Цена анонимности

Глава 1

Девочка…
В то время он об этом не задумывался. Он тогда вообще мало о чём задумывался, кроме себя самого, своей жены и своего сына – и немного, краем сознания, мэнора. Лишённый палочки, бесправный в собственном доме, то ли хозяин, то ли слуга, он жил тот год с одной только мыслью о том, что они трое просто обязаны выжить.
Так, во всяком случае, ему казалось.
Но ведь это был целый год, даже больше.
И он вовсе не провёл его прикованный к стенам собственного подвала – в отличие от тех, кто там действительно находился.
Олливандер.
Гоблин – потом, кстати, эта история стоила ему несметного количества галеонов, которые пришлось… вложить в Гринготс для того, чтобы восстановить свои испорченные отношения с гоблинами.
И девочка.
Луна Лавгуд.
Почти что четыре месяца он продержал у себя в подвале девочку – ровесницу его сына.
Он раз и навсегда запретил себе думать об этом. Не думал тогда – не думал и после.
Никогда.
Кроме одного-единственного раза.

Тогда с момента окончания войны прошло года два. Был апрель, вот-вот предстояла вторая годовщина той страшной битвы, и он, всё ещё старавшийся как можно меньше появляться на публике, почти вынужденно оказался на Диагон-элле – и вдруг, в буквальном смысле этого слова, столкнулся в дверях с выходящим из книжной лавки её отцом.
Ксенофилиус Лавгуд.
Высокий худой волшебник с такими же белыми, как у него, волосами.
Отшатнувшись друг от друга как от чумы, они так и замерли на пороге. На какой-то миг Люциусу показалось, что волшебник сейчас возьмёт свою палочку и просто проткнёт его сердце – без всякой магии и без всяких усилий. Они стояли по обе стороны от порога, разделявшего их символической и страшной сейчас чертой.
Порог.
Переход между мирами.
Если знать, как, то через него можно туда попасть – так говорят легенды и сказки.
Люциусу показалось, что человек напротив него не раз делал это. И, возможно, сделает это сейчас – вместе с ним.
А потом просто вернётся – и оставит его там.
Под порогом.
- Простите, - выдавил он наконец, отступая к стене и освобождая ему дорогу. Потом не выдержал, развернулся – и быстро пошёл прочь, позабыв о дожидающимся его в лавке срочном заказе.
Шёл – и чувствовал всей спиной долгий тяжёлый взгляд, от которого было неуютно и холодно.

В тот день, вернувшись домой, он молча прошёл наверх, в ту комнату, что не открывал уже больше года. Когда-то это была его личная спальня – очень давно, ещё до женитьбы. Потом отец отдал им с Нарциссой самые красивые и удобные комнаты (его жена очень нравилась Абраксасу, и безо всяких просьб получала от него только самое лучшее), а старую комнату Люциус использовал изредка то как запасной кабинет, то как место, где можно было спрятаться и отлежаться после неудачных – или удачных – рейдов, в которые, к счастью, Лорд отправлял его относительно редко, то ещё как-нибудь.
И именно там он однажды попробовал умереть. Собственно, цели такой он себе, конечно, не ставил: ему просто в какой-то момент расхотелось быть здесь, и он просто спрятался в этой комнате, и если бы не его сын – скорее всего, так бы в ней и остался. Но у его, как он всегда полагал, слабого и не самого на земле умного мальчика хватило ума, силы и сердца войти – и вернуть себе отца, а матери – мужа. С тех пор та комната стояла закрытой, но нетронутой – позже он станет сюда приходить иногда, чтобы вспомнить, чем она могла бы стать для него в ту осень.
Но это всё будет после – а этот влажный апрельский день стал для него первым, когда он отпер ту дверь и вошёл в тёмную из-за навсегда зашторенных окон комнату. Закрытую или нет, но эльфы, конечно же, всё равно убирали и проветривали её, так же, как меняли и бельё на постели…
Люциус закрыл дверь, оказавшись практически в полной темноте, скинул мантию, уронив её прямо на пол, разулся и лёг на кровать, скользнув под лёгкое одеяло, хранившее прохладную свежесть и аромат луговых трав.
Здесь всегда было очень тихо… Он лежал, вслушиваясь в эту тишину, и вспоминал девочку с длинными и почти такими же белыми, как у её отца, вьющимися волосами, задумчивым взглядом и странными серёжками в виде… он не помнил, чего, и это сейчас ему почему-то ужасно мешало. Но воспоминание ускользало, оставляя только ощущение чего-то длинного и неуместно яркого.
Девочка – ровесница Драко…
Он бы убил. Без вариантов.
Окажись он на месте её отца и столкнись с тем, кто сделал такое с единственной дочерью – убил бы. Руками, ножом, магией – как угодно.
Убил бы, а не просто смотрел.
Убил.
Он до сих пор чувствовал этот взгляд – тот словно навечно впечатался что в лицо, что в его спину, обжигая холодом и тихо напоминая: «Убил»…
Девочка… они всё-таки сбежали потом. Их вывел этот безумный домовик, Добби. Вот для чего, наверное, его когда-то купила Цисса: чтобы однажды он забрал из его подвала девочку с длинными белыми волосами, избавив своего бывшего хозяина от клейма детоубийцы. Вот только что же так долго-то? Добби-Добби, первый свободный эльф. Надеюсь, сейчас ты где-нибудь счастлив своей странной свободой...
Он резко сел, откинул одеяло, и как был, босиком и без мантии, пошёл искать сына.
Снаружи было уже темно – наверное, совсем ночь, или поздний вечер… Драко нашёлся в своей комнате и постели – спящим.
- Сыграй со мной, - сказал ему Люциус, наклоняясь и касаясь ладонью его щеки. – Драко, пожалуйста, пойдём, поиграем.
Тот открыл глаза, щурясь со сна, посмотрел на отца немного растерянно – потом молча кивнул, встал и даже не стал одеваться – только завернулся в халат и туго затянул пояс. Они так же молча спустились вниз, с музыкальный салон – Люциус поднял крышку рояля и сел слева от центра, уступая сыну ведущую партию.
- Что захочешь, - тихо проговорил он. – Я подхвачу.
Тот кивнул, подумал пару секунд – и заиграл.
Рассвет они встретили за роялем. И когда предметы в комнате, в которой они так и не зажгли света, начали обретать всё более ясные очертания, а очередная пьеса закончилась, Люциус притянул к себе сына, обнял его и прижал крепко – так, как если бы то ли прощался, то ли здоровался после очень долгой разлуки. И замер так, склонив его голову к себе на плечо и запустив пальцы в мягкие светлые волосы. Тот ответил таким же объятьем – Люциусу всё чудилось, что тот вот-вот спросит что-то, но он ошибся: сын так и не нарушил в тот раз собственного молчания, и только время от времени стискивал свои руки, прижимая к себе отца ещё крепче.
Так сильно, словно боялся, что если упустит его сейчас – то это будет уже навсегда.

…Первый анонимный взнос в фонд «Придиры» (около восьмисот галеонов) был сделан во вторую годовщину битвы за Хогвартс. После были другие – на большие или меньшие суммы, два или три раза в год.
В конце концов, такое порой случается, правда? Читатели этой газеты всегда любили её, и время от времени кто-то из них поддерживал сие удивительное издание той или иной суммой. Чаще всего анонимно – просто чтобы не смущать её замечательного редактора.

При чём здесь мистер Малфой, спросите вы? Да разумеется, ни при чём.
Малфои не читают подобную чушь.
Никогда.