Правильный выбор

Глава 1

Ему всегда нравилось смотреть на её кудрявые, слегка запутанные каштановые волосы, на то, как усердно она тянула руку во время вопроса преподавателя, как закатывала глаза, когда дружок Уизли говорил глупость.

Ему нравилось смотреть на её нахмуренные брови, когда наступал очередной приступа гнева, на быстрые, а со временем плавные движения, на то, как она защищала своего рыжего кота, пыхтя и краснея от злости.

Он любил наблюдать за изменениями черт лица — от наивного детского до повзрослевшего женственного. Как со временем изменилась её фигура, голос, волосы.

Каждый год она менялась , становилась прекраснее.

Он смотрел, как она обнимала друзей после долгой разлуки летних каникулах, и ненавидел себя за то, что она не обнимает его с такой же нежностью; как улыбалась рыжему во время очередной его дурацкой шутки. Он ненавидел себя за то, что назвал её «грязнокровкой» при всех, а потом долго над этим смеялся, глядя ей прямо в глаза. Он знал, что потом она плакала на плече у Поттера, и за это ненавидел себя ещё больше.

Он до сих пор помнит, как на втором курсе её выписали из больницы, и как она влетела в Большой зал с улыбкой на лице, как бросилась на шею Гарри и крепко заключила его в объятиях. Тогда он просто встал и вышел, захлёбываясь гневом.

Как на уроке третьего курса Гермиона переживала за Поттера, крепко сжимая руку Уизли. Ему вдруг захотелось, чтобы она так же за него переживала, поэтому пошел к тому чёртовому клювокрылу, хотя он понимал, что это не правильно. Последнее, что он запомнил — её голос и застывшее от волнения лицо. Тогда он сутки пролежал у мадам Помфри с улыбкой.

Он никогда не забудет её счастливое лицо во время Святочного Бала. Пускай она улыбалась не ему, но он был счастлив от одной лишь мысли, что ей хорошо. Он просто сидел и смотрел на Гермиону и Виктора Крама, тихо завидуя. Как же он ненавидел себя за то, что не набрался смелости и не пригласил её на танец при всех, наплевав на правила и запреты. Ненавидел, что не обнял и не утешил, когда она плакала на ступенях из-за придурка Уизли. Ненавидел, что не задушил его, не заставил просить прощения. После этого ему часто приходилось видеть Гермиону и Виктора вместе в библиотеке или во дворе. Грейнджер смеялась, рассказывала о своих глупых приключениях с Уизли и Поттером. Как-то раз, когда он подглядывал за их очередной встречей, осенний лист упал ей на плечо, словно отдыхал от длительного путешествия. В тот момент хотелось превратиться в этот лист и так же спокойно лежать у неё на плече, вдыхая аромат волос и тела. После этого Виктор Крам больше не был его кумиром.

С каждым годом он все больше ненавидел её, и с каждым годом всё сильнее боролся с желанием подойти и обнять. Она так его бесила, что он искал любой повод, лишь бы встретиться с ней, зацепить, сделать так больно, как она делает ему. Неосознанно, но делает. Он ненавидел себя за то, что называл её грязнокровкой и снимал за это баллы на пятом курсе при каждом удобном случае. Презирал за то предупреждение во время чемпионата мира по квиддичу, и даже после того, как Грейнджер догнала его и спросила «зачем», он просто хладнокровной усмехнулся и сказал, что ему бы не хотелось видеть ещё одну пустую смерть.

Он никогда не забудет, что Гермиона была единственной, кто разгадал его план убить Дамблдора. Тогда он был в Выручай-комнате. Она догнала его, кричала, чтоб он остановился, читала морали. А он просто стоял, слушал и смотрел на краснеющее лицо, разлетающиеся волосы, дрожащие губы. Он ничего не смог поделать с собой, поэтому просто толкнул её и приказал убираться. Именно Гермиона Грейнджер смогла убедить его опустить палочку и не убивать Дамблдора, сама того не понимая.

Он помнит, как в один день не увидел Грейнджер на вокзале Кингс-Кросс, и как остановилось его сердце. Она ушла с Поттером и Уизли. Сколько ночей он не спал, глядя в потолок, размышляя о своих проблемах. И когда её привели в Малфой-мэнор, всю хрупкую и разбитую, у него пропал дар речи. Он откровенно струсил, глядя, как Беллатриса держит кинжал у её горла, и заставлял себя сдвинуться с места, чтобы спасти её и не видеть хрусталики слез на щеках. Как же ему хотелось закричать «Отпусти её!», но тот крик умер у него в груди.

Как он облегчённо вздохнул, когда увидел её во время битвы за Хогвартс живой и невредимой. Ему было страшно вспоминать, с каким трудом он пытался уснуть после побега Поттера из их особняка. Синие круги под глазами не проходили больше недели. Он был полностью раздавлен. А когда в Выручай-комнате, той самой, где она умоляла не убивать Дамблдора, Уизли закричал, что она его девушка, он словно потерял смысл жизни. Его ступни будто приклеились к полу, и только Мерлин видел, с каким трудом ему стоило двинуться с места, чтоб не умереть в Адском пламени. А как хотелось.

Он уже тогда видел проявляющиеся чувства Уизли к Грейнджер, и как дурак позволил себе оставаться невидимкой, поглядывая на них косым, но заинтересованным взглядом.

Он себя проклинал и ненавидел за слабость, которую проявил, принимая помощь Поттера.
Его сердце разрывалось на части, когда он увидел их с Уизли скрещенные руки, дрожащее тело и губы, произносившие ненавистное имя «Гарри». И пускай её лицо было грязное, в ссадинах и ранах, оно было самым прекрасным на всей Земле. И тогда он шепнул «Я хочу уйти», а мать просто взяла его за руку и увела от того места, оставляя всё. Это был словно шаг в новую жизнь. Жизнь без неё.

Но больше всего ему запомнился тот самый день, когда он вернулся в Хогвартс после окончания битвы, схватил Гермиону за руку и трансгрессировал без каких-либо объяснений. Потерянное лицо рыжего навсегда останется в его памяти. Ему просто казалось, что если он не скажет о своих чувствах прямо сейчас, если не использует свой шанс, то даже самая маленькая надежда размером с песчинку превратится в ничто.

Он перенес её на небольшой холм, рядом с Визжащей хижиной, где когда-то застал Гермиону и Уизли при выборе «семейного гнездышка». Её глаза переполнял ужас, и он её понимал, ведь испытывал то же самое. Он мог поклясться, что Гермиона ожидала всего, но явно не его слов. Он тогда заикался, краснел, пытался отойти от темы, но её рука у него на плече говорила сама за себя. Она просто молча стала поправлять его галстук, стараясь не смотреть в глаза. Было достаточно того, что есть. Все те годы, которые пролетели мимо него, вдруг провалились во временное пространство, выбрасывая их на новый уровень общения. Он не знал, почему Гермиона тогда не вернулась к друзьям. Почему не оттолкнула его и не послала куда подальше. Он не знал, что чувствовала, когда он робко коснулся губами её руки. Ему оставалось только предполагать.

И спустя столько лет он всё так же думает о ней и мечтает, а она всё так же краснеет и смущается при поцелуе в руку. И он не верит, что всё это правда: девушка из его снов тайно представляла их дружбу, выглядывала на пароме Кингс-Кросс, надеялась, что он пригласит её на танец, обнимет при встрече или признается на поле боя — он не верил, что это все реально.

И сколько бы времени не прошло, он всё равно будет любить её и ревновать к Поттеру и Уизли. И даже когда она рядом, лежит и убирает волосы с его лица, даже когда обнимает его по ночам, притягивая ближе к себе, чтобы не замерзнуть, даже когда она забрасывает на него ночью ногу, потому что так удобно, даже когда шепчет на ухо, что сделала в тот день правильный выбор.