Семейные радостиОстрые ногти до боли впиваются в кожу даже сквозь рубашку, словно когти дикой птицы. Тяжёлый слишком сладкий аромат окутывает и дурманит, вызывая тошноту. Деревянные зубья расчёски больно царапают кожу, и Сириус непроизвольно дёргается с ненавистью глядя в зачарованное отражение. Мальчик с прилизанными и разделёнными пробором волосами, в застёгнутой на все пуговицы рубашке и ядовито-зелёном душащем галстуке кажется ему чужим.
– Стой смирно, – одёргивает его раздражённо Вальбурга, до прихода гостей осталось так мало времени.
Сириус в ответ лишь хмурится ещё сильнее.
– Так и треснуть недолго, – говорить обиженно зеркало, но никому нет до него дела.
Вальбурга резко разворачивает Сириуса к себе, берёт со стула пиджак и пытается надеть. Сириус становится неожиданно вялым и безвольным, руки свисают по бокам, словно переваренные макаронины.
– Хотя бы раз не будь таким упрямым, – шипит она раздражённо сквозь стиснутые зубы.
С трудом, но справившись, отступает на шаг, сдувая выпавшую из причёски прядь, и оглядывает его недовольным критическим взглядом.
– Для своих сойдёт, – выдыхает устало и добавляет, открыв дверь. – И не вздумай…
Но не успевает закончить, Сириус вихрем проносится мимо, больно толкнув локтём в коленку.
– Вернись немедленно, негодный мальчишка! – кричит Вальбурга раздражённо, пытаясь достать палочку, но путается в бесчисленных складках пышного тёмно-синего бархатного платья.
А Сириус спешит, уловив момент, показывает язык испуганно выглядывающему из-за двери Регулусу. Быстро вскакивает на старательно отполированные Кикимером перила и с громким весёлым криком скатывается вниз, мимо противных сморщенных голов. Он их выкинет, как только станет здесь хозяином, в тот же день, если не раньше, Сириус это давно решил.
Приземляется немного неудачно, больно ударившись коленкой о сияющий, словно зеркало, паркет. Машинально потирает ушибленное место и быстро оглядывается, мать стоит на верхней площадке лестницы, крепко вцепившись в перила, словно боится упасть.
– Я прошу тебя по-хорошему, – говорит тихо, лицо раскраснелось от гнева. – Считаю до трёх…
Он хорошо знает, что будет потом, она никогда не держит слова и достаёт палочку прежде, чем произносит «три». Сириус с грустью смотрит наверх за её спину, где-то там, в глубине коридора, есть маленькая узкая и скрипучая лестница, ведущая на чердак – его давнюю мечту. Огромный пыльный с небольшими окошками-полумесяцами у самого потолка он таит в себе множество загадок и старинных вещей. Об этом Сириус знает точно, ведь ему уже удалось там побывать, правда, всего лишь раз и совсем недолго – Кикимер донёс, а, может быть, брат сдал. С тех пор эта дверь прочно закрыта для него, но не на обычный замок, такой бы он давно сломал, нашёл способ, а магический. Сириус бы и его взломал, в этом он не сомневается, хотя и не знает ещё толком заклинаний, нужно только раздобыть палочку.
– …Два, – голос матери прерывает его размышления.
Встрепенувшись, он со всех ног бежит к широкой двухстворчатой двери, остро ощущая, что не успевает и неожиданно слышит громкий спасительный удар гонга – дверной звонок, значит, гости пришли.
Медная ручка скользит во вспотевшей от волнений ладошке и Сириусу не сразу удаётся открыть дверь. Сзади слышен неспешный цокот каблуков – мать спускается к гостям, тихий скип – Кикимер открывает входную дверь и свежий морозный декабрьский воздух врывается в дом вместе с гулом голосов.
Шагнув в гостиную, Сириус сразу же обо всём забывает, завороженно глядя на переливающуюся множеством разноцветных огней огромную разлапистую ёлку и гору подарков. Воздух наполнен запахом хвои, яркий огонь в камине с тихим треском пожирает сухие поленья. Он делает несколько шагов, чтобы получше разглядеть ёлочные игрушки, мать никогда не разрешает ему дотрагиваться до них. Яркий блеск небольших разноцветных прозрачных шаров с маленькими феями внутри. Сириуса всегда интересовало настоящие ли они? Живые? И что будет, если выпустить?
Игрушечные копии драконов прячутся в густой хвое. Один – угольно-чёрный с блестящими пурпурными глазами и крыльями, как у летучей мыши забрался повыше. Другой – серебристо-голубой с приплюснутой короткой мордочкой сидит ниже и безуспешно пытается поджечь хвоинки. Множество разноцветных свечей в облаках из ваты, кажется, справятся с этой задачей быстрее.
Он уже почти дошёл, почти коснулся прозрачного синего шара с феей, острые крылышки которой быстро затрепетали в предчувствии опасности, когда чьи-то цепкие пальцы развернули его в другую сторону. Тонкий цветочный аромат забивается в ноздри не позволяя вздохнуть.
– Кто это у нас тут такой милый? – громко щебечет тётушка Друэлла, больно теребя его за щёки.
– И удивительно послушный, – добавляет со смехом дядюшка Альфард.
На секунду Сириус встречается с ним взглядом и тихо вздыхает. Если бы его отец был таким же: веселым, добрым, смелым.
– Да-да, – соглашается быстро Друэлла на полном серьёзе, – они с Регулусом сейчас на удивление похожи, не то, что прежде.
Сириус бросает сердитый взгляд в сторону брата, испуганно жмущегося к материнской юбке. На того, кажется, платье надень и бантик повяжи, и то стерпит. Ну, уж не, он не такой. Просто врасплох застали.
– Мальчишка не должен быть слишком послушным, – говорит Альфрад уже серьёзно, – просто кто-то душит его чрезмерной заботой и опекой, – он бросает многозначительный взгляд в сторону Вальбурги, но та лишь раздражённо поджимает губы.
Тишина. Абсолютная, давящая и только тихий звон столовых приборов напоминает о том, что за рождественским столом кто-то сидит. Вальбурга то и дело поправляет Сириуса: «сядь прямо», «не чавкай». А он никак не может дождаться окончания ужина и с ненавистью сморит на черешневый пирог.
Он никогда не женится, вон дядюшка Альфард один – и счастлив. А его отец и дядя женаты, и Сириус предпочитает не смотреть на их безразличные восковые лица.
Нарцисса просит Андромеду передать ей кусочек хлеба, и Сириус быстро поднимает взгляд от тарелки, заслышав тонкий звенящий голосок кузины. Кузины – ещё одно подтверждение его теории. Избалованная неженка Нарцисса. Как-то раз он поделился с ней секретом – маленьким паучком на тонкой серебристой паутине в одном из углов спальни, но она не оценила. Завизжала и ему пришлось соврать матери, которая, кажется, не поверила, что они видели крысу. Хотя, даже если бы крысу? Чего бояться? Бедняжка наверняка бы умерла первой от такого пронзительного визга.
Беллатрикс не лучше. Нет, она бы не испугалась ни паучка, ни крысы, но ей бы он не доверил даже акромантула. Слишком много ненависти и злости таится в её больших чёрных глазах.
И только Андромеда отличается, словно неродная. Она не завизжит, завидев крысу, но и не бросит в неё камнем, даже если в глубине её широко распахнутых глаз на миг проскользнёт страх. Она умеет хранить секреты и понимает его лучше всех, но даже на ней Сириус бы никогда не женился, слишком уж они переменчивы и непредсказуемы эти девчонки.
– Маленькая?! – кричит возмущённо Беллатрикс, тяжело дыша, она меряет шагами комнату. – Я – слишком маленькая?
Это знаменитая гордость Блэков, должно быть, пытается найти выход из глубины души.
Андромеда только тихо усмехается в ответ, даже не поворачивая головы от окна. Нарциссе не до неё, она радостно разыгрывает чаепитие с воображаемыми друзьями за небольшим квадратным столиком. Сириусу тоже всё равно. Его не волнует, что будет после ужина, о чём говорят взрослые в их отсутствие. Он, как завороженный, смотрит на ёлку – небольшую копию той, что была в гостиной, но теперь не игрушки привлекают его внимание, а свёрток. Небольшой, около четырёх футов длинной, вместо яркой обёртки – обычный пергамент и Сириусу кажется, что он знает, что лежит внутри.
– Маленькая, – повторяет Беллатрикс уже тише. – Через два года я смогу колдовать, когда и где захочу.
«Но дома-то, наверняка уже колдует», – проносится у Сириуса в голове.
И она, и Андромеда, только ему не разрешат. Однако сейчас у него даже палочки нет, зато скоро, если он не ошибается, появится кое-что не менее ценное. Он быстро разворачивает обёртку, местами тонкий пергамент рвётся, когда Сириус раздражённо слишком быстро дёргает за край. Хруст, должно быть, слышен даже в гостиной, но никто не обращает на него внимания.
И вот, откинув прочь последний кусок обёртки, Сириус с трепетом проводит рукой по гладкой поверхности древка. Обводит пальцем золотистые завитушки – «Метеор» и осторожно гладит прутья – один к одному. Жалко, что полетать сегодня не удастся. Хотя…
Секунда и он вскакивает, садится сверху, плотно вцепившись в древко и понимает, что не знает, что делать дальше. Огорчённый, хочет встать неожиданно ощущая, что не чувствует пол под ногами. Смотрит вниз на стремительно удаляющийся ковёр, и, издав громкий победный клич, направляет метлу выше.
Круг. Ещё один. Невесть откуда появившийся ветер трепет волосы и шумит в ушах, но комната слишком мала и Сириус кричит застывшим внизу, словно статуи, кузинам:
– Дверь! Откройте дверь!
Нарцисса смотрит на него округлившимися, словно шарики с ёлки, глазами и, кажется, даже рот приоткрыла от удивления. Не визжит и то хорошо. Беллатрикс замерла, неотрывно наблюдая за ним. Жалеет, наверное, что палочки нет, движущиеся мишени она любит больше всего. И только Андромеда медленно, словно во сне, подходит к двери и открывает, быстро подмигнув. Или ему показалось? Не важно. Он подмигивает в ответ и с весёлым криком влетает в гостиную.
Взрослые тут же застывают, разговоры прекращаются, некоторое время слышен только тихий свист воздуха и радостный смех Сируиса. Первым тишину нарушает громкий смех Альфарда, затем оживает Вальбурга.
– Снимите! Снимите его оттуда! – кричит она со смесью страха и злости, судорожно пытаясь найти палочку. – Он же ёлку уронит!
Однако никто не спешит ей на помощь. Орион и Сигнус, кажется, намертво приросли к креслам. Друэлла только быстро-быстро хлопает глазами, прикрыв рукой округлившийся от удивления рот.
– Орион! – голос Вальбурги срывается на визг.
Орион вздрогнув, быстро хлопает по карманам и достаёт дрожащей рукой палочку.
Сириус самодовольно улыбается, разглядывая тяжёлый бархатный полог кровати. В наказание за полёт его отправили спать раньше и теперь, наверное, неделю не выпустят из комнаты. Левая щека до сих пор горит от пощёчины, полученной от матери. Мысли о таинственном чердаке оттесняет душный и пыльный чулан, куда мать, поместила метлу, если только не сломала или не сожгла сразу. Хотя, дядя Альфард не позволил бы, ведь это был его подарок. Это Сириус понял сразу, для этого не нужны никакие надписи.
Он так и уснул с улыбкой на губах и ощущением, что это было всё-таки самое лучшее Рождество в его жизни.
