Глава 1«Para bailar la bamba… Para bailar la bamba se nesecita…» - гремело из колонок. Музыка и вправду была очень зажигательной, и я не смогла удержаться от легкой усмешки, глядя, как Стефания и Анджелина начали зажигательно танцевать, заражая своим энтузиазмом постепенно большую часть моих гостей. Можно было бы подумать, что это гавайская вечеринка старых друзей, если бы я не знала так достоверно, что это пир во время чумы.
Под чумой я имела в виду гнет Волдеморта, которому подвергалось уже год все волшебное сообщество. Его не волновало количество жертв, он бредил лишь одной идеей – найти меня и убить. Как можно скорее. Любой ценой.
Точнее, изначально главной его идеей было убить всех людей на Земле, не являющихся чистокровными волшебниками. А я, по его мнению, являлась к воплощению этой светлой мечты непреодолимым препятствием. Да так, оно, собственно, и было. Я даже была бы рада отдать свою – всего лишь одну – жизнь, чтобы спасти неисчислимое количество чужих жизней. Но только с условием, чтобы непременно утянуть с собой в могилу и самого Реддла. Тот же вариант, в котором он погибал, а я оставалась жива, был, разумеется, для меня наиболее привлекательным, но я была реалисткой, и не тратила время на пустые мечты. Хотя сейчас этого времени у меня было достаточно.
Я уже месяц безвылазно сидела в этом дивном маленьком маггловском студенческом общежитии, повинуясь приказу Дамблдора. Дом был защищен мыслимыми и немыслимыми заклятиями, самой древней и самой современной магией, но и я, и Дамблдор, и те, кто сейчас зажигал у меня в гостях на импровизированном танцполе, и аврорат полным составом – мы все понимали, что остановить Волдеморта нам не удастся, и вопрос лишь во времени – когда он найдет этот дом, когда он придет за мной…
Я часто слышала его ледяной смех у меня на пороге во снах. К моей чести, я могла бы сказать, что не испытываю страха – я и сама не знала, почему. Привыкла, наверное. Мне лишь надоело ждать, и я бы уже даже хотела, чтобы Темный Лорд пришел сюда, но, повинуясь причудливому уму Дамблдора, я ждала. Мы ждали. Весь магический мир ждал.
Все дело было в том, что Дамблдор понимал ход мыслей Волдеморта. Последний же маниакально следовал инструкциям в Пророчестве. Я вспомнила странный, хриплый, потусторонний голос профессора Трелони, который слышала в Омуте Памяти:
«Грядет та, кто сможет победить Темного Лорда… Рожденная на исходе седьмого месяца, от родителей, трижды бросавших вызов ему и трижды непобежденных… Предательство послужит причиной их смертной схватки, и не один не сможет жить спокойно, пока жив другой…»
Предательство. Вот чего мы все ждали, хотя большинство – неосознанно, потому что кроме Дамблдора, Волдеморта и меня (о, я скромно поставила себя в конец списка этих могущественных молшебников – доброго и злого), ни одна живая душа на свете не знала содержания пророчества.
В минуты досуга я даже пробовала прикинуть, кто же меня предаст. Я искала ответ, пытаясь отогнать от себя единственно правдоподобный вариант. Я старательно не находила его, хотя он, казалось, витал в воздухе, и надо было просто признать очевидное…
Владус держал на коленях лэптоп, что-то невозмутимо ищу в Интернете. Он был сквибом, и жил наполовину жизнью маглов, поэтому виртуозно управлялся со всеми магловскими агрегатами. От него я узнала, что такое Гугл и Интернет. Что он там сейчас гуглит, интересно? В такой обстановке, как сейчас, на самой настоящей войне, я не могла представить, что еще он может там искать, кроме запроса «Как победить Того-Кого-Нельзя-Называть». Вероятность, однако, что магловская железка со светящимся экраном выдаст дельный совет, была почти такой же, как у предположения, что я доживу до Рождества.
Владус, однако, выглядел невозмутимым, словно интересовался у железки результатами матча по квиддичу. Здесь вообще все выглядели такими нормальными, что могло щемить сердце, если бы я позволила себе что-то чувствовать. Человек десять танцевали, многие парами; Рон ел булочку с корицей, развалившись на диване, и мне даже стало смешно, что раньше я бы его оттуда неминуемо прогнала – я знала, что Драко не терпит крошек на мягкой мебели… Но в той ситуации, когда ты – ходячий без пяти минут труп, тебе становится восхитительно все равно.
Мои друзья, кои прибыли в количестве не менее двадцати человек, хотя я звала четырех, вели себя, как на какой-то ленивой и беззаботной маггловской вписке – Владус про такие мне рассказывал…
Я присела на узкий диван в коридоре, ведущем на кухню-студию. Отсюда мне было видно и Владуса, и комнату с Роном, Дином и Симусом, и танцующих друзей… А место мне подобрали даже милое… У магглов-студентов определенно был вкус. Вся обстановка была разноцветной, жизнерадостной… Яркие плакаты, красные, желтые и зеленые минималистичные диваны, кресла…
Я хотела прикрыть глаза и насладиться этим мгновением – возможно, последним в моей жизни, когда я вместе со своими друзьями… Почти со всеми… Некоторые почему-то опаздывают…
Я почти впала в полудрему, но увидев сквозь ресницы приближающуюся Артемиду, стряхнула наваждение и улыбнулась ей. Я любила ее, она была моим лучшим другом. Мы все к ней очень хорошо относились – например, Владус, который, как обычно, поздоровался с ней более низким голосом и как-то напрягся в ее присутствии. Рассеянно ответив ему, почему-то не замечая его к себе чувства, очевидного всем остальным, Артем подошла ко мне. В ответ на мою улыбку, она, однако, осталась серьезна.
- Снитч, - подсев ко мне, сосредоточенно и очень тихо назвала она меня по прозвищу, - Малфоя нигде нет.
Малфоя нигде нет.
Сначала я ничего не поняла. Совсем ничего, ни одного слова, ни одной буквы. Или же я поняла все, даже слишком многое, и мой мозг, отказываясь признавать понятое, предпочел мгновенно отключиться.
Я произнесла фразу про себя по слогам.
Мал-фоя ниг-де нет.
Малфоя нет. Прошла минута, или прошел час, а скорее всего, несколько веков, прежде чем я, собрав волю в кулак, приказала своему отчаянно сопротивляющемуся мозгу включиться, обработать поступившую в него информацию и сделать единственно возможный в сложившихся обстоятельствах вывод.
- Ну вот и все, - произнесла я, улыбаясь и глядя Артемиде в глаза. Улыбка далась мне на удивление спокойно и легко. Моя подруга же, сочетая на своем лице выражения ужаса, смертного страха и готовности к долгой, жестокой, кровопролитной героической борьбе, резко обняла меня, отчего Владус и еще несколько находившихся рядом юношей и девушек удивленно на нас посмотрели. Музыка резко стихла. Я высвободилась из объятий Артемиды. У нее в глазах стояли слезы, и все – теперь на нас смотрели уже без исключения все – все поняли.
***
Не прошло и пяти минут, как мои комнаты, только что мужественно переживавшие в себе веселую гавайскую вечеринку, опустели. Остались только конфетти на полу, крошки на диване, лэптоп на журнальном столике. Я стояла у окна. Погода была как нельзя более уместная – дождь. Даже ливень, с сильным завывающим ветром. Прямо как в какой-то дешевой пьесе. Почему бы не умереть в солнечный полдень? Вот это был бы поворот.
Однако, стоя сейчас так близко к окну, что стекло запотевало от моего дыхания, я не думала ни о чем из вышеперечисленного. Даже грядущая собственная смерть меня почему-то мало волновала. То, что меня волновало, умещалось в одно имя собственное…
- Драко, - прошептала я, глядя, как потоки дождевой воды с уличной стороны окна размывают контуры деревьев, соседних домов, фонарей у дороги. – Драко…
***
Благородная фамилия Малфоев торопливо, крадучись, совсем не так, как приличествовало их высокому статусу, шла по центру одной из маггловских североевропейских столиц. Людей было мало, и на Малфоев реагировали достаточно спокойно, хотя и провожали взглядами. Подивиться, вообще говоря, было чему – в солнечный июньский полдень эти трое вырядились в какие-то черные плащи из кожи причудливой выделки – честное слово, если бы драконы существовали, у драконов была бы именно такая кожа, думали прохожие. Но, впрочем, пусть гуляют, как хотят, благодушно мыслили насчет аристократической семьи волшебников жители Стокгольма, привыкшие к косплеям среди бела дна, свингерам, однополым бракам и системе утилизации отходов Zero Waste.
Причудливое трио состояло из светловолосых мужчины и женщины лет сорока и похожего на них юноши, только если выражения лиц его родителей практически совпадали – на них была странная смесь беспокойства и торжества, то лицо мальчика вызывало жалость. Ему явно было не по себе, и как будто бы иногда начинал едва уловимо трястись подбородок, словно он вот-вот…
***
Я стояла у окна, но дождь вдруг и совершенно внезапно прекратился – из-за облаков выглянуло солнце, и унылый серый день за минуту превратился в праздник жизни. Все произошло само собой – я как будто с рождения знала, что все так будет в этот день, и сейчас путь словно освещался мне на шаг вперед.
Сжимая в руках палочку, я крутанулась на месте, с легким хлопком трансгрессировав из гостиной.
***
Если бы Драко сохранил способность думать, он бы проклинал свое аристократическое волшебное происхождение, которое до сего дня не вызывало у него возражений. Если бы Драко сохранил способность действовать, он бы попытался в одиночку укокошить Волдеморта, какой бы глупой и смехотворной не была эта попытка недоучившегося студента победить самого могущественного Темного Волшебника за всю историю магии. Если бы Драко сохранил способность молиться, он бы упал на колени, прося всех богов всех религий избавить Гарри Поттер от ее рокового предназначения, и сделать ее простой смертной, желательно чистокровной – чтобы Волдеморту никоим образом не пришло в голову захотеть ее убить.
Но ни одну из этих способностей Малфой не сохранил, а даже если бы и обнаружил в себе силы – все вышеперечисленное было бесполезно, и от осознания этого хотелось перестать существовать. Превратиться в камень, который ничего не чувствует, а еще лучше, в ничто, которого вообще нет.
Предатель…
Вот кем теперь он являлся по отношению к Гарри Поттер.
«…единственный шанс», - почему-то всплыли в голове отрывки убеждающей речи отца, - «Если мы откроем Тайну Дома Поттер Темному Лорду, наша опала будет забыта, и мы будем вознаграждены, приближены к Темному Лорду, как никто до нас…»
У Драко не было выбора. Смерть или предательство – нелегкий выбор, правда?
Но речь шла не о его собственной смерти. Темный Лорд угрожал Драко методично, по одному человеку в день, убивать всех близких – его и Гарри Поттер. Красные глаза-щелки блеснули нечеловеческой жестокостью, когда сирота Том Реддл растолковывал застывшему от ужаса Драко свой план. Убивать по человеку в день, чередуя: один день – друг Драко, второй день – друг Гарри…
- Что у нас завтра? Ах, да, среда, - змеиная улыбка расползлась по лицу. - Среда – Нарцисса. Четверг – Артемида. Пятница – Люциус. Суббота – любитель магглов Рон Уизли. Воскресенье – Грегори Гойл. Понедельник – грязнокровка Гермиона Грейнджер… И так далее. Но не бойся, Драко, ни тебя, ни Поттер я не трону – вы же должны увидеть, как умрут все, кого вы любили…
- ХВАТИТ! – заорал Драко. – ПРЕКРАТИТЕ!
«Умрут все, кого вы любили…» Драко знал, что Поттер этого бы не допустила. Умерла бы, но не допустила. Наверное, поэтому в нем постепенно, курс за курсом, просыпались к ней странные, совершенно нехарактерные для потомственного Пожирателя Смерти чувства.
Было отвергнутое Поттер предложение дружбы, были младшие курсы, полные желания унизить, высмеять ее, навести порчу, но, когда Темный Лорд вернулся, и потребовал у Люциуса отдать Драко ему в услужение, это пошло вразрез с собственными желаниями Драко. Оказалось, что Икотные чары – вот самая темная и непростительная магия, которую он хотел бы применять, да и то сняв их через полминуты с противника.
Он узнал ее тогда, в Малфой-меноре, и никакие в последний момент сотворенные грязнокровкой жалящие чары не могли этому помешать – для Драко эта маскировка была смехотворна. Он знал ее голос, ее запах, ее мальчишеский силуэт в мальчишеской маггловской одежде. Он почувствовал бы, что это она, даже если бы Поттер приняла оборотное зелье. Он не выдал ее тогда. Но сейчас…
Он сотворил палочкой пергамент, на котором проступил точный адрес, вплоть до почтового индекса, как будто последний был необходим Темному Лорду, чтобы присылать Гарри Пасхальные открытки…
Драко Малфой предал Гарри Поттер, и пути назад не было.
Драко Малфой выдал Темному Лорду Тайну Дома Гарри Поттер.
Драко Малфой предал Гарри Поттер.
- Молодец, Драко, - шипяще произнес Темный Лорд, словно хваля свою собачку, - Ты хороший Пожиратель Смерти.
И невыносимо стала гореть Черная Метка, а следом и каждая клеточка организма молодого платиноволосого изящного аристократа, сейчас больше всего походившего на самого несчастного человека на земле. Ленивое невербальное Круцио, которое метнул в него Темный Лорд для развлечения, было для Волдеморта началом праздника, которого он ждал почти двадцать лет…
Свои крики Драко слышал будто со стороны, но не смел мечтать о смерти, не считая себя достойным такого избавления.
Драко Малфой предал Гарри Поттер.
***
Я трансгрессировала на центральную площадь города – черт, из головы вылетело, как он называется, ладно. Я шла на верную смерть, так? Но почему тогда я была так спокойна и даже радостна?
Однако, додумать эту лирику мне было не суждено.
Знакомый до боли ледяной смех, раздающийся ниоткуда и одновременно отовсюду - вот что приветствовало меня в популярном у туристов-магглов европейском городе вместо гида.
- Гарри Поттер, девочка-которая-выжила, - произнес тот, кому принадлежал смех, на серпентарго. Как мило – специально для меня, на змеином языке, чтобы кроме нас двоих никто ничего не понял. А он романтик, Том Реддл. – Ава…
Я поняла, что доживаю свои последние секунды, но сдаваться без боя не собиралась. Мои магические силы и навыки в сравни с Волдемортовыми уверенно стремились к нулю, но, видимо, Дамблдор не зря так много времени потратил на учебу и общение со мной, на просвещение меня в области того, что самая сильная магия – любовь… У меня не было ни единого шанса, это была битва медведя гризли с муравьем, битва гиппогрифа с лукотрусом, но я могла бы поклясться, что даже тогда, когда луч Авады недвусмысленно устремился прямо мне в грудь, я была уверена, что не погибну, а Волдеморт не продолжить жить, припеваючи вдвойне, оттого что теперь победил меня и безраздельно владеет миром… Нет, такого не могло быть, Судьба, Провидение, Мердин или Бог – как не назови – не мог бы допустить такого!
- Экспелл…
Не судите меня за обрывки заклинаний, но все и правда происходила очень быстро. От силы ярости Темного Лорда, вступившего в финальную схватку, в битву всей своей жизни, поставившего на кон все, начали рушиться правительственные дома и памятники архитектуры, асфальт трескался на глазах, как от землетрясения, и я была уже готова усомниться – куда мне, со своей хворостинкой из тисового дерева против волшебника такой мощи, но внезапно, с громким криком, то ли ужаса, то ли ликования, ко мне неизвестно откуда выбежал Драко Малфой. Он встал вплотную ко мне спиной, закрывая меня от смертоносного луча, проявляя полную готовность охотно принять его вместо меня, и я не успела ничего подумать, как вслед за Драко к нам, как молния, метнулась высокая женщина – светлые пряди в ее волосах перемежались с иссиня-черными, и закрыла собой Драко, так же высоко подняв палочку, как он, и, с разрывом буквально в долю секунды, в неуловимое мгновение, эту женщину и всех нас вместе с ней, заслонил от своего Хозяина Пожиратель Смерти, Люциус Малфой.
Я добровольно пришла к Волдеморту, чтобы попытаться одолеть его – что в моем случае было синонимом «принять смерть от его руки» - и тем самым защитить от гибели миллиарды магглов и сотни нечистокровных волшебников. Драко Малфой был готов добровольно принять смерть от той же руки, чтобы осталась жить я, которая хотела защитить магглов. Нарцисса Малфой была готова добровольно пасть от руки Темного Лорда, чтобы выжил ее сын, которых хотел, чтобы продолжала жить я, которая хотела, чтобы жили магглы. Люциус Малфой, не колеблясь, предпочел пойти наперерез Хозяину, обеспечивая себе долгую и мучительную смерть, чтобы защитить свою жену, которая защищала их сына, который защищал меня, которая защищала «грязнокровок» и «магглов», как выразились бы сами Малфои.
Это не была сложная логическая цепочка – это была любовь, и сила этой любви – родственной любви Малфоев друг к другу, романтической любви Драко ко мне, альтруистической любви меня ко всем без исключения живущим на Земле - противостоявшей Волдеморту, была такова, что, едва он договорил «Авада Кедавра», луч, вырвавшийся из нее, ударился о нас – о меня и Малфоев, не достигая нас, остановившись на расстоянии нескольких метров, словно там был невидимый барьер. Ужас едва успел отразиться от лица Волдеморта, как луч отрикошетил в него, и он сам пал от свой же руки. Не временно, когда мой отец Джеймс Поттер отдал свою жизнь, чтобы продолжала жить я, а навсегда, навечно.
Взрывная волна окатила Стокгольм, и мы с Малфоями не удержались на ногах от ее силы, но, когда буквально через минуту поднялись на ноги, увидели, что мир буквально преобразился: был конец марта, но все клумбы вдруг зазеленели и расцвели, благоухая, на деревьях набухли почки и распустились листочки, на небе не было ни облачка, и атмосфера была такой, словно невидимые существа, противоположность дементоров, сновали туда-сюда, даря радость и счастье.
Отдел регулирования магического правопорядка и стиратели памяти неделю работали в Стокгольме в три смены, правда, клумбы расколдовывать не стали – и в маггловских газетах писали о том, что весна в этом году началась в Швеции на два месяца раньше обычного.
Если вы будете когда-нибудь в Стокгольме, придите на Главную площадь. В центре ее стоит монумент, который для магглов выглядит, как обелиск, но для подошедших ближе волшебников он становится надгробием, на котором написано:
«Здесь покоится сирота Том Марволо Реддл,
павший от руки самого себя.
Здесь покоится несчастный сирота Том Марволо Реддл,
не ведавший любви – самой древней, великой и сильной магии на свете».
