Митчеллы

Вы не снимаете фотографию, вы создаёте её.
Ансель Адамс


Шесть лет Джосс Митчелл каждое утро отправляется в фотостудию, чтобы снова и снова снимать самых разных людей. В выходные он занят на свадьбах: сейчас его имя — уже своего рода бренд, и он нарасхват. Джосс никогда не отказывается от хороших заказов. Ему нужны деньги. Сейчас он стоит на балкончике своей квартиры в Вестминстере и, сжимая челюсти, слушает, как за спиной, в комнате окнами на северо-запад стонет его жена. Если все пройдёт хорошо, — он хочет верить в акушеров, — сегодня на свет появится его сын. Они назовут его Скорпиусом, но здесь и сейчас, в этом мире и в этой жизни, он будет зарегистрирован как Стивен Митчелл. И лишь через год, когда они вернутся в собственную жизнь, Джосс снова станет Драко, Амелия Асторией, Стивен — Скорпиусом, все они — Малфоями. А пока Джосс слушает стенания из комнаты, закрывает глаза, и вспоминает минувшие годы, что привели его на этот балкон. Он чиркает зажигалкой, закуривая сигарету, и выпускает дым в сумеречное небо.

***

В ноябре девяносто восьмого, когда Драко и Астория почти успокоились, полагая, что могут жить дальше, в Малфой-мэнор явились авроры. Драко наивно полагал, что его семья расплатилась за прошлое: Люциус в Азкабане, Нарцисса — в фамильном склепе под охраной мраморного ангела. Однако кто-то из старых друзей решил купить себе место под солнцем ценой хрупкого благополучия последних свободных Малфоев. Следствие было стремительным. Полтора года зыбкого покоя, призрачных надежд, неверного счастья вперемешку с болью потерь перечеркнул вердикт Визенгамота. Азкабана Драко не заслужил, но то, что сделали с его жизнью, казалось ему смертной казнью. Семь лет ссылки в маггловский Лондон без права обладания волшебной палочкой. Драко справился бы с этим легче, будь он свободен и независим. Но в ноябре они с Асторией тихо обвенчались. В числе немногих приглашённых был Тео Нотт.
Драко до сих пор время от времени развлекался, пытаясь влезть в его шкуру и представить, как тот поздравлял новобрачных, сочиняя в голове предстоящий донос. Раньше Драко считал себя циником — до того, как на деле узнал, что такое истинный цинизм. Хранение и использование запрещённых зелий… и никого не волновало, что зелья случайно обнаружились в хорошо спрятанном тайнике Люциуса, что Драко и не думал их использовать, а лишь поделился с Тео неожиданной находкой.
Он держит в ладони вздрагивающие пальцы Астории, надевает кольцо — фамильное, серебро с изумрудом, — целует её детские губы и верит в новое и хорошее. Она так прекрасна, что невозможно не верить. И поздравления, и цветы, и пожелания. Теодор подарил Астории букет маков — шикарный, ни на чей больше не похожий изумительный букет. Накануне зимы. Астория была в восторге.
Маки — сон и смерть; именно то, что уготовил им Тео своим доносом. Лишенные магии, собственной сути и прошлого, отрезанные от корней, такими Драко и Астория предстали перед лицом реальности спустя месяц после свадьбы. Скупое напутствие, лаконичная памятка и небольшая сумма денег на первое время — вместо семейного гнезда, отцовских накоплений и хрупких, но все же реальных перспектив.


Пока Астория пыталась принять мысль о предстоящем переселении в другую жизнь, Драко явился в министерство на встречу с назначенным куратором. Они оказались старыми знакомыми, и не сказать, что это добавило радости им обоим. С порога, встретившись глазами с Кэти Белл — такой серьезной и строгой в тёмно-синей мантии, — Драко понял: ничего не забыто и не прощено.
Кэти оформила для него и Астории документы, необходимые в маггловском мире, сухо осведомившись, желают ли они сменить имена.

— Пусть будет... Митчелл. Джосс Митчелл, — мрачно сказал Драко.

— Да, Малфой, — усмехнулась Кэти, мельком взглянув на него. — С твоим именем в мире магглов не затеряешься.

— Ну да. С твоим вопросов бы не возникло, — не удержался он, тут же пожалев.

Белл поджала губы и прищурилась.

— Вот, — она придвинула к нему две бордовые книжицы с вытесненными золотом гербом и надписями. — Добро пожаловать в мир без магии, Митчелл.

Драко молча повертел в руках незнакомые документы. Внутри были напечатаны их новые имена. Чужие имена. И пустые прямоугольники.

— Пойдёте в фотостудию и сделаете фото. Для паспорта. Я напишу адрес, — добавила она, видя немой вопрос в его глазах. — Теперь сдай палочку. Пока ты ещё Малфой.

Драко постарался вложить во взгляд достаточно яда, чтобы Кэти съёжилась и расползлась в лоскуты, но она просто протянула руку, нетерпеливо подняв брови. Драко тоскливо наблюдал, как его палочка — десять дюймов боярышника с волосом единорога внутри — исчезает в огромном сейфе, спрятанная в футляр с биркой. За семь лет он, пожалуй, забудет, как она выглядит. Взамен Белл выдала ему бумажную брошюру, заполненную убористым текстом. На обороте она написала неизвестный ему адрес.

— Здесь всё, что тебе понадобится в ближайшее время. Встречаться мы будем раз в месяц в течение года, далее — раз в три месяца. И поверь, Малфой, — понизив голос, сказала Кэти, — я была бы счастлива не видеть тебя ни разу в столетие.

— Полная взаимность, — буркнул Драко, запихивая брошюру в карман к паспортам.

— Ты это заслужил, — бросила она на прощание. Последнее слово заглушил треск захлопнутой им двери.

***

Амелия затихает. Джосс испытывает облегчение и мгновенный страх. Он открывает балконную дверь и замирает на пороге. Приходится сделать усилие, чтобы заставить себя сдвинуться с места. С трудом переставляя ноги, он приближается к двери спальни, и навстречу выходит один из акушеров. Джосс не может с ходу разгадать выражение его лица.

— Что там? — хрипит он, мысленно облачаясь в траур. Акушер отвечает прежде, чем он доходит до пистолета. В своей голове.

— Все идёт своим чередом, мистер. Ей нужно отдохнуть. Сейчас полчаса поспит... Да не волнуйтесь так, — медик смотрит на Джосса с сочувствием. — Она справится. Она молодец.

— Она... не хочет, чтобы я пришёл? Не звала меня?

— Нет, мистер. И знаете что? Благодарите бога, что она справляется без вас.

Джосс провожает взглядом врача, идущего на кухню. Надо предложить ему кофе или ещё что-то, но ноги не идут. У него плохо укладывается в мозгу это «отдохнуть». Они ей что-то вкололи, и она уснула — посреди этого адского процесса. Она рассказывала ему о таком. Амелия всю беременность читала в сети обо всём, что казалось ей важным, и рассказывала ему. Он думал, что не слушал. Джоссу очень страшно: он до сих пор не доверяет докторам-магглам. Родившись в мире магии, невозможно по-настоящему поверить в реальную жизнь без неё. Он помнит, как началась эта жизнь.

***

В день отъезда Драко обошёл мэнор и законсервировал его как мог, пользуясь всеми обретёнными за жизнь умениями, записными книжками отца и палочкой Астории, которой позволили сдать её в последний день. Он вглядывался в лица в портретной галерее, вспоминая многочисленные имена. Гладил дубовые двери и оконные рамы, испытывая мучительную вину за то, что уходит. Тяжелее всего было расставаться со своей комнатой, которая помнила и белую кроватку-люльку с кружевным пологом, и календарь с «Стоунхейвенскими Сороками», и серебристо-зелёный флаг Слизерина на стене. Драко долго смотрел на снимок матери в серебряной рамке на прикроватной тумбочке. Нарцисса никогда не сводила с него глаз с того дня, когда он родился. И сейчас она грустно улыбалась ему, перебирая в пальцах павлинье перо. А он не имел права даже забрать этот снимок с собой. Драко коснулся губами маленького портрета и вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Попрощавшись с домом, Драко созвал домовых эльфов и освободил всех до единого. Он не хотел оставлять мэнор без присмотра, но эльфов надо было кому-то и чем-то кормить. Домовики в слезах обещали присматривать за усыпальницами. Драко волновала лишь могила матери. Слишком недавно она ушла, слишком больно было дышать, чтобы беспокоиться об остальных ушедших. Мертвые позаботятся о себе сами, за их последним приютом присмотрят домовики. А его ждала живая душа, ещё меньше готовая к ожидающим их переменам.


Квартиру для них арендовала Кэти Белл — быстро и без проволочек. Драко не сомневался, что эту проблему с его плеч сняли только чтобы поскорее избавить волшебный мир от его присутствия. Хозяйкой оказалась сухонькая пожилая леди в шляпке с цветами. Когда Драко — «мистер Митчелл» — услышал от неё цифру арендной платы и сопоставил с положенным министерским содержанием, у него отвисла челюсть. Белл, изображающая риэлтора, невозмутимо сунула им под нос договор. Драко скрипнул зубами и размашисто подписал, едва не прорвав пером бумагу. Впрочем, это было и не перо, а ручка — с крохотным шариком на конце. Что он мог прорвать? Даже собственный почерк показался ему чужим.
Старушка-хозяйка взглянула на него с любопытством, и Драко выдавил приветливую улыбку. Пожал руку злопамятной Белл и бросил свой экземпляр на старинный комодик. Вот и всё. Добро пожаловать в новый дом и новую жизнь, мистер Митчелл.

— Ты всегда можешь найти себе другое жильё, Малфой, — вполголоса проговорила Кэти, проходя мимо него. — Подешевле.

— Благодарю вас ещё раз, мисс Белл, — ответил Драко, широко улыбаясь. — Вы сегодня отлично выглядите, кстати. Почему вы не носите ожерелья? Они должны вам очень пойти.

— Кстати да, милочка, — поддержала хозяйка, умиляясь вежливости Драко. Похоже, он ей нравился. — Непременно носите ожерелья. У вас такая удачная шея.

— Спасибо, миссис Флетчер. Мистер Митчелл, — Кэти кивнула Драко, холодно улыбнувшись. — Желаю удачи.

Проводив, наконец, и общительную миссис Флетчер, Драко нашёл Асторию в спальне. Она напоминала замерзающую птицу в своей нелепой и непривычной одежде, которую они покупали в спешке и смятении. Курточка с меховой оторочкой, шнурованные ботинки. Ей отчего-то казалось, что в маггловском Лондоне она непременно будет мёрзнуть. У Драко сжалось сердце. Он в два шага оказался рядом и присел у её ног, положив голову ей на колени. Тонкие руки Астории погладили его волосы, как всегда, вселяя надежду. Они выброшены из жизни, но всё ещё вместе.

***

Джосс сидит под дверью спальни, вслушиваясь в голоса врачей и Амелии. Ему казалось, ад уже спустился на их головы, но это случилось лишь сейчас, после её получасового сна. Она кричит, как раненый зверь, а когда не кричит, то дышит — странно и рвано, как задыхающийся пёс. «Как собачка» — так это и называется, он помнит. Она показывала. Тогда было забавно, сейчас жутко. Джосс знает — с её же слов, — что так надо, так правильно. Но все органы его чувств кричат вместе с Амелией. Он больше никогда не позволит ей рожать. Она слишком дорога ему. Утешает одно: если верить врачам, все идёт как надо...
Джосс поднимается и снова бредёт к балкону, не находя себе места. Сигаретный дым красиво ловит луч уходящего солнца. Джосс привычно отмечает момент, мысленно щёлкая затвором фотоаппарата.

***

Всё вышло случайно. Месяц жизни, оплаченный Министерством магии, подходил к концу. Драко мёрз на скамейке парка и чувствовал себя на дне. Астория сидела в квартире, уставившись в телевизор, либо лежала на кровати и смотрела в потолок. Она потеряла ориентиры, но у неё был Драко, а у него была лишь призрачная надежда на что-то.
Позже они познакомились с маггловской медициной и узнали о неврозах и депрессии; позже Драко начал лучше понимать, что именно творилось с его матерью после войны. Все было позже, когда в доме появились рецепты, выписанные на имя Амелии Митчелл, а в шкафчике над раковиной — коробочки с таблетками.
А пока Драко гонял по кругу унылые мысли, снова и снова пролистывая газету с объявлениями о работе, чтобы в сотый раз убедиться в собственной никчёмности. Если не найти работу, им светит пособие, которого едва ли хватит на аренду дорогой квартиры, заботливо найденной куратором. Не проходило дня, чтобы Драко не вспоминал Кэти Белл «добрым» словом, но это ничего не меняло.
Из оцепенения его вывели две девушки, по виду индианки. Туристки, определил Драко, туристки, принявшие его за чудаковатого аборигена. Девушки, смущаясь и хихикая, попросили его сфотографировать их вместе на фоне Букингемского дворца и протянули небольшую вещицу. Позже Драко узнал, что магглы называют это мыльницей: незамысловатый аппарат для обывательской съёмки. Он пожал плечами и согласился. Щёлкнул пару раз и вернул машинку благодарным девицам. Они притихли, рассматривая снимки, и вполголоса защебетали на своём языке, то и дело с удивлением поглядывая на Драко. Тот почувствовал себя неуютно; невнятно буркнул «до свидания» и собрался было уйти, но возгласы девушек его остановили. Оказалось, они восхищены его снимками. Драко долго разглядывал фото в маленьком окошке аппарата, пытаясь понять, что в них особенного. Застывшие картинки, мгновения, которые бесследно прошли. Девушки настаивали, что он волшебник, что это лучшие фото за всю их поездку, а ведь они уже вечером улетают домой; и просили его визитку на случай, когда они вернутся. А вообще у них здесь друзья, и они хотели бы порекомендовать им его тоже, если он не против. Мысли Драко шевельнулись в новом направлении. Визитки у него с собой, к сожалению, нет, как и номера телефона, но он может дать свой адрес — он почти всегда дома. Девушки обрадовались и протянули ему использованный билет в Лондонский Тауэр. Драко нацарапал на обороте свой новый адрес и тепло распрощался с неожиданной парой. Они уходили, оживлённо болтая, а он смотрел им в спину, и сердце щемило. Девушки напомнили ему сестёр Патил с Гриффиндора. В Хогвартсе они его раздражали; здесь, в маггловском Лондоне, он был готов поверить, что случайные знакомые — из прежней жизни. Его настоящей жизни.

Вернувшись домой, Драко ничего не стал говорить Астории. Тем более, она не спрашивала, и снова рано легла спать. Драко же устроился в кресле с ноутбуком на коленях, и погрузился в изучение фототехники. Просто чтобы знать, что бывает кроме «мыльниц». Его точило любопытство: что выйдет из его рук, если в них попадёт профессиональный аппарат.

Когда спустя неделю в дверь раздался звонок, Драко застыл на полминуты. Подспудно он ждал совы, а не звонка. На пороге стояли двое: довольно милая пара, Оливия и Логан, те самые друзья тех самых девушек. Они действительно рассказали о нём.
Потом была просто прогулка по зимнему городу. Был хороший фотоаппарат — зеркальный, и Драко уже немного понимал, что это и как с ним обращаться. Был восторг: Оливии и Логана, и самого Драко. Его неожиданно увлекло новое занятие, появился незнакомый азарт. Хотелось снимать ещё и ещё, сделать лучше, ещё лучше — чтобы видеть это восхищение в глазах магглов. Он всё равно отличался, он был иным. В мире без магии он хранил магию в себе, как чистую кровь. И это никому было не отнять, это не палочка.
Драко почти отморозил себе пальцы, но не замечал, пока не выпустил из рук фотоаппарат. Это ничего не значило. Он уходил домой почти счастливым.

***

Крик Амелии взлетает на немыслимую высоту, и Джосс слышит его с балкона, и его выносит оттуда будто взрывной волной. У самой двери спальни он врезается в новый звук, совершенно новый, отчетливый и незабываемый: плачет его сын. Не помня себя, Джосс толкает дверь. Она жива, жива и даже улыбается — из последних сил. У неё на руках крохотный человек. Джосс вспоминает, как двигаться, подходит к кровати и опускается на колени рядом. Амелия улыбается ему и переводит взгляд на маленькую голову у своей груди. У их сына неземные глаза. Джосс всей кожей чувствует, как непонятно, сложно и страшно ему в новом мире. Так трудно передать словами это странное чувство, но Амелия, кажется, его понимает. Без слов. Джосс утыкается лбом ей в плечо, обнимает их обоих и глубоко вздыхает. Вот только теперь он чувствует себя аборигеном. И собственные страхи, боль, отчаяние шестилетней давности отступают, как тени, и кажутся странными, чужими. Сейчас важно окружить этого новичка защитой, заботой, любовью — окружить собой. И Джосс чувствует в себе силы противостоять целому миру, если понадобится. Безо всякой магии.


***

Через два дня после его первой фотосессии ему позвонила Оливия. Телефон Драко купил на следующий же день, на последние деньги, чувствуя, как захватил и несёт его поток неотвратимо новой жизни. Она пригласила его снимать их с Логаном свадьбу. Драко сказал ей, что никогда не работал на свадьбах. Сказал, что имеет небогатый опыт съемки. Оливия только смеялась и ничего не хотела слушать, и Драко сдался. Поток нёс его всё быстрее.

Было очень не по себе. Так много магглов. Страшно забыться и сделать что-то, что выдаст его инаковость. Так страшно выглядеть нелепым и не оправдать ожиданий — особенно собственных. Когда на улице стемнело, и гости высыпали на улицу любоваться фейерверком, Драко опомнился и понял, что этот день прошёл, целый день, первый день его работы. И, похоже, он неплохо справился. Над головой взрывались цветные фонтаны, а он стоял чуть в стороне от праздничной толпы, почти всех в которой уже знал в лицо, эти лица кружились перед глазами сумасшедшим хороводом. Он стоял и улыбался, несмотря на боль в руках и спине, несмотря на непривычную усталость и головокружение. Драко знал, что теперь новый мир принял его, и он сам принял этот мир. И они выживут в нём столько, сколько понадобится.

Денег, полученных за съёмку свадьбы, Драко и Астории хватило на целых две недели.
Он, наконец, рассказал ей обо всём, и она не верила; потом смеялась, плакала и снова смеялась. Она полюбила фотографироваться. С утра до вечера Драко снимал её в разных ракурсах, тренируясь, узнавая новые приемы, набивая руку. Астория согласилась снова выходить на улицу, и они много гуляли, изучая окрестности и обычаи нового мира. Как ни странно, он был к ним скорее дружелюбен, чем враждебен. Первые заработанные деньги тратились восторженно и слегка истерично. Они пытались забыть страхи и печали, запить игристым вином тоску по прошлому, утопить в ароматном дыму очертания родных и знакомых лиц из того прошлого. Они упивались друг другом, ища утешения и радости, и находили достаточно, чтобы не вмёрзнуть в лёд и не остаться в лондонской зиме навсегда.

Деньги почти закончились, и уныние снова завозилось под дверью их квартиры, сворачиваясь поудобнее, как приблудная кошка. Кураж первой победы прошёл, уступив место тоске и сомнениям. Драко думал, что, может, всё это было случайностью, просто повезло, и больше не повторится. Он вертел в руках немой и бесполезный телефон, гадая, подняло ли его к небу лишь за тем, чтобы покрепче приложить с высоты о землю. Но телефон зазвонил. И его снова пригласили снимать: на этот раз детский праздник. Они с невидимым собеседником договорились о встрече, чтобы обсудить все детали. Вежливо попрощавшись, Драко нажал на отбой дрожащим пальцем. Он чувствовал себя выстиранным и выжатым в их новой стиральной машине, которая поражала его воображение мощью и своего рода бытовым волшебством. Он чувствовал себя так, словно перебирался через реку во время ледохода, и уже почти сорвался и утонул, но под ногой всплыла льдина, и он таки выпрыгнул на берег.

Детский праздник оказался испытанием покруче свадьбы. К вечеру Драко устал, будто гном в каменоломне. По крайней мере, он предполагал, что это так. Заказчики остались довольны им и более чем довольны фотографиями, и передали его своим знакомым; те, в свою очередь, своим. Сарафанное радио работало на Драко, но ему уже было мало. Он хотел опоры на случай невезения и чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы показать себя в фотостудии.
В третьем месте ему оказались рады достаточно, чтобы принять на постоянную работу с его небольшим, но говорящим за себя портфолио. Испытательный срок пролетел незаметно, в это время Драко поработал еще на одном дне рождения и на крестинах. Он почти не бывал дома и приходил вымотанным, но зато его дохода теперь вполне хватало на приличный уровень жизни и оплату врача и лекарств Астории.
В начале лета, перед днем своего рождения Драко оглянулся на минувшие месяцы и нашёл, что ему есть чем гордиться. Он не пропал, не спился, не умер и не сошел с ума. Вышвырнутый в мир магглов, он, словно кошка, приземлился на четыре лапы и нашёл в нём нечто большее, чем работу: он нашёл себя. А ещё — друзей, поддержку и веру в то, что сможет выжить в любых обстоятельствах.

Его день рождения никто не снимал, не было гостей и фейерверков, но Драко смотрел, как искрятся смехом синие глаза Астории, и чувствовал себя почти счастливым. Ему хотелось верить, что Нарцисса видит его оттуда, где она сейчас, и тоже счастлива за него.

***

Кэти Белл звонит в дверь, украшенную рождественским венком, подождав минуту, входит в квартиру и оглядывается. В чисто убранной прихожей стоят большой чемодан и сумка; еще одна — битком набитая, с вышитыми на карманах бабочками, — висит на крючке. Молния застегнута не до конца, и наружу выглядывает детская бутылочка. Кэти прячет улыбку.
Из комнаты выходит Астория. Она напоминает кенгуру: на ней специальный рюкзак, в котором сидит ребёнок. На осунувшемся лице написана тревога. Кэти с любопытством разглядывает маленького Митчелла, который уже завтра станет Малфоем. На нём полосатая шапочка и пухлый комбинезон с мехом на капюшоне. Он тоже видит Кэти; упоённо грызёт кулачок и неожиданно улыбается ей, пуская слюни. Астория привычным движением вытирает ему рот и зовёт Драко. Тот, наконец, появляется с вместительным кофром на плече. Кэти знает, чем он занимается, и про себя не перестаёт удивляться, как странно всё вышло. Малфой-фотограф. Малфой-отец. Малфой-маггл.
Ей даже немного грустно. За семь лет она не то чтобы привязалась к замкнутому семейству, но привыкла к их делу, будто занималась им всегда. Между Драко, которого она привела в эту квартиру семь лет назад, и Джоссом, в которого он превратился, большая пропасть. Кэти признается себе, что не может не уважать Малфоя, хотя это не искупает его прошлых грехов. В конце концов, он просто выжил, оказав этим услугу лишь себе и своей семье. Но Кэти смотрит в его блёклые глаза и невольно чувствует грусть. Его история останется у неё в душе.

— Вы готовы?

— Да.

— Тогда нам пора.

Кэти проходит по квартире и замечает маленький снимок за зеркалом в спальне. Она осторожно берёт фотографию и всматривается. На ней Драко с ревущим малышом на руках; под глазами синяки, в глазах усталость. Но странно: от снимка веет покоем, будто всё на своих местах. Усталость, слёзы, и любовь. Кэти прячет фото в карман пальто и выходит из квартиры. Смотрит, как спускаются по лестнице Митчеллы-Малфои, улыбается и закрывает дверь. Сегодня она вернёт ключи хозяйке, но кто знает, может, жильцы сюда ещё вернутся. Кэти думает, что теперь Малфой принадлежит двум мирам, и не уверена, какой из них он всё-таки выберет.