Глава 1Доркас проснулась от телефонного звонка. У нее было достаточно маглорожденных друзей, чтобы иметь телефон и периодически он даже звонил, но три часа ночи? Зажмурившись, Доркас открыла глаза и резко встала, весь путь от кровати до телефона, она убеждала себя, что плохие новости пришли бы по магическому средству связи, в голове щелкали лица друзей, которые сейчас в безопасности, которые должны быть в безопасности, подумала Медоуз. Благоразумие твердило ей, что это просто звонок и что относиться к нему она должна соответствующе.
Но когда она поднимала трубку, рука её дрожала.
— Лиз?
Доркас шумно выдохнула, напряжение из-за последних месяцев давало о себе знать. Если голова её работала холоднокровно и последовательно, то тело скапливало в себе все страхи. Она решила, что утром пойдет на пробежку. Когда-то же это помогало, почему сейчас не попробовать?
— Лиз, послушай, я понимаю, сейчас чертова ночь и я, конечно, разбудил тебя, но в этом баре есть телефон, я смотрел на него весь вечер и все думал, как хочу тебе позвонить. Я так, правда, смотрю на все средства связи, но этот телефон… он должен был связать меня с тобой.
Голос Сириуса по телефону звучал иначе, его хрипотца усиливалась или просто она давно его не слышала. Доркас всегда осознавала себя слабым аудиалом. Но голос Сириуса Блэка она думала, что помнит очень хорошо. Сколько же прошло с тех пор, как они разговаривали в последний раз?
В трубке послышался смех, он выдавал, сколько его владелец выпил. По спине девушки прошелся электрический разряд. Она могла быть самым слабым аудиалом в мире, она могла забывать голоса знакомых, с какой интонацией её друзья и члены семьи говорят ту или иную фразу, но это смех она помнила досконально, и он вызывал отклик во всем её теле. Доркас сама испугалась своей реакции и села на софу, стоявшую рядом, чтобы обрести хоть какую-то опору. Это все усталость, подумала она.
Отсмеявшись, Сириус продолжил:
— Слушай, извини за звонок, я вообще не собирался… все это чертовски неуместно. Я ведь понимал, что виду себя, как идиот, когда набирал номер.
Блэк чертыхнулся. И после короткой фразы снова. Доркас подумала, что во время телефонного звонка не проронила ни слова. Может, стоит прийти на помощь Блэку, ведь ходить вокруг темы кругами никогда не выходит у тех, кто бьет наотмашь. Но этот голос, этот смех, этот ночной звонок, магловский бар, из которого ей звонили… все это вернуло Доркас в другую главу её жизни. В последние годы Хогвартса, где она была так счастлива и совсем не понимала этого. И именно это было горько осознавать сейчас. Она боялась сказать что-то и разрушить наваждение.
Голос на том конце провода изменился, и Доркас Элизабет Медоуз могла бы поклясться, что Сириус улыбается.
— Первая любовь не забывается, да?
Она могла точно сказать, какой улыбкой он сейчас улыбается, это была самая очаровательная из его арсенала, самая ею любимая и поэтому раньше она так её боялась, так спешила отвернуться, перевести тему, спрятать лицо в волосах. Доркас всегда пугало то, как он действует на нее.
Сейчас же она могла насладиться этой улыбкой, и ей не мешало то, что их разделяло 260 километров, ведь он должно быть сейчас в Лондоне, сидит за барной стойкой и улыбается телефонной трубке.
— Мы тогда ничего не испортили, Лиз, может у нас и не было достаточно времени, и может мы могли бы использовать это время лучше, но тогда бы у нас не было этого. Это чувство, знаешь…
И он пытается объяснить, прерываясь, делая большие паузы и в конце концов просто замолкая, ей думается, что он наливает в стакан алкоголь и осушает его. Но может это просто её воображение, ведь она ничего не слышит. Но она старается ухватиться за эту картинку, чтобы подступающее к горлу чувство не захватило её. Тошнотворный вкус сожаления. Нет, нет, только не сожаление. И если все-таки оно, то пусть будет наполнено светлой грустью, но то, что чувствует Доркас совсем не полу-оттенок печали. Это живое, царапающее чувство. Обида, горечь и страстное желание вернуться в прошлое, вернуться в те воспоминания и переделать их, переделать так, чтобы голос Сириуса звучал из соседней комнаты, чтобы улыбка была реальной, чтобы можно было к нему прикоснуться.
Доркас прекрасно осознает фатальность этого желания, высказанного самой себе. Она за секунду вспоминает все то, что было в той, другой жизни, где не надо было стараться выживать. Она вспоминает, как любит его руки, длинные пальцы, серебряное кольцо, кожаные браслеты на веревках, электронные часы, которые никогда не работали — подарок Джеймса на последнее Рождество, проведенное Сириусом в доме его родителей на площади Гриммо. Ведь он любил эти уродливые часы, лишь из-за того, что их ненавидела миссис Блэк.
Доркас вспоминает, как ей нравилось запускать пальцы в его волосы, будто проводить по шкуре дикого зверя, как она постоянно убирала его волосы со лба, и как он делал то же самое искусственно, будучи уже не с ней. Чужие женские имена, чьи-то лица и силуэты рядом с Сириусом, случайно услышанные факты о его жизни, в которой ей больше не было места. Доркас начало казаться, что она задыхается, но она сидит на софе в своей комнате, челюсти плотно сжаты, лицо непроницаемое, взгляд устремлен на отражение в зеркале. На том конце провода все еще тишина. Доркас думает, как же она ненавидит этот телефонный звонок, как же здорово было бы не проснуться и пропустить его. У нее бы без труда это получилось четыре года назад, когда не приходилось спать так чутко. Но такая вещь, как глубокий сон слишком большая роскошь в той жизни, которую сейчас приходится вести.
Что ей мешает повесить трубку? Чушь, она этого не сделает, глупо даже пытаться.
Медоуз снова смотрит на себя в зеркало, черные прямые волосы до плеч, красивый овал лица, она зачем-то сравнивает себя и ту девушку из воспоминаний, жаль, что волосы больше не вьются, ей не хватает её кудрей. Доркас смотрит и смотрит, в глупой попытке найти то, что бы резко отличало её от себя самой в 17 лет. Голова становится пустой, руки больше не дрожат.
Голос Сириуса снова появляется, Медоуз чувствует только усталость, ей хочется лечь спать.
— Ты здесь?
Звучит будто бы даже робко.
— Да, Сириус, я здесь, — отвечает она с той же усталостью, лениво подмечая, что он выкурил сигарету. Мелькает мысль, что, не смотря на то, что много лет назад она пыталась заставить его бросить и даже имела в этом деле успех, курение ему все-таки идет.
— О, ты ответила, теперь это даже не монолог.
— Блэк, у тебя вся жизнь сплошной монолог.
Она слышит, как он усмехается, ей снова становится очень тепло.
— Я почти забыл, как люблю твой голос. Хорошая штука — телефон.
Он замолчал, но Доркас не стала отвечать.
— Знаешь, я рад, что мы тогда все не испортили. Что расстались, но продолжали испытывать друг к другу чувства. Наверное, поэтому ты всегда со мной будто бы никуда не уходила, — он помолчал, а затем продолжил, — Я стараюсь не думать о тебе, о том, что мне в тебе так нравилось и о нас, тех, тоже не думать. Но когда мне холодно или даже, — Сириус запнулся, — даже страшно, только мысли о тебе вытаскивают из всего этого дерьма.
Сириус услышал смех на другом конце провода, он был немало удивлен, как её смех уместен сейчас. Было бы паршиво быть неприятным именно в тот момент, когда он наконец произнес то, что вынашивал в себе столько времени. С ней Сириус всегда был понятым правильно, он сам не заметил, как начал смеяться вместе с Медоуз.
Доркас повернулась к окну, где разгорался лимонный рассвет. Телефонный разговор подходил к концу, у неё слипались глаза. На том конце провода тоже почувствовали завершённость, поэтому воодушевленный Сириус решился на последнюю фразу, фразу, которую будет часто вспоминать в стенах тюрьмы Азкабан, счастливый тем, что сказал это ей.
— Знаешь, можно любить солнце, звездное небо, снегопад и Доркас Элизабет Медоуз. И только это по-настоящему для меня естественно.
Доркас улыбнулась и повесила трубку, она ложилась в кровать с абсолютно пустой головой и невероятной легкостью во всем теле. Взглянув на прикроватный столик, где позолоченными буквами прописью была выставлена сегодняшняя дата, она подумала, что одиннадцатое октября по-настоящему хороший день.
В небольшом городке Честер, графство Чешир, 12 октября 1981 года была убита Доркас Элизабет Медоуз. Лорд Волан-де-Морт убил волшебницу лично.
