А завтра нас ждет война

Глава 1

Одетый в квиддичную форму юноша сидел в гостиной Гриффиндора, рассеянно высвобождая из некогда аккуратного пучка рыжие волосы девушки, чья голова лежала у него на плече, и полным боли взглядом смотрел на ее искаженное страданием лицо. Весело улыбающееся солнце за окном словно насмехалось над ними, нежно прикасаясь невидимыми лучами к любимым огненным прядям и заставляя их искриться таким манящим, живым светом. Юноша слегка наклонился и легко, едва уловимо поцеловал девушку в макушку, после чего небольшая, пролегшая между ее бровей складка разгладилась, а выражение лица несколько смягчилось, вот только от прочно поселившегося на нем отпечатка мучительной боли нельзя было так просто избавиться.

Джеймс раздраженно скрипнул зубами, подавив готовый вырваться из его горла обреченный рык, и вновь откинулся на спинку кресла. Их кресла… Мерлин, сейчас ему казалось, что все было невероятно давно — и в то же время словно вчера — будто за эти считанные месяцы они прожили отдельную, маленькую, но такую важную и наполненную воспоминаниями жизнь, казавшуюся теперь всего лишь сладким сном.

Они с Лили облюбовали это кресло еще в начале учебного года. Тогда, в сентябре, все было так легко и казалось, что весь чертов мир лежит перед смело ступающим только вперед Джеймсом Поттером.

У него было все.

У него были верные друзья, которые — он был уверен в этом даже сильнее, чем в самом себе — никогда не бросят и не предадут. Три таких важных человека, что за время учебы в школе стали для Джеймса братьями, и отсутствие кровного родства здесь не имело никакого значения.

У него была Лили, которая спустя столько лет бесплодных надежд и попыток завоевать ее сердце наконец сдалась на волю очарования и невозможной обаятельности Джеймса Поттера. Поначалу на него частенько опасливо поглядывали, когда, прохаживаясь коридорами Хогвартса, Джеймс вдруг начинал беспричинно улыбаться и выглядел при этом, надо думать, не слишком вменяемым. А ведь он лишь произносил про себя эти заветные слова: «Моя девушка», — и мир вдруг начинал играть совершенно новыми красками.

У него был квиддич и иногда, сидя вот на этом самом месте с уютно устроившейся в его объятиях Лили, Джеймс представлял себе, как однажды станет лучшим за последние несколько столетий охотником в какой-нибудь известной квиддичной команде. С ленивой улыбкой воображал, как каждый раз после очередного с феерическим успехом выигранного матча его будет встречать разъяренная Лили. Как она будет истошно вопить что-то о безумных оленях, которые ни капельки не заботятся о собственной жизни и ни во что не ставят близких им людей, вечно вытворяя на метле все эти никому не нужные финты. Как сам Джеймс будет бесцеремонно вклиниваться в эту тираду с очередным сладким поцелуем. Как яростно трепыхающаяся Лили будет медленно успокаиваться в его объятиях, забывая обо всех своих упреках, и уже через минуту на ее лице будет расцветать улыбка, та самая улыбка, что принадлежит ему и только ему.

А еще Джеймс Поттер был подростком, искренне считавшим: «Либо все — либо ничего». И это «все» было его: его друзья, его любовь, его квиддич. И он никогда не задумывался о том, может ли лишиться чего-либо из того, что принадлежало только ему. Заслужить, приобрести что-то новое — это да, но что-либо потерять? Джеймс Поттер никогда и ничего в своей жизни не терял.

И вот сейчас, сидя в привычном кресле, глядя в пылающий огонь и мягко поглаживая волосы той девушки, что любил и, он был твердо в этом уверен, всегда будет любить, Джеймс впервые в своей жизни задумался о том, что ждет его там, за стенами такой родной школы, которая почти семь лет ограждала их от жестокости реального мира. В жизни Джеймса продолжало оставаться все то, что было «его», но страх потери вдруг ледяной коркой сковал пылающее неугасаемым огнем гриффиндорское сердце.

Несколько месяцев назад в газетах появились первые сообщения о загадочных смертях магглов, что на поверку оказывались убийствами, в магическом происхождении которых не оставалось сомнений. Да, эти известия ужасали, но казались такими далекими и чужими. Мысль о том, что в жизни самого Джеймса может произойти нечто подобное, была туманной и практически неосязаемой, разве стал бы он прислушиваться к ней?

Но спустя какое-то время уже его собственные однокурсники и однокурсницы — такие же простые подростки, как и сам Джеймс, те, с кем он год за годом обедал в Большом зале, возмущался назначенным наказаниям, веселился, ругался — со слезами на глазах и криками невероятной боли узнавали о смертях близких и родных им людей. Страх стал более осязаем, сочувствие — более ощутимым, но это все еще не касалось его собственной жизни. А время неумолимо двигалось дальше, секунды складывались в минуты, минуты — в часы, часы — в дни, и каждый новый день медленно — и в то же время слишком быстро — приближал их к тому мгновению, в котором они жили сейчас. И вот, сегодня, Джеймс наконец понял — уже завтра его жизнь может кардинально измениться, и совершенно не обязательно в лучшую сторону.

Шел очередной матч «Гриффиндор — Рейвенкло». Гриффиндорская команда побеждала с отрывом в пятьдесят очков. Джеймс несся к воротам Рейвенкло с квоффлом под мышкой и совершенно безответственно разглядывал сидевших на трибунах студентов. Он довольно быстро нашел знакомую рыжую шевелюру, и уже собрался было ослепительно улыбнуться ее обладательнице, как вдруг замер в воздухе. Лили сидела с каменным лицом, уставившись в неизвестный пергамент. В какой-то момент она резко встала и, продолжая все так же смотреть в листок, двинулась прочь с трибун. Кто-то что-то ей говорил, кто-то пытался остановить, но девушка словно никого не слышала. Не обращая внимания на ор товарищей по команде и крики зрителей, Джеймс резко спикировал вниз и помчался за Лили.

Сегодня она потеряла своих родителей. Сегодня война, не предупреждая и не спрашивая разрешения, ворвалась в их жизни. Сегодня в сердце Лили Эванс было место лишь скорби и горю. Сегодня Джеймс Поттер с болезненным ужасом осознал, что не весь мир подвластен ему.

Глядя, как хрупкое рыжеволосое чудо болезненно морщится и периодически хватается за его рубашку, словно за спасательный круг, Джеймс мог думать только о том, что все отдал бы, лишь бы забрать ее боль себе. Лишь бы она вновь улыбалась. Лишь бы самой большой проблемой в ее жизни снова стало полученное «В» за экзамен по трансфигурации. Пусть бы она до конца жизни продолжала смотреть на него холодно и с некоторым превосходством. Пусть в ее взгляде на него никогда не было бы той теплоты и любви, что, как уверенно утверждал Ремус, непроизвольно проскальзывали еще задолго до того, как крепость по имени Лили Эванс пала. Только бы ее сердце вновь было целым и невредимым. Только бы она всегда была счастлива.

Джеймс подумал о собственных родителях. Они были данностью, чем-то неприкосновенным и нерушимым, чем-то, что было до него и обязательно будет после. Это же родители, сильные, стойкие, смелые, самые лучшие, разве может с ними что-то случится? Какой-то внутренний, тихий голосок, которого раньше никогда не было, вдруг отчетливо произнес: может. Теперь он был уверен в том, что пасхальные каникулы проведет не в школе, как планировал изначально, а дома, рядом с ними. И обязательно возьмет с собой Лили, пригласит Сириуса, Ремуса и Питера. А еще обязательно скажет своим родителям, как он их любит. Джеймс давно им этого не говорил, считая, что все это само собой разумеется, да и вообще, он уже слишком взрослый для подобных слезливых откровений. Но сейчас сердце болезненно сжалось от одной мысли о том, что они могут этого не знать и Джеймс твердо решил, что обязательно напишет им письмо, но не сегодня.

Сегодня он нужен ей.

Теперь он будет с ней всегда: сегодня, завтра, через неделю, год... Спустя целую вечность. Это было таким же решенным вопросом, как и то, что Лунатик навсегда останется беспросветным занудой. От этой мысли Джеймс неуверенно улыбнулся, хотя глаза его оставались все такими же грустными. Через несколько месяцев спасительные стены Хогвартса больше не будут оберегать их от взрослых проблем, и он понял, что вместе со школой останется позади его последняя игра в квиддич — с давней мечтой стать профессиональным игроком в этот миг было покончено. Слишком много всего существует в жизни Джеймса, что он должен защищать даже ценой собственной жизни, хотя, в сущности, его жизнь — это не такая уж и большая цена. Он станет аврором. Конечно, он станет аврором. А пока у них есть еще эти несколько месяцев, хотя если быть предельно честным — то вряд ли у них есть даже сегодня. И все-таки сейчас пусть она спит, а он будет охранять ее сон. А уже завтра… «А завтра нас ждет война», — полная отчаянной решимости мысль промелькнула в голове Джеймса, когда он провел тыльной стороной ладони по любимому лицу.