Глава 1Пэнси восемнадцать, она стоит в центре полуразрушенного Большого зала, и над ее головой одно за одним проносятся заклятия. Ей хочется сжаться до размеров атома, раствориться в окружающей ее пыли и вместе с ней покинуть через окно это гиблое место. Или превратиться в мопса (очень неожиданно, не правда ли?) и дать деру, что есть мочи. Нестись толстым неловким псом отсюда куда глаза глядят, царапать лапы о разбитые стекла, сбивать нежную кожу о камни, не вписываться в повороты и бежать-бежать-бежать...
Но она только стоит на одном месте, не смея шелохнуться. У нее трясутся руки, сбивается дыхание, и уши закладывает так, словно она долго-долго барахталась в озере и только сейчас выплыла на поверхность. Ей отчаянно хочется попрыгать на одной ноге, чтобы вытрясти эту фантомную воду из ушей, но заклятие, разорвавшее рядом с ней скамью в мелкие щепки и только чудом её не задевшее, возвращает к реальности.
Нужно шевелиться.
Чужие жертвы, благородные порывы, осиротевших детей она посчитает и пожалеет потом.
Если она доживет... — не так, Пэнси! — Когда она доживет до окончания этой бойни, будет уже совершенно не важно, на чьей стороне она могла бы быть. Сейчас главное выжить, а там уже она разберется: строить из себя чистокровную поборницу равноправия или молча принять метку и выйти замуж за того, кого скажут. В любом случае, приспосабливаться ее учили с детства, так что будет лишний повод отточить это умение до снейповского"Превосходно".
Здесь бы Пэнси ухмыльнуться по старой привычке и вспомнить, что никогда не получала у своего декана "Выше ожидаемого", но что-то рыжее и шустрое пулей кидается ей наперерез, едва не сбивая с ног.
— Чертов книззл! — Пэнси безошибочно определяет волшебное создание. У неё, простите, нюх на такие вещи.
И еще Пэнси точно знает, что книззлы— очень умные и достаточно преданные животные. А это значит, что рыжее недоразумение сейчас либо бежит от погони, либо знает, где укрытие. Второй вариант Пэнси устраивает больше.
И ей везет.
Книззл останавливается и, будь она проклята, приглашающе махнув хвостом, вперяет в нее свой тяжелый янтарный взгляд. Долго не раздумывая, Пэнси бежит следом -ей ли не знать, почему у котов девять жизней.
Постепенно звуки битвы стихают, становясь тише с каждым поворотом, что они с котом пробегают еле дыша. Точнее, книззл двигается с удивительной грацией и скоростью для своих габаритов, а вот Пэнси, даже скинув почти десять килограмм за последние полгода, выдыхается где-то на четвертом коридоре. Книззл останавливается, словно чувствует, что она уже сдулась, и поворачивает к ней лицо. Назвать это "мордой" у Пэнси не получается даже мысленно — слишком явственно читается интеллект в кошачьих глазах.
— Извини, парень, — Пэнси говорит это срывающимся голосом, стараясь восстановить дыхание, — но бежать дальше у меня просто нет сил.
Она прислоняется к стене пустого коридора и устало оседает на пол. Дыхание никак не хочет выравниваться, руки все так же предательски потряхивает, а ног она и вовсе не чувствует, но знает — опасность миновала. Здесь — в пустом коридоре, где звуки битвы практически не слышны, она может расслабиться и чуть-чуть отдохнуть.
Книззл стоит еще пару минут, сверля Пэнси своими желтыми глазищами, но потом подходит и медленно усаживается рядом, уткнувшись холодным носом в её раскрытую ладонь. Пэнси не рискует гладить его по длинной шерсти, поэтому просто говорит "Спасибо" и прикрывает глаза.
Так они встречают рассвет.
Победный рассвет, пропахший гарью, притрушенный осколками чьих-то жизней и насквозь пропитанный металлическим привкусом крови.
* * *
Пэнси двадцать и она четко осознала всю глубину фразы "победителей не судят".
Два года, проведенных в постоянном непринятии тебя обществом, тщетных попытках найти нормальную работу и бесконечных оправданиях своей фамилии, привели её к неутешительным выводам.
Первый — ты никому не нужен, пока у тебя нет денег. По крайней мере никому из ее бывшего окружения. Разве что Драко, но тот давно слился с родителями за границу, не дожидаясь суда.
Второй — если ты закончила Слизерин, и твоя фамилия Паркинсон, то не жди, что к тебе отнесутся с пониманием или сочувствием. Правда, тем, у кого есть метка — еще хуже. Но Пэнси это утешает слабо.
И, наконец, третий вывод — победителей и правда не судят.
А еще, им прощают любые мерзости, низости и пошлости, которые только можно представить.
Толстый аврор за дальним столиком уже трижды пытался цапнуть ее за мягкое место, пока она приносила ему заказ и меняла грязную посуду. А вчера два здоровенных лба, кажется из нового "элитного" подразделения, недвусмысленно намекали на "вечернее рандеву" после её смены. Ублюдки.
Пэнси передергивает от одних воспоминаний о липких пальцах и лоснящейся коже очередного недалекого клиента, как входной колокольчик на двери пронзительно звякает, оповещая её о новом посетителе.
Она смертельно устала.Еще два-три столика, и она рухнет замертво посреди трактира.
Хорошо, что дома её ждет Книззл. Вполне логичная Пэнси не смогла придумать ничего лучше, а он, хоть и волшебный только наполовину, все равно откликается.
Нужно будет забрать ему куриные крылышки с кухни, думает Персефона и, цепляя на лицо искусственную улыбочку, идет обслуживать вновь прибывшего клиента.
* * *
Пэнси двадцать пять, и уже почти два года каждое её утро начинается с вежливой и отнюдь не искусственной улыбки мадам Малкин.
Эта милая, на первый взгляд запуганная и даже немного трусливая, женщина оказалась единственной, кто решился взять на работу недоучку-Пэнси с приличным эмоциональным багажом и полным отсутствием средств к существованию. Ни на одной из предыдущих работ Пэнси не задерживалась и полгода, а в "Мантиях Мадам Малкин" через месяц будет двухлетний юбилей, и она очень этим гордится.
Долгими зимними вечерами Пэнси тщательно кроит, режет, наметывает и сшивает идеальную мантию в подарок для своей хозяйки, которая всегда к ней добра и предельно тактична. Пэнси расшивает ткань жемчугом и стеклярусом, серебряной нитью вышивает созвездие Рыб, вплетает ленты в этот сложный узор и тепло улыбается. Мадам Малкин немного платит, но разрешает задерживаться в мастерской подольше, выполняя личные заказы, и сдает комнату прямо над мастерской, позволяя иногда опаздывать с оплатой.
Пэнси нравится эта тихая скромная женщина, протянувшая руку помощи в трудный момент, поэтому она всю себя отдает работе, которой по истечению семи лет войны значительно прибавилось. Магическое общество начало отходить от шока и разрухи, начало постепенно восстанавливать былые связи и контакты, возвращать улицам и переулкам давно забытый приличный вид. Людям нравится красота, люди стремятся к ней. Что плохо в том, чтобы заработать на этом?
— Привет, — тихий, почти забытый голос отвлекает Пэнси от работы. Должно было пройти почти семь лет, чтобы она снова увидела его и онемела.
Драко — её красивый, умный, харизматичный Драко — стоит сейчас на пороге магазина "Мантий" и смотрит на нее, улыбаясь. Ни следа боли, ни пылинки прошлого, ни грамма тяжести на его плечах — только искрящиеся глаза, широкая улыбка и распахнутые для объятий руки. Эти прекрасные длинные сильные руки, от касаний которых у неё когда-то перехватывало дыхание.
— Пэнс, — он подходит ближе, стараясь не спугнуть её еще больше, — это же я.
Пэнси понимает, что это он.
Как понимает то, что они не виделись уже черт знает сколько.
И то, что он вернулся только потому, что великолепная Грейнджер обратила на него свой царский взор, а всемогущий Поттер хлопотал об амнистии.
Понимает, но ничего не может поделать, потому что ноги уже сами несут к нему в объятия, слезы непроизвольно наворачиваются на глаза, а нос благодарно утыкается в родную впадинку между шеей и левой ключицей,вдыхая его аромат.
Пэнси надеется, что Драко, как раньше, пахнет грушами, солнцем, любимым лугом за Малфой-мэнором, и, обязательно, — детством. Тем детством, в котором они были беззаботны, счастливы и любимы жизнью. Она надеется, что сейчас они снова станут мелкими краснощекими хвастунами, которые лазили по деревьям и выдергивали перья из павлиньих хвостов на спор.
Но Драко пахнет мускусом, холодным северным ветром и, совсем чуть-чуть, другой женщиной. Драко пахнет чем-то новым, неизведанным, незнакомым, и совершенно ей неподвластным. От этого Пэнси становится невыносимо горько, и хочется позорно выть на луну.
Они говорят о прошлом — много и с трогательной ностальгией. Драко рассказывает, как родители переживают ссылку, как он сам едва не чокнулся взаперти, как постепенно учился жить без магии. Тему Грейнджер и их отношений оба старательно избегают, потому что газетчики все уже давным-давно и выяснили, и приукрасили.
— Папа почти все время проводит в своем кабинете и много пишет, — говорит он, и Пэнси сжимает его ладонь, — а мама взахлеб читает и гуляет по побережью. В Исландии такие красивые виды, Пэнси, ты обязана как-нибудь приехать к ним в гости, они тебя всегда рады видеть.
Драко прикрывает глаза, словно возвращаясь обратно, и растягивает губы в теплой полуулыбке. Морщинки вокруг глаз становятся четче, а складка у рта явственней, и Пэнси понимает, что для него это время тоже не прошло бесследно.
Внезапно какой-то звук, вроде пищания мыши, попавшей в мышеловку, нарушает уютную тишину мастерской. Драко вскакивает с места, суетливо роясь в поисках чего-то. Через пару секунд, он достает из правого кармана пиджака маленькую тонкую коробочку, отточенным движением проводит по ней пальцем и прикладывает к уху.
— Извини, я на секунду, — бросает он на ходу и уходит в подсобку.
Наверное, это телефон, думает Пэнси. Драко рассказывал о нем и о том, что "сейчас без него никуда, это в сотню раз удобнее патронусов!". Ей все равно, она не особо вникает в его болтовню. Главное, что он сейчас здесь, сидит напротив, держит за руку, и это почти как раньше.
Вернувшись через пять минут, вместо обещанной секунды, Драко виновато смотрит на приготовленный чай с мятой и клюквенные пирожные.
— Пэнси, извини, но меня уже ждут, я и так задержался, уже поздно... — он старательно отводит взгляд, но и так понятно, где его заждались.
— Ничего, — Персефона кивает, но противный червячок ревности внутри поднимает голову. — Я понимаю.
— Спасибо, — он обнимает её и, спохватившись, кладет тонкий лист пергамента ей на стойку. — Вообще, я заходит отдать тебе это.
-Что... — она осторожно берет конверт и, с замирающим сердцем, смотрит на ровные строчки, написанные чужим красивым почерком.
"Уважаемая мисс Паркинсон ... безмерно рады... Вас... на церемонию бракосочетания..."
У Пэнси кружится голова и темнеет в глазах.
"... церемонию бракосочетания"
"... это же я"
"...меня уже ждут"
Когда Драко уходит, оставляя после себя пустой стул и выеденное серебряной ложечкой дочиста, как грейпфрут, сердце Персефоны, часы показывают далеко за полночь.
* * *
Пэнси двадцать девять, до Рубикона остается пять дней, и она в абсолютной растерянности.
Уже три года, как она, с подачи мадам Малкин, единолично руководит магазином "Мантий", нанимает и увольняет сотрудников, ругается с поставщиками и умасливает клиентов. Она полностью взяла на себя обязанности по управлению магазином, позволив пожилой женщине уйти на заслуженный отдых. Вот только вывеску сменить рука не поднимается, и многие посетители, попавшие к ней впервые, ошибочно называют её "мадам".
Пэнси только улыбается, особенно если это говорит кто-то из детишек, готовящихся к своему первому году в Хогварсте.
Каждый раз, как она видит эти взволнованные лица первоклашек, вертящиеся во все стороны, как слышит их восторженные голоса, рассказывающие ей о том, что они первый раз едут в Школу Чародейства и Волшебства, и какие приключения их там ждут, как выдумывает очередную ложь на вопрос: "А вам нравилось в Хогвартсе?" — её сердце неприятно постанывает, глухо ударяясь о ребра.
— Конечно, нравилось, малышка, — в очередной раз отвечает Пэнси и понимает, что почти не врет. Хогвартс был её домом. Местом, где были друзья, где она первый раз влюбилась и где впервые поняла, что такое разбитое сердце. Естественно, что сейчас от друзей остался только Драко, а руки теперь трясутся от усталости и посттравматического синдрома, но никак не от любви. Но это были её детство и юность, которые она не променяла бы ни на чьи другие.
— Какие рукава ты хочешь? — Пэнси поднимается с колен и внимательно смотрит на темнокожую девочку перед собой. У неё буйные темно-рыжие, почти медные, кудри до плеч, прямой нос с маленькой горбинкой и светло-карие большие глаза в обрамлении длинных черных ресниц.
Девочка сосредоточенно смотрит на свои руки, а потом медленно, с легким акцентом, говорит:
— Наверное, подлиннее, мадам, — и, будто бы сама себе, кивает. — У вас в Англии очень холодно, я никак не привыкну к здешнему климату.
— У вас? — Переспрашивает Пэнси, продолжая колдовать над темно-вишневой мантией подростка. — Ты перевелась к нам, в Хогвартс?
— Мы с папой переехали сюда в конце зимы... — девочка замолкает на минуту, устремив взгляд в залитое солнцем окно, — ... когда умерла мама.
Пэнси замирает, пытаясь унять вихрь эмоций, поднявшийся внутри после этих слов, и лихорадочно соображает о том, как бы перевести разговор в менее болезненное русло. Тема для разговора никак не приходит на ум, и она уже почти отчаялась что-либо придумать, как внезапно открывается входная дверь.
— Хвосторожек, ты готова? — Высокий крепкий мужчина в зеленой бандане и плотной куртке из драконьей кожи улыбаясь, проходит вглубь магазина, ближе к примерочным. Его рыжие буйные кудри, как у дочери, выбиваются из-под повязки, падают на лоб и шею, обрамляют широкое веснушчатое лицо с тонким шрамом через левую бровь. Он кого-то смутно напоминает, но Пэнси никак не вспоминается — кого же.
— Я тысячу раз просила тебя не называть меня так, папа, — отрешенное лицо девочки приобретает серьезный вид и она, сойдя с примерочной платформы, аккуратно подает незаконченную мантию обмершей Персефоне.
Мужчина, переводит взгляд на Пэнси и несколько долгих секунд смотрит на неё, не мигая. Через какое-то время, тень узнавания скользит по его лицу, заставляя удивленно вскинуть брови.
— Ну и ну, — чуть улыбнувшись, говорит он, — какая встреча!
Пэнси только хлопает глазами, пытаясь сориентироваться в ситуации, но мужчина опережает её, протягивая руку для знакомства.
— Чарли,— говорит он, широко улыбаясь, и она забывает, как дышать. — Чарли Уизли. А вы, кажется Пинс? Нет, как же... Пэнс? Да, точно, Пэнси Паркинсон, верно? Мы виделись на свадьбе Гермионы и Мал... Драко.
Внезапно воздух становится тяжелым и пыльным, как на чердаке; уши начинает закладывать, коленки подкашиваться, а в груди становится так тесно, что Пэнси неосознанно расстегивает верхнюю пуговицу мантии, пытаясь дать легким больше места.
Конечно, они виделись на свадьбе Драко и Грейнджер — на этой свадьбе народу было больше, чем на трибунах квиддичного поля во время Всемирного турнира.
И, конечно, Пэнси сбежала оттуда при первой же возможности, проревев остаток вечера и пару следующих дней.
— Все верно, мистер Уизли, — она заставляет себя пожать его теплую ладонь и даже вежливо улыбнуться, — Персефона Паркинсон, к вашим услугам.
— Мыс вами танцевали, вы помните? Я еще отдавил вам ногу и недостаточно долго извинялся, — он пытается ей острить?
— Пустое, мистер Уизли, это было давно, — Пэнси понимает, что старается сдержать улыбку.
Он улыбается еще шире в ответ, но тут его взгляд цепляется за что-то за её спиной и на мгновение Чарли замирает, внимательно всматриваясь в дальний угол мастерской.
— Пойдем, папа, — девочка подходит к отцу и, обернувшись, следит за направлением его взгляда. — Кажется, у Гермионы был такой же, да?
Пэнси оборачивается и видит, как её Книззл гордо восседающий на полке с нитками (и, кстати, никогда не играющий с ними), медленно подходит к посетителям, осторожно обнюхивает каждого и, видимо, довольствуясь результатом, неспешно удаляется в другую комнату.
— Да, Мерида, если мисс Паркинсон закончила, — Чарли возвращается взглядом к хозяйке магазина, — то мы, пожалуй, пойдем. У нас еще почти полный список покупок, и ни единого выполненного пункта.
— Если хотите, то сегодня в семь мантию можно будет забрать, — Пэнси отводит взгляд от кота и переключает внимание на девочку, — и рукава мы немного укоротим, с длинными тебе будет совсем неудобно, ладно?
Мерида согласно кивает, берет отца под руку и, уже на пороге оборачивается.
— Вы знаете, мама тоже любила кошек.
Когда дверь за ними закрывается, Пэнси смаргивает слезы и прикрывает рот в немом крике.
* * *
Пэнси тридцать, Рубикон пройден, и назад дороги нет.
Она вошла в бальзаковский возраст полноправной хозяйкой магазина "Мантий", рыжего книззла и собственной одинокой жизни. Для волшебного мира тридцать лет — это еще не конец света, но Пэнси, помимо того, что волшебница, остается женщиной, к тому же, одинокой.
Сначала — никто не хотел связываться с ней из-за происхождения и неясного прошлого. Затем — на неё клевали только отбитые алкоголики в трактире, где она работала или совсем отчаявшиеся неудачники. Когда же она стала работать у мадам Малкин, то времени в круговороте поставщиков, заказов, клиентов и поджимающих сроков катастрофически не хватало. А на личную жизнь — и вовсе не удавалось выделить ни дня.
Но сейчас, в пору предхогвартской суеты, постоянной подготовительной суматохи и бесконечных школьников с родителями, Пэнси остро ощущала нехватку кое-чего очень важного, практически фундаментального.
Это "что-то" царапало грудную клетку изнутри каждый раз, как в магазин заходили родители с ребенком, чтобы выбрать мантию или прикупить свитер с рубашкой. Это самое "что-то" кусалось и рвалось наружу, стоило только Пэнси заметить любовный взгляд, каким смотрели эти парочки друг на друга, как тепло улыбались своему чаду, как едва заметно касались друг друга, не отдавая себе в этом отчета. "Что-то" скулило, кровоточило и билось в истерике, пока Пэнси снимала мерки, колдовала над длиной и вырезом, украшала и упраздняла мантии, старательно игнорируя особую атмосферу домашнего уюта и родственного тепла, приносимую ими каждый раз.
Красивая девочка Мерида, вернувшись тем же вечером, обещала заглянуть еще за одной мантией и парой юбок как-нибудь на днях. Она сказала, что хотела бы немного играть с "мистером Книззлом, если это возможно, мадам". Пэнси, конечно же, разрешила.
Но вместо малышки, в дверях стоит её отец, Чарли, и снова улыбается так, словно это не она когда-то кричала "хватайте Поттера!", тыкая в того пальцем. Персефоне за это до сих пор стыдно, она даже как-то подумывала написать герою письмо с извинениями, но потом решила, что ему будет абсолютно все равно, раскаивается она или нет. Тем более, что на свадьбе тот вел себя вполне дружелюбно.
Святой Поттер.
— Мерида просила передать извинения и обещала, что заскочит перед отъездом в школу, — Чарли уже подошел к стойке с кассовым аппаратом, за которым стояла Пэнси, и теперь с особым интересом рассматривал на витрине красивые перчатки из тончайшей драконьей кожи.
— Спасибо, мистер Уизли, — Пэнси неловко переминалась с ноги на ногу и благодарила Мерлина, что он не смотрит на неё своим изучающим взглядом. — Одежду, что вы заказывали в прошлый раз, мне отдать Вам, или она сама заберет её?
— Давайте я заберу, все равно чемоданы они с бабушкой уже вторую неделю пакуют, — он добродушно улыбнулся и присел на стул для посетителей. — Говорят, вы теперь хозяйка этого магазина, мисс Паркинсон?
— Можно Пэнси, — и кто её за язык тянул? — Да, мадам Малкин официально передала все дела мне буквально на днях.
— Тогда я вас поздравляю, Пэнси, — сказал Чарли, поглаживая рыжую шерсть сидящего у него на руках Книззла. Она и не заметила, как тот появился. — Мерида в восторге от ваших мантий. Благодаря вам она начала носить волшебную одежду.
Пэнси удивленно подняла бровь, чуть улыбнувшись. Получается, девочка-полукровка?
Наверное, этот вопрос слишком явственно отразился на её лице, потому что Чарли заговорил дальше:
— После смерти матери, Мерида всячески отвергала любое волшебство. Когда я забрал её из Румынии, она даже не знала, что волшебница.
Пэнси смущенно молчала, а Чарли, видимо, посчитал это поводом продолжить.
— Её мама была магглой. Когда она умерла, письмо из Хогвартса пришло на мой адрес... — он запнулся, пытаясь подобрать слова. — И я узнал, что у меня есть дочь.
— Мне жаль, что Вы узнали об этом так, — Пэнси не знала, кто этот человек, сидящий перед ней. Он совершенно не был похож на того беззаботного весельчака Чарли, с которым она раньше имела дело.
— Не стоит, — Чарли поднялся, аккуратно спустив кота на пол, и посмотрел на часы. — К сожалению, мне нужно бежать, я и так вас уже утомил.
— Все в порядке, мистер Уизли, подождите секунду, — Пэнси собрала все свои силы в кулак, чтобы не разреветься, и, развернувшись, ушла в подсобку за вещами.
— Можно просто Чарли, — он принял из рук Пэнси вещи и, якобы случайно, коснулся её пальцев своими, заставив на мгновение задержать дыхание.
Пару долгих секунд эти двое неотрывно смотрели друг на друга, окутанные ореолом смущения, тайны и хрупкой надежды.
— Так что мне сказать дочери, Пэнси? — первым пришел в себя Чарли.
— Дочери? — находясь в прострации, вторила она ему.
— Ну да, когда она может зайти поиграть с Книззлом? Кажется, он ей полюбился.
— Ах, это, — Пэнси выдохнула и, аккуратно высвободив пальцы из его теплых рук, сделала вид, что ничего не произошло. — В любой день, я думаю. К вечеру обычно народу становится поменьше, и кот выходит из своего укрытия.
— Спасибо, — сказал Чарли, уменьшая вещи и складывая те в карман куртки. — Тогда мы на следующей неделе зайдем.
Предательское "Буду ждать" почти сорвалось с языка, но Пэнси вовремя успела себя сдержать.
-До свидания, мист... Чарли, — ей отчаянно захотелось помахать ему вслед.
— До скорого, Персефона, — он, тепло улыбнувшись напоследок, вышел за дверь.
И колокольчик за его спиной звякнул далеко не в последний раз.
* * *
