свои ясные очи только после ощутимого пинка; Ремус беспокойно ворочается во сне и вздрагивает от каждого шороха, считая себя причиной едва ли не всех бед; Фрэнк — та самая быстровысыпающаяся «фея», которая с утра пораньше поправляет одеяло «серого волка» и бросает в «спящую красавицу» подушку; Сириус просыпается не один, всегда угадывает нужное имя и уже давно научился невербальным заглушающим чарам; Джеймс всю ночь лежит с закрытыми глазами, строит фантастические планы и легковыполнимые последовательности действий, которые должны помочь в завоевании объекта первой и самой сильной-сильной-сильной и искренней-искренней-искренней любви.
Как думает этот идеальный воображаемый Джеймс?
Допустим, он считает, что Лили ведёт себя странно. Джеймс может поклясться, что каждый раз она оказывается рядом с их компанией вовсе не случайно, ведь слизеринсая летучая мышь в лохмотьях больше не таскается за ней как щенок на поводке за хозяином, но и проявлять интерес к нему явно не собирается. В действительности, всё это очень сложно, и Джеймс не перестаёт завидовать Сириусу, который так легко и свободно общается с девчонками, будто читает их мысли. Пусть Джеймс и считается негласным королём школы, этим талантом он явно не обладает.
— Не нарвись на Пивза, детка! — шутливо советует Сириус неясному девичьему силуэту, понизив голос до полушёпота, и в следующую секунду Джеймс слышит шелест разрываемой обёртки мятной жвачки.
Соседняя кровать обличительно поскрипывает. Очередная тень, которой нравится откровенно грубое обращение Блэка, мягко ступает на заведомо скрипящий древний пол и стремится как можно скорее выйти из комнаты, но случайно сталкивается взглядом с Джеймсом.
— П-привет, — неуверенно здоровается девушка и тут же пулей выскакивает из мальчишеской спальни, наплевав на недовольные взвизгивания половиц (от звука которых всё ещё сонный Сириус поморщился и всхрапнул подозрительно матершинно, видимо, что-то не так давно покинутое вспомнил) и явно смущённая чем-то непонятным Джеймсу.
Лили представляет недоуменно вытянувшуюся физиономию Поттера и радуется даже воображаемому глупому положению так упорно пытавшегося добраться до её чувств гриффиндорца. Он в самом деле невыносим.
— Извини, — автоматически произносит Лили, столкнувшись с кем-то на пути в спальню, потом она окидывает взглядом растрёпанную блондинистую шевелюру, помятую пижаму и, мысленно прикинув путь следования, с некой долей презрения произносит: — Марлин, не чаяла тебя здесь увидеть в такую рань… Тоже к тесту по истории магии готовилась?
Голос звучит вполне нормально и ничуть не надтреснутым. Ведь воображаемая ересь никак не может оказаться правдой.
— Доброе утро, Лили. — Марлин совсем не реагирует на злую иронию, но имя сокурсницы произносит с тем же пренебрежением. — Я всё выучила вчера. — Наглая ложь, кстати. — Поэтому не беспокоюсь об этом, спасибо. — Чёрт, да её всю трясёт непонятно от чего! — И по ночной школе я не бродила, если твоё положение старосты обязывает спросить, — спокойно произносит Марлин, глядя в глаза Эванс, и быстро поднимается в спальню, стараясь не хлопнуть дверью, и преуспевает в этом к своему удовольствию.
— Да она издевается… — неожиданно зло бурчит себе под нос Лили, радуясь отсутствию живых и мёртвых душ в гостиной. Она косится на дверь спальни мальчиков и та тут же открывается, словно по мановению волшебной палочки.
— Как спалось, Эванс? — со смехом спрашивает Фрэнк, безуспешно поправляя криво завязанный галстук.— Спокойно живёшь, пока Поттер дрыхнет и со страхом ждёшь пробуждения вселенского зла, да? Не волнуйся! Он заснул минуту назад, так как опять всю ночь пролежал глядя в потолок. Что поделаешь, Джейме-то наш с тонким музыкальным слухом! А Сириус плевать на то хотел… Так-то, Эванс!
Фрэнку абсолютно безразлично, чего она проснулась в такую рань и пялится на дверь спальни, за что Лили Лонгботтому очень благодарна. Он проходит мимо и резко проводит раскрытой ладонью у неё перед глазами, будто снимает невидимые иллюзорные очки. Лили натянуто улыбается и отводит взгляд. Неприязнь к Марлин превращается в неконтролируемую и глупую ненависть, от которой она ещё не скоро сможет избавиться.
Но Фрэнку Лили благодарна. Он никогда не относился к ней по-особенному, не давал фору, не был снисходительным. У них с Алисой собственный цирк и он тем счастлив.
За завтраком Лили выглядит подавленной и невыспавшейся. По лицу Северуса понятно: он уверен, что всё это опять из-за четвёрки надутых болванов в целом, и рогоносного кретина в частности. И главное, совершенно неясно, почему это всё ещё его волнует, почему он в своей зависимости больной так походит на эту блохастую шавку в гриффиндорском шарфе в начале октября? Горло ему болит, видите ли… А маскирующие чары выучить мозгов не хватает? Ну правильно! Попереть наследство и кучу денег мозгов хватило, на секс с шаблонным образом хватило, а на учёбу и не осталось, получается? Тибальт недоделанный…
Лили смотрит в сторону Джеймса, но тому всё никак не удаётся поймать её взгляд, и Северус наверняка знает почему. Он вполне мог бы как-нибудь ненароком просветить и Поттера — это была бы крупица мести за почти состоявшееся знакомство с перевоплотившимся оборотнем.
Северус не скажет.
Нужно как-нибудь вывернуть свою жизнь наизнанку и перестать жить пока ещё недалёким прошлым. Но Северус не сделает этого, почему Лили должна?
Джеймс откидывает голову назад и звучно ржёт, плюясь соком и явно желая поскорее покинуть сей грешный мир, ибо тяжёлый как свинец взгляд МакГонагалл в эти секунды не обещает ему ничего хорошего.
Марлин умилённо разглядывает шрам на подбородке Поттера и ненавидит себя за это. На другом конце стола, там, где можно скрыться за спинами однокурсников от внимательного взгляда чёрных глаз, Эванс чувствует примерно то же. Чёрт-чёрт-чёрт! Какая тупая шутка!
— Регулус, чудо ты наше расчудесное, поздравляю с назначением старостой! — издевательски отвешивает поклон в сторону младшего брата-слизеринца Блэк и ловко втискивается между Фрэнком и Ремусом, оказываясь достаточно близко к Марлин, чтобы пылающий праведным гневом взгляд Эванс то и дело натыкался на МакКинон.
Позже, на уроке зельеварения, Сириус всё смотрит на Марлин за неимением других вежливых вариантов бессмысленного взгляда в одну точку, а Лили упорно притворяется равнодушной. Не может она быть обычной влюблённой (дурой), не может.
Слизнорт самозабвенно разливается на тему особо сложный зелий, Блэк улавливает только что-о про амортенцию и специфический запах. Благо, профессор всё ещё питает надежды на его скорое воссоединение с семьёй, поэтому Сириус может не особо заморачиваться на тему зелий, к тому же, всегда действует оправдание великой любовью, а таких «любовий» у него хоть отбавляй! Хорошо хоть МакКинон не совокупляла ему мозг по этому поводу. Наверное, Сириус наконец-то нашёл ту единственную…
Некстати вдохнув пары их с Поттером зелья, Блэк чувствует, как выпитый за завтраком апельсиновый сок возглавил освободительную армию из тыквенного пирога и овсянки, возжелавшую скинуть путы уже начавшего окутывать желудочного сока и выбраться наружу.
Краем глаза Сириус заметил кривую усмешку Снейпа, давно и безупречно справившегося с заданием. Нюниус-гениус всё вздыхает по своей Эванс, а та — дура! — явно втрескалась в Блэка, пусть Джеймс этого и не замечает. Такой вот порочный идиотизм наблюдается в царстве славных шестикурсников, беспечно наслаждающихся отсутствием маячащих в конце года экзаменов. Ну, ничего, Квазимода доморощенный ещё получит своё, уж Сириус-то об этом позаботиться! А пока смотри на МакКинон, Блэк, смотри и игнорируй такой же, но куда более искренний взгляды, направленные на тебя.
У Марлин чудесные «кошачьи» скулы, восхитительные голубые глаза, великолепные прямые и светлые волосы, безупречно смешанная с маггловской кровь, ничуть не гордая осанка, умение всегда держать при себе свои мысли и чувства… Идеальный антидот, правда, идиот-Бродяга?
Лили не нравится эта её привычка замечать настроение Блэка. Ей кажется, что своим спокойствием и молчанием он разрешает ей быть глупой и совсем не винит в этом. Странное удручающее чувство. Будто она рядом с ним ребёнок, которому всё простительно, будто он знает куда больше, будто Сириус понимает её, но не может в этом признаться.
«Не трогай меня, не прикасайся, уйди-уйди, ты всё равно уйдёшь», — хочет сказать Лили, но лишь мило улыбается.
Улыбка — это здорово, верно?
Кто-то когда-то говорил Лили, что у людей есть чувства. Но Лили забыла неловкую девочку со слишком длинной шеей и все очевидные истины. Лили ощущает себя сволочью в достаточной степени, чтобы эгоцентризм закрывал все остальные чувства. Так проще. Никакой ответственности. Не нужно думать о тех, кто обязательно уйдёт, оставив тебя наедине с самим собой.
Так сделала та девочка из такого далёкого прошлого, что оно кажется параллельным миром.
Лили остаётся человеком, которого можно искренне ненавидеть. Разве она так глупа, что не видит, как безнадёжны попытки Джеймса быть лучше, разве она не понимает, что её попытки стать хуже давно увенчались сокрушительным успехом?
Лили-которая-«королева» боится вновь быть Лили-которая-«грязнокровка». Северус, наверное, и сам не понял, как сильно повлиял на неё. Лили ломает себя и других, чтобы быть идеалом выдуманных людей.
Разве Джеймс-который-очень-очень-крутой — настоящий?
Разве Северус-которому-плевать-плевать-плевать — верит в свою ложь?
Разве Сириус-который-забыл-ушёл-и-никогда-больше-не — может держать своё слово?
Лили ошибается в столь многом и так часто, что давно потеряла счёт. Она всё хочет быть каким-то идеалом. Девочкой-волшебницей, которую так любят родители.
Но Лили — девочка-волшебница, которую ненавидит сестра, потому что она видит Лили, а не Лили с сияющим нимбом. Петунья настоящая. Лили ей завидует, каким бы глупым это не казалось.
Лили играет. Играет хорошо. Хорошо играет. Играет Лили.
Раздражает, не правда ли?
Лили скучно от всех этих важных и значимых знаний. Но ходить с табличкой «сарказм» она не намерена.
