Глава 1Если оказаться на рассвете на территории Лестрейндж-Холла и встать лицом к древнему замку, то можно услышать, как за спиной приветливо шумят волны, облизывая пенистыми языками деревянные сваи, на которых стоит маленький причал, да стук воды о борта одинокой лодки.
Если обернуться, то можно увидеть, как скрывает собой морской берег невысокий холм, на котором каждую осень расправляют свою разноцветную шаль побеги вереска до самого первого снега. А если продолжить рассматривать Лестрейндж-Холл, то по правую руку будет тихо шуметь ветвями древний лес, в глубине которого стоит охотничий домик пра-пра-пра предков нынешних Лестрейнджей. По левую же руку лес будет немного дальше, а через высокие своды наружной галереи можно будет увидеть стеклянные проемы оранжереи Оливии Лестрейндж, в которой госпожа разводит любимые сорта роз. Если же вы являетесь гостем Рейналфа Лестрейнджа, то вы можете быть приглашены внутрь, в одну из трех библиотек на каждом этаже на беседу, приправленную едва слышным треском поленьев в камине и огненной мягкостью огневиски на кончике языка.
Из окна библиотеки на втором этаже вы сможете увидеть перспективу большого парка, предназначенного для приветственного променада гостей, с широкой центральной дорогой, по которой, по задумке, должны были ехать кареты и экипажи важных гостей. Зеленые изгороди, провожающие гостей, скрывают за собой боковые дорожки, ведущие в разные стороны в глубины парка, которые могут привести вас как в маленький лабиринт, в котором так приятно обниматься юным барышням со своими ухажерами, так и к резным скамейкам, стоящим то в окружении тяжелых розовых кустов, то в тени старых каштанов или дымчатых листиков серебристых ив.
Если вы будете приглашены на завтрак, то в светлой столовой, на стенах которой висит несколько приличных натюрмортов (леди Лестрейндж немного интересуется искусством), вы сможете познакомиться с сыновьями Рейналфа и Оливии, которых зовут Рудольфус и Рабастан. Вы сможете увидеть, как похожие внешне дети непохожи уже через несколько минут. Старший Рудольфус более спокоен и сосредоточен, похожий на Рейналфа, оттого и более близкий отцу, нежели младший – Рабастан, шебутной и громкий, сидящий ближе к матери и кидающий на нее же ожидающие взгляды. Возможно, вам понравится быть гостем в Лестрейндж-Холле и захочется быть приглашенным вновь, возможно вам не понравится явственная уединенность поместья и его обитателей, возможно, вы больше никогда не окажетесь здесь в качестве гостя. Но вы никогда не сможете узнать это место настолько, как это смогли сами Лестрейнджи.
Весна
Прошлый май был холодным. Рабастан почти не помнит прошлый год, да и что может помнить маленький человек, которому еще нет и полутора лет. Диапазон памяти распространяется на лица, которые можно разделить по уровню важности: мама, Руди и домовуха Либби. А, ну еще и папа.
Он не помнит, но видит, и знакомые вещи пока еще отдаются в сознании чем-то приятным, крошечной победой над собственной природой. Он видит, как колышутся деревья, неестественной изогнутые и разноцветные в витраже окна, видит, как ветер гладит побеги вереска на холме, встречаясь со своими ветреными сыновьями, возвращающимися с морских берегов дальних и неведомых стран. Он радуется, когда возвращается Рудольфус, который для него скоро надолго станет вымученным Луди, краснощекий и довольный, перекликая разговоры своим заливистым смехом. Рабастан немножко расстраивается, что не может составить ему компанию на побережье, но мамины руки и ее нежный голос мигом успокаивают. После обеда начнется дождь, поэтому Руди останется дома. Мама будет сидеть у окна, а на ее руках Рабастан будет отчаянно вглядываться в незнакомый ему мир за стеклом, покрытым непрерывным полотном стекающей воды. И хотя он еще не знает, как выглядит морское дно, ему будет казаться, что они где-то там, вместе с Лестрейндж-Холлом, оказались под толщей небесной влаги. Мама напевает тихую колыбельную, пока оба сына не начнут сосредоточенно моргать, а старший еще и будет сдерживать пленительную зевоту. Перед тем как закрыть глаза, Рабастан увидит высокий потолок и услышит жемчужную трель дождя сквозь закрытые окна. Дождь будет долгим.
Через пару-тройку лет Рабастан уже будет бегать по территории поместья наравне с Рудольфусом, который через некоторое время уже перестанет находить свое счастье в бешеных играх под сенью дубов, и будет проводить все больше и больше времени в крыле отцовского кабинета, где Рейналф начнет обучать сына тому, чем должен обладать Наследник рода, которым Рудольфусу повезло родиться. А его младший брат будет в одиночку исследовать парадный парк, выслеживая редких гномов, которые любят селиться в самых тенистых уголках, да рассматривать через зачарованные очки мелких рыбешек на мелководье у пристани под присмотром матери и Либби. Его не сильно расстроит отдаление Рудольфуса, ведь мир в пределах поместья будет казаться настолько большим, что и в одиночку его будет сложно покорить.
Лето
В этом году лето обещает начаться уже в середине мая. Иначе как объяснить самому себе уже набухшие почки молочно белой сирени и жесткие листья лесных ландышей цвета темных изумрудов, что уже поднялись из влажной земли навстречу редким лучикам солнца. Еще не наступил полдень, а соня Рабастан, обычно не вылезающий из постели раньше четверти первого, уже щурится, смотря на побережье.
В этом году благодаря авторитетной просьбе отца, ну и возможно, некоторой финансовой поддержке, он уже дома, а не в Хогвартсе, ведь свадьба Рудольфуса и Беллы Блэк назначена уже на конец недели. Не сказать, что ему хотелось бы присутствовать на этом празднике жизнью, пропахшим ложью и расчетом, в чем младший из Лестрейнджей был уверен на все сто процентов в свои тринадцать, но на этом настояла мама. Перечить с недавних пор ослабленной леди Лестрейндж ее любимчик сын был не в силах, да и не хотел. Из негромкой болтовни домовиков он узнал, что в семье должен был появиться еще один ребенок, и еще не успел понять, сильно ли он расстроен тем, что этого не случилось, да и расстроен ли он вообще. Но это объясняло, почему ненадолго слегла мать, и почему отец был с ним еще более строгим, чем обычно.
Стоя на берегу и ощущая, как босые ноги ласкает по-утреннему ледяная вода, Рабастан думает о том, как несправедлива жизнь. Ему не нравится, что старший брат женится на девушке, которая его не любит, а Рабастан в этом уверен, в том числе и со стороны своего богатого жизненного опыта, несмотря на еще несерьезный возраст. Он вообще считает себя всесторонне развитым и ответственным подростком, однако встречает перед собой абсолютно противоположные характеристики ото всех вокруг. Начало идет конечно же от отца, который, как кажется Рабастану, вообще не испытывает к нему никаких чувств, кроме неприязни. Ревность к Рудольфусу, обуревавшая младшего еще пару лет назад, сошла на нет в ту пору цветения юношеского максимализма, замешанного на фамильном Лестрейнджевском упрямстве, да паре щепоток гордыни. Теперь он уже сам перестал искать контакта с отцом, оставив их со старшим братом дуэт в покое. Единственным человеком, которого он считал своим полностью, осталась мама, но и она все чаще теперь смотрела сквозь него, и во взгляде ее светлых глаз мелькало что-то далекое и грустное. Утешало Рабастана лишь то, что такой мама была со всеми, а значит, никому не доставалось больше ее внимания, чем ему самому.
Стоя достаточно долго у кромки воды, он постепенно начинает прислушиваться, с удовольствием старого ритуала, различая в шуме волн знакомые с детства голоса. Когда он был совсем маленьким, мама часто сидела с ним на берегу, и он помнил, как переливались, смешиваясь, ее мелодичный голос, рассказывающий сказки, с тихим шепотом невиданных существ, что иногда подплывают совсем близко к берегу и таятся в махровых водорослях, рассказывая свои подводные истории. Вот и сейчас, мелодичная песня из незнакомых слов, которые так легко соотнести с мамиными рассказами, а иногда, по великим праздникам, и отцовскими комментариями, ласково касается ушей и легонько – позвоночника, отчего можно почувствовать целую толпу мурашек на конечностях. Пользуясь случаем, пока все еще спят или лениво лежат в постели, наблюдая, как солнечные лучи скользят по оконным стеклам, преломляясь и отбрасывая вспышки света в отражениях, Рабастан с разбегу впрыгивает в воду, ловя ртом воздух от ледяной тяжести соленой воды. Через несколько минут тело привыкает к воде, а вода к Рабастану и он уплывает от берега, замечая, что все неприятные мысли покидают голову. Ложась на спину, покачиваясь на воде, он смотрит, как за холмом виднеются башни Холла и его губы трогает искренняя улыбка.
Осень
Сентябрь правит в Лестрейндж-Холле свой огненный бал, прикосновением рук окрашивая все живое в цвет пожара. Где-то листья деревьев настолько сильны, что не поддаются огню до самого прихода октября, грустного брата сентября, несущего подмышкой свои волшебные кисти. И тогда уже оставшимся островкам зелени больше некуда деваться, только падать в отчаянии на землю, ощутив пару мазков волшебной краски. Медленно следующий за октябрем ноябрь принесет с собой на привязи порывы ветра, которые будут кружить все живое в бешеном танце близкой смерти. И так до самой зимы.
Рабастан успевает застать один из последних дней благородной осени, чарующей своим сухим и теплым объятием, пахнущим пряным глинтвейном. Он сидит на причале, поджав ноги, мыски ботинок все еще пытаются лизнуть волны, выражая так свое холодное приветствие. Раньше по правую руку всегда стоял стакан сока или молока (в зависимости от погоды), теперь – массивная фляжка с янтарным содержимым. Пара глотков нужна лишь для того, чтобы разобрать знакомые с детства сказки, нашептываемые морем, тонущие в хриплом шепоте множества голосов тех, кто уже не поднимется на поверхность и не даст кислорода вымоченным в соли легким. Некоторые голоса можно даже узнать, ведь послужной список Лестрейнджа-младшего еще имеет некоторую структуру, в которой сложно заблудиться.
Эта осень приносит необратимые изменения в Лестрейндж-Холл. Первая осень со дня смерти Рейналфа Лестрейнджа, пережившего свою жену менее, чем на пять лет. Первая осень с того дня, как на предплечье Рабастан расцвела лепестками смерти Темная метка, навеки заклеймив последнего из существующих ныне Лестрейнджей верностью к тому, кто вскоре поведет магическую Британию навстречу переменам. Рабастан замкнул трио молодых Лестрейнджей вскоре после своего девятнадцатилетия, заслужив молчаливое одобрение Рудольфуса и небрежный кивок невестки.
Рабастан не очень понимает, что ждет его впереди, но сейчас, сидя на причале перед морским горизонтом, он может видеть, как впереди неспешно движутся легкие облака, а морской бриз ласково треплет его по волосам. В голове шум волн перебивает едва слышный шепоток морских духов, да флер огневиски нарочито сильно прогоняет из мыслей все зачатки тревог и беспокойств. Ему кажется, что впереди он видит крошечные паруса, и это можно считать удачным знаком. Через несколько недель уже можно будет готовиться к Хеллоуину, а пока ветер просит его посидеть еще немного. Чему Рабастан и не хочет отказывать.
Зима
Он аппарирует, оказываясь по колено в снегу. Вокруг лишь беспросветная белизна сугробов, напоминающая лишь ледяной блеск отполированных костей, отчего с утроенной силой ударяет зимний холод. Он оборачивается назад, боясь обернуться и увидеть то, что постоянно представлял себе в тоскливых кошмарах. Рабастан видит Лестрейндж-Холл совсем вдалеке, оттого он кажется таким маленьким и бесконечно брошенным, словно попавшим в непрерывный цикл одиночества. Радость охватывает сердце, когда он видит, что поместье стоит, в отличие от руин, увитых плющом, которые так часто виделись ему во снах в Азкабане. Но радость эта быстро сходит на нет, уступая место тянущей живот тоске с флажком напоминания, что он не может ступить на родную землю, ведь это значит лишь беду.
Он смотрит, до боли напрягая зрение, на парадный парк Холла, неживой в сумерках, который так и не смог исполнить своего предназначения, ведь все Лестрейнджи предпочитали северный вход, который по плану был всего лишь запасным. А регулярные дорожки с аккуратно подстриженными бересклетами и кустами белого шиповника уже несколько десятилетий служили декорациями лишь для садовых гномов и мелких лесных зверей. Теперь же, насколько он мог разглядеть, дикие травы разрослись настолько, что черными массами темнели на километры вперед, наверняка сумев прорасти даже через дорожные плиты.
Отсюда не слышно моря, да и сложно представить сквозь года, как ревут зимние ветра, запрягая в свои упряжки бешеные волны. В безветренные дни, наверняка, когда море успокаивается, превращаясь в почти ровную гладь, кое-где даже появляется тонкая корочка льда, похожая на прозрачную соленую карамель, которой не хватает деревянной палочки. Но это длится не долго, ведь ветер спит совсем чуть-чуть, а проснувшись, с новыми силами дует на потемневший от времени замок.
Рабастан почти не смотрит на брата, да и это не нужно, ведь он понимает, какие мысли роятся в голове у Рудольфуса. Сейчас они на одной волне, а значит, не нужны ни слова, ни взгляды. Ему лишь бесконечно одиноко сейчас, пускай северный ветер и гладит его по волосам, да старается просунуть ледяные пальцы за воротник теплой мантии, что так любезно пожертвовала для них Нарцисса Малфой.
Он понимает, что пройдет еще много времени, прежде чем они смогут вернуться в дом, принадлежащий им по праву, не озираясь и не ожидая прибытия представителей Аврората. И ростки надежды пытаются взойти в бесплодных недрах души, разорванной азкабанскими стражами, но в глубине души он понимает, что это прощание. А прощание должно быть коротким.
Хлопок аппарации снова разрушает хрупкую тишину, и небо принимается за свою зимнюю работу, делая все необходимое, чтобы поскорее укрыть неглубокие следы новым шелковистым покровом снега. А на утро и вовсе нельзя сказать, будто кто-то нарушал тихое спокойствие природы вот уже пятнадцать лет.
