Дождь смывает следы Амортензии

Словно загнанный зверь я бежал из моего личного ада. Я жил с нелюбимой, нет не так, с ненавидимой мной женщиной, которую боготворил. Что со мной? Почему будто два разных человека борются внутри меня. Я схожу с ума...

Однажды девушка, которая жила на окраине деревни подошла ко мне, когда я ехал верхом. Люди в деревне плохо отзывались об этой семье. Гонты жили в маленькой лачуге, а строили из себя королей, по крайней мере так говорил отец, а у меня не было причин не доверять его словам. Но девушка кажется безобидной. Бедняжке не повезло с родственниками и, чего греха таить, со внешностью, но это не делает её плохим человеком. Девушка выглядела немного странно, но аккуратно, поэтому когда она угостила меня выпечкой, у меня не возникло желания обидеть её отказом.

Я слез с коня и прошёл в дом. Да уж, назвать это место милым не повернулся бы язык даже у слепого. Свет еле освещал маленький домик и давал разглядеть его убогое убранство. Здесь дышащие на ладан стулья соседствовали с серебряной посудой с змеиной символикой, явно сделанной на заказ. Должно быть семья когда-то была очень богатой и, может быть, принадлежала к разорившимся аристократам. Интерьер давно уже не поражал изысканностью, но пафос в этой семье въелся в самые кости её представителей хуже, чем ржавчина в металлический кран их кухни.

Меропа, однако, выглядела покорной. Она налила мне чаю в серебряную кружку с ручкой выполненной в виде извивающейся змейки и предложила кусочек лимонного пирога с меренгой, который был моим любимым угощением. Я, вообще-то, не слишком жаловал сладкое, но перед этим пирогом никогда не мог устоять. Интересно, а она знала об этом или это просто совпадение? Пирог, к слову, оказался божественным, даже моя мать не печёт лучше, а это о многом говорит. Я отхлебнул чай, который пах грубой кожей и воздухом после дождя, надо спросить что это за чай. Меропа сидела напротив и я поднял на неё глаза. Как же я раньше не замечал какая она красивая, самая красивая девушка на свете?! Почему она до сих пор не замужем? Я должен завоевать её сердце пока злой рок не отнял её у меня. Я всё смотрел в её глаза, таких глаз я никогда раньше не видел, раскосые глаза придавали лицу Меропы неземное очарование, а жесткие скулы подчеркивали тонкость её аристократических черт. Тонкие губы, которых никогда ещё не касались требовательные губы соперника. Только моя, ты только моя.

Уезжая, я уже мечтал о новой встрече. Я специально выбирал маршрут, проходящий мимо её дома для ежедневной прогулки, а она каждый раз угощала меня чаем, который так восхитительно пах. Она согласилась стать моей женой не раздумывая не секунды. Моя любовь взаимна, так легко мне не было ещё никогда. После долгих уговоров, со словами “ты сошёл с ума, Том”, отец всё же согласился на брак. Отец и брат моей суженной в тюрьме, но это даже к лучшему, не нужно тратить силы на то, чтобы убедить обедневших аристократов.

Свадьба была простой, отец все ещё считал, что я совершаю ошибку, а мать была на этот раз на его стороне. Они сказали, что дают нашему браку пару месяцев. Это жестоко! Но мы с Меропой счастливы, и они не смогут этого изменить. Мои друзья не пришли на свадьбу, сослались на занятость, а у Меропы друзей нет, поэтому нас просто обвенчал местный священник. Он жалостливо на меня смотрел, а я не понимал зачем меня жалеть, я ведь самый счастливый мужчина на этой планете. Меропа стала моей женой, мой ангел теперь только мой до скончания веков.

Через пару месяцев (да, мы уже продержались дольше, чем предполагали родители) моя любимая сказала, что беременна. Моему счастью не было предела, ведь теперь в нашей уютной лачуге появится ещё один Риддл. Я так горжусь, что стану отцом. Мы с Меропой станем потрясающими родителями, лучше, чем те люди, которые будут бабушкой и дедушкой малыша. Может быть мой отец всё-таки признает внука или внучку.

Я сказал Меропе, что сообщу родителям эту восхитительную новость, и отправился верхом к дому на холме, даже не попив чаю. Старый садовник встретил меня приветливо и сказал, что родители отдыхают в глубине сада. Мать как раз наливала чай в простые чашки, совсем непохожие на сервиз у нас дома. Она пригласила присоединиться к ним за чашкой и уже пошла было за чашкой, когда я не выдержал и поделился новостью о скором появлении их внука или внучки. Лица родителей как-то сразу потемнели как будто я поведал страшную тайну, посвящение в которую грозит неминуемой гибелью. Мать всё-таки сходила за чашкой и налила мне чаю. Сначала мы сидели молча. Чай не издавал того аромата, к которому я привык в доме моей любимой жены, чай матери пах всего лишь бергамотом. Начало накрапывать и мы с родителями переместились в столовую. По прежнему ни звука не слетело с губ родителей, а в мою душу с первыми крупными каплями по оконному стеклу стали закрадываться тревога и сомнения. Может, я сделал что-то не так? Почему мою душу словно разделили надвое? Одна часть молила быстрее вернуться к Меропе, которая наверняка ждала меня со свежей выпечкой и таким ароматным чаем, и вторая, которая почему-то жаждала остаться с родителями и больше никогда не видеть жену и ещё не родившегося ребёнка, который вызывал у этой части меня только отвращение. И вторая часть почему-то становилась сильнее к каждой каплей дождя, стекающей по стеклу окон в столовой. У матери из глаз полились слезы, а я возненавидел за это свою беременную жену. Ну почему меня словно разрывает на части? Я должен взять себя в руки.

Уже стемнело когда наконец закончился дождь, а я отправился домой, утопая в грязи расквасившейся дороги. Меропа ждала меня с каким-то странным выражением лица. Она больше не казалась мне неземной, может это дождь виноват, и завтра моя жена снова станет для меня целой Вселенной. Меропа налила мне чай, и он почему-то пах чабрецом, ненавижу чабрец. Что стало со мной? Это всё дождь…

Мой ангел сказала, что она - волшебница, и что она поила меня любовным снадобьем всё это время. Амортензия, она сказала, так называется это зелье. Красивое название, Амортензия, но какой ужасный гнев во мне оно вызывает. Липкое чувство беспомощности против жидких любовных чар, которое скользило по телу, пробирая до костей, сдавило моё горло. Ребёнок, её ребёнок, я не хотел его видеть...никогда. Как был, я выскочил во двор, чтобы не видеть больше её лицо, которое теперь казалось зловещим. А на улице снова шёл дождь, смывая следы Амортензии с моей души.