Глава 1Кот родился в канун Йоля — а когда это было, он и сам давным-давно запамятовал. Говорят, люди, родившиеся в канун Йоля обладают необычными способностями... впрочем, счастья им то не приносит — прочие их боятся и сторонятся. Каким же мог стать чёрный кот — кошки и без того издавна ходят по грани меж двух миров, — родившийся, когда врата меж миром людей и миром духов распахнулись, а в лесу проснулись и запели, завлекая неосторожных, зимние духи, что спят всё остальное время? Котенок удался необычайно крупным и, догнав размерами дворовую собаку, всё ещё продолжал расти. Испуганные люди заподозрили котенка в демонической природе и попытались убить — и он ушел, подрав натравленного пса. Кот родом из Йоля не может пропасть в самую лютую стужу и злую метель, но все коты, даже чудовищные, каким становился этот, предпочитают тепло и уют. Гулять же самому по себе можно в погоду тёплую и исключительно на полный желудок, особенно когда по возвращении ждет зажженный очаг. Кот прибился к чете великанов, живших в горах и спускающихся, чтобы добавить к козлятине неосторожного человека. Молоком старуха-великанша Грила Кота угощала, у очага греться позволяла, но отчего-то считалось, что пропитание он должен добывать себе сам. Если ты — чудовищный громадный кот, то мышами и птичками не наешься, и Кот несколько раз таскал добычу у супруга великанши Леппалуди, за что и был бит. Грила и без того с трудом выпихивала лентяя-мужа на охоту. Дождавшись прихода тепла, Кот отомстил истинно кошачьим способом, попортив великану меховые сапоги, и ушёл. Горные козлы были слишком шустры, а Кот не был снежным барсом, чтобы прыгать за ними по скалам, — хоть и родня, да дальняя; пришлось спуститься на равнины. Кот мнил себя вольным и умелым охотником; но с приходом зимы и наступлением морозов вся дичь попряталась, а ему вновь пришлось искать себе убежище. Всё же он был живым и тёплым, рождённым, какой бывает не всякая нечисть, и от холода предпочитал укрыться. Возвращаться к Гриле и Леппалуди не хотелось. Сунулся было в тёплую пещеру, но разбуженный горный тролль оказался недружелюбен спросонья, а связываться с ним Кот, вымахавший до размеров телёнка, всё же не решился. Самой лёгкой добычей были люди — они медлительны и слабы, а железа и серебра Кот не боялся. Охота была удачной, и люди стали бояться выходить во двор.
Кот вылизывался сыто и щурил довольно глаза: он вовсе не забыл, как на него когда-то натравили пса!
А потом пришла снежная буря.
Пришедшие со снежной бурей, соткавшиеся из снежных хлопьев снежные волки с ледяными глазами оказались зверьми непростыми, ничуть не похожими на обычных своих сородичей — личная стража Снежной королевы, повелительницы зимы, и уйти от них Коту не удалось. Может, справился бы с одним-двумя, ничуть не уступая в размерах, — у него когти и клыки, а у волков одни лишь клыки, — но не с целой же стаей! Впрочем, звери молча скалились, но не тронули — лишь, окружив и следя, чтобы не удрал, проводили его к королеве, зимней госпоже зверей, нечисти и духов.
У всякой нечисти, всякого выходца с Той Стороны есть какие-то ограничения и условия охоты — кто-то охотится лишь в определённое время года — время его силы, кто-то боится холодного железа или определённой травы, кто-то — колокольного звона, кому-то разрешено охотиться лишь на оказавшихся вне убежища в самую тёмную ночь или на тех, кто пришёл сам, — иначе людям и вовсе спасу бы не было, а нечисть не знала удержу. Даже великанша Грила утаскивала лишь непослушных и капризных детей. Кот отчасти принадлежал Той Стороне, ограничений и условий же никаких не соблюдал и знать не знал о зимней госпоже зверей и птиц.
Снежная королева, хоть и не человек, а ближе к тем, кого люди называют фэйри, все же тоже... была дамой, и кошки ей нравились. Рядом же с ней, ледяной и вечной, выжить мог разве кот родом из Йоля. Не вполне кот, не вполне выходец с Той Стороны — что-то иное, причудливо перемешанное.
Новое жилище Коту не слишком нравилось — пусто, холодно, и ни одного очага с живым огнем, лишь горит льдистое, зеленоватое пламя зимы, как отражение того, которое распускается порой в небе. Зато тут его ласкали и кормили, — а всякий кот знает, сколь важно быть вовремя поглаженным и накормленным. И можно даже помурлыкать в благодарность — люди это ценят, ну так оценит и ледяная королева зимы. Пусть лорды королевы и стражи ледяного дворца — белые медведи — Кота и недолюбливали, но никто бы тут не осмелился обижать его, коль самой королеве он по нраву.
Разве от холодноглазого лорда Января, господина волков, от которого веяло изначальной стужей, Кот разумно держался подальше — понятного в нём было ещё меньше, чем в самой Королеве. Хотя колокольчики на поясе лорда так и притягивали...
От потерянных детей из свиты Снежной королевы Кот быстро научился прятаться: эти дети — ненужные, неприкаянные, каких и забирала к себе Снежная королева, — чудовищ не боялись — они и вовсе страха живых не знали, норовили оттаскать за хвост или усы, или косматую шерсть, а попробуешь защищаться когтями и зубами — разгневаешь королеву.
Йольский кот, как и всякий из кошачьего рода, дня прожить не мог без того, чтоб об него не споткнулись, обругав, не оттоптали лапы и хвост, без того, чтобы забраться, куда не следует (почитая это священным кошачьим правом) и что-нибудь этакое там натворить.
Снежные птицы, которых запрягали в сани королевы, одним своим существованием оскорбляли Кота; впрочем, все претензии, которые он мог им предъявить, сводились бы к: «а чего они... кудахтают?» Чудные снежные птицы, хлопаньем громадных крыльев заставляющие падать снег с небес, и вправду немного напоминали куриц — ровно настолько, насколько сам Кот напоминал своих домашних сородичей, греющихся у очага.
Отгрызя колокольчики с хомута королевских саней, выдрав перья из хвоста одной из снежных птиц и насмерть перепугав остальных попытками попробовать на зуб — только невкусный снег или что-то съедобное?.. — несколько раз бросившись под ноги лорду Декабря и с ног в конце концов сбив, подрав снежно-серебристый лордов плащ, запутав пряжу матушки Вьюги, украв клубки ниток и спицы у снежных кружевниц, выплетающих дивные узоры на окна — на каждое — свой, и ни один не повторится, — Кот на этом не успокоился. Улучил момент однажды, утащил хрустально-льдистую корону Снежной королевы — блестящая! — разгрыз, как леденец. Остался недоволен: невкусно! Может, и обошлось бы, простилась и эта шалость, но королева лично поймала его в своём саду. Поломанных ледяных цветов ему не простили...
— Ступай, — велела разгневанная королева, и послушный её воле снежный вихрь зазмеился у ног верным псом. Или... холодноглазым волком? — И не показывайся на глаза, пока не улягутся зимние бури. Ты запугал моих духов, и они больше не поют и не желают танцевать; разодрал узор зимней пряжи, лишил меня короны и поломал мои чудные цветы! Ступай, пока я не прощу тебя!
Кот отнесся к буре философски, зализал отмороженный кончик хвоста, умыл подмороженные уши и отправился бродить по дворам, искать лентяев, бездельников и непослушных детей, на которых ему охотиться не запрещали. Надо же и чудовищным котам чем-то питаться!
Ограничением его стала охота лишь в канун Йоля, условиями — охота лишь на тех, кто не готов к зиме, и порой — на непослушных детей.
Зайдя в один из дворов ближайшего селения людей, принюхиваясь, чтоб почуять свежеспрядённую шерсть, за теплившимся светом окном Кот увидел белую кошечку, пушистую и голубоглазую. Кошечка мечтательно смотрела на кружащиеся снежинки и, казалось, вовсе не замечала Кота. А Кот, которому почему-то очень захотелось, чтобы его не только увидели, но и оценили, расстарался на славу: прикинувшись обычным котом, чтобы не пугать кошечку, да и позабыв, что — демонический, пушился, пугал умолкшего пса, после когтистой оплеухи забившегося глубже в будку, боевыми завываниями. Расхаживая под окнами, пел кошечке серенады, уворачиваясь от пинков рассерженных людей и ловко бросаясь им под ноги, роняя в снег (ведь ему запрещено было охотиться на тех, кто готов был к зиме, а люди эти уж обзавелись новыми шерстяными вещами); оставлял глубокие царапины на входной двери и дрался с подоспевшими на его клич соперниками-деревенскими котами так, что только клочья шерсти летели!
Кошечка-голубоглазка взирала благосклонно, но выходить к самому сильному и красивому коту не торопилась.
Кот, шуганув напоследок пса, удалялся с достоинством — охотиться в других дворах, но быстро не выдерживал и возвращался. До охоты ли тут!
Отощал вконец, но вид имел бравый и воинственный, твёрдо намереваясь добиться благосклонности домашней кошечки.
Постепенно подбирался ближе к окну, потом и вовсе взбираться стал на него снаружи, следя за жизнью людей и кошечки в доме. Кошечка иногда благосклонно касалась носом стекла, и тогда Кот прижимался носом снаружи и мурлыкал так громко, что стекло едва не дрожало.
Дети в этом доме были малы и непослушны, не выпускавшие из рук того, что туда попало — и отстаивая своё право громким рёвом, пока родители не сдавались.
Кошечка была мягкой и пушистой — и потому, наверное, дети любили играть с ней.
И дёргали порой за длинную шёрстку и пушистый хвост — так, что она вскрикивала от боли, царапая руки мучителей, и покорно сносила ругань людей, что утешали ревущих детей. Наконец, дети успокаивались и снова шли искать кошечку.
А белая кошечка не делала попытки убежать, доверчиво ласкаясь к причинившим боль детским рукам и звонко мурлыкая.
Кот не мог её понять. Попробовал бы его кто дёрнуть за хвост или усы!
— Почему ты кричишь? — спросил он тогда.
— Я кричу, потому что мне больно, — отвечала белая кошечка.
— Зачем же тогда терпеть? — удивился Кот. — Я съем их, и дело с концом!
— Ах, — сказала голубоглазка, — не троньте детей. Иначе они так никогда и не научатся ни доброте, ни состраданию! Сейчас им просто любопытно; но они видят, что мне больно, и потому я царапаюсь, делая больно им, в следующий раз уж задумаются — обижать или нет, а когда-нибудь — и вовсе отступятся, поняв: если причинишь кому-то боль, он причинит, защищаясь, её в ответ, а если ты ласков — то ласковы и с тобой.
Кот помедлил, но отчего-то послушался, не тронув капризных детей, только распушился грозно, ощерившись и сверкнув глазами, отчего дети, выглянувшие в окошко, чтоб узнать, на что там смотрит всё время кошечка, убежали с рёвом. Пусть детёныши вырастут, а уж тогда-то, если снова будут обижать кошек...
— Пойдём со мной, — попросил он.
Белая кошечка долго колебалась, не решаясь переступить порог плохо запахнутых дверей, но Кот был так хорош — чуть подранный в драках, такой воинственный и храбрый! — так пушился, мурчал и уговаривал, что она, наконец, ступила лапкой за порог, на улицу. И поднявшаяся метель скрыла обоих.
Ныне Йольский чудовищный кот бродит в канун Йоля не один — всюду с ним ходит белая вьюжная кошечка, укрощающая его нрав. И никто нынче не ест непослушных детей. Только пугает...
