Глава 1 .
… да чтоб отдавши не пропасть.
Не так уж часто Гарри удавалось проснуться в таком превосходном настроении. Признаться, он не мог даже припомнить, когда именно такое было. Полгода назад, год?.. Да какая разница, главное, что сейчас он чувствовал себя преотлично. С удовольствием потянувшись, полюбовался широкой солнечной полосой на потолке; проходя мимо окна, не удержался - выглянул, и с наслаждением втянул запах промытой ночным дождём листвы. А забравшись обратно в постель, зашептал на ухо жене:
- Джинни, а Джинни, вставай! Давай, пойдем, погуляем? Отправим Лили в Нору, позовем Рона с Гермионой – и махнем куда-нибудь. Ты посмотри, какая шикарная погода!
Джинни зевнула, но ответила, не оборачиваясь, совсем не сонным голосом.
- Я не против, но рассчитывай на одного Рона!
- Почему это на одного Рона? А Гермиона?
- Гарри, ты как с неба свалился – когда в последний раз Гермиона составляла нам компанию? – возмущению Джинни не было предела. Она так резко подскочила, что чуть не заехала Гарри по лбу.
- Не далее как вчера, моя милая, - поддразнил он и дернул за ближайшую к себе длинную рыжую прядь.
- Вчера мы её просто видели. Не больше пяти минут, в которые она была занята исключительно Хьюго – и чуть-чуть Розой. Тебя, кстати, не удивило, что они чуть не опоздали, а как только поезд тронулся – Гермионы и след простыл?
- А чему ты удивляешься? Наверное, страшно оставлять такого маленького ребенка.
- Кому, Гермионе?! Она оставляла Хьюго у нас или Молли с рожденья. Иногда и на целый день!
- Ну, няня - это же не ты или Молли, это посторонний человек.
- Вот именно, посторонний! Спрашивается, бабушка не могла посидеть с внучкой? Конечно, маме уже трудно с кем-то вроде Фреда, но пару часов с такой крошкой она бы с удовольствием понянчилась!
- Джинни, брось, чего ты разошлась? Иди лучше ко мне…
- Гарри, я серьезно – мне кажется, ты должен её проверить.
- Кого, Молли? - он лукаво улыбнулся.
- Гермиону, конечно! Неужели ты не видишь, насколько все подозрительно?
- Что именно? Опоздание, «пять минут» или то, что она аппарировала прямо с перрона, оставив на нас Рона? Так это к лучшему – мы с ним здорово оттянулись. И ты, кажется, не возражала, а сейчас заводишься.
- И ничего я не завожусь! Вернее, завожусь, но совсем не потому, почему ты думаешь! И, конечно, я не возражала. Рон хоть себя человеком почувствовал.
- То есть?
- То и есть – тебе вечно некогда, чтобы просто посидеть поговорить, я… – это так, не считается, а она… Такое впечатление, что Гермиона совсем его из жизни вычеркнула. Год! Год проторчать в Австралии! Представляешь, как ему было классно: приходишь домой – а там только эхо.
- Ой, Джинни, ты как расскажешь! Сколько мы виделись – он ни разу не жаловался. Мне вообще показалось, что Рон даже помолодел за этот год,
- Помолодел не помолодел, а сидеть соломенным вдовцом он не обязан! Он - мужчина в самом расцвете сил, между прочим.
- Ты на что намекаешь?
- Я не намекаю – я прямо говорю: если женщина надолго бросает своего мужчину, пускай потом не жалуется, что этот мужчина будет чей-то другой!
- Какой «чей-то», ты что! У них же дети, Джин – совсем крошка.
- И что? Рон её видит, эту Джин? Две недели как вернулись, а Гермиона к ней никого не подпускает! То девочке нужно спать, то кушать, то «не бери её на руки, она разыграется». Не разрешила, между прочим, Рону сделать ремонт в гостевой под третью детскую. Выселила его туда, а сама с ребенком в спальне.
- А он мне ничего не говорил, мы с ним так хорошо вчера посидели. Душевно…
- Ты думаешь, он мне жаловался? Я сама выводы сделала, это было нетрудно, впрочем. Гермиона, как всегда, решила, что она самая умная…
- Не начинай, Джинни.
- Я не начинаю, Гарри, я прошу тебя – проверь, вдруг на ней заклятье? Такое впечатление, что это не Гермиона – а кто-то под обороткой, честное слово. Она на себя не похожа: у неё этот ребенок - свет в окошке. Она, кроме него, ничего и никого не видит!
- О! Отличная мысль – я знаю, как выманить Гермиону с нами. Ведь нет ничего важнее детского здоровья, не так ли? А морской воздух очень, очень полезен для детей, особенно младенцев. Что скажешь насчёт Борнмута?
- Скажу, что ты отлично придумал, мистер главный аврор, но пожалуйста, проверь Гермиону.
- О-бя-за-тельно! Хочешь, я прямо сейчас пойду проверять?
- Нет, сейчас мы проверим кое-что другое…
Когда час спустя Гарри вышел из камина в гостиной своих друзей, его настроение устойчиво стояло на отметке «превосходно».
Чтобы смениться ощущением « ничего хорошего».
На его веселое «Ау, люди!» никто не отозвался. Брошенное на автомате «гоменум ревелио» засвидетельствовало, что в доме кто-то есть. Почему же никто не откликнулся?
Он внимательно оглядел комнату. Ничего не изменилось: простота, удобство, чистота. Привычные колдофотографии на каминной доске. Вот только… Да, точно, этого раньше не было и оно явно было рассчитано на внимание к себе: над столом переливалась и сверкала красно-золотая дуга.
Гарри подошел поближе: стопка подписанных маггловских конвертов. Он начал их перебирать: «Рону», «Гарри», «Молли и Артуру Уизли», «Джинни». Летящий почерк, знакомый ему больше двадцати пяти лет.
Краем сознания удивившись, что не дрожат руки – потому что сердце, кажется, оборвалось и летело куда-то глубоко-глубоко, - он решительно рванул край белого прямоугольника, адресованного ему.
«Дорогой Гарри!
Рон тебе всё объяснит. Поверь мне, если бы у меня был другой выход – я бы воспользовалась им. Но его нет.
Я очень на тебя надеюсь. На Джинни, конечно, тоже – но в первую очередь на тебя: присмотри за Роном, поддержи его. Он не заслужил того, что я сделала, надеюсь, он меня простит.
Прости и ты, Гарри. Я виновата и перед тобой.
Постарайся быть умницей, не лезь на рожон, как ты это умеешь. И, главное, будь счастлив.
Спасибо тебе за все.
С любовью, Гермиона.»
Гарри, не веря своим глазам, перечитал письмо раз, потом второй. Ему, вообще-то, всё стало понятно сразу, ладно, не всё, а лишь главное. Но поверить в понятое он не мог.
Скрипнула дверь и в комнате появился заспанный Рон:
- Привет, как это ты так рано? Я вот еле проснулся – видно, мы с тобой вчера слегка не рассчитали.
Он широко зевнул.
- Гермиона меня почему-то не разбудила, и в спальне её нет. Ты её не видел?
Вместо ответа Гарри протянул самый толстый конверт из стопки и еле продавил слова сквозь пересохшее горло.
- Вот, это тебе.
Рон недоуменно покрутил конверт в руках, торопливо разорвал и…остановился.
- Ты знаешь, что там?
Гарри покачал головой.
Рон глубоко вздохнул, отставил листок подальше от глаз и, неожиданно для Гарри, принялся читать вслух.
«Дорогой Рон!
Я знаю, что поступила подло и трусливо, но по-другому я поступить не могла.
Когда ты будешь читать эти строки, я уже буду далеко. Я ушла от тебя, забрала Джин – и ушла.
Прости.»
Гарри стиснул зубы: что-то такое он и предполагал.
- Что?! Я … Я не понимаю, Гарри, что значит «забрала и ушла»? Куда, зачем?
- Ну, а я откуда могу знать?! Дальше читай!
«Я не могу обманывать тебя больше, но и раньше сказать правду не могла тоже.
Именно поэтому я уехала сразу, как только поняла, что беременна. Именно поэтому прожила почти год вдали от Британии и от вас, от тебя. Я надеялась, что ты привыкнешь жить без меня и не успеешь привязаться к Джин.
Рон, я очень, очень серьёзно. Не пробуй меня искать»
.
- Она с ума сошла?! Что она о себе возомнила – «не могла сказать», «привыкнешь жить», « не пробуй искать». Я ей кто – дрессированный нюхлер?!
- Рон, стой, возьми себя в руки, дочитай до конца!
«Я почти не сомневаюсь, что ты охотно выполнишь мою просьбу, когда узнаешь причину моего поступка: Джин – не твоя дочь, прости, что не сказала сразу. Она – дочь другого человека.»
- Как?!
- Что?!
Потрясенные мужчины уставились друг на друга. Лицо Рона, вначале посеревшее до такой степени, что стал виден каждый волосок на подбородке, залилось багрянцем:
- Су-у-ука!.. А я - то, дурак, обрадовался! Роза и Хьюго, думаю, уже в Хогвартсе, а у нас по дому снова затопают маленькие ножки! Прикинь, я даже начал мечтать, что хоть этот ребенок будет рыжим!
- А она? – дрогнувшим голосом спросил Гарри, никогда не видевший Джин – Гермиона запретила встречи-чествования, перенеся их на какое-то неопределенное будущее.
- А, - Рон махнул рукой, - как старшие, даже темнее. Я ведь так её и не рассмотрел толком за это время. Ты же знаешь, перед началом учебного года мы работаем без выходных…
Гарри представил на мгновение, что его Лил, вернее, другая девочка, почему–то в его воображении похожая не на Лил, а на Ала - каким он был маленьким, эта девочка, семенящая ножками в крошечных синих ботиночках ему навстречу – вдруг оказалась бы не его девочкой, а чьей-то. Что она выросла бы – воображение увлекало Гарри все дальше - эта крошка, превратилась в стройную, красивую девушку, до ужаса похожую на Гермиону и заявила вдруг в один «прекрасный» день: ты мне чужой, у меня есть настоящий отец. Гарри аж зажмурился - вначале от ужаса, а потом от ощущения себя дураком: какая девочка, почему похожая на Гермиону – что за бред?..
Из странных фантазий его вырвал голос Рона, продолжавшего чтение:
« Не пробуй меня искать. Я уехала далеко. Писать буду часто – и надеюсь, что ты мне будешь отвечать. Думаю, ты уже увидел оформленные мной бумаги - они в этом же конверте. Постарайся побыстрее заполнить свою часть и отнести в министерство миссис Карлайл, я с ней договорилась. Это насчет развода.»
- «Договорилась!».
Рон принялся трясти конверт и оттуда по комнате разлетелись пергаментные свитки.
- Да никуда я не пойду! Как она это себе представляла – я являюсь в министерство, отдаю документы – собственными руками отдаю! - и все, радуйся, Рон Уизли – ты свободный человек, нет у тебя жены? А фигушки, я не дам развод!
- Рон!
-Нет, не дождется! Меня и так доставали: как оно, Рон Уизли, без женушки, не холодно в постели? Думаешь, я не знаю, что многие уже тогда поговаривали, что Гермиона меня бросила? И вот, пожалуйста, - они оказались правы!
- Рон, но что ты добьешься, не дав развода? Неужели ты надеешься, что этим заставишь Гермиону передумать? Ты же её знаешь – если она решила, а ведь она точно решила - причём давно, то она от своего не отступится. Рон, ты только хуже сделаешь!
- Что значит «давно»? Гарри, ты что-то знаешь, она тебе о чем- то говорила?
Рон подскочил к Гарри и принялся трясти.
- Да нет, конечно, Рон! Ну откуда я могу знать?!
Гарри еле отцепил руки, крепко державшие его за грудки и, не выдержав, рявкнул:
- Я ее год не видел, понимаешь, - год! Вот вчера – на вокзале, и ровно год назад тоже на вокзале, и все – ни слуху, ни духу! Что ты на меня так смотришь – да она мне даже не написала ни разу! По открытке на Рождество и дни рожденья – это, называется, «написала»?!
Но, это же элементарно – раз она пишет, что специально уехала, значит, сразу решила не возвращаться! Отпусти ты ее, не мучай ни себя, ни ее!
- Ну не могу я, Гарри, не могу её отпустить! Она нужна мне, я так соскучился за этот чертов год. Нет, поначалу вроде ничего было – свобода, понимаешь! Хочешь – в паб иди, хочешь домой. И никакой тебе «здоровой пищи»! Я, знаешь, себя таким молодым почувствовал, словно никогда таким и не был. И ведь действительно не был! Никто ничего от тебя не ждет, никто не нудит «ты должен» или «не позорься», не боишься уронить этот чертов статус – как же, «герой войны»! Деньги есть, забот никаких, весь дом в моём распоряжении – делай, что хочешь! Приводи, кого хочешь - и когда хочешь!
«Пожалуй, Джинни была права» - промелькнуло в голове у Гарри и, видимо, что-то такое отразилось на его лице, отчего Рон с некоторым вызовом продолжил:
- Ну, да, бывали тут и девушки…разные. Вначале это было здорово, а потом как отрезало. Все они на одно лицо. И, главное, с ними же невозможно ни о чём поговорить! Как я скучал, как ждал… Скажи, Гарри, разве я был таким плохим мужем?
- Да нет, Рон, не был ты плохим мужем. Тебе Джинни хоть раз такое говорила? Раз не говорила, значит, не был – можешь мне поверить. Не в тебе дело…
- А в ком? В этом ублюдке, с которым она спуталась?! Я ничего о нем даже слышать не хочу – просто убью, когда узнаю, кто он. Но ублюдок – он ублюдок и есть! Ведь это же яснее ясного – что он ее бросил, а ей стыдно в этом признаться.
- Бросил Гермиону?!
- Что, не можешь себе это представить? И я не могу, но тогда бы она написала, что уходит к другому… Наверное… Слушай, а может, это она меня так воспитывает, а? Ну, что я не вырвался к ней в Австралию за весь этот год? Я собирался, честно, но она все время отговаривала, а мы тут с Джорджем как раз расширение начали – ну, ты в курсе…
- Рон, не придумывай – Гермиона в жизни так не сделала бы. Она тебя любит…То есть, любила.
- Любила?! Хуй чужой она любила!
Разорванное в клочья письмо снегом осыпалось на пол. Жалобно зазвенел светильник на потолке, попадали фотографии, раздался треск мебели - Рон крушил все, до чего мог дотянуться. Гарри еле успел призвать оставшиеся конверты и, уменьшив, засунуть в карман, как стол, на котором они лежали, полетел в окно.
Это было последним деянием разбушевавшегося «урагана» по имени Рон: он выдохся, плюхнулся на кресло и зарыдал.
А когда успокоился и поднял глаза – в их вымытой голубизне Гарри узнал то самое выражение, которое увидел давным-давно в заснеженном лесу Дин.
- Это я ее любил, Гарри. С шестнадцати лет, а может, и раньше – но сам не понимал этого. Знаю, знаю, что я не идеал, но как умел, так и любил. А она – она лишь терпела меня.
Гарри слушал эти простые и горькие слова как откровение. Да это и было откровением – они, дружившие с одиннадцати лет, были лишены такой простой, такой обычной близости мужчин – возможности поговорить хоть о своих женщинах, хоть о бабах вообще. Конечно, они могли перекинуться репликами, увидев особо выдающуюся во всех отношениях грудь какой-нибудь юной ведьмочки в приталенной мантии, - и перекидывались. Или перемигивались, если на отдыхе им попадалась маггла с коротких шортиках, подчеркивающих соблазнительную задницу. Но и только.
Они никогда не забывали, что один из них женат на сестре второго, а второй…Что-то в этом же роде, нет?
- Она была хорошей женой, правда. Она старалась. Готовить научилась. Хуже, чем мама, но уж Джинни не уступала, слово даю! Следила, чтобы я правильно питался. Не пилила больше – помнишь, как нам доставалось в школе?
Гарри кивнул, хотя никак не мог вспомнить Гермиону, «пилящую» его, Гарри. Зато совершенно некстати из глубин его памяти выплыли следы от ногтей на ее лице - когда он чудом остался жив, выхватив таки золотое яйцо под носом у огнедышащего хвостатого чудовища,
А Рон продолжал:
- Сколько она нам с магазином помогала! Нет, конечно, специально она им не занималась. Но придешь домой, начнешь рассказывать о проблемах, она один, второй вопрос задаст – и проблема как на ладони, бери и двигай куда нужно.
Ну, это ты и сам знаешь.
Да, это Гарри знал. Он ведь тоже не раз являлся в этот дом только для того, чтобы выложить очередную задачку, заведшую его в тупик, увидеть карие глаза Гермионы, внимательно смотрящие из-под слегка нахмуренных бровей - и убедиться, что все разрешимо. Только для того?..
- Гарри, как я, как мы… теперь будем без нее?
Может, Рон имел в виду только себя и детей, Или себя, детей и Джорджа с магазином. Гарри не был готов уточнять.
На него обрушилось понимание того, что он сам тоже входит в это «мы».
Что не будет не только таких привычных и необходимых «мозговых штурмов» и не менее необходимых «генеральных инспекций», как они в шутку называли появление Гермионы на его рабочем месте, приводящее хаос его рабочего стола в некое подобие абсолютного порядка. Привычного стандарта семейных праздников последних лет, когда большая компания Уизли –Поттеров разбредалась по интересам и они вдвоем могли усесться перед камином - как в давние годы - и поговорить о том, о чем не успели в Хогвартсе, занятые Волдемортом – тоже не будет.
Потому что рядом не будет женщины, по которой он тоже, оказывается, отчаянно скучал весь этот год – и только сейчас это понял.
Женщины с особенной улыбкой… адресованной только ему...
- Я не знаю, Рон, я не знаю…
Тишина опустилась на разгромленную комнату, на плечи двух мужчин, которые внезапно осиротели.
***
В маленькой светлой комнате на другом конце света - тоже двое. И тоже тишина.
Смешно размахивает ручками грудничок. Девочка (а это девочка) вертится, её чёрные волосы смешно топорщатся на затылке, придавая маленькому личику с тонкими чертами задорное выражение, и понятно, что ни о каком сне не может быть и речи.
Высокая сосна за окном призывно машет пушистой лапой, а тени от нее пустились вскачь по потолку. Взгляд больших глаз замершей малышки перемещается вслед за ними.
Рядом спит женщина. У неё уставшее лицо, у глаз незагоревшими лучиками морщин напоминает о себе возраст, но на губах застыла улыбка.
Улыбка, делающая её намного моложе - так улыбаются в юности, когда жизнь впереди представляется безусловно, безусловно счастливой.
