Воспоминания тянут обратно

Никто посреди ночи даже не заметит человека, держащегося в тени. И даже если бы и заметили, то ничего не сказали. Его аура отталкивала любопытных и веяла жестокостью; плащ развевался за спиной; походка была уверенной и твёрдой; сапоги бесшумно соприкасались с землёй. Хмурый взгляд, казалось, навсегда застыл на его лице. Воздух вокруг него был ледяным — таким же ледяным, как и его сердце.

Никто, входя на кладбище, не хочет, чтобы его беспокоили.

Территория была заросшей, выглядела уныло, даже для такого места, которое в принципе не предназначалось для чего-то праздного. Густой туман льнул к земле, такой же холодный, как и этот тёмный маг. Деревья свисали, как будто их ветви повалило под натиском отчаяния. Их голые ветки переплетались меж собой, преграждая и без того узкую тропинку, петляющую между могилами. Человек «с приветом» мог бы задуматься: а может, таким образом деревья защищают эти потерянные жизни, похороненные глубоко под землёй? Но эти самые люди предпочли бы и вовсе здесь не появляться.

Мужчина взмахнул рукой, и ветки перед ним раздвинулись, потянувшись вверх, пока не образовали арку над срытым под землёй сборищем могил. Их надгробия уже давно заросли, покрылись мхом, слизью и временем. И пусть сами плиты были не такими уж и старыми, как остальные, буквы, которые на них вырезали наспех, уже затерялись на камнях. Вот видна буква «Г», а через небольшой промежуток «П». Череда фамилий, начинающихся на «У». И ещё, что-то похожее на «МакГ».

Он задержался у последней могилы. Ветер развевал его длинную чёрную мантию, сливая её с ветвями деревьев. Выражение его лица не изменилось ни на йоту, но плач ветра, казалось, кричал о его внутренних переживаниях. Губы беззвучно шевельнулись, и из земли показался чертополох, который в одно мгновение рванул вверх. На нём распустилось несколько больших пурпурного цвета цветков, которые добавляли красок в такое мрачное место, как кладбище. Шипы в этот раз выросли слишком уж объёмными и острыми. Предупреждение. Или надежда. Слегка кивнув и поклонившись надгробному камню, наполовину скрытому под зарослями чертополоха, волшебник двинулся дальше.

Следующая могила располагалась чуть дальше от остальных. Её поверхность выцвела почти что полностью: только первая буква «Г» и наполовину различаемая «Р» в конце сохранились под натиском времени и стихийных бедствий. Никаких других повреждений, вид вполне опрятный. Выжженные участки заполоняли почти весь камень, сама могила была покрыта мхом.

Он уселся на покрытую мхом могилу и прислонился спиной к надгробию. Его рука мягко коснулась растения, не сдирая его с камня. Ощущение мягкости под пальцами дарила некоторое утешение.

Да, возможно, многие упрекнули бы его в кощунстве и неуважении по отношению к покойному человеку — сидеть вот так на его могиле, — но мужчину это едва волновало. Недалёкие люди. Они бы не поняли, даже если б постарались. Они не смогут понять, как он вот так откупорил бутылку вина, прислонившись к надгробию, сделал из неё глоток и тяжело вздохнул. Они не поймут, почему он сейчас поднял тост и за другие близлежащие могилы, почему его глаза задержались на одном из непримечательных камней с частично выцветшим именем, которое начиналось с «Нимфа», и рядом стоящем — надгробию её мужа-оборотня. И они точно не поймут, почему сейчас он шёпотом разговаривал сам с собой. Они расслышат слово «ура», сорвавшееся с губ, но не поймут в нём скрытой иронии. До них не донесётся его судорожных вздох.

Они не увидят сияние бриллианта, когда он снимет спрятанное золотое кольцо с цепочки, которое носил над сердцем, и положит на мох подле себя. Они не увидят вмятины, куда он множество раз его клал. Они не услышат его слова: «Я хочу…» и молчание. Они заметят бледно-голубое облако, которое опустилось позади мужчины, но подумают, что им только показалось. Возможно, от них не скроется его лёгкий наклон головы к облачку, его трепет ресниц и сбивчивое дыхание. Возможно.

Но нет, если кто-то что-то да увидел, то только тёмную фигуру, поднимающуюся с земли и удаляющуюся прочь уверенным, быстрым шагом. Не испытывая никакого страха. Никто из тех, кто его заметил, не почувствовал, как сдавило его грудь. Не увидел стиснутые в кулаки руки, сжатую челюсть, вновь надетую маску на лицо.

В конце концов, не мог ведь Северус Снейп — правая рука Тёмного Лорда, почитаемый многими, внушающий страх и ужас, — испытывать боль от смерти грязнокровки и предателей крови?