Глава 1Этот день не задался с самого утра. С того самого часа, как собирающиеся на охоту мой сын Леголас и его друг Линдир заспорили о праве отправиться на нее верхом на моем олене, я пытался воззвать к их здравому смыслу и совести (Это все-таки мой олень!), а олень решил, что сегодня вообще все могут обойтись без него и сбежал во внутренний двор. Как раз в тот момент, когда проветривающий мои парадные одеяния Таурохтар на секундочку оставил их без присмотра. Теперь половина моего гардероба выглядит, как наряды тех скудно одетых девиц, что шли во главе лориенской процессии, когда в Эрин Ласгален последний раз на «погостить» приезжал Келеборн. Он тогда приехал без супруги, что было первым положительным обстоятельством, а вторым положительным обстоятельством было внезапно проснувшееся желание Леголаса исполнить свой долг наследника лесного короля — помочь развести гостей (точнее, гостий) по отведенным им комнатам.
Разумеется, вернувшегося Таурохтара ждало мое ярко выраженное королевское недовольство (за исключением перелома нескольких незначительных костей, все обошлось благополучно), после чего я выразил свое «пфэ» оленю. Олень, не задумываясь, собрал все свои возражения в свое «пфу». И я в очередной раз подумал, что мне подсунули нечистокровную особь. Судя по рогам, в прадедушках у моего ездового животного числится, как минимум, один лось. А судя по манере выражать свое недовольство… Нет, без верблюда здесь точно не обошлось.
Предоставив Леголасу с Линдиром разбираться с нерадивым слугой, оленем и испорченными одеяниями, объявил, что у меня хандра, депрессия и чувство глубокого недовольства окружающим миром, схватил с буфета первую попавшуюся бутылку и ушел к себе поднимать настроение. Сначала обнаружилось, что бутылка оказалась с клюквенным морсом, затем, что этот жуткий день, скорее всего, худший в моей жизни, начался не так уж и плохо.
Когда настрой от глубокого уныния поднялся до терпимой тоски, в дверь моих покоев настойчиво затарабанил Элеммакил, оповестивший, что в королевском винограднике, где произрастают самые элитные сорта, развелись плодожорки, а в северной части леса при последней зачистке пропустили детеныша паука. Теперь этот паук, оказавшийся паучихой, выросла и решила размножаться. И сейчас одна опутала полтора гектара своей паутиной, готовя родильное гнездо. А вторых главный виноградарь решил спешно переориентировать со свежего винограда на утильсырье. В результате северный путь перекрыт пребывающей в послеродовой депрессии членистоногой, развешивающей фестоны своей паутины быстрее, чем их успевают снимать. А на юге около виноградника бушуют пьяные плодожорки, и страшно даже представить, что начнется, когда у них наступит похмелье.
Расположение духа снова ухнуло вниз пунктов где-то на двадцать. Пришлось пораскинуть мозгами, какое деяние доставит мне большее удовольствие: отчитать еще одного недобросовестного слугу, отвечающего за своевременную обработку посадок от вредителей, или пропесочить любимого отпрыска, отвечающего за антипаучиную кампанию. Не к месту вспомнилась разгневанная жена, объясняющая мою некомпетентность в деле воспитания потомков… Короче, приказ Леголасу о повторной и срочной зачистке северного направления я передал с Элеммакилом, а вот Анориона пожелал видеть лично.
На мой вопрос, как он додумался накормить плодожорок забродившим виноградом, Анорион ответил:
— Я рассчитывал таким образом решить проблему утилизации бракованного сырья и жмыха. Я не думал, что плодожорки захмелеют и уж тем более не предполагал, что они пойдут беспределить за территорию виноградника.
Запустив в виноградаря лекциями Лихолесской Сельскохозяйственной Академии за третий курс, дал ему сутки на подготовку, после чего велел пересдать «Защиту сельскохозяйственных культур от вредителей и болезней» и представить проект по ликвидации плодожорок-алкоголиков и реконструкции виноградника и привиноградниковой территории. Экзамен по «Защите» принимать буду лично.
Прежде чем скрыться в своих покоях с очередной бутылкой, проверил ее содержимое. Лориенское розовое. Оставшееся с прошлого визита Келеборна. Вспомнил третье положительное обстоятельство его посещения. Подойдя к покоям, увидел, что дверь в них слегка приоткрыта и изнутри доносятся подозрительные шорохи и тихое немелодичное бормотание. Осторожно заглянул внутрь и заметил кого-то, увлеченно шарившего в нижнем ящике комода. Вспомнив, что у меня там лежит, возмутился до глубины души, влетел в помещение, подскочил к злоумышленнику и, от души размахнувшись, огрел его по голове зажатой в руке бутылкой.
— Уй, ё… — вот, собственно, и все из цензурного, что сказал посягнувший на мое нижнее белье воришка, при ближайшем рассмотрении оказавшийся Линдиром, осевшим на пол и схватившимся за голову. — Ну и рука у вас, ваше величество! Теперь у меня будет сотрясение…
— Сотрясение у тебя было бы, если бы были мозги, — ответил я, вспоминая, что это была последняя бутылка лориенского розового во всем Лихолесье. — И я не стану извиняться! А вот ты мне объясни, что тебе среди моих вещей понадобилось?
— Моя походная туника, — сказал Линдир. — Она лежит здесь.
— Ага, — кивнул я. — А я — пожилая хоббитянка, специализирующаяся на вязании носков.
Но тут Линдир, действительно, достал из ящика свою тунику, которую, как оказалось, по ошибке запихнули в него прачки, разносившие чистые вещи. Я почувствовал некоторую неловкость, усиливавшуюся по мере того, как я понимал, что не только лишился последней бутылки хорошего вина, но и на некоторое время вывел из строя Линдира, а это значит, что разбираться с пауками Леголас поедет с Тауриэль. По многим причинам это нежелательно. Но ничего не поделаешь. Пришлось смириться и надеяться, что во время разборок сынуле будет не до мезальянсных амуров.
На этом этапе в череде не самых приятных событий наступило некоторое затишье, я даже подумал, что, хвала Эру, все закончилось, и можно спокойно подумать об Эсгароте, его бургомистре и возможности впарить ему под видом палисандра три кубометра сосны, но тут вернулся сыночек. Да не один, а с компанией. Тринадцать гномов. Я не суеверный, но лучше бы он во дворец паучиху приволок.
Поначалу хотел переодеться, чтобы предстать перед пленными гномами во всем своем великолепии. Не к месту вспомнил то, что от «великолепия» оставил сын-верблюда-внук-лося-мой-олень. Решив, что нечего выпендриваться перед какими-то коротышками, отправился в тронный зал прямо, как был. В домашнем.
— Вы их хоть обыскали? — спросил у своих, даже не удостоив чертову дюжину взглядом.
Вопрос был риторическим. Для меня. Потому что ответ подразумевался. Оказалось, для других он был вполне актуальным. Предводительствуемые Леголасом эльфы не то, что карманы обшмонать, даже вещмешки у пленников не отобрали. Началась движуха под названием «А ну-ка отними!». Большинство гномов легко расставалось с личными вещами. Они ожидали обыска с самого начала, хоть и все равно расстроены, а потому громко вздыхают. Но некоторые, личные вещи которых подозрительно смахивают на эльфийское оружие, пытаются оказывать сопротивление. В частности, один самый крупный подбил второго, лицо у него какое-то знакомое, сыграть своим рюкзаком в «Вышибалу». Несколько раз они поперекидывали рюкзак друг другу, после чего прицельно запустили им в Тауриэль. Та пригнулась, и вещмешок сшиб с ног одного из гномских сородичей. Ха! Знай наших! Один — ноль в пользу эльфов!
Следующим этапом была попытка допроса пленных. Но на все вопросы гномы издавали только нечленораздельные звуки (Ах, да! Это же их родной язык, который я уже начал забывать. Не то, чтобы я умел разговаривать по-гномски… А! Проехали). Кажется, это был сокращенный эквивалент фразы «почему бы вам не отправиться в небольшое человеческое поселение, чтобы лишить свободы передвижения некоторое количество представителей семейства чешуекрылых».
Властным движением руки отправил всех в темницу. Гномов — сидеть. Эльфов — их охранять. Хотя в последнем необходимости не было. Эльфийская тюрьма — это вам не орочья каталажка. Без моего личного разрешения оттуда никому не выбраться. Однако, послонявшись немного без дела, понял, что душа все еще желает кого-нибудь оскорбительно унизить или унизительно оскорбить в отместку за все сегодняшние неудачи. Очень кстати вспомнил, почему лицо того гнома показалось мне знакомым. Это же Торин, сын Траина, внук Трора. Часть проигнорированных гномами вопросов получила ответ. Теперь мне было ясно, куда и зачем они идут: в Эребор, дать трынды дракону Смаугу и отобрать назад то, что некогда он отобрал у них. Прежде всего… Моргот! Стоп… Я же знал… Что-то типа «попкорн»… Или нет… «Пистон»? «Вантон»? А! Аркенстон! Вспомнил! А еще вспомнил об утраченных облачениях. Снова. На этот раз мысль перескочила на то, сколько будет стоит обновить гардеробчик. Торина для приватной беседы все же распорядился позвать. Но с унижениями и оскорблениями подождем. Предложим гному сделку.
Поскольку я все-таки государственный деятель, пока ждал Торина, попытался просчитать, с чего начать разговор, чтобы достичь нужного результата. Тут прямое требование не сработает. Тут придется действовать тоньше. Да, внешняя политика — дело сложное. Другое дело — внутренняя. Вызываешь эльфа-слугу, озвучиваешь ему свои «хотелки», включаешь счетчик. Некоторое время выбирал между светским разговором и дружеской беседой. Представил, как неотесанное гномское отродье на тактичный вопрос «Как вы находите Лихолесье?» отвечает что-то вроде «По карте», если вообще отвечает. Решил, что продемонстрировать толерантность и либерализм будет выгоднее. Придется вместо попыток возвысить собеседника до моего уровня постараться опуститься до его.
— Побазарим, как король с королем? — эльфийские фразы в гномской стилистике коробили утонченный эльфийский слух, но что ни сделаешь ради взаимовыгодного сотрудничества. — Тебе нужны воины, чтобы вернуть свой дом, а я хочу самоцветы, что белее света звезд. Не дадим друг другу умереть от тоски по несбывшимся мечтаниям? Ну, что, патлатый?
— На себя посмотри, лохматый! — Торин явно не сразу уловил суть моего предложения. — Да еще и крашеный! — но потом до него дошло. Только немного не так, как я рассчитывал. — Мы к тебе уже приходили за помощью, и чем ты к нам повернулся? Своей тощей эльфийской задницей! Самоцветы ему… Да я булыжника придорожного тебе не дам! Да я скорее со Смаугом поделюсь!
— Ага, иди, поделись! — не знаю, на что я больше обиделся: на крашеного или тощего. — А я, между прочим, предупреждал твоего деда! Я говорил ему «Какой-нибудь дракон разрушит вашу гору!», — и я, действительно это говорил, правда, перед этим прибавил «надеюсь», но Торину об этом знать не обязательно. — Ты такой же, как и он! Жадный грубый хам! К тому же некрасивый и без чувства стиля!
— Ничего тяжелее лука в руках не державший бесхозяйственный эстетствующий мастер дуть в уши! — не остался в долгу Торин и прибавил что-то на гномском.
Я не стал разбираться, что. Просто отправил его обратно в темницу. И вот теперь думаю, может, достаточно было просто сказать Торину вслед «Оставайся здесь, пока не сгниешь! Сотня лет — всего лишь мгновение в жизни эльфа. Я терпелив. Я подожду» и не стоило показывать гному язык, когда, выходя, он обернулся?
Решил, что на сегодня, наверное, уже точно все. Хуже быть не может. Убедился, что лориенское розовое, действительно, закончилось. Перешел на ривенделльское белое. Узнал, что драгоценный отпрыск переключился на него чуть раньше, потому его тоже нет. Делать нечего, отправился в погреб за лихолесским красным.
Нет! Это уже ни в какие ворота не лезет! Полный дворец слуг, а о том, что пленники сбежали, не они мне сообщают, а я им! И хрен бы с тем, что эти гадские рудокопы сперли с крючка ключи, но почему их четырнадцать? Куда смотрела стража своим эльфийским зрением? И что творят гномы? Вместо того, чтобы тихо по камерам сидеть, громко матерятся и в бочки пакуются. Мои бочки! Интересно, если я пошлю вперед отряд эльфов, они успеют договориться с эсгаротским бургомистром о поставке четырнадцати бочек с… чем? Еще минута, и я бы все придумал, но в мои планы опять вмешался Торин. Отправив в свободное плаванье своих спутников, он нагло рассмеялся мне в лицо и крикнул:
— Кто последний — тот дурак! — после чего сиганул в бочку и нырнул в реку.
О том, кому и какой разнос я устроил на этот раз, писать не буду. Боюсь опять разнервничаюсь. И никаких запасов лихолесского красного не хватит, чтобы привести меня в чувство.
Сейчас вечер. Самое время попробовать поискать в этом жутком дне что-то хорошее… Вот оно: когда я спустился в погреб и застукал там убегающих гномов, пустых бочек там больше не было, а, значит, тем последним, который дурак, был Торин. Ну, хоть что-то…
