Глава 1- А ты знал, что у каждого в небе есть своя звезда? – вдруг спросила девочка.
- Это как? – удивлённый мальчик приподнялся на локтях. Девочка не смотрела на него, в её тёмных глазах отражалось бесконечное звездное небо. Она подняла руку и указала куда-то рядом с Малой Медведицей, единственным созвездием, что было известно мальчику.
- Видишь Дракона?
Мальчик кивнул, силясь рассмотреть очертания могучего древнего чудовища.
- Вон хвост, лапы, страшные когти, крылья… - девочка водила пальцем по небу, очерчивая силуэт гигантского змея. Мальчик щурился, наклонял голову то так, то эдак. Признаваться в том, что не видит чешуйчатого монстра, он не желал.
- А твоя звезда вон там. Прямо над глазом!
Мальчик изо всех сил всматривался туда, куда она указывала и увидел. Звезда приветственно подмигнула ему. Он счастливо заулыбался в ответ и довольный плюхнулся обратно на траву.
- Знаешь, как её называют?
***
- Растабан!
- Рабастан, герр Шварц, - снисходительно поправил Лестрейндж. Орион Шварц был представителем одного из древнейших волшебных родов, которые были, как это не тяжело признавать, даже бОльшими блюстителями чистоты крови, чем Лестрейнджи. Однако Орион выражал равнодушие ко всему, что видел, слышал и делал. Он разделял воззрения и политику Гриндевальда, исполнял возложенные на него обязанности, однако никакого рвения за ним замечено не было. Рабастан всё гадал, каким образом Орион попал на тот высокий пост, который он занимал. Возможно, будучи молодым, Шварц был похож на самого Рабастана. Но не сейчас. Сейчас он, казалось, и вовсе не понимал всей угрозы, исходившей от этих треклятых синти [1]. Или понимал, но относился к любым распоряжениям Гриндевальда так же снисходительно, как сейчас сам Рабастан отнёсся к тому, что Орион Шварц в который раз неверно произнёс его имя.
- Этот маггловский фюрер, которого назначил наш господин, наконец-то нашёл способ, как решить проблему с цыганами, - сообщил он таким тоном, словно речь шла о погоде на ближайшие выходные.
Рабастан только недоверчиво хмыкнул. Гитлер выдавал настолько надуманные предлоги для своих репрессий, что только слепец не видел в них фальши. Однако, в слепцах, увы, в подлунном мире недостатка не было.
Главной проблемой Тёмного мага на пути к власти были синти. Неизвестно, были ли здесь личные мотивы: до Рабастана доходили слухи, что какая-то молодая цыганка предсказала Геллерту потерю власти. А ещё говорили, что цыганке той удалось сбежать. Цыгане были опасны, потому что много знали. Звёзды и карты говорили им о прошлом и будущем. И предсказания их хоть и могли трактоваться по-разному, всё же не были столь глобальны и расплывчаты как у кентавров: подумаешь, веком раньше, веком позже. Рабастан же и вовсе считал всё это глупостью: немец по духу, невзирая на французскую фамилию, он был человеком практичным. Его более волновал тот факт, что цыгане откровенно противятся власти Гриндевальда, а их магические способности напополам с пылкой любовью к свободе служат отличным подспорьем для яростного сопротивления. Эти назойливые мухи чинили множество проблем, и с этим надо было что-то делать. Бесконечные облавы были малоэффективны, цыгане умели раствориться в толпе такого же нищего отребья, как и они сами. А в Германии хватало нищих. Страна ещё не оправилась до конца от прошлых кризисов, когда половина населения бродила в поисках хоть какой-нибудь работы, лишь бы не умереть с голоду, а фюрер уже переставил экономику на военные рельсы.
- Тебе известно, что магглы этим летом устраивают в Берлине Олимпиаду[2]?
- Трудно не заметить, - с раздражением в голосе откликнулся Рабастан. К западу от старого города в ныне примкнувшем к Большому Берлину Шарлоттенбурге[3], казалось, возводили пристанище для переселения олимпийских богов. Почти за год на границе с Майфелдским лугом[4] вырос колодец из бетона и стали, который не разжигал в каждом присутствующем жажду спортивных побед, а нагонял какой-то рабский страх и тоску, навевая воспоминания о кровавых гладиаторских боях. Рабастану было бы наплевать на всю эту маггловскую муравьиную возню, если бы это уродливое сооружение не было построено так близко к его родовому поместью. Недосягаемые для глупцов-магглов и скрытые от других волшебников Лестрейнджи веками жили в самом сердце изумрудного Груневальда. С ностальгией Рабастан вспомнил, как в детстве сбегал на самую опушку леса от достававшего его брата, чтобы полюбоваться на прекрасных лошадей на ипподроме.
- Хотят показать всему миру, что наци исправились…
- И теперь в доброте своей душевной не уступят даже единорогам, - тихо пробормотал Рабастан с плохо скрываемой иронией. Если герр Шварц его и слышал, то виду не подал, а также невозмутимо продолжил:
- Подопечный Герра предложил устроить нашим друзьям «Площадку для привала»[5], под предлогом очистки города от попрошаек и карманников на время Олимпиады. Это не вызовет недовольства широкой общественности. Массовые выступления нам сейчас ни к чему. И не хватало ещё, чтобы британское магическое сообщество заподозрило нашу причастность к этому.
- Концентрационный лагерь для нищих попрошаек… - Рабастан задумался. Это может сработать. Причём цыгане даже не догадаются, на кого именно ведётся охота. Может, он и не совсем дурак, этот маггловский фюрер. - В чём моя задача?
- Наш Повелитель хочет, чтобы ты возглавил эти облавы и принял руководство лагерем. Он ценит твоё умение организовывать допросы… - это явно был камень в огород Рабастана. Последние месяцы его допросы не давали никаких мало-мальски стоящих результатов. Цыгане не выдавали своих друзей, своих убежищ, своих планов. Что бы он ни делал, как бы ни старался. Дошло до того, что он разрешил участвовать в допросах своему брату. Которого обычно не допускал по причине того, что Рудольфус просто не мог остановиться. А важные сопротивленцы нужны были если не в ясном уме, то хотя бы живые. Рабастан же подходил к делу со спокойствием заправского мясника, никакого удовольствия, в отличие от Рудольфуса, он не испытывал, однако и жалости не проявлял. Ни к кому, тем более к синти. Цыганами пугали всех маленьких волшебников. Они воровали детей, грабили любого зеваку, а большинство достопочтенных профессий считали «нецыганскими». Целыми днями плясали и пели, вырядившись в замызганное тряпьё, но самое отвратительное, что свои уникальные магические способности тратили они на фокусы для магглов, чтобы лишить тех кошелька. Грязные осквернители всего магического рода.
- А что потом? У Него есть какие-то планы на них?
- Он не сказал. Отправляйтесь в Марцан[6], проследите, чтобы всё было готово к прибытию наших друзей. Берите всех своих людей. Герр также обязал фюрера оказывать вам любую посильную помощь.
- Работать с магглами? – презрительно выплюнул Рабастан. – Цыгане хоть и осквернители крови, но их не стоит недооценивать…
- Ну вот и используйте магглов как инструмент для отвлечения внимания. Или в качестве щита. Разве мне нужно вас учить?
Рабастан уязвлённо засопел, и герр Шварц резонно расценил это как отрицательный ответ:
- Тогда не теряйте больше ни секунды и отправляйтесь в Марцан как можно скорее.
- Natürlich, Herr Schwarz, - Рабастана уже трясло от нетерпения. Или это Шварц так раздражал его? В любом случае, молодой маг уже просчитывал в голове план предстоящей операции. Он не должен был облажаться и в этот раз. Гриндевальд будет им доволен. А магическое сообщество сможет спать спокойно. Впрочем, он и сам сможет спать спокойно. Рабастан развернулся на каблуках и направился к двери.
- Растабан, стойте… ещё кое-что, - казалось, Шварц нарочно его задерживает, нарочно старается вывести из себя. Рабастан уже решил для себя, что на все последующие встречи с этим человеком будет отправлять своего любезного братца. – Это конфиденциальная информация, но полагаю, что буду прав, если сообщу её вам.
Рабастан насторожился: во что это старик пытается втянуть его?
- Он ищет одну цыганку… А-а-а, вы слышали, - Орион понимающе кивнул и потянулся за чем-то в ящик своего письменного стола.
- Я думал, это слухи.
- Нет, мой мальчик, - Лестрейнджа аж перекосило от этого внезапного отеческого обращения. – Это правда. Молодая цыганка предсказала, что власть у Герра отнимет тот, кто его любил. Но она не сказала, кто именно.
- И Герр хочет, чтобы я это узнал.
- Именно. Но для начала её нужно поймать.
- Известно ли что-то? Имя? Wo ist ihre Schatra[7]?
- Ничего. Но есть это… - герр Шварц передал Рабастану свёрток коричневой бумаги, и, снедаемый любопытством, Лестрейндж сразу же развернул его, - вы ведь знаете, что эта вещь дорога любой цыганке?
___________________________________________________________________
1. Синти - одна из западных ветвей цыган.
2. XI летние Олимпийские игры проводились в Берлине с 1 по 16 августа 1936 года.
3. Шарлоттенбург - город, основанный в 1705 году вблизи Берлина и включённый в 1920 году в состав Большого Берлина, сегодня является частью административного округа Шарлоттенбург-Вильмерсдорф.
4. Майфельд— название большой спортивной площадки (луга) с огромной трибуной, располагается за берлинским Олимпийским стадионом, во время Олимпийских игр 1936 года здесь проходили соревнования по поло
5. Именно так нацисты называли концентрационный лагерь «Берлин-Марцан»
6. Марцан (совр. район Марцан-Хеллерсдорф) - пригород Берлина, где был сооружён нацистский концентрационный лагерь для цыган «Берлин-Марцан»
7. (нем.) Где её табор?
__________________________________________________________________
***
- Смотри, что я умею, - мальчик с помощью заклинания Левитации поднял веточку с поверхности воды. Она описала круг над местом, где они сидели, и спугнула уток, которых подкармливала девочка.
Мальчик приехал на лето в свое родовое поместье. Он отучился целый год в Магической школе и был до ужаса рад по приезду встретить на опушке Груневальда свою старую знакомую, которую не видел уже пару лет, и продемонстрировать ей выученные заклинания.
- Подумаешь, - с вызовом откликнулась девочка и взмахнула рукой, на что монисто на её шее отозвалось мелодичным позвякиванием. Эта же веточка мгновенно оказалась у неё в руке. Девочка зажмурилась на секунду, и ветка «ожила», мгновенно покрывшись диковинными цветами.
- Как ты это делаешь? – завистливо спросил мальчик, который знал, что без палочки не может творить магию даже его отец.
- Мы все так умеем, - гордо ответила девочка и тряхнула своими пышными волосами цвета вороньего крыла.
- Научишь? – тут же безапелляционно спросил мальчик, глаза его загорелись жадным огоньком. Она только головой покачала:
- У тебя не получится. Ты другой.
- А вот и получится! – он не желал сдаваться.
- Нет, - она упрямо поджала губы, - ты другой.
- Что это значит? – мальчик не заметил, как сами собой сжались кулаки. Он не понимал, почему подруга не может научить его колдовать без палочки. Ему казалось, что она просто жадничает, не желая делиться секретом, и оттого он злился. – Что значит другой? Кто вы такие?
Испуг промелькнул в тёмных глазах девочки, и в следующую секунду она вскочила и быстроногой ланью помчалась прочь с лесной опушки. Первые секунды мальчик завороженно глядел ей вслед, а потом рванул следом.
Он почти догнал её и уже протянул руку, чтобы схватить, но в последний момент она словно заяц вильнула в сторону и скрылась в густом кустарнике. Он только и слышал, как всё дальше и тише позвякивало её монисто. Бежать смысла не было: она уходила, когда хотела, и, если повезёт, возвращалась вновь, никогда не задерживаясь на одном месте долее двух недель.
Мальчик опустил глаза и заметил, что возле самых кустов, на земле лежит пара монет и блестящий камушек – видимо, зацепились за ветки и оторвались от её причудливого ожерелья.
***
Рабастан механически перебирал пальцами монетки и камушки монисто, лежавшего у него в кармане. Металл и камень нагрелись и чуть заметно дрожали. Чувствовали, что хозяйка рядом. Риттер[8] и Юстин[9] уверенно полагали, что в этих аляповатых цыганских украшениях скрыты и другие волшебные свойства, раз женщины синти так ими дорожат, однако ничего кроме магии неизвестного свойства обнаружить не смогли. Воспользоваться этой силой также не удавалось, так как монисто мгновенно утрачивало её со смертью хозяйки, тогда как многочисленные эксперименты Робина Риттера и Евы Юстин для большинства их подопытных заканчивались именно так.
Лестрейндж стоял у уродливой, грубо вытесанной статуи олимпийца. Если скульптор хотел подчеркнуть совершенную красоту арийской расы, то он потерпел крах. У лица статуи было такое выражение, словно её мучили невыносимые рези в желудке. Рабастан с тоской вспомнил изящные древнегреческие статуи в зимнем саду своего родового замка и решил, что если когда-нибудь этот олимпийский скульптор сделает его портрет в камне, то он самолично оторвёт этому мерзавцу руки и приставит туда, откуда они действительно растут.
Весь Берлин в преддверии Олимпийских игр был украшен подобными статуями, располагавшимися подле плакатов с лозунгами о мире, дружбе, любви… и с чёрными крестами на красном фоне. Казалось, что весь мир закрыл глаза на того, кто развязал первую мировую и сейчас перестроил трещащую по швам экономику на военный лад. Рабастану нравилась такая вседозволенность: прояви силу, и всем вокруг будет проще изобразить невозмутимость и расступиться, нежели пойти против тебя.
Рабастан рассеянно думал, что мировые сообщества магглов и магов не так уж сильно и отличаются. Немецкие войска заняли в марте Рейнскую область, практически плюнув в лицо всей Лиге Наций, и никто из этих напыщенных джентльменов не посмел сказать ни слова против. Геллерт Гриндевальд планомерно устанавливает свои порядки по всей Европе, - и все молчат, даже вездесущий сердобольный Zitrone[10] Дамблдор, борец за права всех обделённых и униженных, и тот словно ослеп.
Он взглянул на толпу магглов, которая рассыпалась по Майфелдскому лугу и завороженно глядела на представление. Тингшпиль[11] - яркая смесь театрального представления и карнавала - был в самом разгаре. В этот солнечный день 16 июля ничто не предвещало беды, однако Рабастана терзали смутные сомнения. Он насчитал на лугу среди толпы празднующих около 30 цыган. Само по себе это было неудивительно: несмотря на осадное положение, цыгане не могли отказать себе в радости поучаствовать в таком празднестве, где со всех сторон лилась музыка и все пускались в пляс. Но именно цыгане и устроили это представление…
Рабастан едва заметно кивнул своим подчинённым, и они последовали вперёд, растворившись в толпе. Их предводитель, не мешкая, ужом проскользнул к некоему подобию сцены и остановился, внимательно оглядывая танцующих на подмостках цыган.
Взгляд его неминуемо остановился на самой молодой и самой красивой цыганке. Её смуглая кожа отливала золотом на летнем солнце, чёрные волосы рассыпались по плечам.
Она танцевала.
Слившись с музыкой и июльской жарой, она представляла собой невероятный калейдоскоп страсти и свободы, который завораживал всех собравшихся. Карусель разноцветных юбок и мелодичный звон многочисленных украшений оказывал поистине гипнотическое действие на публику.
Рабастан не мог пошевелить ни единым мускулом. В его душе всё клокотало. Он уже давно понял, кто перед ним. Пора было действовать, он подал знак своим подопечным, а сам достал монисто из кармана, поднял его над головой и встряхнул несколько раз.
Цыганка замерла, подняв руки над головой, но так и не хлопнув в ладоши. Рот приоткрыт, грудь судорожно вздымается под корсетом, одна нога выставлена вперёд, готовая к новым па, которым не суждено случиться. Её взгляд переметнулся на монисто, затем на треугольник с кругом и чертой на его одежде, и только потом… Ко всему был готов Рабастан, но не встретиться с этим разъярённым взглядом тёмных глаз и увидеть в них… узнавание.
Цыганка поняла, что Гриндевальд и её люди добрались до неё. И она была рада, потому что именно так и было задумано. Отвлекающий манёвр сработал.
Опрокинув бутафорские ионические колонны, она мгновенно нырнула в толпу. Чтобы не потерять её из виду, Рабастан помчался следом. В отличие от своих верзил-подчинённых, он умудрился просочиться через веселящуюся массу людей. Через несколько мгновений они пересекли луг, и вдруг она исчезла за пригорком. Рабастан в недоумении остановился, но потом вспомнил, что там идёт стройка амфитеатра[12]: бежать ей было некуда.
Она была уже внизу, у самой сцены, когда он неспешно появился на верхних рядах. Хищник, загнавший газель в колодец, откуда не выбраться. Колодец, который был построен на самой опушке леса, где когда-то маленький Рабастан так любил проводить время. Колодец, где отчаяние терялось в тишине и издевательски-праздном пении птиц. Рабочие, бросив свои дела, веселись на тингшпиле, хотя сооружение должно было быть готово уже через месяц, а пока больше напоминало развалины.
Вдалеке послышались крики: это люди Рабастана и подоспевшие молодцы фюрера принялись отлавливать цыган. Их начальник даже не обернулся, он знал, что они всё сделают. Он смотрел только на неё: не дай Мерлин, сбежит.
Но, похоже, она и не собиралась. Цыганка смотрела на него снизу-вверх, вытянутая как струна, готовая броситься на своего преследователя, но пока лишь прожигающая его взглядом. Воинственная амазонка на сцене древнегреческого амфитеатра. Рабастан подумал, что декорации получились более чем подходящие.
- И что теперь? – с вызовом крикнула цыганка; её голос прозвучал так громко, будто она была совсем рядом с ним.
- Мы поговорим, - он спустился на три ряда вниз.
- Поговорим? Ты так это называешь?
- Я применяю пытки, только если люди молчат.
Она рассмеялась ему в лицо, и её смех мячиком отскакивал от уходивших наверх рядов.
- Привык получать всё, что захочешь, да?
- А почему «нет»?
Он трансгрессировал и в то же мгновение оказался прямо за её спиной. Цыганка не успела ничего сделать, как на её шее уже оказалось её же собственное монисто. Теперь уж она не могла ничего сделать: магия её оказалась заперта.
- Мне всегда казалось, что Риттер - просто помешанный фанатик зельеваренья, а оказалось, что он может быть полезным. Твои цацки пропитаны его новым зельем. Ты не можешь колдовать и… - он щёлкнул пальцами: ожерелье затянулось на шее девушки в попытке задушить свою хозяйку. Она силилась разорвать монисто, хрипела, царапала ногтями шею, пока, наконец, не упала на колени, судорожно хватая ртом воздух.
Рабастан медленно скользнул к ней и провёл пальцами по монеткам и камушкам на её украшении. Из осколка бирюзы была вырезана маленькая голова дракона, а над самым его глазом поблёскивал крохотный кусочек стекла.
- Помнишь, ты говорила, что у меня есть моя собственная звезда?
___________________________________________________________________
8. Роберт Риттер — немецкий психолог. Автор работ, обосновывавших необходимость планомерного преследования цыган как «неполноценной нации».
9. Ева Юстин — немецкий психолог и известный расовый антрополог нацистской Германии, является одним из главных инициаторов геноцида цыган в Германии
10. (нем.) лимон, так немцы называли и называют англичан, помимо более распространённых Tommys (Томми) и Inselaffen (островные обезьяны)
11. Тингшпиль (нем. Thingspiel) — театральное направление, существовавшее в нацистской Германии. Название происходит от древнгерманских родовых собраний «тингов». Такое представления проводились под открытым небом, в естественных природных декорациях
12. Амфитеатр был открыт на второй день Олимпиады 1936 года и получил название «Открытый театр Дитриха Эккарта», ныне Берлинский Вальдбюне
____________________________________________________________________
***
- Мы зовём её "Туманная звезда в Драконьем глазу".
- А у тебя есть звезда?
- Конечно. У всех есть.
- И как называется твоя?
- Табита.
- Так тебя зовут «Табита»?
Девушка засмеялась, украшения на её шее вторили ей звонким позвякиванием.
- У меня есть и другое имя, но его надо заслужить, - она звонко рассмеялась.
- Ладно, - он уже давным-давно оставил всяческие попытки узнать имя своей подруги, - хоть покажи, где она, твоя звезда?
- Её не видно отсюда, - заверила девушка и вдруг улыбка исчезла с её губ, - Она прямо напротив твоей…
- Ты обо всех звёздах знаешь?
- Нет, конечно, глупый, - она ласково взъерошила его волосы. Юноша улыбнулся и поудобнее устроил голову у неё на коленях.
- Зачем вам это?
- Они рассказывают нам прошлое и будущее. Если знаешь звезду человека, то и человека знаешь.
- И какой он, этот «туман в драконьем глазу»?
***
- Будь ты проклят, мерзавец! – цыганка плюнула ему в лицо. Рабастан поморщился, порывисто замахнулся на неё, но сдержался. Ещё успеется, ей и так уже порядочно досталось с самого утра: на щеке зиял глубокий порез, тело представляло один сплошной синяк, одежда изорвана в клочья. Его подопечные явно знали своё дело. И даже перестарались в отсутствии начальника, который был занят, избавляя Берлин от цыган. Всего за сутки на «Площадке для привала» совместными стараниями команды Рабастана и нацистов фюрера оказалось около 800 цыган.
- О-о-о, я, может, и мерзавец, - довольно склабясь, протянул он, - но это лучше, чем быть наивным глупцом. Вы думали, что сможете обмануть Гриндевальда? От тех олухов, что попытались стянуть у него палочку, осталась кучка пепла.
Бледная и измученная, цыганка продолжала сверлить его взглядом, полным ненависти. Рабастан порадовался, что она лишена магии, иначе он был бы уже размазан по стене.
- Покушение на Риттера тоже сорвано. Ваш отвлекающий манёвр не сработал! Вы способны обманывать только ничтожных магглов! - Рабастан сорвался на крик.
- Кхм, Лестрейндж, вам удалось узнать хоть что-нибудь полезное?
Рабастан вздрогнул: он уже успел забыть о пришедшем несколько минут назад герре Шварце, который изъявил желание присутствовать на первом официальном допросе цыганки. Орион спокойно сидел на стуле у стены под знаменем с эмблемой Гриндевальда и внимательно наблюдал за происходящим.
- Nein, Herr Schwarz, - Рабастан покраснел. Ему действительно пока ничего не удалось выбить, даже её собственного имени. Он уже готов был взорваться:
- Твоё настоящее имя?! – он взмахнул палочкой, и резкая режущая боль пронзила всё её тело. Она вскрикнула от неожиданности, но тут же закусила губу, чтобы не издать более ни звука. Тонкая струйка крови потекла по подбородку. – Имя, я сказал!
Боль прекратилась, но лишь на мгновение, чтобы дать цыганке возможность произнести хоть слово.
- Помнишь, я говорила тебе про привычку получать, что хочется? Так вот: от меня ты ничего не получишь. Даже моего имени.
Новый взрыв боли заставил цыганку выгнуться, насколько позволяли впившиеся в тело верёвки.
- Ты заслуживаешь того, что имеешь! – крикнула она срывающимся голосом, - Ты всего лишь прихвостень, который марает руки за этого труса Гриндевальда!
- Замолчи!
- Ты думаешь, что можешь всё? Ты никогда не был свободен! Всю жизнь ты делал то, что хотели от тебя другие! Ты себе врёшь! Ты никогда не получал того, что хотел!
Рабастана было уже не остановить:
- Ты?! ТЫ БУДЕШЬ ГОВОРИТЬ МНЕ О СВОБОДЕ?! – его лицо оказалось вдруг совсем близко от неё, руки сомкнулись на шее. - Ты, которая подчиняется глупым цыганским законам?! Ворует и обманывает, чтобы заработать на жизнь?! Поражаюсь лишь, как вы до сих пор не сбежали куда-нибудь в Балканские горы, а остались и оказываете сопротивление!
Цыганка хватал ртом воздух и билась в верёвках. На щеках проступили синие пятна.
- Rabastan, halt! – Герр Шварц с неожиданной для него силой оттащил Рабастана от цыганки. Девушка судорожно откашливалась:
- Здесь наш дом, - едва различимо прохрипела она, - Deutschland ist unser Mutterland. И в Груневальде мы бы остались, если бы твой отец не сжёг наши шатры и не преследовал нас до самой Померании[13].
Рабастан не понимал, о чём она говорит, не хотел понимать.
Что-то блеснуло. Он прищурился и углядел на её окровавленной руке изумрудное кольцо – а потом всё потемнело…
________________________________________________________________
13. Одна из северных федеральных земель Германии.
_______________________________________________________________
***
- Ты разочаровал меня, Рабастан. – голос герра Лестрейнджа, главы рода и отца братьев, был ужасающе спокоен, но каждое слово било хлеще пощёчины. Даже больнее, чем порция Круциатусов, которую Рабастан получил, когда отец узнал, что сын без его ведома сделал предложение девушке, подарив ей обручальное кольцо любимой покойной матери. Если бы просто «без ведома», может, и обошлось бы и его поступок списали на бездумный юношеский порыв, но девушка оказалась синти из табора, который, невзирая на ненависть здешних хозяев ко всему цыганскому племени, периодически разбивал свои шатры неподалёку.
- Ты просто глупец. Особенно, если думал сбежать с ней. Не только мы не позволяем нашим детям якшаться с этими отбросами, но и они слишком гордые. Их «законы» не позволяют им жениться на нецыганах… Так что всё, что тебе там напели, было лишь гнусным враньём. Но страшнее то, что ты ему внимал, как какой-то глупый маггловский мальчишка.
Юноша чувствовал, как по виску и щеке стекает струйка тёплой крови. Но физические раны его мало заботили. Он разочаровал отца. Он оказался таким глупцом, что поверил в любовь цыганки. Та, которую он с самого детства считал подругой, приняла его кольцо и больше не вернулась. Конечно, она никогда не любила его. И все эти планы, о которых они грезили, смотря на звезды, были лишь для того, чтобы выудить у него что-то ценное, и такой ценностью оказалось старинное материнское кольцо с изумрудами. Так поступают цыгане, которые поют сладкие песни и сбегают, обчистив ваши карманы.
Рабастан не посмел взглянуть отцу в глаза. Он смотрел через его плечо в открытое окно. Недалеко отсюда, в восточной части леса всё ещё поднимался дым от недавнего пожара, возникшего по непонятной причине. Но Рабастану было всё равно: он представлял, как сейчас где-то далеко отсюда цыганский табор сидит вокруг костра, и Она со смехом рассказывает историю о доверчивом простофиле со знатной фамилией и хвастается своей изумрудной добычей.
Больше никогда он не разочарует отца. Больше никогда он не позволит этим нищим синти обмануть себя. Эти безродные попрошайки-цыгане не будут позорить чародеев и волшебников своими дешевыми трюками. Безродные. Род, кровь, имя, вот что важно. Он родился Рабастаном Лестрейнджем. Теперь он должен заслужить это имя.
***
- П-почему вы это делаете?
Не веря в происходящее, ослабшая цыганка наблюдала, как оглушивший Рабастана герр Шварц отбросил в сторону палочку её мучителя. Она была напряжена как струна, каждую секунду ожидая подвоха. Ничего хорошего об Орионе Шварце она не слышала. Признаться, она вообще ничего о нём не слышала. Сама фамилия Шварц была знакома каждому магу. Но чего хочет от неё Орион?
- Ты похожа на моего сына, - он неторопливо подошёл к окну, положил руки на подоконник и внимательно оглядел крыши бараков, оплетённые колючей проволокой, сточные канавы и кладбище, черневшие за стеной. Цыганка насторожилась, боясь, что он может подать какой-нибудь сигнал охране. Она до сих пор не видела ни малейшего смысла в происходящем.
Прошла целая вечность, прежде чем он негромко продолжил. Казалось, что он говорит сам с собой:
- Мой старший сын такой же бесстрашный и так же любит свободу. Сейчас он один из лидеров Сопротивления. Он готов отдать жизнь за магглов… и за вас. Он отказался от своего имени, и меж собой вы нарекли его Бродягой.
Цыганка с шумом выдохнула. Она никогда бы не подумала, что кто-то из рода Шварц выступит против Гриндевальда с его идеями о чистоте крови.
- Мой младший сын выступил под знамёнами Гриндевальда, но вскоре разочаровался в нём. Этого наш Герр ему не простил. Моя жена сошла с ума от горя. А я не смог этому помешать.
Цыганка молчала. Жалость сжала её сердце, злость расходилась по всему телу. Она ненавидела Гриндевальда за то, что он сделал с её народом, а теперь она ненавидела его ещё больше, осознав, что и со своими собственными людьми тёмный маг обращается как с ничтожествами.
- Всё, что я могу сделать, это освободить тебя, - он резко обернулся. Его глаза блестели. - Чтобы ты нашла того, кто победит Гриндевальда.
- Я найду.
Он кивнул, задёрнул штору, взмахнул палочкой: с девушки упали верёвки, о деревянный пол звякнуло монисто. Она попыталась встать, пошатнулась и осела рядом со стулом.
- Теперь твоей цыганской магии хватит, чтобы перенестись отсюда куда подальше.
- Спасибо…
- Я делаю это не из жалости к тебе, девочка. Я хочу отомстить тому, кто уничтожил мою семью.
- Что вы скажете Ему? Он ведь убьёт вас.
- Ценю твою заботу, - он слегка поклонился, - Скажу, что зелье Риттера не работает. К тебе вернулись силы, и ты напала на нас.
- А что... что будет с ним? – она кивком указала на распластавшееся тело Рабастана. Герр Шварц на мгновение задумался.
- Ты заберёшь его с собой, - вдруг сказал он, - иначе Гриндевальд окончательно превратит его в своего ручного монстра. Хватит ему и одного из братьев Лестрейндж.
Цыганка подползла на коленях к своему несостоявшемуся мучителю. Её обуревали смешанные чувства, но на размышления времени не было. Она подняла голову, чтобы последний раз взглянуть на герра Шварца:
- Меня зовут Доркас Медоуз.
Послесловие:
16 июля 1936 года в Берлине было арестовано 800 цыган, их поместили в концентрационный лагерь «Берлин-Марцан». Заключённых начали привлекать к принудительным работам и антропологическим измерениям. В марте 1943 года была осуществлена крупная депортация цыган в Освенцим. После этого в Берлин-Марцане остались около 20 заключённых. Всего через Берлин-Марцан прошли по меньшей мере 1500 синти и рома. Это был самый крупный концентрационный лагерь для цыган
