Глава 1От него пахло морем.
Лёгким бризом, посещающим берега океана по вечерам.
Она всегда набирала полные лёгкие воздуха, когда он был рядом, вспоминая поблёкшие, такие далекие моменты со своей семьей.
Девушка закрыла глаза, давая воспоминаниям-снежинкам, которые закручивались в танце вихря, проносится перед глазами, вызывая полуулыбку и радушное настроение, вынырнувшие из самых глубин.
***
— Гермивона, — проносится где-то возле самого уха, и Грейнджер оборачивается, упираясь руками в чью-то широкую и твёрдую грудь.
Удивительно, но былое возмущение при любом коверканье её имени не приходит, уступая место смущению и голосу, который вдруг куда-то бесследно пропал.
Она быстро убирает ладони с его тёплой груди, и парень распрямляется, вытягиваясь, словно струна.
— Мисс Гермивона, — исправляется человек в наглухо застегнутом джемпере. — Вы не могли бы мне помочь с Рунами? Я, к сожалению, не в силах разобрать несколько символов.
Грейнджер кивает, всё ещё не находя в себе сил поднять голову, и проходит вслед за быстро удаляющейся ровной спиной, кажущейся ей холодной горой, которую маленькая Гермиона однажды видела в детстве.
Тогда ей было по-настоящему страшно.
Великая и неприступная, словно древний мифический Бог, гора стояла и, словно с высоты своей вековой мудрости, поглядывала на девчонку, которая ёжилась от страха.
Это глупое сравнение с болгарином проносится в голове, и девушка улыбается, смущенно опуская глаза в пол.
Она еле поспевает за парнем и с облегчением — похоже, слишком громко — выдыхает, когда они добираются до его столика.
Раньше библиотека казалась ей определенно меньше.
— Гермивона? — вопросительно спрашивает Крам, удивленно поглядывая на мечтательную полуулыбку Грейнджер.
— Гермиона, — легко исправляет его Грейнджер, присаживаясь напротив.
— Я Виктор. Виктор Крам. И я очень рад познакомиться с вами, Гермивона.
А Гермиона откидывает голову назад и смеётся, не замечая, как уголки глаз Крама сужаются, выдавая его хорошее настроение и полное очарование.
***
— Гермиова, — протягивает Виктор, вытягивая ноги под столом — что для него, вообще-то, немыслимо, — и поводит затёкшей шеей, которая неимоверно ноет. — Ты просто великолепна.
Он улыбается.
Впервые, открыто и легко, позволяя Грейнджер насладиться его ровными зубами, правильной формой губ и носом, который забавно морщится.
Гермиона Грейнджер впервые не может отвести взгляд от чьей-то улыбки.
Гермиона Грейнджер впервые не находит слов, поэтому улыбается в ответ и привычным движением заправляет прядь волос за ухо.
А он смотрит.
Так, как ни на кого ещё не смотрел.
***
— Знаешь, я тут подумал, — он явно смущается: пергамент, который Виктор держит в руках, стал потрёпанным и мятым, а его пальцы — такие сильные и красивые — продолжают портить бумагу. — Я буду безмерно счастлив, если ты пойдешь со мной на бал, Гермифона.
Грейнджер улыбается и — в его присутствие слова вечно пропадали — просто кивает головой, обволакивая своей теплой ладошкой его.
Ладонь болгарина сухая и шершавая, но такая горячая, что прикосновение обжигает, и Гермиона тут же смущённо отдергивает руку, заливаясь краской, и отступает на шаг назад.
А Виктор улыбается уголком губ и сам подходит ближе, захватывая её ладонь в руку и даря то самое тепло и уют, в которых так сильно нуждались они оба.
***
Он кружит её в танце, легко, словно она пушинка, поднимает над полом, держит так крепко, боясь уронить и, кажется, потерять, что у Гермионы захватывает дыхание.
От него пахнет морем и горькими духами, но Грейнджер не может надышаться, у неё кружится голова и подкашиваются ноги, а он близко, и это так правильно и приятно, что она чувствует себя безумно счастливой и, похоже, влюбленной.
Его ладони сцеплены, словно кольцо, у неё на талии, тесно, почти болезненно, сжимая её хрупкий стан, но ей нравится.
Перед глазами проносятся вытянутые лица друзей и знакомых, и Грейнджер откидывает голову назад, наслаждаясь моментом.
Виктор так близко, но ей так мало, так чертовски не хватает чего-то ещё, что она удивляется этому, понимая, что никогда раньше не испытывала подобного.
А он, с каждым движением прижимаясь к ней ближе, тонет в оставшемся между ними расстоянии.
***
Его губы мягкие и теплые, они пока еще неуверенно касаются её губ, с каждой секундой становясь смелее — теряя голову.
И Грейнджер окунается в омут с головой, разрешая ему больше, касается его нижней губы языком и краснеет, замечая приятно удивленный взгляд Виктора.
В тот вечер он забрал у неё первый поцелуй, оставив взамен своё сердце.
***
Во дворе толпятся люди, постоянно мелькают голубые, словно крылья бабочки юбки и красные меховые плащи, которые развивает разбушевавшийся ветер.
Гермиона стоит напротив
него трепетно сжимая во влажной ладони кусочек пергамента с адресом и все так же не решается поднять глаза, раскладывая по полочкам нахлынувшие чувства.
Ей определенно необходимо будет разобраться со всем этим.
Но не сейчас. Обязательно — позже.
Виктор нежно заправляет своенравную прядь каштановых волос ей за ухо и наклоняется, даря целомудренный поцелуй в щёку.
— Я буду ждать тебя летом, Гермивона.
Грейнджер не поправляет его, смеясь — у нее совсем нет сил. Глаза застилает пелена слез, и ей так не хочется чтобы он уезжал, что это желание отдается, кажется, болью в груди.
Ее руки обвивают крепкий стан Виктора, и Гермиона слышит — его дыхание сбивается, а сердце ускоряет ритм.
Поцелуй, который она решилась подарить ему напоследок, станет еще долго греть двух человек, находящихся так далеко друг от друга.
***
От него пахло морем.
Легким бризом, посещающим берега океана по вечерам.
Гермиона поближе прижимается к мужчине, блаженно закрывая глаза.
—
Гер-ми-во-на, — со смешком шепчет Виктор ей на ухо, непривычно растягивая гласные и приятно щекоча, заставляя тело покрываться мурашками.
Она смеётся, в привычном движении откидывая голову назад, и поворачивается к нему лицом, выдыхая в любимые тёплые губы:
— Гермиона, — шепчет она. — Гермиона Грейнджер.
— Гермиона, — вторит Виктор, согласно кивая головой. — Гермиона Крам.
