Глава 1"Nanodayo" преобразовано в "ясное дело".
---
Публикация на других ресурсах запрещается.
____________
Поздним вечером Шинтаро Мидорима ехал домой, с удобством устроившись в тележке велорикши. Он крепко сжимал в руке бумажный веер с МиюМию. День сложился чрезвычайно удачно, несмотря на неблагоприятный прогноз гороскопа, где Раки находились на последнем, двенадцатом месте.
Шинтаро ещё никогда не сдавал экзамены так легко, как сегодня: не попалось ни одного заковыристого вопроса, на который он не знал ответа, даже не потребовалось прибегать к помощи счастливого карандаша. На тренировке все мячи летели, как им и положено, прямо в корзину, без малейшего намёка на касание дужки кольца. И даже спичечный жребий, определяющий, кто будет ехать в тележке велорикши, на каждом светофоре был в его пользу.
— Блин, Шин-чан, я-то думал, раз Раки на двенадцатом месте, мне должно хоть раз повезти, — возмутился запыхавшийся Такао, когда снова вытащил короткую спичку.
— Талисман компенсирует неудачу, ясное дело, — отозвался довольный Шинтаро из тележки.
Пожалуй, этот веер стал едва ли не самым действенным талисманом за последние несколько лет.
— Кстати, Шин-чан, — в серо-голубых глазах Такао промелькнул хитрый огонёк, а губы растянулись в насмешливую улыбку. — Завтра ты должен этот веер Мияджи-сану вернуть. Не дрожат коленки?
— Ничего подобного, ясное дело.
— Может, ты его ещё и отблагодарить собрался? — вдруг спросил Такао и снова налёг на педали.
Скорее всего, он сказал это затем, чтобы подколоть, но Шинтаро отнёсся к его предложению вполне серьёзно. За вчерашний вечер он успел изменить мнение о Мияджи на сто восемьдесят градусов. Ещё недавно он, в общем-то, соглашался с Такао в том, что «Мияджи — страшнейший сэмпай». Но вчера вечером Шинтаро увидел его с другой стороны, которую не замечал раньше. Мияджи оказался невероятно упорным, трудолюбивым и умным, а Шинтаро очень ценил такие качества. Но ещё больше Шинтаро подкупил одолженный как талисман веер, и он проникся к Мияджи не только глубоким уважением, но и чем-то вроде расположения. Именно поэтому он с куда большей готовностью, чем мог бы ожидать от себя, отозвался на предложение Такао.
— Как именно я должен отблагодарить? — осторожно спросил Шинтаро.
Он мог бы не задавать столь несвойственных себе вопросов. Но иногда бессмысленная болтовня Такао непостижимым образом наводила Шинтаро на нужные идеи. Взять хоть недавнюю глупую шутку о том, что «Шин-чан только тогда оценит аллей-уп, когда за него будут давать три очка». Он по привычке посоветовал Такао замолкнуть, так как юмор на тренировках переваривал крайне плохо. Но после этой неуместной шутки Шинтаро задумался, что принимать пас в воздухе и впрямь можно и для трёхочкового броска. Шинтаро не один месяц искал козырь для победы над Акаши и нашёл его благодаря Такао. Вот и сейчас он мог подать нужную мысль.
— Да ну! Шин-чан, ты на самом деле?.. — начал было он, но, услышав раздражённый вздох Шинтаро, быстро сменил тему в правильную сторону: — Помнишь, ты вчера видел в интернете фигурки МиюМию? Или там ещё было коллекционное издание концерта на DVD. Или…
— Подарков он не примет, ясное дело, — нахмурился Шинтаро. — Он слишком горд для такого. Исключается.
— Думаю, ты прав, — легко согласился Такао и быстро выдал ещё одно предложение: — Тогда… Вот если бы ты умел петь, то…
— Не умею и не собираюсь, ясное дело!
— Ну да, я так и знал. Хотя представить тебя, распевающим такое… — Такао издал хрюкающий смешок. — Тем более что за посягательство на любимую МиюМию Мияджи сначала закидает тебя ананасами, а потом закопает… очень глубоко, — в общем, Такао веселился от души.
Шинтаро хотел было пригрозить, что сам сейчас закопает Такао, если тот не прекратит смеяться, но тут нужная мысль, кажется, и впрямь пришла. Петь он никогда не любил, но сыграть на пианино в школьном классе музыки песню-другую этой певицы — гипотетически Шинтаро вполне мог бы осуществить подобное. Хотя, конечно, он не садился за инструмент уже много месяцев, но у него было сомнение, что такой репертуар потребует большого мастерства.
— Красный свет, Такао!
— Да вижу я! — Он резко затормозил и снова повернулся. — Может, опять «Камень, ножницы, бумага»?
Но если со спичечным жребием существовала крошечная вероятность, что Шинтаро может проиграть, то в «Камень, ножницы» он никогда не уступал. Во всяком случае, не Такао. И не сейчас, когда талисман действовал так прекрасно. За собственную удачу и за место в тележке можно было не беспокоиться. И он предсказуемо выиграл.
— Кстати, ты ведь что-то придумал, Шин-чан? Чем отблагодаришь Мияджи, — оживился Такао, который, кажется, не особенно расстроился, что так и останется за рулём велорикши до самого конца пути. Вероятно, уже привык.
Шинтаро откашлялся, деловито утвердил на переносице очки и объявил, что собирается делать. Он мог бы справиться сам и ничего не рассказывать, но кое в чём поддержка ему не помешала бы. Во-первых, нюх Такао будет крайне полезен в выборе песен. Во-вторых, у него самого завтра определённо не получится нормально преподнести и организовать этот импровизированный концерт. А в-третьих, Шинтаро неожиданно понравилось, что ему помогают. Он всегда придерживался позиции «хочешь сделать что-то хорошо — сделай сам», но после недавнего матча с Сэйрин ему пришлось признать, что позиция эта не всегда верна.
* * *
— Говоришь, Шин-чан, у тебя дома и пианино есть? — Похоже, Такао под этим предлогом хотел напроситься к нему домой, и Шинтаро сильно сопротивляться не собирался.
К тому же, на его счастье (благотворное действие талисмана сказалось и тут), все окна в доме были тёмными. Отец дежурил на ночной смене в клинике. А мама с сестрёнкой, похоже, поехали погостить к бабушке на день раньше, чем собирались. Шинтаро не хотел бы знакомить Такао с кем-нибудь из домашних, особенно с мамой. Она была довольно общительной и любопытной, Такао в этом смысле нисколько ей не уступал. Любопытство и общительность обоих сошлись бы непременно на его скромной персоне.
Впервые оказавшись в доме, Такао вполне ожидаемо стал крутить головой и оглядывать гостиную и кухню.
— А тут всё как-то более обычно, чем я ожидал, — заявил он. — И я думал, что у тебя тут всё зелёное. И что тут гора талисманов. И что…
— Замолкни, Такао, — ответил Шинтаро, в планы которого вовсе не входило обсуждение достоинств и недостатков собственного дома. С коротким вздохом он кивнул головой в сторону лестницы.
— А вот и святая святых! — воскликнул Такао, когда Шинтаро открыл перед ним дверь своей комнаты. — Ух ты, даже и не рассчитывал когда-нибудь сюда попасть. И ты мне уже говорил замолкнуть, — он хитро улыбнулся и схватил с угла письменного стола фотографию в тонкой зелёной рамке. И стал с неподдельным интересом рассматривать запечатлённое на ней чаепитие Шинтаро с сестрёнкой на её день рождения.
Шинтаро нравилась неторопливость и основательность чайной церемонии. К тому же за чашкой чая неплохо было обсуждать, как прошёл день и насколько помог талисман. Сейчас, будь сестрёнка дома, Шинтаро мог бы рассказать ей много хорошего. Интересно, удачно ли всё сложилось у неё сегодня? Гороскоп не рекомендовал её знаку зодиака кардинальных перемен, а переезд к бабушке в какой-то степени можно было назвать кардинальной переменой.
— Это ты со своей малявкой? Прямо вылитая ты, только без очков и красивая, — хохотнул Такао. — А меня чаем угостишь?
— Может, перестанешь тратить впустую время? — рассердился Шинтаро, включая компьютер. Дело было прежде всего. И особенно прежде глупой болтовни.
На рабочий стол компьютера он обычно всегда устанавливал фото сегодняшнего талисмана, и Такао, увидев веер с МиюМию, сострил:
— Как символично. Но всё-таки где ты хранишь талисманы?
Шинтаро сердито хмыкнул и ответил:
— Нигде. Если их нельзя применить по прямому назначению, то выбрасываю, ясное дело.
А после уступил место за компьютером. Такао плюхнулся на стул, а потом озадаченно посмотрел на мышку с левой стороны.
— Я вчера из любопытства порылся в интернете, — заявил он, пока Шинтаро менял настройки под праворукого Такао. — Знаешь, группа «Мамиринг» — это просто нечто, — он, привычно рассмеявшись, в несколько щелчков нашёл нужное. — Вот, послушай. Это самая известная песня МиюМию.
После первого же куплета изменившееся было в лучшую сторону мнение о Мияджи стремительно понеслось обратно к отметке минус. Как можно слушать такую примитивную музыку и столь бессмысленные тексты?
— Ты в ужасе, Шин-чан?
— Что это? — спросил Шинтаро растерянно, не обращая внимания на подколку Такао. — Почему ему может такое нравиться?
— Ну… — задумался тот. — Ты принимаешь всё слишком близко к сердцу, Шин-чан. МиюМию привлекательная, и у неё приятный голос. А главное — имидж милой и доброй девочки. Вполне подходит, чтобы такой, как Мияджи, на неё запал.
Шинтаро совсем не понимал влюблённости в медийных лиц или несуществующих персонажей. Но ещё больше его волновало другое.
— Ты хочешь сказать, я должен играть это? — возмутился он, забыв, что, вообще-то, сам предложил такую идею. — Я не исполняю подобной безвкусицы, ясное дело.
— Да ладно, Шин-чан. Ты целый день ходил с веером. Кто-нибудь мог подумать, что ты её фанат.
— Не мели ерунды, Такао! — он демонстративно сложил на груди руки.
— Хорошо, не дуйся, сейчас найдём что-нибудь другое, — Такао снова принялся копаться в интернете, заодно подключил наушники, чтобы «не травмировать твою нежную психику, Шин-чан».
Сам Шинтаро, ясное дело, не собирался смотреть на то, как Такао в наушниках слушает музыку, слегка постукивая пальцами по деревянной столешнице что-то довольно однообразное. Он помнил, что не садился за инструмент очень давно, поэтому спустился вниз, снял пластырь с пальцев и принялся со всем старанием гонять гаммы для разминки.
Минут через пятнадцать вприпрыжку спустился Такао. Шинтаро, не перестав играть, удивлённо уставился на листки с нотами в его руках. Он даже распечатать их успел?
— Ну, это ещё вопрос, чья нежная психика не выдержит, Шин-чан, — заметил с обычной усмешкой Такао. — Твои гаммы — просто кошмар.
На это замечание Шинтаро ответил только презрительным молчанием, даже не снизойдя до объяснений. Тем не менее ему было очень любопытно услышать, какие именно песни нашёл Такао. И пока они поднимались обратно в комнату, Шинтаро про себя удивлялся, как мог доверить выбор этому развесёлому придурку: ничего же не свидетельствовало о том, что у него получится отыскать что-то хоть сколько-нибудь небезвкусное.
— Держись, Шин-чан, я включаю, — объявил он, что показалось Шинтаро не самым лучшим предзнаменованием. Может, это будет просто очередная шутка Такао, и больше ничего? Но совершенно неожиданно Шинтаро, невысоко оценивавший популярную музыку в принципе, понял, что-то, что он сейчас слышит… даже почти приемлемо.
— Эта называется «Летняя прогулка», — пояснил Такао, когда отзвучала первая песня, и прежде чем включить вторую, добавил: — А это «Баллада о любви». На мой вкус, довольно заунывно, конечно.
Эта вторая песня была мелодичной и… даже красивой, к тому же оказалось, что у МиюМию довольно сильный голос. Текст по-прежнему нельзя было воспринимать без содрогания, но Шинтаро решил закрыть на это глаза или, точнее сказать, уши, так как ему всё равно нужна была только инструментальная часть.
— Примитивная безвкусица, ясное дело, — проворчал он, забирая ноты. И направился вниз разучивать эту самую «примитивную безвкусицу».
Казалось бы, на этом роль Такао была исполнена.
— Ты можешь идти, ясное дело, — сказал Шинтаро, поправив очки.
— Ты говоришь «спасибо» всё лучше и лучше, Шин-чан. Нет уж, я непременно должен проследить за твоими попытками, — возразил он и уселся рядом.
Но ему наскучило пялиться на Шинтаро за пианино где-то минут через пять. Ещё через пятнадцать ему стало не слишком интересно изучать гостиную и кухню, хотя он успел разглядеть все фотографии и потрогать все безделушки. Ещё через три ему надоело жевать красную фасоль, которую он смог найти в холодильнике. Однако домой он так и не собирался. Шинтаро старательно его игнорировал: только поджимал тонкие губы время от времени, но ничего не предпринимал, потому что был занят делом. А когда он был занят делом, то не привык отвлекаться.
А потом Такао предложил:
— Эм, Шин-чан. Я вот что подумал. Раз ты не поёшь, может, тогда спою я?
* * *
Во время «благодарственного концерта», как обозвал это Такао, Шинтаро гадал, кто чувствует себя глупее — он сам или всё же Мияджи-сэмпай. Шинтаро, будучи за пианино, не мог сказать точно, как Мияджи отнёсся к их с Такао самодеятельности. Но на всякий случай пообещал себе, что больше никогда не поведётся на нелепые предложения Такао. Хотя тот очень старался и «Летнюю прогулку» спел куда лучше, чем сама песня того заслуживала.
— Ты всё испортил своим противным голосом, — Мияджи отвесил Такао подзатыльник, впрочем, из разряда более-менее дружеских. Но так как рука у него была тяжёлая, грань между дружеским и недовольным подзатыльником казалась весьма неопределённой.
Потом он подошёл к Шинтаро, но рук, к облегчению последнего, распускать не стал. Только спросил:
— А ты, значит, ещё и на пианино играешь хорошо, вундеркинд?
Шинтаро поправил очки и поспешил снова заиграть. На этот раз «Балладу о любви». Может, он и утверждал, будто это примитивная безквусица, но тем не менее исполнил песню от начала до конца, вкладывая в неё всё возможное старание и безграничную благодарность.
— Моя любимая… — растроганно пробормотал Мияджи, когда отзвучали последние ноты.
Такао из-за его спины показал Шинтаро большой палец.
— Как ты узнал, что именно эта?.. А теперь марш на тренировку, оба! — но таким довольным они Мияджи, кажется, ещё никогда не видели.
Шинтаро бросил удивлённый взгляд на Такао, который назвал эту песню «заунывной», но как-то угадал, что она нравится Мияджи и что Шинтаро не откажется её исполнять.
В том, что всё получилась, заслуга принадлежала главным образом Такао. Отрицать было бесполезно. И когда они остались после тренировки в спортзале, Шинтаро решился осуществить ещё одну нелепую идею с пасами для трёхочкового броска.
